Текст книги "История одной сенсации (Повести-памфлеты)"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

4. В разведывательном управлении

Начальник разведывательного управления генерал Гоуст вот уже второй час сидел с генералом Хазардом, выключив все телефонные аппараты. Дверь его кабинета была закрыта так плотно, что даже адъютант, дежуривший в приемной, не мог расслышать ни слова, как ни напрягал слух. А разговор у Гоуста с Хазардом был о недавнем происшествии на базе тяжелых бомбардировщиков, из-за которого так пострадал подполковник Джеймс Джессеп.

– Так вы считаете, что «Эн-Джи» выдержал экзамен? – спрашивал Гоуст, пододвигая Хазарду ящик с сигарами.

– Вне всяких сомнений, – убежденно заявил Хазард.

– И, по-вашему, теперь нужно действовать?

– Самым решительным образом! Хватит нам вести эту мягкотелую политику и ухлопывать колоссальные средства на сбор одной только информации. Наши агенты должны проникать за «железный занавес» с более активными заданиями. «Эн-Джи» дает нам теперь такую возможность.

Генерал Гоуст вышел из-за стола и, заложив руки за спину, бесшумно прошелся несколько раз по мягкому ковру кабинета. Было в его походке что-то кошачье, словно он не ходил, а крался за кем-то.

– Боюсь, что в министерстве кое-кто может воспротивиться этому, – будто рассуждая вслух с самим собой, проговорил он. – Помощник военного министра генерал Рэншэл, например.

– Почти не сомневаюсь в этом, – спокойно согласился с ним Хазард, невозмутимо попыхивая сигарей. – Помощник министра, может быть, и умный человек, как полагают некоторые, но его чрезвычайная осторожность окажется когда-нибудь пагубной для нас. К счастью, мы можем не очень считаться с Рэншэлом, зная мнение на этот счет самого министра. Поддержат нас и большинство членов военной комиссии Конгресса.

Не прерывая Хазарда, Гоуст лишь изредка кивал головой в знак согласия. Идея генерала Хаварда, три всей ее авантюристичности, ему явно нравилась. Гоусту давно уже надоела информационно-исследовательская деятельность, которой в последнее время все чаще приходилось заниматься его управлению… Добывание разведывательной информации с помощью таких всем доступных источников, как книги, газеты и журналы, считал он той пассивной формой разведки, которая рано или поздно приведет к полному вымиранию агентурной разведки. Гоуст был совершенно уверен, что глубоко ошибаются те, которые полагают, будто в современной разведке невозможна Мата Хари. Печальнее же всего было то, что подобные мысли высказывают такие люди, как адмирал Хилл, совсем недавно утверждавший, что работник разведки сегодня больше напоминает исследователя, занятого кропотливым трудом по изучению иностранных газет и журналов, рефератов и других материалов.

По глубокому убеждению Гоуста, вообще слишком уж много развилось «длинноволосых» умников, занимающихся анализом информации, вместо того чтобы добывать эту информацию методом агентурной разведки. Да и как не быть таким «кабинетным разведчикам», если ответственные работники информационного управления госдепартамента считают, что для работы в разведке лучше всего пригодны юристы, инженеры, а также антропологи, археологи и даже искусствоведы.

Им, этим «яйцеголовым», этим «интеллектуалистам», кажется, конечно, что их ежедневные, еженедельные и ежемесячные разведывательные сводки и прогнозы будущего очень нужны государственным деятелям. На самом же деле многие государственные деятели считают чтение этих информационных сводок пустой тратой времени. Гоуст сам слышал, как они жаловались на их обилие, большой объем и наличие материала, не имеющего отношения к делу. Государственным деятелям нужны факты, а не та жвачка, которую им поставляет «кабинетная» разведка. А настоящие факты должны добываться активно, в стане врага, а не в библиотеке госдепартамента.

Уже по одному только этому предложение Хазарда заслуживало внимания, и Гоуст слушал его, не прерывая.

– А чего стоят все изыскания наших отделов, изучающих психологию потенциального противника по беллетристике да художественной кинематографии? – все более распалялся генерал Хазард. – Ерунда это! Пустое времяпровождение! Другое дело, когда можно будет судить о русской психике по конкретным данным. Сработают наши «Эн-Джи» в двух-трех хранилищах их термоядерного оружия – вот тогда и посмотрим, какова хваленая стойкость советского народа.

– Вполне согласен с вами, генерал, – удовлетворенно закивал маленькой лысеющей головой Гоуст. – Кому, однако, можно поручить предлагаемую вами рискованную «миссию»?

– Это уж ваше дело, – пожал плечами Хазард. – Кадры подобных людей – в ваших руках. Нужен, конечно, очень отчаянный человек, почти самоубийца.

Гоуст снова неслышно зашагал по мягкому ковру кабинета. Генерал Хазард молча наблюдал за ним, критическим взглядом оценивая его щуплую фигуру, в которой не было ничего не только воинственного, но и военного. По сугубо штатскому облику мало чем отличался он от обычных штабных чиновников, каких немало было в военном министерстве. Презирая людей низкорослых, да еще астенического телосложения, Хазард всегда смотрел на генерала Гоуста с тайным превосходством, хотя он и знал, что обладатель столь хлипкой фигуры в делах агентурной разведки – непререкаемый авторитет.

Посидев у Гоуста еще четверть часа, Хазард откланялся наконец. А как только он вышел, Гоуст вызвал к себе полковника Чэндлера.

– Ну, как, полковник, – обратился Гоуст к Чэндлеру, едва тот вошел в кабинет, – все у вас ясно с Дэвисом?

– Да, сэр.

Разведчик Дэвис был тайным агентом международной категории. Он прошел хорошую школу на родине и еще лучшую практику на территории Советского Союза. Но однажды ему не повезло, и он, не выполнив задания, с трудом ускользнул от советской контрразведки. Этого было достаточно, чтобы некоторые руководящие работники разведки перестали ему доверять. Гоуст, однако, не считал Дэвиса навсегда потерянным агентом. Напротив, он видел в нем много достоинств. Прежде всего это был человек преданный и бесстрашный. Ему смело можно было поручить самое рискованное дело.

Гоуст не верил в те обвинения, которые выдвинули против Дэвиса его недоброжелатели, но он и не вступился за него. К тому у начальника разведывательного управления были свои причины. Ему показалось, что неудачная операция обескуражила Дэвиса, лишила на какое-то время веры в себя. При таком его душевном состоянии Гоуст считал невозможным снова посылать Дэвиса в Россию. Нужно было подержать его в резерве, потомить, дать соскучиться по делу. Даже проявленное к нему недоверие Гоуст считал полезным для восстановления боевого духа Дэвиса – злее будет!

Все это время к тому же велось за «опальным агентом» тайное наблюдение, и вот настала наконец пора снова пустить его в дело.

– Мы были к нему несправедливы в последнее время. Как он перенес это? – спросил Гоуст, хотя ему и самому хорошо было известно состояние Дэвиса.

– Обижен, конечно, – ответил полковник. – Но у нас имеются фонограммы всех его разговоров, вплоть до ночного бреда. Дэвис всегда был человеком редкостной, фанатической ненависти к русским, и это осталось в нем. А может быть, даже и усилилось, ибо именно русских считает он виновниками всех своих бедствий.

– В надежности его можно, значит, не сомневаться? – снова спросил Гоуст, перелистывая папку с личным делом Дэвиса.

– Безусловно, сэр. Он соскучился по работе и готов на любое дело.

– Ну, а необычайную кличку его – «Ва-банк» мы так и оставим за ним? – улыбнулся Гоуст, вглядываясь в фотографию Дэвиса.

– Конечно, сэр, – совершенно серьезно ответил полковник. – Сейчас больше, чем когда-либо, она подходит ему, ибо, как я догадываюсь, в новой операции обстоятельства могут потребовать от него такой ставки, как его собственная жизнь.

– Ну что ж, – заключил Гоуст, приподнявшись со своего кресла и давая этим понять, что аудиенция закончена, – присылайте тогда ко мне Дэвиса, я лично дам ему задание. Подготовьте также Чепстона и Хинсея.

5. Чарльз Каннинг уточняет обстановку

Редактор газеты «Прогресс», в которой работала Керри, был осторожным человеком. Он знал, что сильным мира сего ничего не стоит закрыть его газету, и старался не очень раздражать не только Конгресс, но и военное министерство.

– Мы слишком слабы, чтобы наносить открытые удары, – говорил он обыкновенно в ответ на упреки. – Наш удел – кусать исподтишка.

– Да и кусаем ли мы вообще? – замечали ему на это. – Может быть, только лаем из подворотни?

Керри, уже достаточно знавшая своего редактора, не очень надеялась на то, что он придет в восторг от предложения ее дяди, Джеймса Джессепа. Выслушав от нее даже то немногое, что ей было известно, Каннинг, как она и предполагала, сразу же замотал своей бритой головой самым категорическим образом.

– Нет, нет, милая Керри! С военным министерством мы на этот раз не будем связываться. Оно и так, видимо, не забыло еще нашего участия в разоблачении «космической» мистификация генерала Хазарда.

Керри, впрочем, не очень огорчил столь категорический отказ редактора. Ей и самой история разжалования Джессепа казалась туманной. Смущало и то, что дядя рассказал ей все это в нетрезвом виде. Разговор с Каннингом состоялся у нее вчера, и она почти не вспоминала о нем больше. Но она глубоко ошибалась, полагая, что редактора не заинтересовало ее сообщение. Он-то ведь лучше, чем Керри, знал, как взволновала общественность таинственная катастрофа с пассажирским самолетом на территории бывшей базы тяжелых бомбардировщиков, носителей ядерного оружия.

Всю ночь не выходил у него из головы рассказ Керри о ее дяде, пострадавшем за что-то в связи с этой катастрофой. Не плохо было бы, конечно, самому повидаться с этим Джеймсом Джессепом, но ведь он опальный и за ним, видимо, ведется наблюдение. К тому же он еще и пьяница… Нет, с ним лично не стоило связываться, а порасспросить у людей, сведущих в военной технике, об этом таинственном «Эн-Джи», упоминавшемся в рассказе Джессепа, не мешает, пожалуй.

Перебрав в памяти всех своих знакомых, Каннинг вспомнил о Генри Марчмонте. Вот кто, пожалуй, может пригодиться! Генри, вопервых, старинный его приятель, а во-вторых, консультант одного из технических отделов военного ведомства. И так как Марчмонт жил неподалеку от редакции «Прогресса», Каннинг заехал к нему утром, направляясь на работу.

Выслушав Каннинга, Марчмонт неопределенно пожал плечами:

– Право, не знаю, Чарльз, чем смогу помочь тебе в этом деле… Они ведь меня ни во что такое не посвящают.

– А ты подумай, старина, кто бы смог помочь нам в этом, – попросил Каннинг. – Работает же у них кто-нибудь еще, с кем ты в добрых отношениях.

– Не знаю, не знаю… – задумчиво проговорил Марчмонт, прохаживаясь по своей маленькой, заваленной техническими справочниками и научными журналами комнатке. – Есть, конечно, такие люди, но ведь у них там все чертовски засекречено. Даже то, что никакого секрета не представляет. Да и не доверяют они никому ничего секретного. Вот если только Писфулу?..

– А ты знаком с ним? – сразу же оживился Каннинг, услышав фамилию профессора Писфула.

– Знаком, и даже в хороших отношениях.

– Так ведь лучшего и желать не надо! – обрадованно воскликнул Каннинг. – Писфул же в самых близких, почти дружеских отношениях с Хазярдом, и ему, конечно, многое известно. К тому же он, несмотря на эту скандальную историю с «марсианами», видимо, порядочный человек. Поговори с ним, пожалуйста, Генри. Очень тебя прошу!

– Ну что ж, попробую, только не очень уверен, что ему известно что-нибудь об этом «Эн-Джи», хотя он и выполняет кое-какие работы для военного ведомства. Главным образом по части радиотехники и телевидения. Боюсь, однако, что все это не имеет отношения к тайне «Эн-Джи».

Они условились, что как только Марчмонту удастся раздобыть что-нибудь, он немедленно даст знать об этом Каннингу.

А Керри, решив, что судьба бывшего начальника базы тяжелых бомбардировщиков нисколько не интересует редактора «Прогресса», все реже вспоминала о своем дяде. Гораздо чаще задумывалась она теперь о Джонне Мунне, с которым не виделась уже несколько дней. Керри понимала, конечно, что Джон занят очень серьезной работой в своей обсерватории, но не мог он разве уделить ей хоть несколько часов в течение почти целой недели?.. А может быть, она вообще надоела ему? Может быть, ей не следовало вести себя так бесхитростно, не скрывая своего расположения к нему? Она знала, конечно, тактику других девушек и женщин в делах подобного рода, однако сама не только была не способна к этим хитростям, но и просто презирала бы себя, если бы решилась на подобную игру.

Но тут она вспомнила, что одну из своих планеток Джонни назвал ее именем, и ей уже захотелось просить прощения у него.

«Нет, я просто очень легкомысленная, вздорная, несерьезная девчонка, – с раздражением думала она о себе. – Сколько уж раз ошибалась я в своих скороспелых выводах о людях! И редактор мой показался мне сначала бесстрашным борцом за справедливость, а он просто добропорядочный, либерально мыслящий, осторожный делец мелкого масштаба. А дядя, родной брат моей покойной матери? Разве не казался он мне типичным военным карьеристом, твердо шагающим по ступенькам военной иерархии? Оказалось, однако, что и он был простачком, иначе его не вышибли бы так просто из армии, не сделали бы козлом отпущения. Но все эти мои ошибки еще не так страшны, – со вздохом заключила Керри, – не дай только бог ошибиться теперь в моем Джонни…»

6. Джон Мунн встревожен

А Джон в это время думал о другой «Керри», небесной, пришедшей из-за орбиты Марса и поспешно огибавшей Землю с тем, чтобы снова унестись в сторону верхнего нашего соседа. Теперь, когда Джон уже сделал некоторые расчеты, прояснилась «родословная» его «Керри». Астероид этот, видимо, находился прежде на другой, более удаленной от Земли орбите. Пожалуй, даже был соседом Эроса. («Не плохое соседство для моей «Керри»! – усмехнулся Джон). Но потом где-то там между Марсом и Юпитером, в зоне астероидов, он столкнулся, наверно, еще с каким-то космическим телом и, потеряв часть массы, изменил свою орбиту и приблизился к Земле настолько, что теперь все более подпадал под ее влияние.

Сегодня Мунн надеялся завершить расчеты, которые должны были дать ему окончательный ответ – упадет ли «Керри» на Землю в следующее свое сближение с нею или пронесется мимо? Электронная вычислительная машина, находившаяся в распоряжении Джона, изрядно потрудилась за эти дни. Она молниеносно выполняла все его команды, «запоминая» бесчисленное количество исходных данных и решая разнообразнейшие математические и логические задачи.

Джон уже не первый год пользовался этими машинами, делая все нужные ему расчеты самостоятельно и лишь в особо трудных случаях прибегая к помощи вычислительного центра обсерватории. Всякий раз он почти благоговел перед совершенством «электронного мозга» этих машин, выполнявших любую команду за одну десятитысячную долю секунды. А ведь за это время должны были сработать многочисленные электронные реле, фотоэлементы, электронно-лучевые трубки, разнообразные оптические системы и несколько тысяч электронных ламп…

Но вот Мунн ввел в электронную машину код последней команды. Мгновенно пришли в действие ее вводные и арифметические устройства. «Отстрелялись» электронные пушки кинескопов по диэлектрикам в оперативных и долговременных устройствах памяти. Сработали выводное и дешифрующее устройства, отстучали клавиши телетайпа, и в руках Джона Мунна появилась лента с колонками цифр.

Торопливо пробежав их глазами, Мунн, во избежание ошибки, проделал всю операцию расчета орбиты астероида вторично. Результат был тот же.

Взволнованно прошелся молодой астроном по павильону обсерватории. Вытер платком влажный лоб. Снова перечитал цифры, отпечатанные на ленте. Они подтвердили его предположения. Точный математический расчет имевшихся у него данных о движении Земли и астероида свидетельствовал о неизбежности столкновения…

Удовлетворенность безошибочностью своей догадки лишь на какое-то мгновение заслонила у Джона все остальное. Но почти тотчас же другое, более сильное чувство завладело всеми его мыслями. Поскольку несомненно. было, что астероид столкнется с Землей – не избежать, значит, большой беды. Он может, конечно, упасть и в безлюдной части планеты, как Тунгусский или Сихотэ-Алинский. Но не исключено, что обрушится он и на населенную часть какого-нибудь из материков или даже на территорию родной страны Джона Мунна. А это не обычный небесный камешек, какие падают ежедневно, почти не оставляя заметного следа на поверхности земли. Свалится ведь на этот раз целая маленькая планетка.

Чувство тревоги почти не покидало теперь Джона, хотя для того, чтобы точно знать, куда именно упадет астероид, потребуется сделать еще не одну тысячу сложнейших вычислений, куда более совершенными машинами, чем та, на которой он только что работал.

Что же предпринять? Нужно ведь оповестить как-то о грозящем бедствии, если не все человечество, то хотя бы население своей страны. Но как? Выступить по радио? Или, может быть, сообщить об этом через газету? Да, пожалуй, лучше всего через газету. Но какую?..

После некоторого размышления, взвесив все за и против, решил он опубликовать свое открытие в «Прогрессе», и не потому только, что в нем сотрудничала Керри. Мунн знал трезвое направление этой газеты и не сомневался, что его научное сообщение не будет там превращено в сенсацию, обычную для подавляющего большинства органов многотиражной печати его страны.

Директор обсерватории, которому он доложил и о результатах вычислений, и о решении дать в «Прогрессе» первую публикацию о своем открытии, не возражал против этого.

7. «О времена, о нравы!»

Приход Генри Марчмонта хотя и не был неожиданностью для Писфула, однако чем-то встревожил его. Чем именно, профессор и сам не смог бы на это ответить. В последнее время он вообще стал слишком мнительным и нервным. Все теперь настораживало и тревожило его. Он плохо спал ночами, просыпался в холодном поту, с беспокойно стучащим сердцем…

Надо бы послушаться врачей, бросить все к черту, особенно эту неприятную работу для военного ведомства, и поехать на юг, в тихий, уютный санаторий на берегу океана. Но – где там! Разве его выпустит из своих лап генерал Хазард, пока он не завершит испытания портативной коротковолновой радиостанции дальнего действия? Неприятнее же всего было для Писфула то, что станция эта предназначалась, судя по всему, для оснащения тайной агентуры.

– Здравствуйте, дорогой мистер Писфул! – радостно проговорил Генри Марчмонт, протягивая руку профессору. – Простите, что без предупреждения, но у меня к вам серьезное дело.

– Серьезное? – удивленно переспросил Писфул и осмотрелся по сторонам, будто опасаясь, что их может подслушать кто-то.

– Вы не один разве? – невольно перешел на шепот Марчмонт.

– Почему вы решили?.. Если не считать вас, то я тут один. Но, знаете ли… – замялся Писфул, снова оглядываясь по сторонам.

Теперь только понял его Марчмонт и невесело рассмеялся. Потом проговорил беспечным тоном:

– А я, знаете ли, хотел предложить вам прогуляться. Не возражаете?..

– О, охотно! День такой чудесный!

Спускаясь по лестнице, Марчмонт взял Писфула под руку и прошептал укоризненно:

– Слушайте, дорогой мой, что же это такое? Даже в собственном доме стали мы бояться разговаривать. Это же…

– Береженого, знаете ли, бог бережет, – усмехнулся Писфул. – Я то ведь лучше вас знаком с техникой тайной звукозаписи.

– Мы же с вами на одно и то же военное ведомство работаем. Почему же…

– Вот именно поэтому-то, – снова усмехнулся Писфул.

– Ну, хорошо! Давайте тогда погуляем по улице.

– А вы не на машине ко мне приехали?.. Ну, тогда я бы предпочел поговорить с вами в вашей машине.

– Ого, каким вы стали осторожным! Даже тайные агенты могут вам позавидовать. О тэмпора, о морэс!*[2]2
  О времена, о нравы! (лат.).


[Закрыть]

В машине Писфул заговорил не раньше, чем она тронулась.

– Ну-с, я слушаю вас, коллега.

– А я уж и разговаривать боюсь, – рассмеялся Марчмонт. – Кто знает, может быть, и в моей машине установлен какой-нибудь тайный микромагнитофончик.

– Этак мы и вовсе вскоре разучимся разговаривать. Давайте все-таки рискнем.

– Но я вижу, дорогой профессор, вы так запуганы, что, пожалуй, нет смысла говорить с вами о том, с чем я пришел к вам. Надеюсь, вы догадываетесь, что я не о прогнозе погоды пришел поговорить с вами?

– Догадываюсь, – без особого энтузиазма отозвался Писфул, рассеянно поглядывая сквозь ветровое стекло на пестрый поток встречных машин. – Выкладывайте, что там у вас.

– Известно ли вам, что я нахожусь в дружеских отношениях с редактором такой газеты, как «Прогресс»? – после некоторого раздумья спросил Марчмонт.

– Нет, это мне не известно, – ответил Писфул, – но, достаточно хорошо зная вас, я не удивляюсь этому. Вы всегда симпатизировали людям с крайними левыми взглядами. Но я не осуждаю вас за это, тем более, что такие люди, как ваш друг, редактор «Прогресса», делают хотя и рискованное, но благородное дело.

– Так вы, значит… – обрадованно воскликнул Генри Марчмонт, но Писфул недовольно прервал его:

– Только, пожалуйста, без выводов. С некоторых пор я стал остерегаться выводов.

– Хорошо, перейдем тогда к делу. Вы слышали, конечно, об этой ужасной авиационной катастрофе в районе базы тяжелых бомбардировщиков? Ну так вот, у редактора газеты «Прогресс» есть сведения, что виной тому было испытание какого-то «Эн-Джи». Не известно ли вам случайно, что означают эти инициалы?

– И вы хотели спросить меня об этом в моей квартире, в которой, наверно, под каждым диваном запрятан микромагнитофон? – удивленно воскликнул Писфул.

– Господи! Неужели это правда? Как же вы живете, как разговариваете в этом аду?

– Почти не разговариваю. А когда молчание становится невмоготу, читаю вслух избранные места из конституции нашей дорогой республики.

– А ночью? Можете же вы сказать что-нибудь такое во сне, что можно было бы превратно истолковать?

– На ночь я включаю магнитную ленту с записью государственного гимна с такой громкостью, которая могла бы заглушить мой бред, – невозмутимо пояснил Писфул.

– Веселенькое существование! – мрачно усмехнулся Марчмонт, и у него пропала всякая охота расспрашивать Писфула о вещах, интересующих Каннинга. Но профессор, к немалому удивлению Марчмонта, сам продолжил уже начатый разговор:

– Так вы интересуетесь таинственными буквами «Эн» и «Джи»? Генерал Хазард упомянул их недавно в разговоре с каким-то крупным военным чиновником, но я так и не понял, что это такое. Полагаю, однако, что «Эн-Джи» – шифр какого-то нового, очень секретного вида военной техники. Как только узнаю что-нибудь определенное, обещаю сообщить вам. А теперь, если у вас нет ко мне других вопросов, высадите меня где-нибудь возле метро. Домой мне лучше всего добраться с его помощью.

В тот же день Генри Марчмонт позвонил Каннингу из уличной будки телефона-автомата.

– То, о чем ты просил меня, Чарльз, узнать пока не удалось и боюсь, что не удастся. Говорю это тебе затем, чтобы ты не очень на меня надеялся, а предпринимал кое-что и сам.

– Крепко, значит, держат в секрете?

– Крепко.

– Ну, тогда тем более важно разгадать этот секрет.

Посоветовавшись со своим заместителем, Каннинг решил послать Керри Демпси в Сэнди-Таун. Городок этот был ближайшим от бывшей базы тяжелых бомбардировщиков населенным пунктом. Каннинг надеялся, что Керри удастся узнать там кое-какие подробности об аварии, происшедшей с пассажирским самолетом в районе этой базы.