Текст книги "Очертя голову (ЛП)"

Автор книги: Нил Шустерман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

14. Грязь под мозгами

Дома у меня над кроватью висит постер с видами Италии. Вы можете не глядя сказать, что на нем изображено. Колизей, Пизанская башня и та розовая площадь в Венеции, где куча голубей – кто знает, тот поймет. Я уже говорил, что всегда мечтал там побывать и увидеть все своими глазами… но никогда не думал, что однажды в меня полетит Падающая башня, крутясь на лету не хуже томагавка.

– Сделай что-нибудь! – завопил Квин.

Я углубился взглядом в хитросплетения приборной панели. У компьютера не было ни мыши, ни клавиатуры. Не зная, что делать, я поднес руку к экрану – и в ней тут же оказался выросший из ниоткуда рычаг.

– Круто, – выдохнул Квин, скорее облегченно, чем удивленно.

Мои пальцы вцепились в рычаг и перевели его вправо. Двигатель ожил, и мы вильнули, в последний момент уклонившись от башни. Теперь, когда она не загораживала вид, стало ясно, что вокруг нас не совсем обычная туманность. Скорее это походило на огромную свалку, и речь шла вовсе не о космическом мусоре. Пока мы неслись вперед, не зная, как остановиться, мимо пролетела Эйфелева башня и с жутковатой грацией свалилась куда-то вбок. Рядом зависли статуи с острова Пасхи, и в странном лиловом освещении казалось, что на их лицах застыли издевательские ухмылки.

Я оглядел фиолетовую туманность, расстилавшуюся вокруг. Что-то в бегущих по переплетенным проводам искрах показалось мне знакомым. Что-то из биологии…

И вдруг я понял, где мы.

– По-моему, это не космос, – поделился я с братом.

– А где тогда?

Я вздохнул:

– Мы… в моей голове.

– Ого. – Квин не удивился. – А почему у тебя в мозгах летает столько всякой дребедени?

– Знал бы – не оказался бы тут. – Если мы еще немного полетаем, наверняка увидим все до единой мои мысли за шестнадцать лет жизни, отвердевшие до состояния камня. Мозговой эквивалент грязи под ногтями. Вот что видела Кассандра, глядя на меня.

«Иногда я как будто куда-то переношусь».

Никогда не думал, что окажусь здесь.

– Я однажды видел фильм, – подал голос Квин. – Там кучку ученых уменьшили и вкололи парню в вену. Им пришлось выползти у него из глаза.

– Не думаю, что все так просто.

В иллюминаторе пронесся фермерский домик в цветах сепии. Из окошка высунулась изумленная девочка, подозрительно похожая на Джуди Гарленд.

Я обернулся к брату:

– Если скажешь «Не думаю, что это Канзас», пристукну.

– Берегись!

Мы взмыли вверх, но недостаточно быстро, и получили в лоб Биг-Беном. Часам полагалось спокойно тикать где-то над Лондоном, а вместо этого башня вращалась перед нами, как спица в велосипедном колесе. От удара наша кабинка завертелась, а Квин свалился с кресла и принялся парить в невесомости. Еще больше столкновения меня напугали цифры на часах: без десяти шесть. Десять минут на победу, или все кончено.

Я вцепился в рычаг, и капсула принялась вертеться и ускоряться, пока мне не удалось выровнять ход. Мы летели невесть куда, и никак нельзя было определить направление. Верх не отличался от низа, правая сторона от левой.

– Эй, полегче на поворотах! – Квин кое-как забрался на сиденье и принялся сражаться с ремнем безопасности, который, судя по его виду, предназначался для кого-то трехрукого.

Мы врезались в изрисованный граффити вагон метро, но он стойко выдержал удар и улетел прочь. За ним обнаружился еще один звездолет, рванувший вперед, как полицейская машина мимо пробки. Гладкая поверхность корабля отливала бронзой, форма напоминала женские округлости. Звездолет припустил за нами, стреляя из какого-то многоцветного лазера. Моему мозгу понадобилось совсем мало вспышек синапсов, чтобы понять, кто же управлял кораблем.

Взрыв продырявил нам левое крыло, и отверстие полыхнуло всеми цветами спектра.

– Это аврора-преломляющая лазерная пушка! – воскликнул Квин. – Прямо из моих комиксов про Стероидного мстителя!

Кассандра не пыталась вступить в разговор. Думаю, ей больше нечего было мне сказать, оставалось только палить изо всех стволов. Ей удалось подбить нас справа, но мы еще держались.

– Покопайся в кнопках, – попросил я брата. – Если у нее есть преломляющая как-ее-там, может, и у нас найдется.

Он оглядел нечитаемые надписи на панели управления, прочитал считалку и коснулся одной из кнопок.

Иллюминатор накрыл противоударный щит, и мы оказались в полной темноте.

– Ой!

Брат немедленно ткнул кнопку еще раз, и щит поднялся. Теперь обзор загораживало что-то огромное, гладкое и серебристое. Квина осенило раньше меня:

– «Гинденбург»!

Я потянул рычаг вверх, чувствуя, как гравитация вдавила меня в сиденье. Мы прошли в каком-нибудь сантиметре от огромного дирижабля.

– А он-то здесь откуда? – Сколько бы я ни копался в памяти, в моей мозговой грязи такого не было.

– С постера “Led Zeppelin”, – ответил Квин. – Если ты не заметил, это еще и мое испытание. – Он принялся жать на все подряд в поисках оружия. Свет включался и гас, ездили спинки кресел. Наконец из носа корабля вырвался цветной луч лазера и стер лицо Джефферсона с горы Рашмор. – Ага, попался!

– Отлично! Осталось научиться целиться. – (Брат поглядел на меня так, как будто я предложил ему оперировать на открытом сердце.) – Ладно, просто взрывай все, во что можно врезаться.

– Это я могу. – Квин сосредоточился на летающем мусоре, занеся палец над кнопкой.

Я рванул вправо, чтобы уйти от атаки Кассандры, но она выстрелила точно в цель. Часть купола пошла пузырями, но не раскололась.

Она знала меня и могла заранее сказать, что я сделаю и куда поверну. Я слишком предсказуем. Чтобы выжить, мне придется бороться со всеми своими рефлексами. Одолеть Кассандру можно, только разучившись рассуждать и отдавшись ярости. То есть…

– Квин, нужна твоя помощь.

– У тебя есть план?

– План в том, чтобы плана не было. Затем-то ты мне и нужен.

– Пустишь меня порулить?

Но это тоже не сработает. Кассандра может читать намерения Квина так же, как мои. Чтобы перехитрить ее, надо сначала перехитрить себя. Так что я ответил:

– Нам надо каким-то образом объединиться.

Я вгляделся в небо перед нами.

– Что ищешь?

– Что-нибудь большое, чтобы спрятаться.

– Не, – возразил брат. – Ищи что-нибудь маленькое, чтобы швырнуть в нее.

– Может, кинем в нее чем-нибудь большим?

– Если не рассчитаем, можем разбиться при столкновении.

Я улыбнулся. Она не подумает, что мы можем так рискнуть! Мы подлетели к неравномерно крутящейся Триумфальной арке. Я повернул к ней.

– Мы совсем свихнулись! – воскликнул Квин. Я согласился. И, знаете, это было круто.

Мы врезались в каменную арку, и она полетела прочь. Нам расплющило нос, зато сооружение врезалось в корабль Кассандры и сбило его с курса. Ее потрепало не меньше нашего. Противнице потребовалось несколько секунд, чтобы выровняться, но мы уже перехватили инициативу.

– Взорви ее к чертям! – крикнул брат.

Я тоже об этом думал, но нет, слишком очевидно. У нее непременно найдется какой-нибудь щит. Вместо этого я взглянул на парящую неподалеку статую Свободы. Может, она освободит и нас.

Квин выстрелил. Статуя взорвалась, и дождь медно-зеленых осколков устремился к Кассандре. Она влетела прямо в облако шрапнели, и один из двигателей звездолета задымился.

– У меня идея! – осенило Квина. – Развернись и лети к «Гинденбургу», но так, чтобы она не поняла.

Брат доверился мне, теперь пришла моя очередь. Я описал широкую дугу, петляя между летучим мусором, делая вид, что просто уклоняюсь от выстрелов. Весь хлам на этой свалке был значительно меньше дирижабля, так что найти его не составило труда.

– Сделай вид, что мы его облетаем и собираемся спрятаться за ним.

– Она подумает, что догоняет нас, и…

Мне не пришлось договаривать, потому что мы друг друга поняли. Между нами с братом возникла связь, как в детстве, когда мы дополняли друг друга, а не отдалялись.

Квин смотрел назад, не спуская глаз с корабля Кассандры и постоянно сообщая мне, где он. Мы петляли ближе и ближе к громадине дирижабля, в серебристой ткани которого отражались искрящиеся фиолетовые небеса. Когда мы пролетали под ним, вражеский корабль сел нам на хвост. Тут я резко взмыл вверх, разрывая ткань, проламывая балки. Водород воспламенился, и долгое мгновение пламя пыталось поглотить нас, но секунду спустя мы вынырнули с другой стороны. А вот корабль Кассандры оказался в самом сердце взрыва. Я развернулся, чтобы посмотреть, как огонь пожирает «Гинденбург». Когда показался алюминиевый каркас, искореженный обугленный корабль упал и полетел прочь, все еще дымясь.

Брат не убирал руки с приборной панели:

– Она наверняка притворяется.

Мы наблюдали за падением звездолета. Двигатель чихнул и заглох. Противница была совершенно беспомощна. Она точно найдет отсюда выход, но на нас ей больше не напасть.

Тут бы испытанию и закончиться, но ничего подобного. Обставить Кассандру оказалось недостаточно. Нам нужно было победить – то есть выбраться отсюда. Я полетел прочь от горящего остова дирижабля и в открытый космос. Небо усеивали крошечные точки – сотни, может, тысячи. Секундой позже я понял, что вижу, и мое сердце упало. Мы попали на своего рода минное поле.

– Это… машины? – удивился Квин.

Я кивнул:

– Да не просто машины, а «пинто». Все до единой.

Повсюду, докуда хватало глаза, парили автомобили, и сквозь их гущу ничего нельзя было разглядеть.

– Насколько сильно нужно толкнуть «пинто», чтобы она взорвалась? – спросил брат.

– Спорю на что угодно, здесь хватит и легкого прикосновения. И наверняка единственный выход на той стороне. – Я оглядел минное поле и обернулся к Квину: – Что бы ты сделал?

– Я бы попытался пролететь между ними.

– А я бы облетел их сбоку. – Ни одна стратегия не сработала бы. Для первого я недостаточно крутой пилот, второе – слишком долго. Так что я глубоко вздохнул и выбрал третий путь. – Опусти щит.

– Как это? Мы же ничего не увидим!

– Вот именно!

– Что ты задумал? Лететь на ощупь?

– Типа того.

– Я могу на тебя положиться?

– Вряд ли.

Но он послушался и опустил щит, когда мы подлетели к полю.

– Не думал, что ты самоубийца, – заметил он.

– Я собираюсь выжить.

Я уже достаточно хорошо изучил эти миры, чтобы понять, что их сила зависит от нашей слабости. Парк рылся в желаниях, страхах, привычках и решениях. Минное поле идеально подходило для того, чтобы убить нас с Квином, если мы будем вести себя, как нам свойственно. Большая часть моей жизни прошла в строгих рамках. Большая часть жизни брата – сплошное безумие. Сейчас же нам требовалась направленная вспышка контролируемого безумия.

Я разогнался, снял руку с пульта управления и пустил корабль вслепую через минное поле.

Мы врезались в первую машину, она оставила в нашем корпусе вмятину и взорвалась, но мы летели так быстро, что взрыв прогремел уже сзади. Еще одна ударила нас снизу, так что я подпрыгнул на сиденье, но взорвалась она все-таки за нашим хвостом.

Удар за ударом, взрыв за взрывом. Дым из горящих двигателей заполнял кабину.

– Корабль долго не протянет, – заметил Квин.

– Ему и не нужно. Осталось несколько секунд.

Еще одна мина взорвалась прямо у нашего левого бока, но корпус не развалился. Я зажмурился, ожидая следующего взрыва, который точно нас прикончит.

Его не было. И ни одного удара. Только трещало пламя в задней части кабины и плавился механизм.

Брат поглядел на меня и поднял щит. Тот с трудом открылся, и перед нами предстало новое зрелище. Мы оставили позади весь мусор. Впереди медленно вращалась спираль из звезд. Ничего красивее я не видел.

– Это что, галактика? – спросил Квин.

Я улыбнулся:

– По-моему, похоже на турникет.

От двигателей ничего не осталось, корабль догорал, но космический турникет уже засасывал нас в самую середку. Ускорение вдавило меня в спинку кресла.

Тут я сделал то, чего никогда не делал: поднял руки в воздух, как на самой безбашенной американской горке в мире. Я поглядел на брата и ухмыльнулся. Он кивнул и тоже поднял руки. Мы промчались сквозь вращающийся турникет, вместе наслаждаясь скоростью и совершенно забыв об испытании.

Думаю, именно в этот момент я по-настоящему обрел брата.

15. Обрыв

Мы затормозили на пустыре под мертвым черным небом и выбрались из капсулы. Она потеряла всякое сходство с кораблем – просто кабинка с карусели, побитая и скособоченная, но почти такая же, как в самом начале. Неровную землю покрыли полосы стелющегося тумана, а в воздухе витал затхлый, едкий запах, как у выброшенного на помойку холодильника.

– Что это за место? – спросил Квин.

Из земли десятками торчали прутья, увешанные табличками. «Одностороннее движение». «Не входить». «Стоп». «Уступите дорогу». «Поворот запрещен». Все они смотрели в разные стороны, как будто стояли просто так, сами не зная, кому и что указывать.

В небесах висел бледный циферблат, похожий на безжизненное лицо, которое можно разглядеть на луне. Часы показывали шесть утра, но, присмотревшись, я увидел, что до шести осталось еще двенадцать секунд. Я молча наблюдал, как они проходят.

Мы прошли все семь испытаний в срок.

А где же выход?

– Кассандра! – воззвал я к черному небу. – Я справился, Кассандра! По твоим собственным правилам, я свободен! – Никакого ответа. – Ты должна меня выпустить!

Тут она появилась из тумана и принялась продираться сквозь лес указателей. Наша гонка явно не пошла девушке на пользу. Ее волосы больше не отливали медью, они поседели почти добела. Лицо побледнело и выглядело усталым, как у преждевременно постаревшей женщины. Ее шелковое платье, казалось, поела моль, а его цвет напоминал набивного медведя, с которого все началось: как будто кто-то не очень удачно смешал все краски.

Теперь я понял, какую угрозу представлял и почему Кассандра так боялась. С каждым испытанием я становился сильнее, а она – и сам парк – слабела. Из-за меня ее магия теряла силу. Не думаю, что она сама понимала, что будет, когда все откажет окончательно.

– Шесть утра, – напомнил я. – Самое время меня отпустить.

– Да, – хрипло согласилась она. – Я обещала отпустить тебя, и отпущу. – Спокойствие в ее голосе не давало мне покоя. – Ты вернешься домой. А Квин отправится в Механизм.

– Как?!

– Он прошел только пять испытаний.

Я взглянул на брата, побледневшего, как циферблат в небесах.

– Из-за тебя миры вышли из-под контроля, – продолжала Кассандра. – Многое надо чинить, и каждая душа на счету. Я приготовила Квину отличное местечко рядом с Мэгги и Рассом.

Я покачал головой, отказываясь верить собственным ушам:

– Так нечестно!

– Жизнь – один сплошной обман, – парировала девушка. – Кто сказал, что вечность не такова?

– Без него я отсюда не выйду!

– Тебе придется. Я выставлю тебя за ворота, и всю жизнь ты будешь помнить, что бросил в беде брата и друзей. Если только…

– Если только что?

Кассандра не спешила с ответом.

– Знаешь что… Пожалуй, я дам тебе шанс освободить их.

Девушка снова играла, интриговала, дразнила. Она подвесила жизни друзей перед моим носом, как морковку, и мне поневоле пришлось за ней потянуться.

– Что я должен сделать?

– Всего-навсего прокатиться еще разок.

Она указала на темное пятно на земле. Пятно двигалось. Это оказался медленно вращающийся круг темно-серого асфальта, футов пятьдесят в диаметре. Из тумана выплыло нечто вроде чайной чашки как раз такого размера, чтобы внутри мог сесть один человек. Катание на крутящейся чайной чашке. Вот и все. Не так уж и плохо, если бы не одно «но».

Чашка была желтой.

Желтой, как школьный автобус.

– Одно последнее испытание. Если ты его выдержишь, Квин и твои друзья вернутся домой вместе с тобой.

Желтая чашка уехала назад в темноту.

– Ты не обязан это делать, – произнес брат. Он ошибался. Даже если бы на кону не стояла его жизнь, я все равно не мог отказаться. Я обернулся к Кассандре:

– А если я проиграю?

Девушка только улыбнулась и откинула с лица волосы.

Я шагнул к асфальту, но брат схватил меня за руку:

– Я с тобой.

– Нет. Это мое испытание.

В его глазах заблестели слезы:

– Обещай, что вернешься. Обещай, что не исчезнешь!

Но я не мог дать невыполнимого обещания.

Кассандра нетерпеливо сложила руки:

– Ты согласен или как?

Я ступил одной ногой на край асфальта. На нем лежал толстый слой черного льда.

– Блейк?

Я обернулся к брату:

– Да?

Он запнулся:

– Я говорил, что тебя люблю?

– Нет, – ответил я. – Ни разу.

Он пожал плечами:

– Может, когда-нибудь скажу.

– Ага, я тоже.

Я встал на асфальт обеими ногами и унесся прочь. Я не спускал с брата глаз, пока он не пропал в тумане. В нескольких ярдах от меня поджидала чашка. Я открыл маленькую желтую дверцу. Сиденья внутри были сделаны из темно-зеленой кожи, в центре торчал руль. Закрыв дверь, я сел и вцепился в баранку. Чашка завращалась, сначала медленно, потом, когда я всем весом налег на руль, все быстрее и быстрее. Я ускорялся, пока все вокруг не слилось в одно сплошное пятно. В ушах раздался визг тормозов, и я…

…куда-то качусь.

Обреченный школьный автобус на обледеневшем асфальте.

Липкие зеленые сиденья, запах вишневой жвачки и дюжина вопящих детей – а автобус все крутится, крутится и крутится. Энди Берк, мой лучший друг, падает с кресла на пол.

Мне семь. Я там. И это не просто испытание.

Учительница вопит: «Боже, боже, боже!»

Миссис Грир, вот как ее зовут. Я вцепляюсь в спинку переднего кресла, чтобы не упасть и не пролететь через весь автобус. Мой рюкзак куда-то падает, и я теряю его из виду.

Пальцы соскальзывают с сиденья, и я падаю в проход, ударившись щекой о холодный черный пол, пахнущий резиной и грязью.

– Держись, Блейк! – кричит миссис Грир.

Я поднимаю голову: прямо передо мной аварийная дверь в задней части автобуса. А кажется, до нее ярдов сто.

Бум! Мы врезаемся во что-то твердое, ломается металл. Барьер взмывает в воздух, как елочная гирлянда. Он проламывает окно и отлетает. Мы пробиваем ограду на краю Кольфакского оврага. Я знаю это место. Склон очень крутой и каменистый. Я частенько запускал с обрыва бумажные самолетики и ни разу не видел, чтобы они падали на землю. Кольфакский овраг вполне может быть глубже Гран-каньона.

Передний край автобуса переваливается через край обрыва, в моей голове остается только изображение двери аварийного выхода, и я ползу к ней. Никто больше не пытается ее открыть. Как же так, неужели они не знают, зачем она нужна? Значит, открыть ее придется мне.

Автобус качается, и его задний конец повисает в воздухе. Пол вырастает передо мной черной волной. Я лезу вверх, пытаясь добраться до двери. Крики и скрежет металла. Запах мочи. Кто-то намочил штаны. Может, это я.

Я доползаю до задней стены и вцепляюсь в дверную ручку.

– Открой ее, Блейк! – кричит миссис Грир. – Скорее!

Тут раздается еще один голос, которого здесь не должно быть. Голос Кассандры. Она откинулась на заднем сиденье и с улыбкой наблюдает за происходящим.

– Поспеши, Блейк, – дразнит она. – Не так много времени осталось.

– Открой ее! – кричит миссис Грир.

Но дверь заржавела и не поддается.

– Не могу! Не могу! Не могу!

– Ты не смог тогда, – произносит Кассандра, – и не можешь сейчас. Какой стыд!

Подо мной металл скребет по камню. Автобус накреняется сильнее, теряет равновесие и обрушивается в овраг. Я открываю рот, чтобы закричать, но взрыв ослепляет, оглушает меня, и я…

…куда-то качусь.

Школьный автобус на льду.

Крики, запах жвачки, Энди Берк на полу.

Все сначала. Испытание началось заново!

Миссис Грир причитает: «Боже, боже, боже!»

Нет! Только не это! Снова я этого не выдержу! Сколько еще раз? Сколько?

– Держись, Блейк!

Я снова в проходе. Пахнет резиной и грязью. Запасной выход.

Мы проломили заграждение и качаемся на краю обрыва. Я тяну за ручку упрямой двери, а Кассандра смотрит на меня с торжествующей улыбкой:

– Это твое личное испытание, и тебе ни за что не изменить прошлого, как бы ты ни пытался.

Я колочу в дверь, пока не обдираю все костяшки.

– Открой ее, Блейк! – кричит миссис Грир.

– Не могу, не могу, не могу!

Мы летим в овраг, и за секунду до взрыва я чувствую дыхание Кассандры над ухом и слышу ее шепот: «Добро пожаловать в вечность».

Ослепительная вспышка, и я…

…куда-то качусь.

Школьный автобус.

Упавший Энди.

«Боже, боже, боже!»

Испытание не прекращалось. С тех пор, как Кассандра подрезала автобус своей ярко-оранжевой машиной и он закрутился, началась моя гонка. Она правила моей жизнью, моими снами, мечтами и каждой мыслью. Кассандра все же поймала меня – в каком-то смысле я так и не выбрался из автобуса. Я катался с семи лет.

Мы проламываем барьер. Я карабкаюсь наверх.

Каждое испытание имеет выход, значит, это тоже. Должно. Что я упускаю из виду?

Нужно вспомнить, как все было тогда.

Я снова у выхода, а автобус накреняется. Мысли несутся слишком быстро, чтобы до чего-нибудь додуматься. Только бы понять, что я упускаю. Я же выжил. Как? Нужно зажмуриться и глубоко вздохнуть.

– Открой ее, Блейк!

Нет, миссис Грир. Мне ее не открыть. Нужно остановиться и подумать. Заставить себя вспомнить. Дать себе вспомнить.

И вдруг ржавый засов в моей голове поддается. Я распахиваю глаза:

– Все было не так!

– А как еще? – кричит Кассандра. – Никак иначе!

Я оборачиваюсь к ней, впервые кое-что осознав:

– Ты не осталась посмотреть, да? Ты подрезала автобус и исчезла, прежде чем мы разбились. Ты не видела, как все было!

– Это твое испытание! – настаивает она. – И твои воспоминания!

– Значит, я запомнил неправильно!

Мы соскальзываем в обрыв. И я…

…куда-то качусь.

Энди падает.

«Боже, боже, боже!»

Раньше все казалось настоящим, а теперь все совсем по-настоящему, потому что это все воспоминание полностью.

Я, испугавшись, падаю с сиденья, ударившись лицом об пол.

– Держись, Блейк!

В проходе не только я. Все вопят.

Мы проламываем заграждение.

Вот и дверь запасного выхода. Я ползу к ней, перелезая через друзей, наступая на их спины, чтобы спастись. Мне нужно выбраться. Нужно. Другие пытаются перелезть через меня, все напуганы, но я быстрее всех. Я вырываюсь вперед и хватаюсь за ручку двери, как раз когда автобус накреняется.

– Открой ее, Блейк!

Я тяну и тяну:

– Не могу, не могу, не…

Ручка поддается. Дверь широко распахивается. Я открыл дверь! Вот что я отказывался вспоминать все эти годы. Я открыл ту дверь!

Я стою в задней части автобуса. Кажется, мир остановился, как автобус, замерший на краю обрыва. Я уравновесил его.

* * *

Вдруг оказалось, что я наблюдаю за происходящим снаружи. Я стоял на скользкой дороге и смотрел на семилетку, застывшего у открытой двери заднего выхода, пока автобус качался туда-сюда, застыв на краю.

Задние колеса поднялись так высоко от земли, что я видел вращающийся кардан и шестеренки трансмиссии. Механизм.

– Прыгай, Блейк! – раздался из автобуса вопль миссис Грир. Маленький мальчик, которым когда-то был я, замер. Прыгать было так высоко.

Я смотрел на него, а вокруг змеей вилась Кассандра, которой не терпелось узнать, как я спасся:

– Ага, ты прыгнул! Вот в чем дело! – Ее саван цвета грязи колыхался при каждом движении. – Ты спрыгнул, и этого хватило, чтобы столкнуть автобус с обрыва!

Я, не отвечая, смотрел, как мальчик закрыл глаза и подался вперед, а автобус соскользнул еще на фут. Напуганный мальчик как-то нашел в себе силы спрыгнуть с обреченного автобуса. Хотя никто не спрыгнул вслед за ним. Хотя он знал, что больше никто не выберется. Даже зная, что груз вины навсегда останется с ним, он – я – все равно предпочел выжить. Он спрыгнул, а я раскинул руки и поймал его. Он почти ничего не весил, и я едва слышал его всхлипы, когда автобус окончательно соскользнул с обрыва.

Кассандра прекратила метаться и подошла ко мне так близко, что ее голос раздавался у меня в голове:

– Все они умерли, потому что ты спрыгнул!

– Нет, – спокойно ответил я. – Автобус все равно свалился бы.

– Ты не можешь знать наверняка!

– Не могу.

– И тебе никогда не изменить прошлого.

– Нет. Но испытание закончено. Навсегда.

Автобус исчез за краем обрыва. Я обнимал мальчика, оберегая его от вспышки и грохота взрыва, зная, что теперь эти воспоминания оставят меня в покое. «Все хорошо, Блейк. Все закончилось. Я не отпущу тебя и прощу тебе твое везение. Я прощаю тебя за то, что ты не смог удержать автобус голыми руками и всех спасти. Я прощаю тебя за то, что ты выжил». Я крепко обнимал его, пока не понял, что мои руки пусты. Я обнимал сам себя.

Испытание наконец закончилось.

Я выжил.