412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Нина Блазон » Поцелуй русалки (ЛП) » Текст книги (страница 13)
Поцелуй русалки (ЛП)
  • Текст добавлен: 26 июня 2025, 04:49

Текст книги "Поцелуй русалки (ЛП)"


Автор книги: Нина Блазон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Глава 10
ТРЕТЬЕ ИСПЫТАНИЕ

Много дней пролежал он в лихорадке. Рана, нанесенная пистолетом Дережева, и другие травмы, полученные в результате побоев, воспалились. После того, как он нашел Ивана, они вместе привели в порядок мастерскую. Иоганн вспомнил о длинной ночи, во время которой явь от него ускользнула, и об утреннем плавании по мертвой, пустой Неве. Следующим ощущением оказалась уверенность, что он страстно ненавидел Томаса Розентроста, так как врач многократно усиливал боль, очищая его раны. Аптеку и прилегающую к ней часть дома, где обычно хранились припасы, превратили в лазарет. Было множество раненых, которых посекло обломками или вывернутыми с корнями деревьями, на которых они искали убежища.

Попадались и люди с огнестрельными ранениями. Когда солнце косо падало в окно, Иоганн мог наблюдать, как солнечный луч играет на сосудах с монстрами.

Из главного помещения до него доносились разговоры. Однажды он решил, что различил властный, оглушительный голос царя, которому Томас Розентрост резко, но вежливо отвечал. Он слышал громкие расспросы и вопросы шепотом, а однажды, в лихорадке, даже узнал голос Марфы. Улыбаясь, он потянулся к руке, гладившей его по лбу. Во время болезни ему снились странные сны. Он видел себя в синем мундире гренадера, плывущим куда-то под верхним слоем воды. Солнечный свет разлетался над ним, сердце его не билось, чтобы сэкономить затрудненное дыхание. Он чувствовал себя счастливым, но одновременно ощущал боль внезапной потери. Русалка баюкала его в руках, пока он не заснул.

Голос Томаса Розентроста вернул его на землю:

– Они нашли письма!

Иоганн, все еще находившийся под водой, открыл глаза. В комнате колыхалось лицо Розентроста.

– Письма? – спросил он.

Врач кивнул. В великолепно завитом парике, но с посеревшим лицом он выглядел, будто не спал несколько ночей.

– Письма, которыми обменивались Карпаков и Дережев. Дережев в этой истории, очевидно, чувствовал себя в полной безопасности, что даже не счел нужным, их уничтожить. И мнимые родственники Наташи Негловны вдруг вспомнили, что с ними за показания против семьи Брем должны были по-царски расплатиться.

– Это значит, дядя Михаэль…

– Вольный, как рыба, – произнес Розентрост, не обратив внимания, что Иоганн при его словах вздрогнул. – Вчера они вернулись домой.

Он сделал паузу и добавил:

– Мне жалко, что твой друг утонул.

Иоганн нахмурил лоб, судорожно силясь вспомнить, кого мог иметь в виду Розентрост, пока до него не дошло, что о Елене знали только он и Марфа.

– Да, – ответил он. – Что… произошло с Дережевым? А с Карпаковым?

– Дережев? Ну, он убил юродивого. Человек мог бы достичь много в царской империи, но вместо этого его убил один из гренадеров. Официально, он попал под случайный выстрел. Его тело вытащили из воды возле крепости Кронштадт. А Карпаков в темнице.

Иоганн вздрогнул, подумав о безумном старике, и сжалился над ним.

– Как бы то ни было, – сказал Розентрост, – Ты в безопасности, твои тоже. За это ты должен благодарить небо.

Иоганн был все еще не удовлетворен.

– Что с русалками? Что царь сказал по этому поводу?

Розентрост втянул воздух сквозь зубы и посмотрел мимо него в окно.

– Ты должен был их видеть, Томас, – напирал на него Иоганн. – Они были там! Люди стояли на крепостных валах и смотрели на Неву. Даже сам царь должен был увидеть русалок.

– Ну, – медленно произнес доктор, – я не должен говорить то, что скажу. И тебе придется об этом сразу забыть.

Он склонился, чтобы никто в соседней комнате не мог понять его слова. В дневном свете его строгое лицо казалось вырезанным из кедрового дерева. Но неверующий Томас усмехнулся.

– О русалках больше никто не говорит. И менее всего царь. Ходят слухи, что группа заговорщиков слишком много взяла на себя. А наводнение помешало их планам. Свидетели признались, что были подкуплены Карпаковым. Это версия, которую ты должен запомнить. Тем не менее, если ты думаешь и веришь, что видел русалок, это твое дело, – он подмигнул Иоганну. – Может быть, даже я что-то видел при наводнении. Возможно, я несколько ночей не мог спать, и чувствовал, что мой старый ум встает на дыбы, как норовистый конь. Он отказывался признать разум в качестве своего Бога. Может быть, даже царь видел русалок, но дело не в этом. Петр не будет раздувать скандал, я думаю. Всегда помни: царь – это обоюдоострый меч. И самый надежный способ избежать смерти – научиться им пользоваться.

Иоганн сглотнул, слова застряли у него в горле. Конечно, он будет хранить молчание. И он бы здесь навсегда не остался. Но когда ему придется покинуть Санкт-Петербург, однажды это произойдет, то только на палубе собственного корабля.


***

Дядя Михаэль был бледен, но его лицо покраснело от радости, когда Иоганн живой и невредимый вошел в горницу. Их дом пострадал от наводнения. До сих пор еще сушились одеяла и намокшая кожа. Увидев входящего Иоганна, Иван не подал и виду, лишь коротко кивнул ему и снова согнулся над, затвердевшим от воды, кожаным фартуком, пробуя натереть его седельным жиром для мягкости.

Иоганну бросилось в глаза, что жизнь продолжалась. Каждый вновь принимался за свою работу. Подкопщики выроют новые каналы, на сей раз гораздо глубже, чтобы при следующем половодье сдержать в узде подъем воды. Съедутся новые работники из царской империи, новые жители – из городов. Чертыхаясь, они приобретут дома, которые царь приказал им здесь построить, и однажды скажут, что этот город не так уж и плох.

– Томас настоящий волшебник! – воскликнула Марфа и обняла Иоганна. – Еще несколько дней назад ты лежал на носилках и выглядел, как обреченный на смерть. Ты помнишь, что я тебя навещала?

Иоганн кивнул и прижал тетю к себе.

– Да, – пробормотал он. – Спасибо тебе, Марфа!

Смущаясь, она высвободилась, и он увидел, как она покраснела.

– Нам это дорого обошлось, – произнесла она тихо. В своей давнишней резкой манере Марфа обернулась и потянулась за деревянной миской, чтобы приготовить ему горячую кашу.

На мгновение его переполнило счастье. Такое чувство появлялось лишь при возвращении домой после долгих лет лишений. И Иоганн позволил себе насладиться этим благостным ощущением. Дядя Михаэль практически не произнес ни слова. Вместо этого он написал письмо красивым почерком и предоставил его Иоганну. Оно значило гораздо больше, чем слова. Иоганн смущался, читая строчку за строчкой. В нем излагалось то, чего дядя Михаэль никогда бы ему не сказал – расписание времени его ученичества, трактат о его умениях и сильных сторонах, и благодарность учителя за хорошую работу.

– Ты отстраняешь меня от работы, – констатировал Иоганн.

Михаэль кивнул:

– Это не свидетельство о присвоении тебе звания подмастерья, так как до экзамена не хватает еще двух годов ученичества. Но если ты хочешь, можешь начинать работать на верфи. Это твой путь, Иоганн. Но также, всегда добро пожаловать к нам, – с этими словами он встал и погнал помощников, с напряжением наблюдавших за этой сценой, в мастерскую.

Иван собрал кожи, также встал и, не оглядываясь, последовал за ними. Иоганн улыбнулся.

Он уже знал, что Марфу и Михаэля взяли под стражу и разделили. Тетя прерывающимся голосом поведала ему о пережитых ужасах. После ее рассказа сложились последние части головоломки.

Позднее Марфа зажгла свечу и присела к Иоганну за стол. Она вынула ценные хрустальные чашечки и налила Иоганну красного вина, которое он никогда раньше не пробовал. Молча выпили за здоровье. На улице похолодало, вскоре конец лета сменится первыми осенними штормами. Наступят зимние ночи, непроглядные, как замороженные чернила. Самое время вернуться в стан существ Томаса Розентроста.

Иоганн уставился на ящик, который Марфа водрузила на стол. Дерево оказалось перекошенным и раскисшим. Ему стоило немало сил, чтобы открыть крышку. Она поднялась неохотно и с жалобным скрипом. Настроение упало при виде того, что он и ожидал увидеть, но все равно было жалко и грустно. Его жизнь связана с кучей грязных, пожелтевших и намокших бумаг. Затхлый запах ударил в нос. Расплывшиеся чернила образовали причудливый узор и шлиры – письмо его утонувшего брата Симона соединило его с дядей Михаэлем. Осторожно отделял он слой от слоя, все больше осознавая, что его старая жизнь закончилась. Показалось размытое изображение сундука Карпакова, и в самом низу, ставший неузнаваемым портрет Кристины.

– Ты должен ей написать, – заметила Марфа. – Даже если она тебя не любила, она имеет право на завершение отношений.

Он кивнул. Тоска по Елене снова сдавила ему горло. Как хорошо чувствовать руку Марфы на своем плече.

– Ты правильно поступил, – произнесла она к его удивлению. – Иногда нужно отпустить человека, чтобы потом его поймать.

Задыхаясь, он добрался до ивы. Горячка обессилила его, пройдет еще несколько дней, пока силы восстановятся. Каким-то чудом ива находилась на своем месте. Кривым корнем она упорно цеплялась за землю. Иоганн разочаровался, не найдя новых знаков на стволе, но голос разума прошептал ему, что лодку Елены, наверняка, поглотило наводнение. Мысль, что Елена могла покинуть дельту Невы, сдвинула его с места. Нет, пока жива Катька, Елена никуда не уйдет. Долго он наблюдал за противоположным берегом, потом решился сделать следующий шаг. Иван сдержал слово – чуть подальше на берегу лежала маленькая лодка. Особо внушающей доверие она, однако, не выглядела. Весла заскрипели. Руки Иоганна еще не набрали былую силу, так что лодка быстро сошла с курса. Доски и инструменты неоднократно соскальзывали. Он еще не придумал, как справиться с ее лачугой, все зависело от того, найдет ли он ее вообще. В мешке уложены склянки с мазями и травами, которыми с подробными инструкциями снабдил Томас Розентрост, помимо них лежал и котелок, в котором можно сварить суп. Пот лил у Иоганна по лбу, когда он, наконец, добрался до северной стороны. В этом месте он наполовину вытащил лодку на берег и крепко привязал. Путь оказался гораздо длиннее, чем он помнил. Его мешок был тяжелый, как чугун. После наводнения повсюду валялись обломки. Постепенно дорога пошла немного в гору. В поле зрения попали кустики и первые деревья, цеплявшиеся за торфяную почву. Когда вдали показался приземистый домишко, ему пришлось ненадолго остановиться и отдышаться. Он совсем бы не удивился, если бы избушка на самом деле имела куриные ножки и от его вида удалилась бы большими прыжками. Иоганн понял, что волнуется гораздо больше, чем когда-либо в своей жизни. Не раз в чулане Карпакова он чувствовал себя в панике. Возможно поэтому, он и не заметил движения рядом с ним. Он обернулся и в тоже мгновение обратил внимание, что рефлекторно сжал кулаки.

Елена с сомнением смотрела на него. Он тщетно искал улыбку, но она стояла неприступная и выжидательная, какой он ее помнил. Ну, ничего другого он и не ожидал. На ее плече он обнаружил зажившую рану в том месте, где Карпаков ее ударил ножом.

– Я… у меня есть мазь, – начал он и показал на склянку. – Ее дал мне Томас Розентрост.

Брови Елены озадаченно полезли вверх.

– Ты пришел сюда, чтобы принести мне мазь?

Он плотно сжал губы, обдумывая ответ. Его нерешительность, казалось, изумила ее. К своей радости он заметил, что в ее позе появился намек на неуверенность. Чувствовалось, как у нее колотилось сердце.

– Нет, – произнес он твердым голосом. – Не только, я имею в виду.

Он опустил свою поклажу и собрался с духом. Его руки казались нервными птицами, которых он едва мог удержать, но, по крайней мере, в этот раз ему пришли в голову правильные слова.

– Ты, Елена, отвергла меня дважды. Но в каждой сказке у главного героя есть три попытки.

Наконец, на ее лице промелькнула веселая улыбка.

– А герой – это ты? – насмешливо поинтересовалась она.

Надежда, что все могло стать как раньше, когда они были друзьями, заставила его вздрогнуть.

– В первый раз ты меня отвергла, – продолжил он. – Хорошо, это была моя ошибка, я повел себя нагло и тебя поцеловал. За эту первую попытку я извиняюсь. Во второй раз ты отказалась от моего корабля, это смело, учитывая то, что ты единственный человек, которому я сделал такое предложение. Ну, хорошо. Елена Прекрасная привередлива. В третий раз я начну не с поцелуя и корабля, а с избушки Бабы Яги.

Взгляд Елены вернулся к его свертку, из которого торчала ручка топора. Она поняла.

– Катька? – воскликнула она. – Она тебе голову оторвет. Я не верю, что она внезапно полюбит немца.

– Меня совершенно не заботит Катькина ненависть, если меня полюбишь ты, – вырвалось у него. В этот момент он напряженно ругал себя, что лучше бы прикусил язык, но потом понял, что она не перечит. Он поспешил развить свою мысль дальше. – После наводнения стало холодно. Вскоре начнутся зимние вьюги. У меня есть снадобья от Катькиного кашля. Ваш дом – это шедевр для любого плотника. Деревяшек, которые я привез в лодке, конечно же, не хватит. Мы должны будем срубить новый, – он сделал глубокий вдох и посмотрел на нее твердым взглядом, пришло время для заключительной части речи. – На сей раз ты меня не выгонишь, Елена Михайловна. По крайней мере, пока я не помогу вам отремонтировать дом. Однако если ты потом захочешь, чтобы я ушел, я уйду. И, если ты в дальнейшем захочешь ступить на наш корабль, ты знаешь, где меня найти.

Уголки ее рта дрогнули, но перекрещенные руки она все еще держала под мышками. Пару мгновений она еще продержалась, потом бастион рухнул. И солнечный луч озорной улыбки пробил стену.

– Хорошо сказано, Иоганн. Ты понимаешь, с кем связываешься? С Катькой! Ты думаешь, Карпаков был твердым орешком?

– Нет, – быстро ответил Иоганн. – Крепкий орешек – это ты.

Она посмотрела на него изумленно, а затем рассмеялась. Внезапно исчезли боль, усталость и сомнения. Он тоже засмеялся, и ничего не мог с этим поделать. Его фасад рухнул, остался только Иоганн – влюбленный дурак. Некоторое время они вновь молча стояли друг напротив друга, отчуждение превратилось во что-то другое, все еще имеющееся, но уже не пугающее.

– Ну, хорошо – произнесла, наконец, Елена. – Тогда покажи, как хорошо ты умеешь сражаться с драконами.

Она повернулась к дому, и поманила его, следовать за собой. Иоганн взвалил свой багаж на плечи, и поспешил догнать ее. По крайней мере, Елену он рассмешил. Для нового дома, нового города и нового времени это являлось, наверняка, не худшим началом!

ИСТОРИИ, ПРИЗРАКИ И СЛУХИ – ПОСЛЕСЛОВИЕ

Устье Невы летом 1706 года: тысячи крепостных вколачивали дубовые сваи в грунт, сгребали голыми руками землю в мешки, а часто даже просто в подолы или армяки насыпали болотистую землю. На Заячьем острове уже началась замена земляных валов Петропавловской крепости на каменные стены. Город, вырванный у болот, во многих местах еще походил на грязные барачные поселения. Условия труда были бесчеловечны, работники, рекрутированные со всех частей Российской империи для принудительных работ, страдали от комаров и болезней, зимних вьюг и скудного питания. Многие из них погибли. Всего несколько лет назад, после Северной войны против Швеции при Карле XII, пала шведская крепость Ниеншанц, стоявшая на этом месте. Город, чей первый фундаментный камень (вероятно, торфяной кирпич) заложили в мае 1703 года, еще долгое время не был до конца укреплен. Иногда рабочим на суше доводилось слышать артиллерийский огонь морских сражений. Решение, создать по мановению волшебной палочки посреди этого болотистого участка берега в устье Невы, буквально на голой земле большой город, принял один из величайших российских правителей – царь Петр I, названный Петром Великим. Санкт-Петербург должен был стать городом-крепостью, с огромной верфью и портом, который давал прямой выход в Балтийское море. Петр стремился сделать Российскую империю великой морской державой.

Ранее страна располагала лишь одним морским портом – Архангельском на побережье Белого моря.

По представлениям Петра на чертежной доске набросали план города – дома и дворцы из камня, а не из дерева, как в Москве, каналы, как в Амстердаме и Венеции, великолепные сады и каменную красоту улиц. Для осуществления этого строительства Петр привлек огромное количество архитекторов, гидротехников, строителей каналов и плотников из Германии, Голландии, Франции, Италии и других стран. Некоторые прибыли из-за границы, но многие – из Москвы, из Немецкой слободы, где жили переселенцы из разных стран. Они вызывали подозрения у местных жителей, и нередко их оскорбляли «еретиками».

Через несколько лет город, в действительности выросший из болот, предназначался для новой столицы Российской империи – идея, вероятно, пришедшая царю Петру во время строительства. Сегодня Санкт-Петербург называют «Петровы врата на запад» или «Окно в Европу». Заселение города представлялось наименьшей проблемой. Петр приказал переселить туда дворян, горожан и рабочих, которым так же необходимо привезти свой строительный материал.

Некоторые историки убеждены, что значение «великий» могло относиться и к росту царя (рост Петра превышал два метра) и прозвище «кошмарный» подошло бы ему больше. Железной рукой перестраивал он по-новому свою империю, создав управление по западноевропейскому образцу, построив четко организованную армию, проявив заботу о промышленности и медицине. Он говорил на немецком и голландском языках и любил останавливаться в «иностранной слободе» Москвы.

Характер Петра один историк описал термином «варварская жестокость».

Без сомнения, Петр I являлся яркой и противоречивой личностью – порой мягкий и великодушный, но чаще непредсказуемый, вспыльчивый и беспощадный.

Неудивительно, что вокруг царя и его нового города возникло множество небылиц. «Санкт-Петербург, как звучит в часто цитируемых фразах, построен на костях многочисленных крепостных». В некоторых источниках говорится о десятках или даже сотнях тысяч погибших. Реальное число покойников, предположительно, обросло легендами и сильно преувеличено. Так, по меньшей мере, утверждает знаток Санкт-Петербурга Николай фон Михалевский, более известный, как автор научной фантастики Марк Брандис. Здесь я придерживалась его цифр и фактов.

Очень интересно было читать старый «Дневник путешествия в Россию», который в конце 17-го века написал посланник Иоганн Георг Корб. Изображение обычаев и быта Немецкой слободы Москвы, а также происхождение царя основано на описаниях Корба, как и воспроизведение «Кровавого суда», учиненного царем Петром над стрельцами. В книге «Врачи в России 18-го века» я нашла прототип лекаря Томаса Розентроста, сыгравшего в романе одну из главных ролей. В действительности, этого лекаря звали Лаврентий Блюментрост, он заведовал Кунсткамерой царя Петра.

Кстати, о времени: действие романа происходит в 1706 году, но я кое-где смухлевала, немного сдвинув по необходимости некоторые события, чтобы они лучше вписывались в сюжет романа.

Например: Невские ворота Петропавловской крепости построены в 1714-1716-х годах, указ царя Петра «О монстрах» заимствован тоже из более поздних времен. При изображении города я опиралась на план 1712 года, который предусматривал сделать центром Васильевский остров. Этот проект не претворили в жизнь по техническим причинам. Для действительно реалистичного представления о работах на болотистой местности, не следовало опускать и описания мучений от комаров. Кустарник и деревья вдоль берега, в качестве защиты от нежелательных взглядов, изображались на некоторых старых гравюрах на меди. Они росли ближе к берегу. Я их немного увеличила, добавив кое-где «лесок». Есенгород – это вымышленный город, находившийся по тем временам в совершенно нереальном месте. Он, как и некоторые районы нынешней России, принадлежал тогда Швеции, а не являлся древнерусским городом. Вместо него показан вымышленный Есенгород, и несколько аутентичных архитектурных особенностей Москвы тех лет. Держатель для лучины или, так называемая, «обезьянья морда» в средние века уже являлся анахронизмом, но на столе в покоях Карпакова он смотрелся очень убедительно. Неправдоподобно, конечно, что великий архитектор Доменико Трезини пришел в мастерскую обычного ремесленника, невероятны также и многие другие сцены и ситуации, но исторические выдумки расцветают не только на жесткой основе реальности. Я надеюсь, что мне удалось, как в русских сказках, ловко перемешать факты и фантастику. Ведь в них в конце стоит мечтательная и реалистичная фраза: «Они жили долго и счастливо». Что мы и видим в сказочной части истории! Будь то леший – дух леса или банник – дух бани, в русских легендах и сказках кишмя кишит сверхъестественными образами. Говорят, в России до сегодняшнего дня существует обычай при переезде в новый дом, первой за порог пускать кошку, чтобы умилостивить домового. Среди этих мифических персонажей резвится также особенное природное существо, в славянском варианте мелюзина, наяда, ундина – русалка.

Не только русские поэты Александр Пушкин и Михаил Лермонтов воспевали ее, она дома и на оперной сцене. Творит в сказках свои бесчинства и сегодня, как мне сказали, появляясь часто на детских площадках. Как классическая русалочка с рыбьим хвостом, наблюдает она за детьми. И если посмотреть на роскошный дворцовый сад в Санкт-Петербурге, то русалка, как фигура, найдется на том или ином фонтане. Испокон веков русалок описывали по-разному. Часто, как нимфу с рыбьим телом, иногда даже красавицей, появляющейся после захода солнца на берегу рек или на кладбищах. С распущенными волосами танцует она летними ночами в лунном свете на лугах, делая землю плодородной. В некоторых историях говорится, что русалка – это дух утонувшей девушки, живущий в пруду и заманивающий людей в свою сырую могилу.

В старину первую неделю лета называли русальной. На празднике во время церковной службы проводили специальные похоронные ритуалы, которые должны были изгнать русалок.

Предполагается, что в большинстве легенд и сказок, возможно, скрывается зерно истины, и игра мысли «А если бы они были на самом деле?» особенно интересна. Я дала русалкам жилище в Неве, их жизнь без биения сердца находилась под угрозой, когда державный царь решил, в центре их среды обитания возвести свой новый город-крепость.

От всего сердца я хочу поблагодарить в содействии в вопросах поиска информации мою бывшую коллегу доцента д-ра ДоротеюКёниг и д-ра ЙоргаЭннена из государственной библиотеки Баден-Вюртемберга. Господин Эннен отважно проник в глубину тайного книгохранилища, вытащив на дневной свет информацию о русско-немецкой истории медицины, кроме того, он разыскал такую драгоценность, как «Гирудотерапия в 17–18 веках». Героическими поисками я и обязана Оскару Гепперту, которого, своим первым романом «В плену носителя проклятия», к счастью, завоевала, как поклонника. Случайно оказалось, что он по служебным делам часто ездит в нынешнее время в Санкт-Петербург. И искренняя благодарность от русалки, конечно, российско-немецким читателям!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю