355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Басов » Обретение мира » Текст книги (страница 3)
Обретение мира
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 21:16

Текст книги "Обретение мира"


Автор книги: Николай Басов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Они вынесли его, осторожненько положили на настил, что-то попищали Ладе, из чего она заключила, что может и сама приниматься за дело. Она принялась растирать Роста так энергично, что чуть кожу не сдирала. При этом, разумеется, ругалась:

– Что ты за непутевое создание, Рост, другие-то не болтаются в ледяной воде дольше необходимого, а ты… Кстати, говорить-то можешь?

– Не знаю, – отозвался Рост, едва шевеля солеными губами.

Он чувствовал, что отдает Богу душу. В прямом смысле. Тело задубенело, сердце гнало кровь по сосудам такими слабыми толчками, что возникало подозрение – вот сейчас возьмет и остановится.

Лада еще разок растерла его, потом принялась скидывать акваланг, уже молча. Снова растерла. Наконец сказала:

– Уж не знаю, получилось у тебя там или нет, но больше тебе сегодня в воду нельзя. Не отогрею потом.

– А больше, кажется, и не нужно, – Рост был не слишком в этом уверен, даже оглянулся на морскую гладь, откуда викрамы его вытащили. – Теперь придется только ждать.

С тем они и добрались до города. Пока Роста устраивали в его обычной комнатке, пока носили белье для постели, он сидел на табурете, закутанный с головой в одеяло, как истуканчик. Потом ему принесли горячего бульона, который был на удивление вкусным и обжигающим. К тому же в нем было много какой-то серой пудры, сделанной из корешков, которые так любили бакумуры. От этой смеси бросило в жар, словно от водки.

Ночью Рост проснулся, жалея, что рядом никого нет. Потому что самому подняться ему было мудрено. У него болела спина, текло из носу, и к тому же дышалось с натугой. А поутру его прихватило по-настоящему. Он находился в том неопределенном состоянии, которое бывает только в болезни, когда временами спишь и в то же время видишь, может быть, в промежутках сна, что вокруг происходит. Но люди и все другие казались при этом едва ли не прозрачными, как привидения.

Так он обнаружил Кима, который сидел на стуле за столом, где Ростик когда-то писал отчет о путешествии на условную Новую Гвинею, и разговаривал он о чем-то с обоими вырчохами. Как они при этом понимали друг друга, оставалось загадкой. Лишь к вечеру Рост сообразил, именно сообразил, придумал, что, рассматривая этих троих, почему-то не заметил Василисы. А она тоже сидела у стеночки, напоминая невзрачную картинку, вырезанную из старого журнала, не больше.

Потолок то опускался, то снова взмывал, каждая трещинка между плитами литого камня временами надвигалась на Роста, а временами становилась едва различимой. И все равно он почему-то так выучил их рисунок, что мог бы нарисовать по памяти.

К утру второго, кажется, дня к нему пришла Лада. Она деловито отпихнула обоих вырчохов, которые сидели на длинной лавочке, наверное, специально принесенной снизу, и объявила:

– Викрамы выложили за ночь на плоту семьсот градин. Если считать, что каждая весит граммов пятнадцать, получается… киллограмов десять металла с небольшим хвостиком.

Рост подумал. Или ему казалось, что он думает.

– Добавьте еще столько же и оставьте все градины на плоту. Только выкладывайте не на вес, а по штукам.

Эта речь заставила его закашляться, словно у него в легких образовалась небольшая котельная, которая изрыгала пламя, жар и дым. Лада еще что-то докладывала, но этого Ростик уже не понял.

Он поднялся через три дня. Слабый, как новорожденный щенок, Ростик приоделся в какой-то халат, который оказался неведомым образом у него в комнате, и с помощью Барона и Батат спустился в главный зал. Тут его впервые за эти дни нормально принялись кормить. Вот только аппетита не было, он и съел-то всего ничего. Зато его тарелку, убедившись, что он на пищеварительные подвиги не способен, подвинула к себе Батат. Барон, поглядев на нее с удовольствием, неожиданно сообщил:

– Теперь, люд-Ростик, тебе придется привыкать к тому, что за тобой буду следовать только я. Она ждет ребенка.

– И… куда же ее поместить? – Рост все-таки туго соображал после болезни.

– Куда? – не поняла Батат. – В Храм, где ты нас приветил с первых дней.

– Ага, – только и сказал Ростик, наверное, соглашаясь, что это наилучшее решение. Тогда ему пришла еще одна мысль: – А знаешь, друг Барон, у нас, людей, считается, что ребенка женщина должна вынашивать в присутствии мужа.

– У нас принято наоборот, мужа отсылают подальше, – отозвался Барон.

– Все равно, друг, тебе придется, наверное, к ней присоединиться.

– Не понимаю, – даже перестала жевать Батат.

– Я скоро залезу в касатку и уйду воевать на юг с океанскими викрамами. – Он помолчал, чтобы они правильно поняли, что он им сообщает. Через некоторое время Барон кивнул. – И это займет не один месяц. Поэтому тебе лучше оберегать Храм и, следовательно, находиться при жене.

– Я не возражаю, – вдруг отозвалась Батат.

– Я никак не смогу тебе сопутствовать? – для верности спросил Барон.

– Уверен, что нет.

– Жаль. И что по этому поводу скажет друг-Докай? Знаешь, – он повернулся к жене, – может, я тогда в городе Шир Гошодов поживу? – Не дождавшись ответа, снова посмотрел на Ростика. – Храм в защите не нуждается. Ты хорошо устроил, что там находятся аглоры. Они лучшие воины, каких я знаю. Поэтому там ничего печального случиться не может. Вечером в комнату, где Рост продолжал отлеживаться, уже не теряясь во сне, как во враждебных зарослях, а просто почитывая лоцию залива, которую кто-то из лодочников составил между делом, пришел Казаринов. За ним следовала Люся Казаринова. Она здорово изменилась, заматерела, как-то погрузнела и стала жесткой. Но в присутствии отца держалась вежливо.

– Значит, так, – начал Казаринов. – Они выложили рядом с нашей кучкой еще одну кучку градин, как в первый раз. Это что значит – что они настаивают на своей цене за каждую пушку?

– А прежние градины оставили? – спросил Ростик.

– Оставили, – сказала Люся.

– Значит, они согласны с нашей ценой, – с облегчением признал Рост. – Наши добавленные градины они считают нашей. А те семьсот, которые выложили сначала, следует сложить со второй. На этой цене и остановимся.

– Все равно, можно потребовать больше, – все-таки Люся не могла не хмуриться. – У них вон какие плантации, до горизонта.

– У нас тут нет горизонта, – быстро, словно стесняясь, поправил ее Казаринов. И почему-то в его словах помимо воли прозвучала неприкрытая тоска.

– Больше мы торговаться не станем, – решил настаивать Ростик. – Они и без того довольно рассудительно решили, что те сто двадцать выстрелов, которыми заряжено каждое из ружей, стоят… Именно столько, сколько мы запросили.

У него и фразы не слишком-то получались, и язык заплетался.

– Думаешь, они выстрелили из ружья все патроны? – с интересом спросил Казаринов.

– Дураками были бы, если бы не опробовали его до конца, – твердо сказал Ростик. – А они не дураки.

– Это уж точно, – подтвердил бывший главный инженер вагоноремонтного завода. – Что теперь?

– Выложите на плот сотню ружей и потом очень точно посчитайте количество шрапнелин. Если все получится, будете добавлять каждый день еще по сотне.

Люся кивнула и, не попрощавшись, вышла. Казаринов окинул Ростика взглядом, словно оценивал его как некую довольно странную машину, определял его пригодность к работе, поинтересовался:

– Как думаешь, они потом эти ружья сумеют перезаряжать? Ну, то есть набивать их новыми патронами?

– Не знаю. Не думаю, что на это у них хватит изобретательности. У нас же не получилось.

– То у нас. А у них от бедности на оружие… Знаешь, скудость и дефицит чего-то существенного заставляют иногда такие открытия и изобретения делать, только держись.

Ростик улыбнулся, подумав, что помимо скудости нужно иметь еще много чего, чтобы изобретать хоть что-то.

– А Ким с Ладой улетели, – сказал вдруг Казаринов. – И эти, люди-выдры, которые всегда за тобой теперь шастают, тоже исчезли.

– Я их попросил, – высказался Ростик неопределенно. О том, что Батат ждет выдреныша, он решил пока не говорить.

– Правильно, а то с ними… – Казаринов еще раз окинул сложным взором Ростика. – Я на всякий случай попросил наших в касатках далеко не уплывать. Ведь ты, когда выздоровеешь, теперь в морского гиганта полезешь?

– Полезу. Значит, они вернулись из моря?

– Ты так трезвонил, что они решили, будто это их вызывают.

– И их тоже. – Неожиданно для себя он взъерепенился: – Слушай, Казаринов, ты бы приделал к этому подводному колоколу веревку подлиннее, а то нырять за ней с края плота холодно. И неудобно.

– А зачем нырять? – удивился Казаринов. – Там же педаль такая есть, на нее ногой наступаешь, раскачиваешь, колокол и начинает звонить. – Он еще раз смерил Ростика взглядом, уже скептическим. – Может, воевать у тебя и получается, Гринев, но в остальном соображаешь ты не очень… – Он поднялся. – Ладно, пойду я, раз тебе ничего не нужно.

Ростик кивнул и закрыл глаза, смеясь про себя, смеясь над собой. Он и забыл, что имеет дело с инженером, которому все на свете нужно было усовершенствовать… чтобы не нырять в ледяную воду.

5

Море было желтым, как латунь. Как в одном романе Ремарка, правда, там речь шла о небе, но о Полдневном небе лучше было не вспоминать. Море было лучше, и оно плескалось под ногами, не считая ниже своего достоинства облизывать Ростиковы подошвы, хотя он знал, что это – нарочито.

Он стоял и ждал. Василиса, давняя подружка, стояла сзади и тоже ждала, только без особого энтузиазма. Ей все это не нравилось, она понимала, что Ростик задумал.

А он думал совсем не о том, о чем полагала Василиса, он просто хотел есть, еще спать, но это была почти привычная надобность, как у каждого солдата, и, конечно, его качало от слабости. Он даже не понимал, как проплывет те несколько десятков метров, на которые к берегу подойдет касатка. И как она его в таком состоянии примет.

Касатки резвились. Складывалось впечатление, что они терлись друг о друга прощаясь. А еще вернее, они прощались со свободой. Каждой из них было понятно: когда придет Гринев, будет не до игрищ. Наконец одна из них выползла из тесного клубка почти любовных объятий, насколько это было доступно этим живым торпедам, и направилась к берегу. Ростик разделся, решил померзнуть, потому что не знал, к чему предстоит готовиться. Вася хлопнула его по плечу, но ничего не сказала, уже понимала девушка, что он не принадлежит этому миру обычных человеческих, или квазичеловеческих, в любом случае – житейских отношений.

Касатка подошла к берегу очень близко, даже брюхом слегка села на песок, поерзала на нем, потом развернулась в сторону большой воды. Кажется, видеть перед собой непонятный и твердый берег ей было нежелательно, она хотела уйти на глубину. До нее было – по грудь. Потом произошла обыденная, но и странная штука – ее горб, почти уродливый, стал больше, раскрылся, как кровоточащая рана, и из него появилось… Это был, конечно, человек.

Он был очень легким, мягким, голым и совершенно лишенным волос. Он не торопился расстаться с касаткой, он приник к ней, потом перевернулся на спину, словно согревался. Лишь тогда поднял голову, и Ростику стало ясно, что это Гартунг. Он прошел по ледяной воде, только голова торчала, разгребая волны руками, и оказался перед Ростиком.

– Командир? – ему даже не требовалось ответа, он прошел дальше, Василиса накинула на него какое-то подобие халата, тогда он обернулся. – Ты с моей зверюгой аккуратнее, она превосходная.

Этого Ростик уже не выдержал:

– Забываешь, что этому вас научил я.

Гартунг в этот момент стоял к нему спиной, но все равно спросил:

– Легко быть первым?

– Не мы выбираем, друг. Но первым быть трудно. Если не запомнишь этого правила, можешь надолго застрять вторым.

Почему Рост вдруг разозлился, он и сам не знал, но он это произнес. Чтобы это не звучало слишком уж стариковским брюзжанием, он сразу нырнул до дна, проплыл метров двадцать под водой, потом вырвался на поверхность и вдохнул полной грудью. Что-то ему говорили с берега, но он не слышал, уши залило водой.

Это был Левиафан, и он дышал так мягко, так спокойно, что Рост не смог не обнять его. Хотя это было трудно, рук не хватало, слишком уж он был здоровый. И все равно касатик вдруг отозвался, повернулся к человеку дыхалом, словно пробовал его на запах, может быть, даже приветствовал, хотя одним ударом мог убить акулу любого размера. От него самого пахло водорослями, рыбой и глубокой водой.

И он был теплым, настолько, что у Роста даже отогрелись легкие. Он подумал, что теперь кашлять не будет. И потому, наверное, закашлялся. Кто-то опять заговорил на берегу, но это было уже неинтересно.

Я здесь, я жду, у нас много дел, сказал он этому почти десятитонному зверю, и… получил ответ. Я тебя помню, сказал Левиафан. И Ростик ощутил толчок, сильный, но не разрушительный, наверное, дружеский. Он неожиданно растрогался. Если бы не морская вода, это стало бы заметно, а так он просто полежал вниз лицом, разглядывая дно, такое близкое для Лео, и полез наверх.

Укладывался в лежбище для наездника Рост трудно. Ему сразу стало тесно, и движения не получались, потому что приемная мантия для наездника все время куда-то проваливалась, никак опереться не удавалось… Пока Лео не сказал ему, опять же своим неведомым образом – ты лежи, я к тебе сам приспособлюсь. Верно, решил Ростик и на всякий случай добавил вслух:

– Нам теперь долго жить вместе.

И тут же понял, что болезнь сыграла с ним плохую шутку – он был не готов воспринимать эту тушу. Хотя Лео был готов принять его и не просто так, а с радостью. Но вдыхать воздух из питательной маски гиганта было нелегко, она просто не совмещалась с больным, как выяснилось, дыханием Ростика, хотелось все время что-то поправлять… Наконец он понял, что мнение Левиафана о том, что он сам все устроит, в первую очередь к маске-то и относилось.

Тогда Ростик затих и лишь тогда понял, что они уже идут на вполне приличной глубине, и довольно далеко от берега. Дыхание кое-как установилось, хотя именно кое-как, а не как положено. Зрение проявилось неожиданно и туманно, или Ростик забыл, каково это – смотреть под водой глазами гиганта. Потом он понял, что его кормят, а он и не заметил, просто глотал что-то, как воздух.

Плох ты, друг, сказал ему Лео, и даже странно, что решился со мной… Знаю, отозвался Ростик, когда понял, что теперь мысли гиганта понимает, словно бы через толстое и слегка колючее одеяло. Но спустя некоторое время он в звере вполне освоился, ему даже стало уютно, как в кровати. Хотя теперь его телу приходилось работать больше, чем за несколько последних месяцев.

Для верности он огляделся, вся команда касаток шла за ним, но на расстоянии, всем было понятно, что Ростик болен, и это вызывало невнятное отторжение. Поэтому он решил вернуть себе командирские функции, объявил:

– Кажется, я освоился. Проведем перекличку, называйте себя.

Огромная, слегка побитая касатка, с большим количеством шрамов на правом боку, отозвалась первой, это был Михайлов. Его Рост спросил:

– А как же жена, Артем?

– Злится, конечно, но… я здесь.

– Понятно, – ответил ему Ростик, несмотря на болезнь, начиная ощущать вкус воды и запахи, словно это его губ касалось море. Тут оно было немного пресноватым, пахло болотом и соком каких-то цветов, но в целом его можно было вытерпеть. – Дальше.

– Настя Вирсавина, – доложила следующая.

Вот это номер, решил Ростик, а он-то думал, она только в Белом доме посиживать может. Но дальше пошло еще интереснее.

– Виктория Бабурина, командир. Что нас ждет, когда объяснишь задачу?

– Пока продолжаем перекличку.

Оказалось, что, кроме этих троих, в их команде присутствуют и другие знакомые – Ия Просинечка и силач Рындин. Потом Ростику представился прежде незнакомый паренек по фамилии Шлех, а после… Не очень большой, но на редкость сильный и красивый зверь вдруг отозвался невнятным, шепчущим и в то же время сразу же запоминающимся голосом:

– Самарха. – Что? – Рост был готов подняться на дыбы, если бы это было возможно в касатке без приличного разгона. – Ты как тут?..

Самарха была девушкой-аглором, она выросла у Роста при Храме, вернее, в той пристройке, которую соорудили себе невидимки. И она, как водилось у аглоров, держалась в стороне от взрослых. Зато, кажется, сошлась с его детьми, бакумуренышами и вообще со всей молодой порослью, которая в Храме обитала.

Самарха вдруг сорвалась с места, на огромной скорости, устроив даже под водой ощутимую волну, прочертила перед Ростом полукруг, пристроилась рядом, едва ли не бок о бок. И пояснила:

– Если бы не пошла я, пошла бы Роса или Гаврилка. Он тоже рвался, но его не пустили, ему полагается много учиться.

Ростик не понимал, слышат ли их остальные касатки… Наверное, отлично слышали. И еще в последнем слове Самархи отчетливо улавливалось не слишком выраженное, но заметное презрение. Или негодование, в любом случае – неудовольствие.

– Тебе бы тоже не мешало поучиться, – высказался Ростик. И вдруг у него прорезался родительско-наставнический тон: – Сама подумай, как я тобой буду командовать?

– Как остальными, – отчетливо произнесла Ия Просинечка, и пришлось с ней согласиться.

Они вышли за корабли, стоящие в видимости Одессы, и припустили на полной скорости по углублениям на дне, словно топали по колеям, неясно, но отчетливо пробитым между полями, на которых скатертями были расстелены десятки, сотни миллионов раковин, выращивающих металлические шрапнелины. Потом и поля под ними кончились, девушки решили порезвиться и показать Ростику, как они освоились в своих гигантах.

Ия пару раз подпрыгнула в воздух, шлепаясь затем брюшком своего зверя о воду, поднимая тучу брызг, Настя, наоборот, пробовала покувыркаться, словно пилот в своей машине, делала «бочку», неожиданно разворачиваясь чуть боком, чтобы использовать встречное давление воды как опрокидывающую силу. Вика разогналась так, что Ростику осталось только проводить ее поддерживающими криками, чтобы не потерять с ней контакт хотя бы отраженным звуком.

Шлех несколько раз прошелся над дном, поднимая след из ила и песка, и вдруг сделал что-то такое, от чего дно сделалось даже для Роста едва ли не прозрачным, по крайней мере теперь он видел зарывшихся рыбок, которых при желании можно было раскопать и отлично схрумкать. Самарха по-прежнему оставалась рядышком, демонстрируя, что ни в чем не уступает Ростику. Еще бы, подумал он, слегка раздосадованный, с алгором состязаться, пусть и маленьким еще… все равно что учить топор рубить дрова. Михайлов с Рындиным ушли куда-то, кажется, кормиться. Но Рост постоянно чувствовал их внимание, которым они обдавали основную группу. А может, и в самом деле включили свои локаторы, хотя расстояние было невелико, они могли по-человечески переговариваться.

А потом на Роста напала задумчивость. И что же это за способность такая, мыслил он, переговариваться на расстоянии десятков километров, не произнося слова губами и языком, а лишь выдумывая их… Разве так положено нормальным людям? Но эта способность была, и очень хорошо, что она существовала.

К вечеру они все решили подкормиться. Ростик слегка забыл, каково это, но у него быстро стало получаться, Лео справлялся за двоих, а вернее, быстренько напомнил Росту, как питаться рыбешками, которых так несложно, но интересно было ловить зубами. Вкус рыбы, которую он отлавливал, на время перебил у Роста не слишком приятный привкус «молока», навязшего на зубах, как липкая конфета. И лишь тогда Рост понял, что Лео немного обиделся, что человек именно так воспринял его угощение после разлуки.

Ты меня извини, брат, с раскаянием подумал Ростик, я болен, у меня иное вкусовое ощущение, чем обычно, вот и пришла в голову дурацкая мысль о молоке ящерокоров, которых разводят двары в своих лесах. Это еще ничего, что коровы, отозвался на невнятном чувственно-понятийном уровне Левиафан, бывает еда и похуже. Верно, согласился Рост, и это сразу их примирило.

Выключилось солнце. В стороне бегимлеси или у берега викрамских городов вдруг возникло какое-то беспокойство. Ростик почувствовал его, хотя в то же время по дурацкой человеческой привычке дремал. Но не исключено, что это Левиафан насылал на него дрему, он каким-то образом лучше знал, что нужно его наезднику, то есть Ростику.

Все-таки, должно быть, из-за неистребимой командирской привычки Ростик заставил себя проснуться. Ну, почти проснуться, потому что до настоящей ясности мышления в гиганте ему было, конечно, далеко. Зато он отчетливо знал, что следует делать. Он вызвал всю команду, чтобы они оказались поближе, кажется, еще не освоился, что разговаривать теперь с ними можно вне обычного человеческого контакта. Коротко пояснил, чего от них ждут в Белом доме, хотя подробностей избегал. Кажется, опасался, что кто-нибудь откажется сражаться с океанскими викрамами. И потому что здоровые они были, даже во время похода на условную Новую Гвинею с Михайловым не раз устраивали им ловушки, и потому что… слишком уж они были похожи на людей. А это, кто бы чего ни говорил, здорово мешало расправляться с ними зубами, некоторые табу оставались в человеке непреодолимыми, и это было, черт подери, правильно.

– Так, а что делаем теперь? – спросила Ия. Она тоже была командиром, опытным, боевым, и не могла не заметить, что сказано не все, не до конца.

– Сейчас держитесь ко мне поближе, – и Рост направился к тому водному рубежу, который установился, кажется, тысячи лет назад, во время первых столкновений с викрамами. Эти стычки назывались в летописях Войной с Невидимками, хотя невидимками рыболюди, разумеется, не были. Их так поименовали ошибочно, должно быть, по аналогии с прозрачными китами.

Касатки успели и стали свидетелями интересной процессии. Впереди плыла, должно быть, команда в сотню викрамов, вооруженных новенькими, полученными от Казаринова ружьями, за ними более двухсот других, почти безоружных, но нагруженных тяжкими даже в воде корзинами, сплетенными из каких-то толстых водорослей, более похожих на сухопутные прутья, таких же твердых и сохраняющих форму. Не составляло труда догадаться, что в них перетаскивал этот… обоз.

Рост удерживал своих касаток невдалеке, чтобы викрамы их почувствовали, но не обеспокоились. И все равно от передового отряда отделилась группа в два десятка рыболюдей, подошла поближе, оставаясь между восемью зверями, в которых находились люди, и основной беззащитной группой.

Когда викрамы подошли к Одессе, когда берег, словно непреодолимая преграда, надвинулся на них, почти как Фоп, расстилающийся сейчас где-то западнее, у входа в Одесскую гавань, кто-то из вождей викрамов с помощью еще троих здоровяков выбрался на плот. Используя только руки, боясь повредить хвост и плавники о занозистый настил плавучего сооружения людей, этот самый вождь, или вождиха, принялся считать ружья.

Плот осел в воду, Рост даже удивился, как он еще не разваливается от всех этих стволов, выложенных по-человечески, пирамидами. Всего пирамидок было пять, следовательно, в каждой должно было находиться по двадцать штук, он был в этом уверен. И все равно начальник пересчитывал каждую из пирамид старательно и долго. Ему даже пришлось пару раз окунаться, чтобы отдышаться в воде, запастись кислородом для следующего подсчета. Определенно это женщина, решил Ростик, мужик не стал бы так упорно считать.

Наконец подсчеты закончились, вождиха плюхнулась в воду, с облегчением что-то пропищала остальным, и трое здоровяков, которые и прежде ей помогали, выползли на плот, чтобы спихнуть оружие в воду, своим. Росту казалось, что он и видит происходящее обычным, человеческим образом, и в то же время знал, что это невозможно. Просто он, как и остальные члены его команды, все время испускал тонкие, за гранью порога слышимости звуки, и по ним… да, почти видел каждый жест викрамов даже в воздухе, хотя вне воды это было, конечно, труднее.

А затем все, кто волок корзинки, направились к узкой галечной косе, выходящей в море чуть дальше других подобных же наносов, круто обрывающейся с обеих сторон на приличную глубину, и принялись выставлять свою ношу на глубине не более полуметра, то есть по колено обычному человеку.

Они выставили их, потом почему-то вихрем стали кружить вокруг вождихи, которая до этого пересчитывала оружие. И что-то с ними случилось, они стали дерзкими, беспокойными, настойчивыми… Визг от их голосов в воде поднялся такой, что Шлех, Ия и Самарха отошли подальше, хотя даже расстояние в пару километров от этих звуков не спасало.

И вдруг мигом стало спокойно, все, кто должен был, по мнению вождихи, свое оружие получили. Викрамы, даже те, кому пушки не достались, выстроились в походную колонну и двинулись назад, к своим гнездам или городам.

От всей компании рыболюдей снова отделилась небольшая группа, Рост даже не стал их пересчитывать. Главное он понял сразу, это была вождиха с небольшой, вооруженной свитой. Она подошла к Росту на расстояние в сотню метров, тогда он решился.

Лениво, словно это его совершенно не беспокоило, он пошел к ним, приказав остальным:

– Держитесь подальше. Что бы ни произошло, держитесь вне досягаемости их ружей.

Вождиха, осознав, что он приближается, подождала его, мерно шевеля плавниками на одном месте. Рост очертил вокруг них круг, убедился, что пушки нацелены ко дну, вторгся в их компанию, прошел насквозь. Всего викрамов оказалось больше дюжины, не считая вождихи, и она что-то говорила… Удивительно, но Рост понимал ее, хотя не мог бы объяснить, как это получалось.

– Большой… Можем убить… Страшно.

– Вот что, – начал говорить он, пробуя, чтобы его слова тоже звучали не слишком определенно, потому что сейчас определенность заглушила бы возможность понять его. – Мы будем сражаться вместе, нам следует научиться держаться близко, это необходимо в бою.

Они кружились с полчаса, остальные касатки даже заскучали, Ростик понял это краем сознания, потому что не мог не обращать на них внимания и слегка контролировать их поведение. И вдруг настроение викрамов изменилось, теперь их слова звучали примерно так:

– Завтра будет то же?.. Оружие, оружие…

– Будет, – твердо обещал он и ощутил, что его, возможно, понимают. Хотя вполне могло получиться, что не понимали. Но что-то очень важное было достигнуто – они пробовали разговаривать между собой.

Или не так, просто вождиха вдруг осознала, что для контакта с Ростиком нужен из их племени кто-то, кто знает единый, умеет структурировать мысли словами, и тогда… Да, тогда могло получиться. Она развернулась на месте, вильнув хвостом чуть ли не в морду Левиафану, и, не оглядываясь, пошла домой, к своему берегу.

Но теперь Ростик был уверен, завтра будет легче и, может быть, удастся поговорить по-настоящему.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю