Текст книги "Шашлык на свежем воздухе"

Автор книги: Николай Самохин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

ЗНАКОМАЯ ЛИЧНОСТЬ

Я уже собирался укладываться спать, когда в купе вошел немолодой белобрысый человек с большим дорожным портфелем. Меня словно что-то кольнуло: где я его мог видеть? Удивительно знакомое лицо! Я быстро перебрал в уме всех своих знакомых, сослуживцев, вспомнил школьных друзей. Никого похожего.

Белобрысый повернулся ко мне спиной и снял плащ. При этом он исключительно знакомо шевельнул лопатками. «Сейчас достанет из портфеля «Огонек», – подумал я.

Белобрысый достал «Огонек».

Тьфу, пропасть! Вот ведь как не повезло! Целился отдохнуть в поезде, отоспаться, так его черт подсунул! Теперь, пока не вспомню, – ни спать, ни есть не буду. Такой идиотский характер.

– Вы чего смотрите? – спросил белобрысый и придвинул поближе портфель.

– Очень знакома мне ваша личность, – ответил я. – Не могу только вспомнить, где мы встречались. Причем близко встречались, кажется, разговаривали и будто бы даже неоднократно. В Новосибирском строительном институте вы не учились? Между сорок седьмым и пятьдесят первым?

– Нет, – покачал головой белобрысый. – Я закончил технологический факультет.

– В Москве?

– В Томске.

– Мимо, – сказал я. – Если бы в Москве… Там меня с технологического выперли в сорок шестом… Скажите, а в Арзамасе вам бывать не приходилось?

– Никогда, – сказал белобрысый. – Смутно представляю даже, где он находится.

– Между Муромом и Горьким.

– Это какой же Муром? – заинтересовался он. – Тот самый?

– Тот самый, – сказал я. – Там и село Карачарово есть.

– Ишь ты! – удивился он.

– Есть, – кивнул я. – Сохранилось. Карача… Господи! Вы в Карачах не лечились? Грязевые ванны и все такое?..

– Не лечился, – сказал он. – Мне предлагали путевку. Но тут подвернулся Трускавец…

– Когда были в Трускавце? – схватил я его за руку.

– В шестьдесят первом.

– А в шестьдесят третьем не отдыхали?

– В шестьдесят третьем я по Военно-Грузинской дороге путешествовал, – сказал он.

– Ну, где же я вас видел?

Белобрысый хмыкнул и развел руками.

– Ничем не могу помочь, – сказал он и принялся устраивать постель.

Я тоже забрался на свою верхнюю полку.

Лежал там и таращил глаза.

На курсах усовершенствования в пятьдесят шестом… ни одного блондина во всей группе не было.

К Вике Сигизмундовне в день рождения, помнится, забрел какой-то незнакомый человек, пришлось милицию вызывать. Да, но этот в Арзамасе не жил…

– А, дьявол! – ударил кулаком подушку белобрысый. – Загадали вы мне загадку. Нарочно ведь самолетом не полетел, думал в дороге отоспаться…

– Хе-хе! – сказал я. – Один вы такой умный!

Он достал папиросы и зашарил на столике спички. Я протянул ему зажигалку.

– Послушайте, – сказал он. – А в Норильск вам заглядывать…

– Отпадает Норильск, – вздохнул я. – Ни сейчас, ни в дальнейшем. По причине здоровья.

– Так, может, Тула?

– Не был, – ответил я.

– Ну, давайте спать, – предложил белобрысый.

Угу! Заснешь тут, как раз! Значит, он сел в Топорище. Топорище на одной параллели с Крутой Водой. В Крутой Воде обогатительная фабрика. Там директор – блондин. Недавно его в Бугры перекинули…

– А-а-а! – заорал вдруг белобрысый. – Вспомнил!

Он вскочил и схватился руками за мою полку.

– В прошлом году! В июле!

– Ну?!

– Поезд Новосибирск—Адлер! Вы еще всю дорогу ко мне привязывались: «Где я вас видел да где я вас видел!» Так, между прочим, и не вспомнили.

– Фу ты! – с облегчением вздохнул я. – А ведь правильно. Там и встречались. Ну, спокойной ночи.

Я отвернулся к перегородке и моментально заснул.

«МОЙ ЗНАМЕНИТЫЙ ДВОЙНИК»

Мужчина, подсевший за мой столик в ресторане, вел себя крайне беспокойно. Он ерзал в кресле, барабанил пальцами по столу, перекладывал с места на место нож и вилку, потом принялся теребить салфетку и за короткое время превратил ее в труху, При всем этом мужчина украдкой бросал на меня какие-то странные взгляды.

Наконец он, видимо, решился на что-то, покраснел, схватил себя за ухо и, основательно закрутив его, сказал:

– А я вас знаю. По телевизору видел. Ведь вы писатель, да? Вот только фамилию неразборчиво назвали…

– У вас какой телевизор? – спросил я.

– «Рубин».

– У «Рубина» часто изображение струится, – заметил я.

– Не скажите! – возразил он. – У моего исключительно четкое.

– Возможно, – сказал я. – Только вы все равно ошиблись. Ведь вы имеете в виду писателя такого-то (я назвал фамилию)?

– Вот-вот, – закивал мужчина.

– Что ж, не вы первый, не вы последний, – сказал я. – Многие нас путают. Мы, видите ли, очень похожи… можно оказать – двойники.

– Вон что! – удивился мужчина, но уже как-то сдержаннее. – Бывает, значит?

– Случается.

– Угу, – промычал мужчина и углубился в меню.

– Не так давно казус был, – помолчав, оказал я. – Нас жены перепутали.

– Хе-хе, – отозвался он.

– Да-а, – продолжал я. – Его жена застукала его, когда он, то есть я, конечно, шел к моей, то есть к его, разумеется, школьной подруге… А моя супруга увидела меня – это был он, как вы понимаете, – из окна троллейбуса. Причем он как раз, то есть я, на самом деле, – нес куда-то бутылку коньяку и коробку конфет. Ну вот… а домой заявился – ни того, ни другого. Представляете? Куда девал? Где был?.. Насилу разобрались. Целый вечер вчетвером просидели…

Мужчина оживился.

– А вы, что же, так хорошо с ним знакомы? – спросил он.

– Пришлось, – сказал я. – Из-за этого сходства. Познакомились, подружились… Знаю его, как облупленного.

– Скажите, – мужчина придвинулся ко мне. – А к этой своей, то есть к вашей подруге, он что, по делам шел?

– Какие там дела, – сказал я. – Теперь там уж никаких дел нет… Бросил он ее.

– Как? – опешил мужчина.

– Да так… Сначала женился, а потом и бросил, – пояснил я.

– Ааа… как же та? – заморгал он.

– Которая?

– Ну та, что из окна… застукала.

– Хоо! Так это когда было! – сказал я. – Ту он еще раньше бросил.

– Дает! – восхищенно подпрыгнул мужчина. – Значит, холостой теперь?

– Зачем холостой, – сказал я. – Опять женился. Эта уже седьмая у него. Он ее с Алеутских островов привез…

– Kxa! – поперхнулся мужчина, расплескал пиво и начал торопливо промокать лужицу салфеткой.

– …куда его ссылали, – закончил я.

Мужчина прижал к груди мокрую салфетку и уставился на меня дикими глазами.

– Как ссылали? – прошептал он. – За что?

– Ну, за что их обычно ссылают, – пожал плечами я. – За литературный скандальчик. Ударил Тамбуринова… собранием сочинений…

– Своих? – спросил мужчина.

– Своих у него пока на собрание не хватает. Его же, тамбуриновскими, и ударил… Не признает, видите ли. Категорически.

– Надо же! – сказал мужчина. – Ну и ну! А ведь вот книжку его – недавно вышла – просматривал: все тихо-мирно.

– Тихо? – переспросил я. – Да вы как читали? Подряд, наверное? А вы попробуйте через строчки: первую, затем – третью и сразу девятую… потом – вторую, шестнадцатую, двадцать четвертую и восьмую.

– Вон оно, значит, что! – соображающе приподнял бровь мужчина. – То-то я гляжу – уж очень тихо. И слишком мирно. Даже не верится…

Через два дня я зашел в книжный магазин. Там шла энергичная торговля моим залежавшимся на прилавках сборником. Очередь волновалась. Особенно нервничали задние – боялись, что не достанется.

– Товарищ продавец! – умоляли они. – Выдавайте по книжке в одни руки!

– У этого, в шляпе, чек не берите – он не стоял!

– Как так – не стоял! – отбивался тот, что в шляпе. – Вот же я – за девушкой!

Тут он протиснулся к прилавку, лег на него животом и счастливым голосом сказал:

– Восемь экземпляров!

Я улыбнулся и тихо вышел из магазина.

ДВА С МЯСОМ, ОДИН С КАРТОШКОЙ

Кажется, возле раздатчицы стоял Додя Розенфельд. Похоже, это он там телепался. Все телодвижения были Додины, и рост был Додин – примерно один метр девяносто восемь сантиметров, и щека его. Единственно что – лысина на Доде была чья-то посторонняя.

Пока будто бы Додя получал там, что ему причитается, и потом лавировал между столиками, выбирая место, я все наблюдал за ним и не заметил, как сам вплотную приблизился к окошечку кассы.

– Два с мясом, один с картошкой, – произнес вдруг стоящий впереди меня майор очень знакомым голосом.

«Господи! Да неужели же?..» – подумал я.

Майор между тем повернулся в профиль ко мне и оказался вылитым Валькой Данилушкиным.

– Простите, – тронул я его за погон. – Ваша фамилия не Дани…

– Ба! Кого я вижу! – закричал майор радостно.

– А я кого! – закричал тогда и я.

– Ты откуда взялся? – спросил майор Валька Данилушкин.

– Как это откуда, – радостно ответил я. – Ниоткуда. Я все время здесь и жил.

Тут дама, стоящая за мной, занервничала.

– Гражданин, вы берете или не берете? – сказала она. – Если брать – так берите, а не брать – так не берите!

– Что значит – не берите, – возразил я, – беру, конечно… Два с мясом, один с картошкой, пожалуйста.

Мы с Валькой Данилушкиным получили свои пирожки и пробрались с ними в уголок, за дальний столик.

– Ну и ну! – покрутил головой я. – Где ж ты пропадал эти годы?

– Да все тут, в штабе округа, – сказал Валька. – Как получил назначение, так все тут. Тебя-то, скажи, где носило?

– Меня-то? – переспросил я. – Собственно, где же меня носило… Да вот, ездил в Болгарию по турпутевке, два раза в Трускавце был, а так больше – никуда.

– Ясно, – кивнул Валька и указал надкушенным пирожком на мужчину в замшевой куртке. – А вон ту рыжую крысу ты не узнаешь?

– Неужели Федька Костромин? – спросил я, присмотревшись.

– Он, жаба, – подтвердил Валька. – Народный артист, представь себе.

– Уже народный?! – изумился я. – Ах ты, индюк! – и еще раз с любопытством взглянул на Федьку… Через два столика от него, обжигаясь, торопливо доглатывал пирожки – два с мясом, один с картошкой – человек, похожий на Додю Розенфельда.

– Кстати, Валя, – сказал я. – Ну-ка, глянь: этот длинный – вон он как раз очки салфеткой протирает – не Додька ли Розенфельд? Я смотрю, смотрю – вроде Додька, только лысина почему-то чужая.

– Какой же это Додька, – сказал Данилушкин, мельком глянув на длинного. – Что ты путаешь. Это Жора Сосискин.

– А верно – Жорка! – признал я Сосискина. – А я смотрю – чья же это у Розенфельда лысина? А это вон, оказывается, чья…

– Часто здесь бываешь? – спросил меня Данилушкин на улице.

– В пирожковой-то? Да забегаю иногда.

– А я часто, – сказал он. – На днях встретил Марусю Гранину…

– Маню-Граню?! – воскликнул я.

– Ага. С Петькой Кузудеевым. Помнишь Кузудеева? Он еще в четвертом классе чернила выпил у Музы Игнатьевны. Красные.

– Это который ушами шевелил?

– Нет, ушами шевелил Рафик Дымарский… Он больше не шевелит. Он теперь главный специалист, его недавно в Монголию услали по обмену – месяца четыре уже, как здесь не появляется…

После нашей встречи с Валькой Данилушкиным прошло полгода. Я теперь регулярно хожу в пирожковую. Уже встречал первого нашего комсорга Лизу Маковейко, Зяму с Кариной, бывшего своего тренера по боксу Шоту Отарьевича и некоего Бугло (мы с ним лечили в Трускавце печень в 1963 году). Заходит также прежний декан нашего филологического – он обыкновенно берет пирожки на вынос.

Валька Данилушкин с горизонта исчез – ему дали подполковника и перевели с повышением в Приморский военный округ. Рафик же Дымарский, наоборот, возвратился из Монголии, и мы с ним видимся почти ежедневно. Ушами Рафик действительно не шевелит – говорит, что разучился.

А вчера ко мне на работу зашел окончательно замордованный Левандовский.

– Ну, старик, – сказал он, – это последняя попытка. Давай еще одно объявление через вашу газету. Найду – найду, не найду – гори они синим огнем. У меня эти розыски уже два пианино съели, если не больше. Я из-за них Вовке который год не могу инструмент купить. Я, может, его способности гроблю.

Дело в том, что Левандовский у нас круглый сирота. Папу и маму, как таковых, он вообще не помнит, а воспитывался с дядей и тетей. Но во время войны они его потеряли. То есть сначала потерялась тетя, и Левандовский остался с дядей. Затем уже потерялся сам Левандовский. А дядя, в свою очередь, потерялся сразу после войны, отправившись будто бы на розыски. Этот самый дядя не догадался посидеть некоторое время на месте, по старому адресу, и где он с тех пор мотается – черт его душу знает.

– Что же, Веня, – сказал я. – Пытайся. Попытка – не пытка. Только мой тебе совет: деньги сегодня не вноси, подожди до завтра. Может, я помогу твоему горю без объявления.

С этими словами я взял Левандовского под руку и повел в пирожковую. Там мы купили себе пирожков и заняли наблюдательный пост в моем любимом углу.

…Дядя пришел через двадцать минут.

– Вот он! – тихо воскликнул Левандовский, схватившись дрожащей рукой за мое плечо.

– Два с мясом, один с картошкой, – заказал ничего не подозревающий дядя.

Мы осторожно, чтобы не повыбивать из рук у граждан тарелочки с пирожками, стали пробиваться к тому месту, где он примостился со своим обедом.

Неожиданно Левандовский остановился и обессиленно припал к моему рукаву.

– Тетя! – прошептал он, туманным взором провожая какую-то даму, уже выходившую из пирожковой, – Боже мой! Тетя!.. Как же они с дядей-то?..

– Да не переживай ты, старик! – сказал я Левандовскому. – Не трясись, ради бога. Встретятся они. Не сегодня, так завтра. Встретятся – куда им деваться…

ВЫХОД

Мы столкнулись нос к носу на довольно широкой улице.

Я шагнул вправо, уступая ему дорогу. Он тоже шагнул вправо.

– Извините, – сказал я и шагнул влево.

– Виноват, – пробормотал он и потеснился влево.

Лучше всего в подобных случаях сразу повернуться и пойти обратно. Квартала через два можно перебраться на другую сторону улицы. И если тому субъекту не придет в голову проделать такой же маневр, все будет в порядке.

Но я торопился. Он, видимо, тоже.

– Простите, – сказал он, пытаясь обойти меня справа.

Я шагнул вправо и понял, что это надолго. Я подался влево. Он – тоже. Я шагнул вправо и стукнулся лбом о его подбородок.

Вокруг начали собираться любопытные. Мы, нежно обнявшись за плечи, топтались посреди улицы. Случайно я увидел его глаза. В них была растерянность и безысходность, С такими глазами уже ничего не придумаешь.

Толпа зевак запрудила перекресток. Гудели машины. Звенели трамваи. Назревала катастрофа.

Наконец подошел милиционер, оштрафовал нас и развел, как дуэлянтов, в разные стороны.

Пробка рассосалась. Улица приняла свой первоначальный вид. На всякий случай я подождал еще несколько минут и двинулся вперед.

И тут заметил, что он идет мне навстречу. Глаза его горели остаточным магнетизмом. Мы начали медленно сближаться. Спасения не было.

Судорожно вздохнув, я полез на осветительную опору…

2. МОИ ДОРОГИЕ ШТАНЫ

ЧЕЛОВЕК В РЫЖЕМ ПЛАЩЕ

Мы вошли в троллейбус – я и Бобик. То есть вошел, разумеется, я, а Бобик сидел у меня за пазухой, высунув наружу нос, блестящий, как шарикоподшипник. Значит, мы вошли и скромно встали в уголок на задней площадке.

– Прелесть собачка, – проворковал добродушный гражданин, потеснившись. – Это он или она?

– Он, – сказал я.

– Где собака? – встрепенулся вдруг пассажир в рыжем плаще. – Ну да! И без намордника!

– Да что вы, – улыбнулся добродушный гражданин. – Зачем намордник такому малышу? Ведь он же еще щеночек.

– Этот? – нервно подпрыгнул человек в рыжем плаще. – Ха-ха! Ничего себе, щеночек! Вот откусит он вам ухо или нос, узнаете.

Добродушный гражданин отодвинулся и на всякий случай прикрыл ухо шляпой.

– Кондуктор! – продолжал волноваться человек в рыжем плаще. – В троллейбусе везут собаку! Я требую!.. Собак возить запрещается!..

– Ох, господи! – вздохнула какая-то бабушка. – Леночка, подбери ножки, детка. Собака, слышишь, забегла бешеная.

– И выпускает он кобеля ростом с годовалого телка, – уже рассказывали в другом конце вагона. – И говорит, что, дескать, у него четыре диплома и шесть медалей…

– Так и есть, – принюхиваясь, сказала кондуктор. – Кто-то везет керосин. Граждане, кто везет керосин? Керосин провозить запрещается!.

– Это возмутительно! – взвизгнул человек в рыжем плаще. – В то время, как в троллейбусе находится волкодав, вы замазываете глаза керосином! Я жаловаться буду! Назовите ваш нагрудный номер! Товарищи, у кого есть авторучка!

– Черт знает, что такое! – не выдержал стоявший рядом пожилой товарищ. – По мне везите хоть носорога! Но почему он у вас действительно пахнет керосином?

– Кто? – спросил я.

– Волкодав ваш!

– Да что вы! – обиделся я. – Вы понюхайте!

– Нет уж, увольте, – попятился он.

– Ага! – закричал человек в рыжем плаще, уставив в меня палец. – Он еще покажет вам, этот щеночек!

А с другого конца вагона катилась отраженная волна:

– Собака укусила!

– Кого?

– Вот этого, в шляпе…

– А мне его медали до лампочки…

– Граждане, кто везет керосин?

– А-а-а-а! Она здесь! Здесь!

– Что вы нервничаете? Это моя муфта.

– И, главное, без намордника…

– Сдать его милиционеру.

– Так всю лодыжку и вырвал…

– Граждане, керосин провозить!..

Наконец, эта волна вынесла на гребне крупного мужчину с желтым портфелем под мышкой.

– Этот? – кивнул он на меня.

– Он! – выдохнул рыжий плащ.

– А ну-ка! – сказал мужчина, уверенно расчищая себе плацдарм. – Троллейбус остановить! Так… Вот вы, вы и вы! Помогите мне.

Мобилизованные товарищи дружно взяли меня под руки и переставили на тротуар. Следом за мной вывалился человек в рыжем плаще, и дверь захлопнулась.

– Ну, и чего вы добились? – спросил я – Вот теперь вместе пойдем пешком.

– Не-ет, – сказал он. – Я приехал. Как раз моя остановка.

И, распахнув плащ, вытащил большой бидон с керосином.

– А песик у вас хороший. Ах ты, пупсик-мопсик! – и он протянул руку, чтобы погладить Бобика.

– О, провокатор! – сказал Бобик и укусил протянутую руку.

БЕДНЫЕ ДОБРЫЕ ЛЮДИ

Вечером, придя с работы, старший товаровед Лев Казимирович Макурчик переоделся в полосатую пижаму, поужинал, удалил в спальню жену и детей, сел к столу и написал три письма. Первое письмо Лев Казимирович адресовал в редакцию областной газеты.

«Дорогой товарищ главный редактор! – писал он. – Извините, – не знаю вашего имени-отчества. Обращается к вам ударник коммунистического труда экскаваторщик Лев Макурчик. Экипаж нашего шагающего экскаватора взял на себя повышенное обязательство, неустанно борется за экономию горючих и смазочных материалов и за безаварийную работу. А на днях мы добились большой победы: готовясь достойно встретить международный праздник Первое мая, выполнили план на 180 %. По этому случаю я написал стихотворение, которое мои боевые товарищи одобрили и похвалили. «Если стихи напечатают в газете, – сказали они, – мы обязуемся в другой раз выполнить план на 200 %».

От имени всего экипажа, дорогой товарищ редактор, прошу напечатать эти стихи в очередном номере вашей газеты. С горячим приветом Лев Макурчик».

Второе письмо предназначалось для редакции «Вечерней газеты»:

«Уважаемая редакция! Пишет Вам бывший преступник Лев Макурчик. В молодости я совершил много ошибок – воровал и грабил, за что был осужден нашим справедливым советским судом. Недавно я вышел из заключения полноправным гражданином. Первое время, конечно, тянуло на старую дорожку – воровать и грабить, но меня удержали от этого шага стихи, которыми я начал заниматься еще в исправительно-трудовой колонии.

Теперь вся моя жизнь и мое спасение – в поэзии, и если Вы не напечатаете данное стихотворение – боюсь, опять поверну на старую дорожку, т. е. начну воровать и грабить. С уважением Л. Макурчик».

Третье письмо Лев Казимирович написал в редакцию комсомольской газеты «Голос молодой Сибири».

«Дорогой «Голос» милой «Сибири!» Мне 16 лет, меня зовут Лев Макурчик. Месяц назад, 24 марта 1967 года, ко мне пришла первая любовь, но она оказалась подлой и теперь гуляет с Пашкой Губиным из четвертого подъезда. Я хотел повеситься, но вдруг написал вот эти стихи. Опубликуйте их в вашей газете, а если нет – то, наверное, повешусь. Гонорар слать по адресу: Глиноземная, 4, кв. 37, Макурчику Льву Казимировичу».

Примерно через полмесяца на Глиноземную, 4, кв. 37 пришло три письма. Из редакций областной и вечерней газет с плохо замаскированным испугом писали, что стихи будут опубликованы в ближайших литературных страничках, посвященных творчеству молодых поэтов. Только в «Голосе» не повезло. Ответ из комсомольской газеты состоял всего из двух слов: «Лучше повесьтесь. С приветом литконсультант Ю.Кубликов».

Лев Казимирович мстительно задышал, сказал: «Ах ты, сопляк!» – и немедленно переадресовал стихи в отзывчивую «Вечерку»:

«Дорогие товарищи! – написал он. – В ожидании Вашего ответа чуть было не свернул на прежнюю дорожку – т. е. воровство и грабеж. Но вот пришло письмо и временно удержало мою не окончательно исправившуюся руку. В связи с этим посылаю…» и так далее.