Текст книги "Интермир"

Автор книги: Нил Гейман

Соавторы: Майкл Ривз
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Нил Гейман, Майкл Ривз
Интермир

Neil Gaiman, Michael Reaves

INTERWORLD

Печатается с разрешения автора и литературных агентств Writers House LLC и Synopsis Literary Agency.

© Сopyright © 2007 by Neil Gaiman and Michael Reaves

© М. Десятова, перевод на русский язык

© ООО «Издательство АСТ», 2015

* * *

Нил посвящает эту книгу своему сыну Майку, который полюбил ее еще в рукописи и с нетерпением ждал, когда сможет взять ее в руки, чем очень нам помог.

Майкл посвящает эту книгу Стиву Саффелу.

От авторов

Все в этой книге выдумано от начала и до конца. Однако количество миров бесконечно, и поэтому где-то вымысел неизбежно обернется реальностью. И то, что случилось в одной из вселенных, может происходить и в других. Может оказаться, что и наша история не совсем вымышленная.

Часть I

Глава первая

Однажды я заблудился у себя дома.

Нет, на самом деле все было не так уж и страшно. Недавно к дому пристроили крыло с детской для Головастика (он же – Кевин, мой младший братишка). Строительная пыль уже рассеялась, рабочие уехали – прошло не меньше месяца. Так вот, однажды я спускался по лестнице, потому что мама уже созвала нас к ужину. На втором этаже я свернул не в ту сторону и опомнился, только увидев обои в облачках и зайчиках. Заподозрив, что спутал право и лево, я решил снова взять ошибочный курс и уткнулся в кладовку.

Проплутав, я кое-как добрался до столовой, где папа и Дженни уже принялись за еду. Мама встретила меня этим своим Взглядом. Мои оправдания ее вряд ли убедили бы, поэтому я молча набросился на макароны с сыром.

Понимаете, о чем я? У меня, как утверждает тетя Мод, «топографический кретинизм» – просто дыра какая-то в голове. Я не отличаю правую сторону от левой, а уж о том, чтобы разобраться с «севером – югом» или «западом – востоком», и говорить нечего. Тем больше иронии в том, как все обернулось…

Впрочем, это я поторопился. Попробую рассказать так, как учил нас мистер Димас: не знаешь, с чего начать, – начинай с чего-нибудь. Вот с него-то и начну.

Подходил к концу осенний семестр в десятом классе, и все было бы нормально, если не считать обществознания – впрочем, ничего удивительного. Вел этот предмет мистер Димас, известный своим нестандартным подходом к обучению. Например, перед зачетом в середине семестра он заставлял нас с завязанными глазами втыкать булавки в карту мира – куда попадешь, о той местности и будешь писать. Мне достался Декейтер, что в штате Иллинойс. Некоторые ныли, получив Улан-Батор или Зимбабве. Да им просто повезло! Попробовали бы вымучить десять тысяч слов про дурацкий Декатур…

Ох уж этот мистер Димас со своими штучками! В прошлом году о нем даже в газете написали, на первой полосе, и чуть из школы не выгнали. Он объявил два параллельных класса враждующими феодами[1]1
  Феод – в Средние века земельный надел, принадлежавший феодалу. – Здесь и далее прим. ред.


[Закрыть] и дал им задание: до конца семестра заключить мир. Очередная попытка переговоров провалилась, и на большой перемене феодалы пошли друг на друга войной. Так увлеклись, что несколько носов расквасили. А местные новости повторяли слова мистера Димаса: «Порой война необходима – она учит нас ценить мир. Полезно знать, как дипломатия помогает ее предотвратить. И я предпочитаю, чтобы дети усвоили этот урок на школьном дворе, а не на поле боя».

По школе поползли слухи, что учителю грозит увольнение. Дело дошло до самого мэра – еще бы, его сыночку в той драке хорошо досталось. Мы с мамой и Дженни – моей младшей сестренкой – сидели допоздна и пили какао, дожидаясь возвращения папы с заседания городского совета. Головастик посапывал у мамы на руках – она тогда еще кормила грудью. Папа вернулся за полночь, швырнул шляпу на стол и объявил: «Семь «за», шесть «против». Димас остается в школе, а я чуть голос не сорвал».

Мама поднялась, чтобы налить папе чая, а Дженни стало любопытно, зачем отстаивать мистера Димаса.

– Наша учительница говорит, от него одни неприятности.

– Так и есть. Спасибо, милая! – сказал папа, прихлебывая из чашки. – Вот только он один из немногих по-настоящему заботится об учениках, да и мозгов у него побольше чем с чайную ложку. А тебе, чертенок, – он указал трубкой на Дженни, – пора баиньки. Время не детское.

Вот такой у нас папа. Хоть он и рядовой член муниципалитета, иные уважают его побольше, чем мэра. Раньше папа был брокером на Уолл-стрит и до сих пор управляет акциями некоторых влиятельных жителей Гринвиля, включая и тех, что входят в школьное правление. Городские дела отнимают у него несколько дней в месяц, поэтому в остальное время папа водит такси. Я как-то спросил, зачем ему это: дохода от его биржевых инвестиций хватит, чтобы не умереть с голоду, к тому же есть мамина ювелирная мастерская… А папа ответил, что просто любит встречаться с новыми людьми.

Думаете, мистер Димас после этой истории испугался и стал осторожнее? Не тут-то было! Для итоговой контрольной по обществознанию он придумал такое, что даже для него было слишком. Разбил нас на десять команд по три человека в каждой, завязал глаза – любимая его фишка – и посадил в школьный автобус. Водитель, колеся по городу, высаживал команды наобум, в разных местах. Задание – за отведенное время добраться до контрольного пункта. Без карты. Один учитель было возмутился, что к обществознанию это не имеет никакого отношения, а мистер Димас сказал, что к обществознанию имеет отношение все. Он отобрал у нас мобильные, телефонные карты, кредитки и наличные, чтобы мы не вздумали проехаться на автобусе или такси. Надо было справляться самим, только самим.

Вот тогда-то все и началось.

Конечно, никакой особой опасности не было – Гринвилю далеко до Лос-Анджелеса, Нью-Йорка или даже злосчастного Декейтера. Что с нами могло случиться? Разве что какая-нибудь старушка отлупила бы сумочкой, если бы мы сдуру взялись помогать ей перейти через дорогу. Правда, я попал в одну команду с Ровеной Дэнверс и Тедом Расселом – а в такой компании всего можно было ожидать.

Школьный автобус укатил, обдав нас дымом из выхлопной трубы, и мы сняли повязки. Привезли нас куда-то в центр – это было ясно. Холодный октябрьский день. Народу почти нет, машин тоже негусто. Я огляделся в поисках указателей. Ага! Угол бульвара Шекли и Саймак-стрит.

Так вот мы где!

От неожиданности я чуть не лишился дара речи. Для меня от дома до почтового ящика три шага пройти и не заблудиться – уже подвиг, а тут… Как бы то ни было, я четко знал, где мы: на другой стороне дороги, через квартал – стоматология, куда нас с Дженни возили буквально пару дней назад!

Тед достал полученную от мистера Димаса карточку с координатами контрольного пункта.

– Так, нам нужен угол Мейпл и Вейл. Эй, Харкер, твой отец нас не подбросит?

Вот что вам надо знать о Теде Расселе: даже слово «ум» с ошибками напишет, и не потому, что тупой – хотя он и глуп как пробка, – а потому, что ему все без разницы. Он второгодник, на год нас старше. Толку от него никакого – одни идиотские шутки, над которыми даже первоклашки не смеются. Но я и придурка Рассела готов был потерпеть ради того, чтобы оказаться в одной команде с Ровеной Дэнверс.

Наверняка в школе были девчонки покрасивее и поумнее, но мне до них дела не было. Меня интересовала только Ровена. Но сколько я ни пытался, за два года в фильме, где она играла главную роль, мне удалось стать разве что простым статистом. Не то чтобы она меня ненавидела – просто не замечала. За все время учебы мы с ней едва ли пятью фразами перекинулись, из них четыре – об одном и том же: «Это не ты выронила?» или «Здесь занято?». Хоть для большого чувства и маловато, я все равно дорожил каждым ее словом.

Но вдруг на этот раз удалось бы что-то изменить, и ее радары уловили бы мой сигнал. Мне было почти пятнадцать, и она стала моей настоящей Первой Любовью, все по-честному – это я знал наверняка. Ну, или думал тогда, что знал. И я влюбился в Ровену Дэнверс не просто так, а безумно, глубоко, страстно. Набравшись смелости, я признался в этом родителям: «Если случится чудо и она меня заметит, у нас будет величайший роман века». Мама с папой догадались, что я не шучу, и подкалывать не стали. Они все поняли и пожелали мне удачи. Мы с ней – как Тристан и Изольда (не знаю, кто это, – про них папа сказал) или как Сид и Нэнси (кто такие – без понятия, о них вспомнила мама). Оставалось произвести впечатление на Ровену Дэнверс. И какая разница, что по шекспировским меркам одного умения не заблудиться в двух улицах – маловато для большой любви? Будем работать с тем, что есть!

И я сказал:

– Понятно, где мы.

Тед и Ровена недоверчиво посмотрели на меня.

– Ага, как же! Да я лучше снова повязку нацеплю! Пойдем, Ровена. – Тед ухватил ее за руку. – Все знают: Харкеру руки за спиной завяжи – собственной задницы не найдет.

Ровена высвободила руку. Видно было, что она не горит желанием пройти пять-шесть кварталов в сопровождении Теда Рассела, но и блуждать вслепую до вечера ей вряд ли хотелось.

– Джои, ты точно знаешь, где мы, или тебе кажется? Любимой нужна моя помощь! Да по такому случаю я найду дорогу домой хоть с обратной стороны Луны!

– Точно! – заявил я с убежденностью лемминга, наивно полагающего, что он бежит к морю, чтобы поваляться на песочке. – Давайте за мной! – И я уверенно направился вниз по улице. После секундного раздумья Ровена пошла следом.

Тед ошарашенно посмотрел ей в спину и презрительно отмахнулся:

– Ну, привет, покойнички! Скажу Димасу, чтобы высылал спасателей! – крикнул он вдогонку и заржал, но кто его слушал?

Рассел в своем репертуаре: сам пошутил – сам посмеялся.

Ровена догнала меня, и какое-то время мы шли молча. Пересекли Аркрайт-парк и взяли курс, как я полагал, на север, к Коринфу.

Кварталов через шесть я осознал весьма важную вещь: знать, где ты находишься, хорошо, но еще лучшие – понимать, куда идти дальше. С пониманием было плохо: через пару минут я окончательно запутался. Хуже всего, что Ровена смотрела на меня так, словно об этом догадывалась.

Я запаниковал. О том, чтобы подвести Ровену, и речи не могло быть, ударить лицом в грязь не хотелось.

– Подожди здесь, – попросил я и, прежде чем она успела открыть рот, рванул вперед.

В лихорадочных поисках указателя или узнаваемого ориентира я свернул за угол. Дом в конце квартала показался мне знакомым, и я припустил по бульвару Аркрайт, чтобы в этом удостовериться.

Погода в Гринвиле капризная – город стоит на реке Гранд. Конечно, пользы от нее много: пивная промышленность процветает, да и туристы приезжают полюбоваться на водопады и насладиться природой. Но чуть похолодает – и по городу клочьями расползается туман.

Один такой клок вихрился на углу Аркрайт и Коринфа. Не раздумывая, я влетел в туманное облако. Оно облепило меня, оседая на лице холодными бисеринками. Обычно, когда стоишь в тумане, он слегка рассеивается. Этот же, наоборот, оказался густым и серым, как дым.

Я пробирался сквозь плотное облако, не обращая на него особого внимания – в конце концов, у меня были дела поважнее. В тумане мерцали разноцветные огоньки. Странное зрелище – домов не видно, различим только свет фонарей.

Туман закончился, когда я свернул на Фолбрук и замер как вкопанный, не узнавая вообще ничего. Логотип Макдоналдса на другой стороне улицы, составленный из двух стрельчатых арок, почему-то разрисован под зеленую клетчатую шотландку. Я такого раньше не видел… Шотландская неделя у них, что ли? Странно. Впрочем, мои мысли целиком занимала Ровена: как, оправдываясь, не выглядеть полным идиотом? Похоже, выхода не было. Оставалось одно – прийти с повинной и сознаться, что я завел ее неизвестно куда. Приятного в этом столько же, сколько в визите к стоматологу.

Туман почти рассеялся. Запыхавшись, я подбежал к перекрестку, где Ровена, дожидаясь меня, разглядывала витрину зоомагазина.

Тронув ее за плечо, я сконфуженно пробормотал:

– Прости. Случилось чудо – Тед оказался прав.

Она обернулась.

Когда я был совсем маленьким, до нашего переезда в Гринвиль, еще до рождения Дженни, мы жили в Нью-Йорке. Мама взяла меня в универмаг «Мэйси» покупать рождественские подарки. Я шел за ней след в след и, честное слово, ни на секунду не терял из виду ее синее пальто. Мы ходили по магазину, я вдруг испугался, что потеряюсь в толпе, и схватил маму за руку. Она посмотрела на меня через плечо…

Оказалось, что это не мама, а какая-то чужая тетка в синем, как у мамы, пальто и с похожей прической. Я, конечно, разревелся, меня куда-то увели, дали газировки, отыскали маму. В общем, все закончилось благополучно. Никогда не забуду охватившее меня чувство беспомощной растерянности, когда на месте одного человека вдруг оказался другой.

И вот теперь – то же самое. Совершенно незнакомая девушка, вовсе не Ровена, хотя и похожа на нее, как сестра. Даже в точно такой же, как у Ровены, черной бейсболке.

Но Ровена страшно гордилась своими светлыми волосами и не раз повторяла, что хочет отрастить их подлиннее и никогда в жизни не острижет.

У стоящей передо мной девушки прическа была короче некуда – почти «ежик». И с чего я взял, что она похожа на Ровену? Если присмотреться, они совсем разные. У Ровены глаза голубые, а у этой – карие. Незнакомая девчонка в коричневом пальто и черной бейсболке остановилась поглазеть на щенков в витрине. Я озадаченно отпрянул.

– Извини… – сказал я. – Обознался.

Не говоря ни слова, она смотрела на меня так, будто я – маньяк в хоккейной маске с бензопилой в руке, вылезший из канализационного люка.

– Прости, я, честное слово, не хотел. Ну, ошибся – бывает.

Девчонка молча кивнула, развернулась и, поминутно оглядываясь, пошла к перекрестку, откуда неожиданно припустила со всех ног, будто за ней черти гнались.

Конечно, надо было еще раз извиниться за то, что напугал, но у меня и без того проблем хватало.

Заблудился в центре Гринвиля. Отстал от товарищей по команде. Мелочи на проезд нет – все деньги сдал мистеру Димасу. И с зачетом по обществоведению пролетел.

Оставалось только одно.

Я снял ботинок.

Под стелькой лежала свернутая пятидолларовая бумажка – мама подсунула на всякий пожарный. Я вытащил банкноту, надел ботинок, разменял деньги и доехал до дома на автобусе, всю дорогу сочиняя оправдания для мистера Димаса, для Ровены и даже для Теда. Подхватить бы какую-нибудь жуткую заразу, чтобы до самого конца семестра в школу не пускали…

Вообще-то я не надеялся, что с возвращением домой проблемы исчезнут сами собой, но хотя бы потеряться там будет негде.

Тогда я даже не подозревал, что значит потеряться по-настоящему…

Глава вторая

Ехал я, как в тумане. Через несколько остановок бросил смотреть в окно и уткнулся взглядом в спинку переднего сиденья. А все потому, что в проплывающих за стеклом улицах было что-то неправильное – ничего конкретного, пальцем не покажешь, вот только… Что-то определенно не так. Взять хотя бы этот клетчатый логотип Макдоналдса – интересно, что у них в меню?

Или вот машины. Папа рассказывал, что в детстве они с друзьями легко отличали «Форд» от «Шевроле» или от «Бьюика». Сейчас все автомобили «на одно лицо», но отчего-то, как по заказу, только ярких цветов: оранжевые, травянисто-зеленые, жизнерадостно желтые. За всю дорогу – ни одного черного или серебристого автомобиля.

Мимо промчался полицейский фургон. Выла сирена, мигалка на крыше вспыхивала зеленым и желтым, а не красным и синим, как обычно.

После этого я всю дорогу не сводил глаз с потрескавшейся серой кожи сиденья. На полпути меня охватил страх: сейчас приеду, а наш дом куда-то делся, на его месте – пустой участок или, что еще ужаснее, другой дом. Или там окажутся не мои родители с сестрой и мелким, а совсем чужие люди. И куда деваться?

Выскочив из автобуса, я пулей пролетел три квартала до дома. Снаружи – никаких изменений: тот же цвет стен, те же клумбы, те же ящики с цветами на окнах, та же ловушка для ветра позванивает на крыльце под навесом. На радостях я чуть не разревелся. У меня осталось убежище в разваливающемся на куски мире.

Я толкнул дверь и вошел.

Пахло домом – нашим, не чужим. Наконец-то можно выдохнуть.

На первый взгляд внутри все было по-прежнему. Но постепенно, стоя посреди холла, я начал замечать кое-что странное – мелкие, почти неуловимые детали. Не знаешь, что и думать. Вроде бы узор на ковре немного другой – но кто бы его помнил, этот орнамент? В гостиной должна висеть моя детсадовская фотография, только вместо нее – почему-то портрет немного похожей на меня девчонки моего возраста. Ну да, родители давно собирались сделать хорошее фото Дженни…

И тут меня оглушило – как в прошлом году, на водопадах, когда бочка вдруг ударилась с размаху о камни и раскололась. В глазах поплыли цветные пятна, мир опрокинулся, а потом ударила резкая боль…

Вот оно, отличие – да такое, что со стороны не увидишь. Мы же сделали весной пристройку – детскую для мелкого, Кевина! А тут ее нет.

Я посмотрел на площадку второго этажа – если приподняться на цыпочки и вывернуть под немыслимым углом шею, видно самое начало коридора, ведущего в пристройку. Пытаясь приглядеться, я даже поднялся по лестнице пару ступенек.

Никакого толку. Никакой пристройки не было.

«Если это шутка, – подумал я, – то сыграл ее мультимиллионер с идиотским чувством юмора».

Сзади послышались шаги. Обернувшись, я увидел маму.

Точнее, не совсем.

Та же история, что с Ровеной – вроде она, а вроде и нет: джинсы и какая-то незнакомая футболка, прическа та же, а вот очки другие. Все это, конечно, мелочи…

Кроме протеза.

Короткий рукав футболки едва прикрывал искусственную руку из металла и пластмассы. Я уставился на нее, и удивление на мамином лице – она, как и Ровена, меня не узнавала – сменилось подозрительностью.

– Ты кто? Что тебе здесь надо?

На этот раз я не знал, смеяться мне, плакать или вопить от ужаса.

– Мама, – в отчаянии проговорил я, – ты меня не узнаешь? Это я, Джои!

– Джои? Мальчик, я не твоя мама и никаких Джои не знаю.

Что тут скажешь? Я не сводил с нее глаз, совершенно растерявшись.

За спиной послышался девчоночий голос:

– Мам? В чем дело?

Я обернулся. В глубине души я уже знал, кого увижу. Что-то мне подсказало, кто стоит позади, на верхней ступеньке лестницы.

Девчонка с фотографии. Нет, это не Дженни. Медно-рыжие волосы, веснушки, вид слегка ошарашенный, как будто ее выдернули из глубоких раздумий. Похоже, моего возраста – значит, точно не сестра. В общем, чего душой кривить – один в один я, родись я девчонкой.

Мы изумленно уставились друг на друга. Будто издалека, до меня донеслись еле различимые слова:

– Джозефина, иди к себе, быстренько! Джозефина? – Тут я все понял. Вот она, горькая истина.

Меня больше нет. Каким-то непостижимым образом меня вычеркнули из жизни – но, видимо, не совсем удачно: я все-таки здесь. Правда, кроме меня самого, никто не подозревает о моем существовании. В здешней измененной реальности первой в семье мистера и миссис Харкер родилась девочка, а не мальчик. Не Джозеф, а Джозефина.

Миссис Харкер – до чего же непривычно так ее называть! – не сводила с меня пристального взгляда, в котором настороженность смешивалась с любопытством. Ну конечно – фамильные черты у меня выражены ярко.

– Я тебя откуда-то знаю… – Она недоуменно наморщила лоб. Сейчас догадается, почему мое лицо ей так знакомо, припомнит, что я назвал ее «мама» – и ее жизнь перевернется, как и моя.

Но это не мама, как бы мне того ни хотелось. Это посторонняя женщина, как та незнакомка в синем пальто, которую я перепутал с мамой в универмаге.

Я выскочил на улицу.

До сих пор не пойму, почему я сбежал: то ли не в силах был все это терпеть, то ли не хотел, чтобы эта женщина узнала то, что уже известно мне: что мир может расколоться, как зеркало, по которому треснули молотком. Что это может произойти с кем угодно, как это уже случилось с ней – и со мной.

Прочь из дома, по улице, вперед, как можно дальше отсюда… Наверное, мне казалось, что если бежать со всех ног, то время повернется вспять и все станет как прежде. Не знаю, может, и получилось бы, но проверить это не удалось.

Внезапно воздух передо мной задрожал, как зыбкое марево, только с серебряными переливами, и в нем образовалась брешь – проход в другой мир. Я успел разглядеть психоделический пейзаж по ту сторону – плавающие геометрические фигуры и пульсирующие цветные пятна.

И тут сквозь прореху шагнуло нечто.

Может, это был и человек – в плаще и шляпе. Он поднял голову, и из-под ее полей показалось лицо.

Мое лицо.

Глава третья

Вот оно что! На незнакомце была маска с зеркальной, текучей, как ртуть, поверхностью. Мне стало не по себе: глядя в это блестящее серебристое лицо, я смотрел на свое перекошенное отражение.

Вид совершенно идиотский: россыпь веснушек, растрепанные темно-рыжие волосы, округлившиеся карие глаза, на губах странная усмешка, как у мультяшного персонажа, в лице смесь удивления и – что скрывать? – страха.

Сперва я решил, что передо мной – робот из жидкого металла, как в кино. Потом подумал, что это пришелец. Мелькнула запоздалая догадка: кто-то из приятелей раздобыл крутую маску и прикалывается. Человек заговорил, и мои подозрения подтвердились: голос смутно знакомый. Из-за маски звучит приглушенно, но я его определенно знаю.

– Джои?

Я попытался ответить, но смог выдавить только подобие звука.

Он сделал шаг ко мне.

– Послушай, конечно, все слишком быстро произошло, но поверь…

«Слишком быстро произошло? Чувак, да ты сделал открытие месяца», – так и подмывало ему ответить. Дом – не мой, родные – не мои, девушка – тоже не моя (Ровена никогда не считалась моей девушкой, но опустим подробности). Все, что прежде было надежным и неизменным, стало зыбким, как желе, а у меня готова была съехать крыша.

Странный тип в зеркальной маске тронул меня за плечо, и «вот-вот» превратилось в «уже». Какая разница – знаю я его или нет? Мистер Димас учил нас – и мальчишек, и девчонок – обороняться от взрослого мужчины. «Надо метить не в пах, – разъяснял он будничным тоном, – а прямо в живот. Потом ноги в руки – и бежать, не проверяя, как он там». Я изо всех сил ударил – и чуть не выбил коленную чашечку. Под плащом у него оказалась броня.

Взвыв от боли, я обхватил ногу. Гаденыш под зеркальной маской, должно быть, ехидно ухмылялся.

– Все в порядке? – осведомился все тот же смутно знакомый голос. Не участливо – скорее насмешливо.

– Еще бы! Я не знаю, что происходит, потерял родных и, кажется, ногу сломал. А так – все хорошо!

Хотелось сбежать, но для этого нужны две здоровые ноги в рабочем состоянии. Я вздохнул поглубже и собрался с мыслями.

– Сам виноват, нечего было дурака валять. Я надеялся перехватить тебя до того, как ты Шагнешь… Не успел. А ты хорош: устроил показательный перелет, засветился везде, где мог.

Я понятия не имел, о чем он. В самолете я не оказывался с тех пор, как мы всей семьей навещали тетю Агату на Пасху. Какие перелеты? Ушибленное колено ныло.

– Ты кто? – наконец спросил я. – Сними маску!

Он будто не слышал просьбы.

– Зови меня Джей, – ответил он. То ли имя, то ли только его первая буква. Незнакомец уверенно протянул руку, как будто я был обязан ее пожать.

Но раздумывать над тем, стоит ли это делать, мне не дали. Внезапно полыхнула зеленая вспышка, ослепив меня, а через долю секунды уши заложило от оглушительного взрыва.

– Беги! – крикнул Джей. – Да не туда – обратной дорогой! Я их задержу.

Я никуда не побежал, а наоборот, застыл как вкопанный.

В воздухе, примерно метрах в трех над нами, зависли три сверкающих серебряных диска. На каждом, как серфингист на гребне волны, балансировал человек в сером облегающем комбинезоне, держа наготове сеть с грузилами: такие бывают у рыбаков или у гладиаторов.

– Джозеф Харкер! – ровно и бесстрастно сказал один из них. – Сопротивление бесполезно. Не пытайтесь скрыться. – «Гладиатор» для убедительности помахал сетью.

По сети, потрескивая, пробегали голубые искры электрических разрядов. Я понял, что они пришли за мной и, если поймают, будет очень больно.

– Беги! – отпихнул меня Джей. Я, не мешкая, припустил как ошпаренный. Кто-то из «серфингистов» завопил от боли.

Машинально оглянувшись, я увидел, как с диска падает тело – наверняка Джей постарался.

Двое понеслись за мной по воздуху, не отставая ни на шаг. Их тени скользили по земле у меня под ногами, так что можно было не оборачиваться.

Я чувствовал себя диким зверем из документального фильма про живую природу – львом или тигром, за которым гонятся охотники с заряженными транквилизатором ружьями. Если зверь бежит по прямой, его обязательно схватят. Надо петлять. Я рванулся в сторону. И очень вовремя – сеть едва не накрыла меня, задев правое плечо. Рука тут же онемела – пальцами не пошевелить.

Тогда я переместился. Не знаю даже, как и что я сделал. Но на секунду туман стал плотнее, замерцали огни, послышался перезвон ловушки для ветра – и я остался в одиночестве. Преследователи исчезли, таинственный мистер Джей с зеркальным лицом тоже куда-то подевался. Обычный тихий октябрьский день: мокрые листья облепили бордюр, сонный Гринвиль живет своей обычной жизнью.

Сердце колотилось так бешено, словно готово было выпрыгнуть из груди.

Я шагал по Мейпл-роуд, на ходу потирая онемевшую руку, пытаясь отдышаться – и понять, что происходит.

Мой дом больше мне не принадлежит. Для живущих в нем людей я – никто. За мной гоняются плохие парни на летающих крышках от канализационных люков и незнакомец в бронированных штанах с зеркалом вместо лица.

Что делать? Идти в полицию? Ага, разбежался! К ним с такими байками по сто раз на дню приходят, и все рассказчики тут же отправляются прямо по назначению – в психушку.

Только одному человеку можно рассказать все. Я свернул за угол, и передо мной выросло здание школы.

Нужно срочно отыскать мистера Димаса.