Текст книги "Страшные сказки. Истории, полные ужаса и жути (сборник)"

Автор книги: Нил Гейман

Соавторы: Джоанн Харрис,Танит Ли,Гарт Никс,Йон Линдквист,Брайан Ламли,Дж. Рэмсей Кэмпбелл,Стивен Джонс,Кристофер Фаулер,Маркус Хайц,Брайан Ходж
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Я хочу снова отведать невинной плоти. Я ошибалась. Все эти годы я ошибалась. Я не должна была расставаться с братцем. Я пойду к нему. Я пойду, а там посмотрим, может, он меня примет. Я паду в его объятия и попрошу прощения, буду молить его о снисхождении. Возможно, он меня не узнает. Если он меня не признает, то может съесть. Но даже если так, что ж, мои страдания окончатся.

Я так голодна. Я так голодна. Я так голодна.

А теперь давай-ка мне чемодан. Выбирайся из темноты и тащи самый лучший, какой сможешь найти.

Зиглинда подумала, что лучше ей оставаться в темноте. Вообще-то в темноте безопаснее. Но темнота стала отступать сама, и Зиглинда попыталась ее удержать, вытянула руки вперед и схватила – летучую мышь, паука, – но тут она увидела, что держится за чемодан, симпатичный, аккуратненький чемоданчик, и кожа летучей мыши оказалась его чехлом, а ножки паука – ремнями.

Бабуля Грета приняла у нее из рук чемоданчик. Она придирчиво его осмотрела. «Да, – сказала она. – Да, хороший выбор». Потом она приложила чемодан к Зиглинде, как будто примеряя на нее.

И Зиглинда поняла, что теперь ее положат в этот чемоданчик. А потом бабушка унесет ее в лес и разыщет своего брата, и вдвоем они подвесят Зиглинду вверх ногами и выпотрошат ее, и съедят ее.

– Не убивай меня, пожалуйста, – попросила Зиглинда.

А бабушка отшатнулась, словно Зиглинда дала ей пощечину. Она даже попятилась немного.

– Ты что же, подумала, что я тебя съем? – сказала Грета. – Ох, милая моя. Кровь от крови моей. Я никогда не смогла бы причинить тебе боль. Потому что ты вся в меня. Столько лет я ждала, не появится ли в этом семействе хоть кто-нибудь, кого я смогу полюбить. И вот дождалась тебя. Не бойся. Бойся кого угодно, но только не меня.

И Зиглинда увидела, что ее бабушка плачет, а потом заметила, что и сама тоже плачет.

– Чемодан, – сказала Грета, – это тебе.

– Я не понимаю, – сказала Зиглинда.

– А, так ты думала, что это мне нужен чемодан? В мои-то годы? И к чему бы мне чемодан там, куда я собралась? Но ты. Моя милая, моя кровиночка. Ты уйдешь. Ты покинешь это место, и слава Богу, потому что не сможешь оставаться здесь, с этими людьми, с этими бесстрастными людишками. А когда соберешься, возьмешь этот чемодан.

Она протянула чемоданчик внучке.

Зиглинда взвесила его в руке, и он показался ей таким, как надо. Не слишком тяжелым, подходящего размера, и без всяких этих безвкусных пряжек. Ручка уютно легла ей на ладонь.

– Там больше нет леса, Бабуля, – сказала Зиглинда. – Его давно срубили. Папа говорил, что его вырубили много лет назад. Там теперь фабрики.

– Я знаю, где мой лес, – ответила Грета. Она нагнулась и поцеловала Зиглинду в щеку. Поцелуй вышел у нее неуклюжим и грубоватым, словно по щеке провели дерюжным мешком лука.

Грета зашла на чердак. Тьма поглотила ее.

Зиглинда подождала, не выйдет ли бабушка. Она не вышла. Зиглинда отправилась домой.

Она ломала голову, что бы придумать, как объяснить свою отлучку. Но когда она пришла домой, папа все еще был у себя в кабинете, мама все еще возилась на кухне, они даже не заметили, что ее не было. Им не было до нее дела.

Зиглинда позвонила Клаусу. Его не оказалось дома, и она оставила сообщение на автоответчике. Сказала, что больше они никогда не увидятся. Потом отнесла чемоданчик в свою комнату, открыла. Внутри он показался таким огромным, туда можно было уместить весь мир, все свое будущее. Она пооткрывала все свои шкафы и комоды, посмотрела, что ей хотелось бы взять с собой. Ничего. Все это было ей ни к чему. Так что она снова закрыла чемодан, отнесла его вниз по лестнице и вышла с ним из дому – в новую жизнь. Она будет наполнять его по дороге.

Роберт Ширмен – писатель и драматург, пишущий для театра, телевидения и радио, обладатель многих наград. Он был постоянным автором-драматургом в Театре Норткотт в городе Эксетер и регулярно писал для Алана Эйкборна в театре г. Скарборо. Периодически он пишет радиопьесы для BBC Radio 4, однако более всего известен по своей работе с телесериалом «Доктор Кто», как вернувший на экраны расу Далеков в первых сериях возрожденного сериала, получивших награду BAFTA и номинированных на Hugo Awards. Его первый сборник коротких рассказов, «Маленькие Смерти», был опубликован в 2007 году издательством Comma Press и получил награду World Fantasy Award. Его второй сборник, «Любовные песни для застенчивых и циничных», опубликованный издательством Big Finish Productions, получил British Fantasy Award и Edge Hill Readers’ Prize, а также Shirley Jackson Award. Третий сборник, «Все такие необыкновенные», был удостоен British Fantasy Award. В 2012 году его лучшие произведения в жанре хоррор – частично рассказы из его предыдущих сборников, частично новые работы – были опубликованы издательством ChiZine в сборнике «Помни, почему ты боишься меня».

Три лесных человечка

Жил как-то человек, у которого померла жена; и жила женщина, у которой умер муж; а у того человека была дочка, и у женщины тоже была дочь.

Девушки были знакомы и вместе ходили гулять, а потом заходили в дом к той женщине. Вот как-то раз говорит женщина дочери того человека:

– Послушай-ка, скажи своему отцу, что я не прочь выйти за него замуж. А тогда ты будешь каждый день купаться в молоке и пить вино. А моя родная дочка будет купаться в воде и пить воду.

Девочка пришла домой и передала отцу слова той женщины. Говорит отец:

– Что же мне делать? Женишься – нагорюешься.

Долго не мог он решить, как быть, наконец стащил сапог с ноги и говорит:

– Возьми-ка этот сапог – в подошве у него дыра. Снеси его на чердак, да повесь на большой гвоздь, а потом налей в него воды. Если вода в нем удержится, что делать, женюсь во второй раз, а коли выльется – стало быть, жениться не стану.

Девушка все сделала, как ей было велено, но вода стянула края дыры, и сапог остался полон до самого верху.

Поведала она про это отцу. Тогда он сам полез на чердак и увидал, что дочь сказала правду; пошел к вдове и посватался к ней, – тут они и свадьбу сыграли.

Наутро поднялись девочки и видят – перед отцовой дочерью поставлено молоко для умывания и вино для питья, а перед жениной дочкой – только вода и для умывания, и для питья.

На другое утро была поставлена вода для умывания и для питья перед обеими девушками.

А на третье утро смотрят они – перед отцовой дочкой поставлена вода для умывания и для питья, а перед родной жениной дочкой молоко для умывания и вино для питья. Так оно потом и было.

Мачеха падчерицу невзлюбила и, что ни день, замышляла против нее новые козни. Она еще и завидовала, потому что приемная дочка была красивая и приветливая, а родная – уродливая и сварливая.

Однажды зимой, когда все кругом замерзло от мороза, а горы и долы были покрыты снегом, мачеха сделала бумажное платье, подозвала падчерицу и сказала:

– Ну-ка, надевай это платье, сходи в лес и набери полную корзинку земляники – страсть как захотелось мне ягод.

– Батюшки, – отвечала девушка, – да ведь земляника зимой не растет. Вся земля промерзла и снегом покрыта. И почему нужно мне идти в этом бумажном платье? На дворе ведь лютый холод, дышать и то трудно. Ветер проберет меня до костей, а колючий терновник истерзает мне все тело.

– Ты еще будешь мне перечить? – сказала мачеха. – Пошевеливайся, да без полной корзинки земляники не показывайся мне на глаза.

Тут она дала ей ломоть черствого хлеба и говорит:

– Довольно тебе этого на весь день, – а про себя думает: «Помрешь ты в лесу от холода и голода и никогда не вернешься назад».

Девушка была послушной, надела она бумажное платье и, взяв корзинку, вышла из дому. Во всей округе ничего было не видать, кроме снега, ни единой зеленой травинки.

Вот пришла девушка в лес, глядит– стоит перед ней избушка, а из окошка выглядывают три человечка. Постучалась девушка в дверь и робко с ними поздоровалась. «Входи!» – закричали они, и она вошла в комнату и присела на скамеечку у печки, – тут она понемногу отогрелась и решила съесть свой ломоть хлеба. А человечки и говорят:

– Дай и нам хоть немножко.

– С радостью, – ответила девушка, поделила ломоть хлеба пополам и половину дала человечкам. Они и спрашивают:

– Что ты делаешь зимой в лесу, да еще в таком тонком платьишке?

– Ах, – отвечала она, – нужно мне набрать полную корзинку земляники, а без этого лучше домой не возвращаться.

Доела она свой хлеб, а человечки дают ей метлу и говорят:

– Подмети-ка снег у задней двери нашего домика.

Когда же она вышла, стали человечки говорить друг другу:

– Что бы подарить этой девице, раз она такая добрая и даже поделилась с нами своим хлебом.

Вот один и говорит:

– Мой подарок таков: с каждым днем будет она становиться все краше.

Второй говорит:

– А мой подарок таков: когда она заговорит, с каждым словом изо рта у ней будут падать золотые монеты.

Третий говорит:

– А мой подарок таков: приедет в эти края король и возьмет ее в жены.

Тем временем девица выполнила то, что велели ей человечки, подмела снег у избушки. И что же, по-вашему, она нашла? Самую настоящую спелую землянику! Темно-красные ягоды показывались прямо из-под белого снежка. Обрадовалась девушка и набрала полную корзинку; поблагодарила она лесных человечков, попрощалась с каждым за руку и побежала домой, чтобы поскорее принести мачехе ягоды, которых ей так хотелось.

Только вошла она в дом и поздоровалась, как изо рта у нее выкатился золотой. Стала она рассказывать, что с ней приключилось в лесу. При каждом слове изо рта у ней падали золотые, пока золото не завалило всю комнату.

– Подумайте, какая гордячка! – крикнула ее сводная сестра. – Так швыряется деньгами.

Но в сердце она ей позавидовала и захотела тоже сходить в лес по ягоды.

Мать говорит:

– Нет, милая моя доченька, слишком уж холодно, как бы тебе не замерзнуть до смерти.

Но дочка от своего не отступалась, так что мать, наконец, согласилась, сшила для нее роскошную меховую шубу, а с собой дала ей хлеба с маслом и пирожков.

Пошла девушка в лес да прямиком к той избушке. Три маленьких человечка, снова выглянули в окошко, но она с ними не поздоровалась. Не поглядела на них и не поговорила, а сразу ввалилась в комнату, расселась у печки и принялась за свой хлеб с маслом и пирожки.

– Дай и нам хоть немножко! – воскликнули человечки.

Но она ответила:

– Вот еще, мне самой мало, буду я еще с кем-то делиться!

Когда она поела, человечки говорят:

– Вот тебе метла, размети снег у задней двери.

– Сами подметете, – отвечает девица. – Я вам не служанка.

Увидев, что человечки ничего не собираются ей дарить, она ушла.

Тут лесные человечки стали говорить друг другу:

– Что же подарить ей за то, что она такая гадкая, а сердце у нее злое и завистливое, и никому она не делает добра?

Первый говорит:

– Мой подарок таков: с каждым днем будет она становиться все уродливей.

Второй говорит:

– А мой подарок таков: когда она заговорит, с каждым словом изо рта у ней будет выскакивать жаба.

А третий говорит:

– А мой подарок таков: ждет ее лютая погибель.

Поискала девушка в округе землянику, но ничего не нашла, ни одной ягодки и воротилась домой злая-презлая. Хотела было рассказать матери, что приключилось с ней в лесу, как при каждом слове стали выскакивать у нее изо рта жабы, так что все пришли в ужас.

Тут мачеха пуще прежнего возненавидела мужнину дочь и все ломала голову, как бы зло ей причинить. А девушка меж тем становилась с каждым днем все красивее.

Наконец мачеха взяла котел, поставила его на огонь и стала варить в нем пряжу. Когда пряжа как следует проварилась, она взвалила ее на плечи бедной девушке, дала ей топор и приказала идти на реку, прорубить во льду прорубь и промыть пряжу.

Девушка была послушной, пошла она к замерзшей реке и вырубила прорубь. Вот рубит она лед, а к реке тем временем подъезжает роскошная карета, а в ней сидит король. Карета остановилась, и король спросил:

– Дитя мое, кто ты и что делаешь?

– Я бедная девушка, полощу пряжу.

Пожалел ее король и, увидев, что она очень хороша собой, сказал:

– Хочешь, поедем вместе со мной?

– Ах, конечно, с великой радостью! – ответила она, довольная, что ей не придется возвращаться к мачехе и сестре.

Села она в карету и поехала вместе с королем. А когда они приехали во дворец, то сразу отпраздновали пышную свадьбу – таков был подарок маленьких лесных человечков.

Через год молодая королева родила сына. А мачеха, прослышав о таком великом счастье, явилась со своей дочерью во дворец и сделала вид, будто хочет ее навестить.

Но когда король куда-то отлучился, и остались они одни, злая женщина схватила королеву за голову, а дочка взяла ее за ноги, они подняли ее с постели и бросили через окошко в реку, что протекала у самого дворца. После этого мачеха уложила свою безобразную дочку в постель и с головой укрыла одеялом.

Когда король вернулся домой и захотел поговорить с женой, старуха закричала:

– Тише, тише, сейчас нельзя, у нее сильная горячка, и ей нужен покой.

Король не заподозрил ничего дурного и пришел лишь на следующее утро. Когда заговорил с женой, а она ему отвечала, то при каждом слове у нее изо рта выпрыгивала жаба, а прежде, бывало, падали золотые.

Тогда король спросил, что бы это значило, но старуха сказала, что это у нее от сильной горячки, но скоро пройдет.

А ночью поваренок увидел уточку, которая приплыла по водосточной канавке и заговорила человеческим голосом:

Ах, король мой, как ты поживаешь?

Уснул или глаз не смыкаешь?

Не дождавшись ответа, уточка снова заговорила:

А гости мои, что ж они?

Поваренок ответил:

Спят они крепко, как пни.

Тогда она снова спрашивает:

А милый мой сын, как же он?

Поваренок отвечает:

В люльке он спит сладким сном.

Тут уточка превратилась в королеву и вошла во дворец. Она покормила ребенка, покачала его колыбельку, укутала его бережно и, обернувшись снова уточкой, уплыла по канавке.

Так было две ночи, а на третью говорит она поваренку:

– Ступай, скажи королю, пусть возьмет он свой меч и трижды взмахнет им надо мной на пороге.

Поваренок побежал и обо всем рассказал королю, а тот пришел со своим мечом и трижды взмахнул им над уточкой. Не успел он взмахнуть в третий раз – а перед ним стоит его жена, живая и здоровая, какой была и прежде.

Обрадовался король великой радостью, но спрятал королеву в горенке до того воскресенья, когда должны были крестить младенца.

Когда его окрестили, король спросил:

– Чего заслуживает тот, кто вытаскивает человека из постели и бросает в воду?

– Такой злодей, – отвечала старуха, – заслуживает, чтобы посадить его в бочку, утыканную гвоздями, и скатить ту бочку с горы в реку.

– Что ж, – говорит король, – ты сама себе вынесла приговор.

И он приказал принести утыканную гвоздями бочку и посадить в нее старуху с дочерью. А потом бочку заколотили и пустили с горы, так что покатилась она прямо в реку.

Майкл Маршалл Смит
Загляни внутрь

Для начала я собираюсь немного приврать. Не волнуйся – под конец узнаешь, как все было на самом деле. Буду правдива, ничего не утаю. Обещаю.

Но сначала расскажу тебе о другом.

Ах да, кстати – я беременна.

Когда все это началось, я вернулась домой позже обычного. Деловой ужин, а другими словами, несколько часов в итальянском ресторане в Сохо и болтовня босса о проблемах, стоящих перед его компанией в эти трудные экономические времена. Разглагольствуя, он честно пытался не заглядывать то и дело мне в вырез блузки. Он парень неплохой, женат и, насколько я знаю, разводиться не собирается, так что я оставила его косые взгляды без внимания. Я уверена, что союз сестер – а точнее, прилизанные профессорши и гламурные мятежницы, которые заменяют его в наши дни – счел бы, что я не должна спускать ему подобные вольности, и потребовал бы публично призвать его к ответу, подкрепив слова звонкой пощечиной, но я фигней не страдаю. Мужики вечно рыщут глазами по женским телам (и наоборот тоже, будем честны – у нашего официанта, кстати, была такая задница, ну прямо орех, что так и просится на грех), с тех самых пор, когда люди ходили в шкурах, и не думаю, что этот интерес отомрет в обозримом будущем. Так что оставим эти заморочки союзу сестер. Они трудятся в чисто женских коллективах, где подобные вопросы, понятно, не возникают, либо чистят перышки в своих университетах, где рядом не мужики, а бородатые замухрышки, которые пикнуть лишний раз боятся. Но только попробуй завести эту шарманку в духе Камиллы Палья[6]6
  Камилла Палья (род. 1947) – американская писательница, публицистка и феминистка, преподаватель университета.


[Закрыть] в реальном мире, и мигом окажешься без работы, и уж разумеется, в полном одиночестве. Ужин оказался недолгим, и, хотя обратно я ехала на метро, все равно к половине десятого уже была дома. У меня собственный домик, совсем маленький, в районе на севере Лондона, который называется Кентиш Таун, недалеко от станции и автомагистрали. Вообще-то, Кентиш Таун сегодня – это узкая щелка между такими более красивыми и дорогими районами, как Хэмпстед, Хайгейт и Кэмден, но до того как разросшийся город сжал его со всех сторон, это было небольшое живописное местечко с видом на прелестную речку Флит – она брала начало от родников выше на Хемстедской Пустоши, но давным-давно была засорена и захламлена, так что в конце концов ее убрали под землю, взяв в трубы и направив в систему канализации.

Мой узенький домик стоит совсем рядом с местом, где когда-то протекала река, среди недлинной вереницы стоящих вплотную викторианских домишек. В нем три этажа (и еще чуть-чуть), за домом крохотный садик, половину которого съела пристроенная прежним владельцем расширенная кухня-столовая. Когда-то, как рассказал мне тот самый владелец, эти дома выстроили для семей железнодорожных рабочих, и примечательны они разве что своей непримечательностью, да еще тем, что одна сторона моего садика примыкает к древней каменной стене, в которую врезана полустертая ветром и непогодой каменная доска с надписью, упоминающей Колледж Св. Иоанна. Небольшое расследование помогло установить, что несколько сот лет назад земля, на которой потом построили эти дома – и добрый ломоть самого Кентиш Тауна впридачу, – принадлежала этому колледжу Кембриджского университета. Причина, по которой колледж владел садом в сотне миль от университета, не поддается моему пониманию, так ведь мало ли чего еще я не понимаю. Мне, например, никогда не нравились телевизионные реалити-шоу или, скажем Колин Ферт – так что, возможно, я просто слегка бестолкова.

На этом экскурсию можно считать законченной.

Домик совсем маленький, но мне повезло, что имею хотя бы такой, учитывая сумасшедшие лондонские цены на недвижимость. Ах, как издевались надо мной подруги, когда я купила свою первую квартиру и впряглась в ипотеку сразу после университета. Зато теперь, когда у меня есть жилье с крыльцом и лестницей, а они ютятся по съемным квартиркам в чересчур многонациональных кварталах, все это кажется не таким уж дико смешным, как раньше (всем, кроме меня, разумеется).

Войдя, я повесила куртку, разбросала туфли и расстегнула верхнюю пуговицу на юбке в попытке сделать более комфортным свое существование в реальности-после-пасты. Расслабившись таким образом, я прошествовала в гостиную (грандиозное путешествие длиной ровно в пять шагов), оттуда на кухню, где и отключилась в ожидании, пока закипит чайник. Я выпила не больше двух бокалов вина, но валилась с ног от усталости. То и другое вместе погрузило меня в состояние гипнотического транса.

Вдруг, без всякой причины, я очнулась, обернулась и заглянула в гостиную. Чайник как раз вскипел, выпустив облако пара почти мне в лицо, и все же по спине у меня пробежал холодок.

В моем доме кто-то побывал.

Я это точно знала. Или мне казалось, что знаю, но какая разница. Я всегда разделяла романтическое мнение (в духе «мило, хоть и глупо»), что человек обязательно почувствует, если кто-то побывает в его доме – что вторжение незнакомца оставит некий осязаемый психослед, что дом твой – друг твой, и как-то сообщит вам о незваном госте.

На самом деле любой дом – не более чем стены, крыша, мебель да разные вещи – в основном выбираемые не то чтобы очень тщательно и не со всей строгостью научного подхода, а просто из соображений экономии. Единственная разница между вами и любым другим человеком на планете – та, что именно вам дано законное право пребывать в этом доме. И все-таки я это знала.

Я знала, что кто-то побывал в моем доме.

А что, если он до сих пор здесь?

В кухонной пристройке есть боковая дверь, так сказать, черный ход, ведущий в сад. Я могла бы открыть ее и выскользнуть из дому. Правда, далеко я бы не ушла, поскольку соседские садики отделены высоким забором (с одной стороны сделанным из остатков старинной стены). Другая причина состояла в том, что просто мне это было не по нраву.

Это был, черт возьми, мой дом, и я не собиралась из него сбегать, не говоря уже о том, что мне вовсе не улыбалось выглядеть перед соседями полной кретинкой, которая пытается перелезть через забор в их сад потому, что ей, видите ли, «показалось». Именно из-за подобных идиотских страхов нам, девушкам, и приклеивают потом нелестные ярлыки. Тем не менее к двери я все же подошла. Повернула ручку тихонько и обнаружила… что она не заперта.

Я точно знала, что дверь с улицы закрыта – вернувшись с ужина, я отпирала ее ключом. Все окна на кухне были закрыты и заперты, с того места, где я все еще стояла, застыв от ужаса, было видно, что и большое окно в гостиной тоже закрыто наглухо.

Другими словами, был только один, единственно возможный путь, которым злоумышленник мог бы проникнуть в дом – а именно, если утром, уходя на службу, я не заперла боковую дверь.

У меня не было ни малейшего представления о способах краж со взломом, но я предполагала, что, пока работаешь в помещении, логично оставить вход, через который проник, открытым (или хотя бы чуть приоткрытым), чтобы легче было улизнуть, если хозяева вдруг вернутся.

Мой черный ход был заперт. Стало быть, можно надеяться, что незваного гостя в доме нет. Я успокоилась, но не до конца.

На цыпочках я прокралась через гостиную к лестнице и замерла, прислушиваясь. Ничего не было слышно, а я по опыту знала, что по деревянным половицам было не пройти, чтобы они истошно не заскрипели – иногда проклятые деревяшки принимались скрипеть среди ночи, даже если никто на них не посягал, особенно там, на самом верхнем этаже.

– Эй?

Я задержала дыхание, стараясь расслышать хоть что-нибудь. Ничего. Полная тишина.

Так что я робко отправилась в обход по дому. Ванная и так называемая комната для гостей на втором этаже; спальня и гардеробная на следующем; наконец, микроскопический «чердак» на самом верху. Если верить прежнему владельцу, эта комнатушка предназначалась для горничной. Не иначе как у них была карликовая горничная, думала я каждый раз.

Помещение было таким тесным, что человеку нормального роста пришлось бы спать, свернувшись клубком. Встать в полный рост она тоже не смогла бы, я сама в этом убедилась буквально накануне. Я как раз собралась с духом, чтобы вытащить и отвезти в благотворительную организацию несколько коробок со старьем, до которых у меня никак не доходили руки. В какой-то момент, ковыряясь в барахле, я распрямила спину и стукнулась головой о пыльную балку. Удар был так силен, что я рассекла кожу, и несколько капель крови упало на дощатый пол. На половицах остались пятна, но, по крайней мере, на крошечном чердачке теперь царил порядок.

И никого не было, как и в других комнатах.

Весь дом выглядел в точности так же, как до моего ухода утром – то есть именно так, как должна выглядеть нора двадцативосьмилетней работающей женщины, которая – хоть и не полная распустеха – на аккуратности не помешана. Ни одна вещь не сдвинута с места, ничего не пропало и не сломано. Никого. Да и не было никого, конечно. Мне просто показалось, а ощущение, что здесь кто-то был, – ошибка.

Вот и все.

Я спустилась на первый этаж, уже размышляя, что лучше: посмотреть телевизор (как и собиралась) или вместо этого принять ванну и лечь спать. Или, может быть, сразу отправиться в постель, с книжкой. Или журналом. Я никак не могла сделать выбор.

Потом я придумала кое-что еще.

Тряхнула головой, решила, что это глупости, но устало потопала на кухню. Проверить все же не помешает.

Я щелкнула кнопкой чайника, чтобы вскипятить чаю на сон грядущий (попутно решив, что уже слишком поздно, чтобы тянуть время и вполглаза смотреть всякую чушь по телевизору, а душ вполне было можно принять и завтра с утра, принимая в расчет, что ложе свое я ни с кем не делила). Бросив в чашку чайный пакетик, я обратила внимание на хлебницу.

Ее мне подарила мама, вручила на новоселье, когда я купила дом. Она была сделана в подчеркнуто деревенском стиле и смотрелась бы просто сказочно на деревенской кухне рядышком с плитой фирмы AGA[7]7
  Самая популярная и престижная марка кухонных плит в Англии.


[Закрыть] (у мамы такая была, и ей хотелось бы, чтобы и у меня она появилась, желательно поскорее и в сочетании с молодым человеком – почти совсем не занудой, – который бы мотался отсюда на хорошо оплачиваемую работу в Сити, не забывая позаботиться и о том, чтобы я начала регулярно производить на свет ребятишек). В моем теперешнем жилье хлебница казалось просто несуразно громоздкой.

Да я почти и не ем хлеба, по крайней мере, совсем не часто, потому что от него всегда пучит. Поэтому я была уверена, что мучных изделий в хлебнице нет, не считая крошек, да, может быть, черствого огрызка круассана.

Тем не менее ее-то я и собиралась проверить.

За ручку я приподняла переднюю крышку, выпустив на волю слабый запах сухого хлеба. И тут же, слабо пискнув, отскочила.

Крышка хлебницы с шумом упала на место. Я снова ее подняла и глянула внутрь, а потом всмотрелась внимательней.

В хлебнице лежала записка. Я ее вынула.

Там было сказано:

Мне очень понравилось. И ты мне нравишься

Здесь придется отмотать ленту назад, в прошлое.

Несколько лет назад, летом после окончания колледжа я совершила путешествие в Америку.

Трудно назвать эту поездку серьезной экспедицией, потому что я брала машину напрокат и останавливалась по большей части в комфортных мотелях – вместо того, чтобы героически совершать пешие переходы и ночевать в гнусных дешевых хостелах или палатке в лесу, увертываясь от психопатов-убийц, ядовитых дубов и клещей, битком набитых возбудителем болезни Лайма, – но все же я самостоятельно прожила там целых два месяца, так что слово «путешествие» в моем рассказе вполне оправдано.

В середине его я погостила пять дней у старых родительских друзей, утонченных Брайана и Рэндала, живших среди остатков прежней роскоши в старом доме, в маленьком городке возле гор Адирондак, штат Нью-Йорк, – название самого городка припомнить не могу. Это была приятная передышка, за время которой я поняла, что Моцарт не такой уж нудный, узнала, что мою маму однажды рвало два часа напролет после вечеринки с дегустацией портвейнов и что можно придать творогу божественный вкус, подмешав в него свежего укропа. Факт.

В первый же вечер я заметила кое-что необычное. Рэндал отправился наверх, спать. Брайан, буквально чуточку более мужественный из них двоих, подольше посидел со мной, давая советы насчет местных достопримечательностей, достойных осмотра (по его мнению, таковых там практически не было).

После того как мы, стоя на кухне, пожелали друг другу спокойной ночи, я заметила, что он проверил, закрыта ли задняя дверь (не заперев ее при этом), и на миг задержавшись у деревянного ящичка, прибитого к стене напротив двери, легонько стукнул по нему пальцем.

Наутро я поднялась рано, приготовила себе чашку чаю (Брайан и Рэндал были ярыми англофилами, много лет прожили в Оксфорде и обладали ошеломляющей коллекцией отменных чаев, так что у меня был выбор!). После того я подошла к тому ящичку, чтобы рассмотреть его. Он был маленький, всего два дюйма в глубину, девять в ширину и шесть в высоту. Сверху его прикрывала навесная крышка с надписью красками: «ЗАГЛЯНИ ВНУТРЬ!»

Я, впрочем, не решилась этого сделать. Только через пару дней (после того как еще дважды наблюдала странный вечерний ритуал Брайана) я все же спросила его о ящичке. Он вытаращил глаза.

– Просто чепуха, – пробормотал он, потом жестом пригласил меня подойти ближе. – Видишь, что написано?

– Загляни внутрь, – прочитала я.

– Что эта надпись предлагает тебе сделать?

– Ну… заглянуть внутрь.

Он улыбнулся:

– Прекрасно. Так сделай это.

Я открыла коробочку. Внутри был конверт. Я оглянулась на Брайана.

– Давай, – подбодрил он.

Я вытащила его. Конверт был не запечатан. Из него я извлекла яркую открытку с четкой надписью «ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, ДРУГ», напечатанной на лицевой стороне. Внутри оказался еще один конверт, поменьше первого. Отложив его, я прочла текст внутри открытки:

«Дорогой незваный посетитель!

Добро пожаловать в этот дом. Уже довольно давно мы называем его своим, и он очень нам дорог. Мы надеемся, что вы сумеете распорядиться тем, что найдете в конверте, и что этого отступного будет достаточно, чтобы вы шли своим путем, не причиняя вреда нашему любимому дому. В этом случае примите нашу благодарность и наилучшие пожелания.

Всего доброго, Рэндал & Брайан»

Нахмурившись, я подняла взгляд на Брайана.

– Загляни во второй конверт, – предложил он.

Отложив открытку, я открыла конверт. Внутри, скрепленные большой скрепкой со смайликом, лежали несколько купюр: всего двести шестьдесят долларов.

– Мы начали с сотни, – сказал Брайан. – И каждый год добавляем по двадцатке. Так что прошло, получается, семь лет. Нет, восемь. Как летит время, а?

Он неопределенно взмахнул рукой, как бы обводя дом.

– Никто не станет вламываться в дом через парадную дверь. Так поступят в большом городе, на главной улице, а в заштатном городишке люди обычно помогают друг другу и приглядывают за соседским жильем. Взломщик мог бы зайти сбоку, но бить окна очень уж хлопотно и к тому же чересчур шумно. Так что мы всегда оставляем заднюю дверь незапертой.

– Как это? Зачем?

– Иначе логично было бы проникнуть в дом со взломом, моя милая, а заменить сломанную дверь на приличную обошлось бы в несколько сотен долларов, не говоря уже о времени и беспокойстве – и кто знает, что бы украли или повредили, сумев пробраться внутрь? А сейчас любой, подойдя, может просто открыть дверь и войти в дом, а первое, что бросается, когда попадаешь на кухню, – эта шкатулка. А увидев, удержаться невозможно, не находишь?

Я улыбнулась, очарованная этой идеей.

– И что же, это действует?

– Без понятия, – ответил Брайан. – Вообще-то, ни разу не случилось, чтобы, проснувшись утром – или вернувшись с дневной прогулки, – я бы обнаружил, что конверт исчез. Вся эта затея – идея Рэндала, честно говоря. Я ему обычно ни в чем не перечу, пусть старый дурень развлекается. Не считая, конечно, правильного рецепта приготовления доброго, нежного майонеза – в этом вопросе он… слишком глубоко заблуждается.