Текст книги "Падение, или Додж в Аду. Книга первая"

Автор книги: Нил Стивенсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Вот это, – сказал Корваллис, – я и пытаюсь выяснить. Мне надо позвонить…

– Лет? Какой нам от этого прок? – возмутилась Элис. – Решение надо принимать сейчас. Ричард лежит на аппаратах через улицу от нас.

– Мы можем сейчас его заморозить, – сказал Корваллис.

– Кто «мы»? – строго спросил Джейк.

– Виноват, – сказал Корваллис. – Да, конечно. Вы, родные, можете сейчас его заморозить.

– Я в этом участвовать не буду, – напомнил Джейк.

– Джейк, хватит перебивать, – сказала Элис. – Продолжайте, пожалуйста, Си-плюс.

– Если заморозить его сейчас по последней версии эвтропийского протокола, которая вроде бы сохраняет коннектом – связи между нейронами, и продержать замороженным несколько лет, то можно будет отсканировать мозг по новой технологии, как только она станет доступна.

– Но мне сказали, что фирма по заморозке людей закрылась, – сказала Элис.

– Состояние Ричарда – около трех миллиардов долларов, – напомнил Корваллис.

– Вы хотите сказать, на покупку холодильника хватит.

– Я говорю, что такой вариант есть.

– И мы наймем кого-нибудь стоять у холодильника несколько лет, следить, чтобы не выключился? – ехидно спросил Джейк.

– Не знаю, – ответил Корваллис. – Об этом еще не думал.

Маркус, младший адвокат, молчал с тех самых пор, как угодил в расставленную Элис ловушку. Сейчас он заговорил:

– Наша юридическая фирма выполняла кое-какие работы для Семейного фонда Уотерхауза-Шафто, финансирующего УОТИМ – Уотерхаузовский институт мозга.

– Ну разумеется, – сказала Элис. – «Ардженбрайт-Вейл» работает со всеми.

Маркус поднял руку, прося молчания:

– Это крупная фирма, и мы тщательно избегаем конфликта интересов. Я просто к тому, что такие фонды тут достаточно распространены. Многие люди заработали кучу денег в ИТ-индустрии. На определенном этапе жизни они начинают раздавать эти деньги, тогда-то и учреждаются подобные фонды. Они взаимодействуют… – он сплел пальцы, – довольно сложным образом. Так вот, как только будет выписано свидетельство о смерти Ричарда Фортраста, согласно его завещанию появится новый фонд.

– Фортрастовский фамильный фонд, – вставила Элис.

– Я к тому, что вам не нужно покупать собственный холодильник. Думаю, если вы заглянете в УОТИМ…

– В УОТИМ?

– …В УОТИМ, который, как справедливо заметил Корваллис, расположен меньше чем в миле отсюда, очень вероятно, вы сумеете договориться, как пожертвовать мозг Ричарда на благо науки.

– Но тогда они смогут делать с ним что угодно!

Маркус мотнул головой:

– Вы можете написать какой угодно контракт. Точно оговорить, что с ним делать.

– С какой стати УОТИМу подписывать такой контракт? – спросила Элис.

– Потому что Фортрастовский фамильный фонд пожертвует институту чертову уйму денег, – предрекла Зула. – А деньги – очень убедительный аргумент.

– Я тут всего лишь юрист, – сказал Стэн, – но идея мне нравится. Мы не можем утверждать, что «Эфрата крионикс» несостоятельна, поскольку Эл Шепард поддерживает ее из своего бездонного кармана. Итак. Если родственники не хотят, чтобы мозг Доджа подвергли разрушающему сканированию, которое проталкивает ЭЛШ, то, согласно распоряжению о медицинском уходе, мы просто должны заявить, что существует более передовая технология. И если в словах Корваллиса что-то есть, сделать это будет легко.

– Легко убедить Элмо Шепарда?

– Нам не нужно убеждать Элмо Шепарда, – ответил Стэн. – Нужно только послать его к черту достаточно уверенным тоном.

5

У Корваллиса в кармане рубашки завибрировал телефон. Он глянул на экран. Незнакомый местный номер, заканчивается на два нуля, то есть звонят с многоканального телефона. Корваллис извинился, встал и вышел в прихожую.

Через минуту он вернулся. В его отсутствие чашки унесли, а ноутбуки убрали в сумки.

Зула поймала его взгляд:

– Эл Шепард по-прежнему тебя достает?

– Это оттуда, – сказал Корваллис. Отчетливо понимая, как невнятно выразился, он заморгал, затряс головой и попробовал зайти снова: – Из медицинского центра, где Ричард был вчера. Где он… где с ним произошло несчастье.

– Люди, которые его убили? – вмешалась Элис. – Чего им надо?

– Мой телефон был у них записан для связи в экстренных случаях – я сидел там, когда это случилось, – сказал Корваллис. – Сейчас они просто позвонили сообщить, что у них сумка Ричарда. С его вещами. Одежда, бумажник и прочее. Когда его увезли, все осталось там. Там что я, наверное, зайду туда и заберу вещи.

Фортрасты просто смотрели на него.

– Если, конечно, так будет проще, – добавил он.

– Да, пожалуйста, – сказала Элис.

– Я спущусь с вами, – объявил Стэн, дружески беря Корваллиса за плечо.

Когда они со Стэном и Маркусом вышли, Корваллис спросил:

– Я что-нибудь пропустил?

– Зула будет звонить на ИВЛ-фермы, – ответил Стэн.

– Что это такое?

– Жуткое слово. Когда пациент, как Ричард, стабилен, но не может дышать самостоятельно, нет надобности держать его в реанимации. Это дорого, и он занимает койко-место, куда можно положить человека, которого правда нужно реанимировать. Есть центры, обслуживающие этот рынок. Представьте себе интернат для инвалидов, только все его обитатели…

– Такие, как Ричард?

– Да. Есть политкорректный термин, но врачи говорят «ИВЛ-ферма».

– То есть мы собираемся перевезти Доджа на ИВЛ-ферму?

– Элис решительно против, – сказал Маркус. Он сумел, не меняя выражения лица, показать, какое живое впечатление произвела на него Элис Фортраст.

– Она хочет оставить его в реанимации?

– Альтернатива – отвезти его домой и уложить на кровать, – ответил Стэн. – Аппарат, само собой, поедет вместе с ним. Круглосуточный сестринский уход, все такое.

– Эсме Херлбат сильно давит, – добавил Маркус.

– Она хочет сбыть его с рук, – сказал Стэн.

Дверь открылась, и они вышли из лифта в вестибюль.

– Она юрист, – заметил Корваллис.

– Она видит, к чему все идет. Ледяная ванна, замораживание останков. Она категорически не желает, чтобы все это происходило на территории больницы.

– Ясно.

Они вышли на улицу и остановились под козырьком. Капельки влаги, сыплющиеся на металл с серого неба, создавали тихий белый шум.

– Сейчас вы заберете личное имущество, оставшееся от Доджа?

– А? Да. – Корваллис задумался, в какой момент одежда, бумажник и все такое стали «личным имуществом покойного».

– Не хочется думать, что они попробуют вас обставить, – сказал Стэн, – но все равно молчите, хорошо? Ни слова кроме «здрасьте» и «до свидания».

– Обставить?

– Они наверняка боятся иска о преступной халатности. Если не просто отдадут сумку, а начнут вытягивать из вас информацию, сразу уходите. И позвоните мне.

Корваллис пожал Стэну и Маркусу руки, шагнул под дождь и двинулся по улицам Ферст-Хилл в сторону медицинского центра, где оборвалась жизнь Ричарда. Короткая прогулка, но он радовался случаю наконец проветрить мозги.

По крайней мере, пока не зазвонил телефон. Корваллис был уже перед медицинским центром, глядел на улицу, живописно усеянную красными кленовыми листьями. Он стоял на том самом месте, где вчера Ричарда поймал юный геймер со сломанной рукой и снял его последнее прижизненное видео.

Снова Эл Шепард. Корваллис решил принять звонок.

– Корваллис Кавасаки. Правда ли к вам обращаются Си-плюс? Или это только для близких друзей? Не хочется в такое время проявлять излишнее панибратство. Примите мои соболезнования в связи с происходящим.

– На промежуточном уровне официальности ко мне часто обращаются просто «Си». Меня это вполне устроит. А как мне называть вас, мистер Шепард?

Элмо Шепарда назвали в честь деда, двоюродного деда или кого-то еще, родившегося в краях, где в то время Элмо, Элвудов, Делбертов и Деуэйнов было пруд пруди, а подобные имена считались нормальными и даже красивыми. Отринув мормонизм и перебравшись в Северную Калифорнию на поиски счастья, он узнал, что его имя воспринимается как несколько комическое, и отбросил второй слог. Как Эл он достиг высот влияния и богатства, на которых мог, не вызывая смешков, назваться полным именем в официальной обстановке вроде обеда в Белом доме или открытия сверхсовременного научного центра. Корваллис знал, что это своего рода шибболет. «Эл», произнесенное нужным тоном, могло означать личное знакомство.

– Меня устраивает «Эл», спасибо, – произнес голос в телефоне. Потом на какое-то время все заглушил рев взлетающего самолета. – Извините. Я на аэродроме Боинг-филд. Сейчас зайду в здание.

– Вы прилетели самолетом?

– Да. Вы, возможно, видели, что я пытался дозвониться вам два часа назад. Со взлетной полосы в Сан-Рафаэле. – Эл приглушенно кого-то поблагодарил (судя по звукам, тот распахнул перед ним дверь).

Корваллис прекрасно знал, где это происходит: в той части Боинг-филда, где садятся и взлетают частные самолеты.

– Да, извините. Я был на встрече. С родными.

– Конечно.

– Я слышал, вы не любите летать, – сказал Корваллис.

– И это правда, в отличие от многого того, что про меня пишут, – ответил Эл. – Но иногда надо идти на просчитанный риск.

Как часто бывало во время телефонных разговоров, взгляд Корваллиса блуждал, изредка замирая на том, что вызвало усиленную реакцию зрительной коры: хорошенькой студенточке из соседнего университета, проезжающей мимо лиловой «Тесле», шоколадном лабрадоре, который раскорячился в кустах, в то время как хозяин стоял наготове с вывернутым синим пакетом «Нью-Йорк таймс» в правой руке. У ног лежал прибитый дождем идеально красный кленовый лист. Вокруг листа асфальт был раскрашен в цвета детских игрушек: ядовитые оттенки малинового, зеленого и розового. Кто-то мелками нарисовал на тротуаре граффити. Корваллис отступил на шаг и увидел размытый дождем портрет седовласого седобородого человека. Ветхозаветный Бог в лиловом одеянии и с радужным нимбом. Ниже было написано: ЖДОД. Имя самого могущественного Ричардова персонажа в «Т’Эрре». Какой-то фанат увидел видео на Реддите, вытащил оттуда GPS-координаты и мелками нарисовал здесь икону. Может, думал, что окна больничной палаты Доджа выходят на эту сторону и что Додж способен выглянуть в окно.

– Вы еще здесь? – спросил Эл. – Я заскочил в конференц-зал.

В аэропорту для частных самолетов хватает уютных конференц-залов, ждущих, когда такие, как Эл, в них заскочат.

– Какие у вас на сегодня планы? – спросил Корваллис.

Определенно у Эла была причина пойти на просчитанный риск. Согласно тому, что о нем писали, Эл Шепард намеревался жить вечно, а потому не любил помещать себя в ситуации, чреватые разрушением мозга. У него был мобильный офис в автобусе, который он предпочитал авиаперелетам. Автобусы иногда попадают в аварии, но, если ты не протаранишь бензовоз на скорости сто миль в час, до полного уничтожения мозга дело, скорее всего, не дойдет. А вот на месте крушения самолета могут и не наскрести мозгов для морозильной камеры.

– У меня есть кой-какие дела, раз уж я здесь, – ответил Эл, – но вы, конечно, угадали главную цель моего визита.

– Да.

– Менее всего мне хочется в такое время навязываться родным…

– Хорошо, – сказал Корваллис, гадая, слышит ли Эл улыбку в его голосе. Скорбящих родственников, значит, беспокоить нельзя, а вот скорбящий друг – законная добыча. – Я сейчас должен выполнить одно мелкое поручение. Через пять минут освобожусь, возьму свою машину и поеду в Джорджтаун. – (Это был район к северу от Боинг-филда). – Если хотите выбрать там ресторан или что еще, просто напишите мне сообщение, и я буду через полчаса.

– Отлично. До встречи, – сказал Эл.

Корваллис сфотографировал граффити на асфальте и вошел в здание, мысленно крепясь перед очередным неловким разговором, из которых сегодняшний день состоял чуть больше, чем полностью. Люди в медицинском центре постараются быть предупредительными и выразить сочувствие, но при этом не сказать ничего такого, что может быть использовано против них на слушаниях о преступной халатности. Так что разговор будет чудовищно неловким. Даже предстоящая встреча с Элом Шепардом по контрасту не казалась такой тягостной. Эл гарантированно ломанется прямо через эмоциональное минное поле и в два счета начнет вещать о коннектомике.

Рядом с регистратурой был небольшой конференц-зал, стандартный до полной безликости. Офис-менеджер проводила Корваллиса туда. На середине стола одиноко стояли наплечная сумка Ричарда и холщовая сумка с эмблемой Национального общественного радио. Кто-то собрал одежду Ричарда (которую тот, раздеваясь, наверняка бросил на пол) и аккуратно сложил в холщовую сумку. Эта единственная мелочь яснее всего свидетельствовала, что Додж умер. Корваллис сел, сложил руки на столе и уткнулся в них лбом. Минуты две он безудержно рыдал. Офис-менеджер поначалу смутилась, затем вышла и вернулась с коробкой бумажных носовых платков. Это все Корваллис заключил по звукам; он ничего не видел сквозь слезы, кроме пластиковой столешницы «под дерево». Когда он поднял голову, офис-менеджер стояла в дверях, заламывая руки. Он вытер глаза бумажным носовым платком, затем промокнул слезы со стола, бросил мокрые носовые платки в урну, закинул сумку Доджа на плечо, а холщовый пакет сунул под мышку. Офис-менеджер открыла ему дверь. Он кивнул ей и, не оглядываясь, вышел из медицинского центра.

За время его отсутствия кто-то положил цветы на тротуаре рядом с изображением Ждода. Букет был дополнительно обвязан черным проводом. Со второго взгляда стало понятно, что это джойстик от игровой приставки, аккуратно примотанный к стеблям.

6

Через полчаса Корваллис сидел в кабинке джорджтаунского бара напротив Элмо Шепарда. Эл был в деловом костюме. Некоторые северокалифорнийские ИТ-миллиардеры из принципа одеваются в дорогих ателье. Эл принадлежал к их числу.

– Си, – сказал Эл, – я сочувствую вашей утрате.

– Все в порядке, – ответил Корваллис. – Мне пришлось исполнить печальную обязанность, но сейчас это позади.

Он держал в охапке вещи из медицинского центра, которые принес с собой. Джорджтаун – нехороший район, машины здесь грабят часто, и он не хотел, чтобы личное имущество Доджа выставили завтра на продажу в Миазме. Додж, если бы мог узнать, от души посмеялся, а вот Элис бы это расстроило.

– Ладно, – с легким смущением сказал Эл. – Я не буду ходить вокруг да около. Известно ли вам содержание документов, которые Ричард Фортраст подписал с «Эфрата крионикс»? Знаете ли вы о них?

– Целиком и полностью, – ответил Корваллис. – Да.

– И вы знаете…

– Про ЭЛШ и все остальное? Покупку компании? Сканирование и облачное хранение? Да.

– Это, вероятно, не имеет отношения к делу, но ваша компания…

– «Нубилант» хранит сканы. Да, это я тоже знаю.

– Отлично, – кивнул Эл. – Похоже, вы в курсе всего, что я считаю прошлыми и нынешними аспектами ситуации. Однако вы никак не можете знать, что мы планируем на будущее.

– Справедливо.

Подошла официантка с заказанной Корваллисом пинтой пива. Он счел, что в таких обстоятельствах вправе выпить за ланчем. Эл пил что-то прозрачное с лаймом, надо думать, безалкогольное. Не подвергая опасности свои мозговые клетки. Интересно, каков «просчитанный риск» сидения в джорджтаунском баре? У скольких людей, выпивающих здесь в полдень, есть при себе спрятанное оружие? Случайный или не очень случайный выстрел – и пуля разнесет Элу мозги, а равно его планы на бессмертие. Есть ли у Эла таблица, в которой он рассчитывает и сопоставляет вероятности?

– Раз уж мы здесь вдвоем, беседуем с глазу на глаз, не стану оскорблять ваши умственные способности, уверяя, будто метод, использованный для Эфратских Одиннадцати, имеет что-либо общее с тем, что мы предполагаем сегодня.

– Для Ричарда Фортраста, вы ходите сказать.

– Для него или кого угодно.

– Кого угодно?

– Для меня. Си, поймите, я не разделяю свое положение и положение Ричарда Фортраста. Я тоже завтра могу оказаться на ИВЛ и хочу, чтобы в таком случае для сохранения моего коннектома применили самые передовые методики, каких бы затрат они не потребовали. Я здесь, чтобы вам сказать: в данном вопросе нет никакой разницы между Ричардом Фортрастом и мной. Мы не предлагаем экономвариант.

Корваллис отпил пива. Хорошее. Интересно, есть ли пиво в цифровом раю Эла Шепарда?

– Вы, вероятно, рассматриваете возможность ионно-лучевого сканирования, – заметил Эл.

– Да.

Это была та самая методика, о которой Корваллис упомянул в разговоре с Фортрастами. Та, с помощью которой в УОТИМе сканировали мышиные мозги. На семейной конференции в гостиничном номере было как-то неуместно входить в детали.

Если считать (как, очевидно, считает Шепард), что коннектом – единственно важное в мозгу, а значит, оцифровав монтажную схему и поместив ее в облако, можно выбросить остальное тело и не потерять ничего существенного, то ионно-лучевое сканирование решает все ваши проблемы. Старая методика, которую применили к одиннадцати замороженным в «Эфрата крионикс», состояла в том, чтобы пропустить мозги через высокоточную ломтерезку, снимая один за другим тончайшие слои и фотографируя каждый срез. Дальше требовалось проследить связи через слои. Именно эту сложную задачу УОТИМ попытался геймифицировать несколько лет назад. Метод целиком зависел от толщины нарезки, разрешения фотографий и внимания геймеров.

Ионно-лучевое сканирование, чтобы сохранить мозг, уничтожает его по несколько молекул за раз. Луч заряженных частиц, сфокусированный с субклеточной точностью, выжигает мозговую ткань. Однако при этом он собирает информацию о том, что разрушает, и записывает ее с куда большим разрешением, чем позволяла старая методика. По сути, это та же ломтерезка, только куда более прецизионная. Вместо груды слоев толщиной с бумажный лист остаются только дым и пар. Продвинутая форма кремации.

– Послушайте, – сказал Корваллис. – В той мере, в какой это касается меня как нерда, читающего статьи в интернете? Да. Куда лучше, чем пропустить все это через машинку для нарезки колбасы и отщелкать фотографии.

– Я пошел бы дальше, – ответил Эл, – и сказал бы, что тут достигнут предел. Если даже завтра изобретут систему с еще большим разрешением, она ничего дополнительно не даст. Все равно что составлять карту США в субмиллиметровом масштабе – она ничего не добавит к сантиметровой.

Корваллис оторвал взгляд от собеседника и глотнул пива. В последние несколько минут эмоциональный прилив сменился эмоциональным отливом. Все эти разговоры о сканировании мозга превратились в нудные детали, с которыми нужно покончить как можно скорее, желательно – чужими руками. Два щедро финансируемых научных центра – УОТИМ и многочисленные фонды и стартапы Эла – независимо пришли к выводу, что лучше ионно-лучевого сканирования ничего нет и быть не может. Облачные компании вроде той, в которой работал Корваллис, сделали долговременное хранение данных таким надежным и дешевым, что думать вообще не о чем.

Так что тут обсуждать? Эл сам минуту назад сказал, что предел достигнут.

– Зачем вы прилетели в Сиэтл? – спросил его Корваллис.

– Убедиться, что последняя воля Ричарда Фортраста – включая распоряжения о медицинском уходе и об останках – будет выполнена, – ответил Эл.

– Вы считаете, что у вас есть на это моральное и этическое право?

– Я не знаю ничего про его родных, – сказал Эл. – Вы, Си, другое дело. Хоть мы и не встречались, я могу оценить вас по профилю в Линкдин, по вашему послужному списку. Я пришел в этот бар, зная, что мы с вами можем побеседовать спокойно и на должном техническом уровне.

– Какое отношение это имеет к моему вопросу?

Эл умиротворяюще поднял руку. Мол, слушай меня, приятель.

– Мысленный эксперимент. Человек родился в примитивном племени, где медицина находится в руках заклинателей. Самая их передовая терапевтическая методика – трясти гремушкой. Позже ему удается получить образование. Он переезжает в Лондон, становится зажиточным человеком. Хочет в случае болезни гарантированно получить то же медицинское обслуживание, что и любой в Лондоне. Поэтому он пишет распоряжение о медицинском уходе, где, по сути, говорит врачу следующее: «Если я заболею и буду без сознания, могут заявиться мои родственники с тем, чтобы исцелить меня гремушками. Они попытаются не дать вам, врачам, предоставить мне такой медицинский уход, какой я хочу получить. Так вот, дайте им пинка под зад. Не впускайте их в мою палату. Они могут стоять под окнами больницы и трясти гремушками до посинения, но ко мне в палату пусть заходят только врачи и медсестры». Он пишет это в форме совершенно пуленепробиваемой юридически, подписывает и скрепляет печатью со всех сторон и убирает в надежное место. Давайте предположим, что случилось худшее. Он правда заболел и лежит без сознания. Его увозят в больницу, и, конечно, являются родственники-знахари. И они не просто хотят стоять возле кровати и трясти гремушками. Они хотят выгнать врачей и медсестер, вытащить капельницы, выключить аппараты, отменить лекарства. В этой ситуации, Корваллис, скажете ли вы, что доктор имеет моральное и этическое право вызвать охрану, чтобы та препроводила заклинателей на улицу?

– Так вы хотите знать про ближайших родственников Ричарда, заклинатели ли они с гремушками?

– Да.

– И, – сказал Корваллис, – просто чтобы уточнить вашу аналогию, вы – врач. И медицинский уход в данном случае не обычные процедуры, которые мы под этим словом понимаем, а…

– Ионно-лучевое сканирование мозга. Да.

И снова пари Паскаля. Эл Шепард убежден, что посредством правильной методики сделает Доджа бессмертным. Как Додж и хотел. И Эл не позволит родственникам встать поперек желания Доджа. Ставки слишком велики.

– Давайте на минутку вернемся к вашей аналогии, – сказал Корваллис. – Когда дело становится серьезным, врач зовет охрану и вышвыривает заклинателей вон. Эл, каков ваш план на случай, если дело станет серьезным?

– Я не остановлюсь перед тем, чтобы пойти в суд и получить судебное предписание.

– Обалдеть.

– Послушайте. Фортрасты расстроятся и на какое-то время меня возненавидят. Это минус. А плюс…

– Вы спасете Ричарду жизнь. Или посмертное бытие – как уж вы это называете.

– А попутно? Может, и рассерженным родственникам тоже. Миллион лет спустя они еще поблагодарят меня за то, что я предпринял необходимые шаги.

– Просто обалдеть.

– Теперь вы, возможно, понимаете, отчего я хотел поговорить именно с вами. Не с родственниками. Для них это может быть личное.

– Это личное для меня.

– Но иначе, верно? Даже если вы меня ненавидите, вы понимаете, на каком я техническом уровне.

Корваллис подумал, что сейчас лучше промолчать. Эл Шепард, не встретив отпора, попытался зайти с другой стороны:

– Минуту назад вы сказали, что рассматривали вариант ионно-лучевого сканирования.

Корваллис и впрямь это сказал. Возможно, зря.

– Как я понимаю, вы решили поискать альтернативу услугам, предлагаемым «Эфрата лайф шеринг».

Да, определенно зря.

– К чему вы клоните?

– Вы, вероятно, исходите из вставленного в контракт пункта, согласно которому родственники могут обратиться к другой организации, если решат, что она лучше.

– Учитывая, что вы только что грозили нам судом, – начал Корваллис, – с какой стати я…

– Заверяю вас как технарь технаря, что такой альтернативы не существует. ЭЛШ далеко обогнала всех в этой области. И я намерен активно за нас бороться. Исключить всякое недопонимание. Защитить наш бренд.

– Желаю вам всяческих успехов с вашим брендом, – сказал Корваллис, вставая. В последний момент он, как будто спохватившись, сгреб вещи Ричарда и пошел прочь, не пожав Элу Шепарду руки. Путь к двери проходил мимо ряда барных табуретов. На четырех сидели люди. Для любителей выпить в полдень они выглядели странно накачанными. Может быть, потому что пили воду. Они разом подняли голову, следя за Корваллисом краем глаза. Один глянул на Эла.

– Все в порядке! – крикнул тот. – Пусть идет.

Табличка на двери сообщала Корваллису «ОТКРЫТО». Значит, она сообщала «ЗАКРЫТО» людям на улице.

Эл для одного лишь разговора снял целый бар и рассадил здесь свою охрану.

«Пусть идет». По пути к машине Корваллис не мог отделаться от этих слов. Неужели всерьез возможно, что его бы не выпустили? Неужели они думали его задержать?

Маловероятно, думал Корваллис, заводя машину и трогаясь на север. Они, может быть, и головорезы, но, скорее всего, головорезы-профессионалы. У них нет юридического права никого задерживать, и они это знают. Про себя они думают: ну и придурок же их босс, если такое сказанул.

А может, просто Корваллис пытался себя успокоить.

7

Он думал сразу отвезти вещи Доджа в гостиницу, но Зула прислала сообщение, что в следующие часа два они будут заняты «переездом», а следом еще одно: «встречаемся у Ричарда часа через 2».

Значит, Додж не будет овощем на вентиляторе. Он умрет в своей постели.

Корваллис заехал на стоянку и отправил сообщение Стэну: «Может ли Эл получить судебное предписание? Реальная ли это угроза?»

Потом он набрал номер Бена Комптона. Бен первым променял Корпорацию-9592 на Уотерхаузовский институт мозга, он же и увел за собой остальных. Потом некоторые вернулись к программированию традиционных компьютерных игр, а вот Бен так и остался в УОТИМе.

– Си-плюс. – Голос Бена звучал глухо. Он, разумеется, уже знал новости. Корваллис слышал его через аудиосистему автомобиля, подключенную к телефону через блютус.

– Бен. Ты в курсе.

– Да. Кошмар полный. Даже не знаю, что сказать. Чуть было дома сегодня не остался.

– Может, к лучшему, что ты на работе.

– Могу я тебе чем-нибудь помочь?

– Зарезервируй переговорку, и встретимся там через полчаса.

– Заметано. Пожрать?

– Ага. Я после отвратительного ланча.

– Что было на ланч?

– Полпинты пива.

– Звучит неплохо. Хотя пинта была бы лучше.

– Дело скорее в том, кто там со мной был.

– Юристы?

Как по команде, в держателе завибрировал телефон. Корваллис глянул на экран. Звонил Стэн с рабочего номера.

– Извини, мне звонят. До скорого.

Он переключил Стэна на аудиосистему и выехал со стоянки в сторону центра.

– Ты принял звонок Эла, – сказал Стэн. – Лучше было этого не делать.

– Хуже. Я сидел напротив него за столом.

– Что?!

– Кроме шуток. Пока мы разговаривали в гостинице, он прилетел из Сан-Рафаэля. С оравой телохранителей.

– Черт. И угрожает получить судебное предписание?

– Да. Возможно ли это юридически?

– Это очень необычно. Настолько необычно, что мне придется провести изыскания, – ответил Стэн. – Но в принципе да. Если родственники намерены прямо нарушить распоряжение о медицинском уходе, главный прокурор штата может обратиться в суд и получить предписание.

– И тогда?..

– Тогда, если родственники или врачи проигнорируют судебное предписание, это неуважение к суду. Так что да, у Эла есть дубинка, которой он может грозить Зуле и Элис. Но я в шоке, что он вообще о таком заикнулся.

– Говорит, что защищает свой бренд.

– Охрененная защита бренда.

Организация, известная Элис как Заумный кибербанк, приобрела большое старое здание у незаумного некибербанка, который в начале нулевых сдох из-за финансового кризиса и сопутствующих неурядиц.

В тридцатых годах двадцатого века здание, вероятно, считалось высоким и футуристичным, теперь выглядело низким и забавно старомодным. Новые владельцы провели всю необходимую структурную реконструкцию, чтобы оно не превратилось в груду кирпичей при следующем землетрясении, а затем поделили его между своими подразделениями.

Собственно Заумный кибербанк – коммерческая финансовая организация, выросшая из стартапа под названием «Эпифит» и вобравшая в себя еще несколько шараш-контор аналогичного профиля, – занимал верхние две трети здания. На нижних этажах располагались Семейный фонд Уотерхауза-Шафто и его дочерняя структура, УОТИМ.

Здание стояло на склоне холма, так что с одной стороны посетители заходили на первый этаж, а с другой – на четвертый. Топология оставшегося клина могла бы вызвать трудности у лиц с ограниченным чувством направления, поэтому архитекторы сохранили его по большей части деконструированным: оставили на виду мощный стальной каркас, держащий теперь мраморно-кирпичный пряничный домик наверху. Такая система надежности и пристала банку, который работает с таинственными и, возможно, стремными клиентами. Однако внутренние перегородки были преимущественно стеклянные, так что вы по крайней мере могли видеть места, куда вам вход запрещен.

Не могло быть и речи о том, что Корваллис Кавасаки войдет с улицы и на посту охраны подпишет стандартный эндиэй. Поэтому ему выдали не пропуск, а гостевой бедж. Это значило, что он может ходить только с Беном и они должны держаться разрешенных для посетителей зон на нижних этажах. Там как раз для таких случаев имелось несколько переговорок, но через стеклянные стены было видно, что все они заняты. Так что Си-плюс с Беном, за неимением другого места куда пойти, начали прогуливаться по музею, занимавшему внутреннюю часть первых трех этажей.

Музей выглядел дорогим. Явно его сляпали не стажеры на скорую руку. Чувствовалось, что серьезные люди приехали из Лондона, работали над экспозицией много лет и создавалась она надолго. Многословные таблички, гравированные на загадочном коррозионностойком металле, излагали длинную интригующую историю. Корваллис пообещал себе, что вернется их прочесть. Сейчас, прохаживаясь и болтая с Беном о пустяках, он в фоновом режиме впитывал визуальную информацию и вынес общее впечатление, что институт уходит корнями в эпоху, когда люди носили большие парики – не пудреные, как у Джорджа Вашингтона, а цвета натуральных волос, и связан по научной линии с Паскалем и Лейбницем, по финансовой – с древней банкирской династией Хакльгеберов, а по политической с… неужто это правда Петр I? Каким-то образом это сходилось к ганноверскому «Лейбниц-архиву», который, честно сказать, никак себя не проявлял несколько сотен лет.

Создатели экспозиции умело замаскировали прискорбную лакуну материалами по первым механическим компьютерам, включая действующую модель разностной машины Беббиджа (ее построили в приступе нердовского энтузиазма, а затем пожертвовали музею местные ИТ-магнаты). Имелся обязательный алтарь Ады Лавлейс, а затем быстрая перемотка к середине двадцатого века и черно-белой фотографии молодых Алана Тьюринга, Лоуренса Притчарда Уотерхауза и Рудольфа фон Хакльгебера на велосипедной прогулке. Тут Корваллис почувствовал, что запутался: прошлый раз Хакльгеберы упоминались в связи с событиями на двести пятьдесят лет раньше. Но, видимо, этот Рудольф был из тех сверхпривилегированных белых мужчин, кто и впрямь оказался математически одаренным. Так или иначе, отсюда начиналось целое крыло экспозиции с предметами, которые Корваллис видел в десятках других музеев («Энигма», фотография «Бомбы» Тьюринга), а также уникальными экспонатами вроде ЭВМ, которую Лоуренс Притчард Уотерхауз собрал из органных труб и наполненных ртутью U-образных трубок.