Текст книги "История одной сенсации (Повести-памфлеты)"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

4. Пленники «Большого Джо» теряют надежду

Изображение острова Святого Патрика было теперь видно не только значительно четче, но и крупнее. А спустя еще несколько минут очертание его заполнило весь экран телевивизора.

– Пожалуй, скоро можно будет разглядеть и нашу скалу, – заметил Эдди Олд. Видя каким бодрым стал его шеф, он тоже воспрянул духом и уже не сомневался более в скором спасении. Принялся даже записывать что-то в свой блокнот.

Минут через пять изображение на экранах стало медленно поворачиваться, будто кто-то начал осторожно перемещать передающую телевизионную камеру вокруг ее оптической оси. С каждой минутой это движение все ускорялось, пока не перешло в сплошное вращение. Перед глазами беспорядочно замелькали светлые и темные пятна, постепенно сливаясь в сплошной вертящийся серый диск. Затем электронно-лучевая трубка телевизора ярко вспыхнула вдруг и потухла. Только косые светлые линии торопливо бегали теперь по темному экрану…

– Что это такое, профессор? – недоуменно проговорил Хазард.

– Похоже на то, что аэростат с передающей камерой попал в какой-то воздушный вихрь, – ответил Медоуз.

– И что же он – разбился?

– Аэростат-то едва ли мог разбиться, а телевизионную камеру ударило, видимо, о скалы.

– А вихрь откуда? Почему он не унес аэростат в океан, а будто всосал его в самый центр острова? – спросил Квелч, выключая телевизор.

– Трудно оказать, чем вызвано такое явление, – задумчиво проговорил профессор. – На поверхности острова, видимо, вообще происходит что-то необычное…

– Вы думаете, что это от взрыва? – нахмурился Квелч.

– Весьма возможно.

– Да, взрыв был необычный. Отличный был взрыв! – неожиданно бодро заключил генерал Хазард.

Все удивленно посмотрели на него.

– Подобной бомбы ни у кого еще нет, – добавил он таким самодовольным тоном, будто «Большой Джо» был его собственным изобретением.

– А зачем она нам? – удивленно поднял брови Квелч. – Разве для того, чтобы удержаться на грани войны, недостаточно прежних бомб?

Генерал с нескрываемым превосходством посмотрел на этого простака Квелча и ответил снисходительным тоном, каким говорят с ребенком, задающим наивные вопросы взрослым людям:

– Для того, чтобы удержаться, может быть, и достаточно. Но для того, чтобы перешагнуть через эту грань, нужна именно такая бомба. Вы, молодые люди, чертовски наивный народ!

Под молодыми людьми Хазард имел в виду не тольжо Эдди Олда, но и Квелча, хотя радиотехнику было не менее сорока лет.

– Несмотря на военную форму, которую вы носите, – продолжал поучать своих офицеров генерал Хазард, – вы и понятия не имеете о той положительной моральной стороне, которую имеют войны. Это они создают мужественные, суровые, героические характеры. Без войн человеческое общество давно закисло бы и превратилось в стадо мирных, тупых и покорных людей, в общество учителей и клерков, потребительских союзов и благотворительных организаций. Простите за крепкое выражение, но плевать я хочу на нашу планету в виде скотного двора!

Юный Эдди Олд слушал патетическую речь атомного генерала с нескрываемым. восхищением. Рассудительный и успевший ужево многом разочароваться, Сэм Квелч воспринял ее с неприязнью. А скептически настроенный и верящий только объективным экспериментальным данным профессор Медоуз тщетно пытался вспомнить, где он слышал уже или читал нечто подобное? Кажется, произнес эту варварскую сентенцию кто-то из отечественных философов, притом чуть ли не четверть века назад…

Томительно тянулось время до очередного разговора с адмиралом Диксоном. Но вот наконец застучал ключ радиотелеграфа. Ему отозвалось неторопливое попискивание морзянки.

Сообщение «Омара» на этот раз было малоутешительным. Оказывается, два самолета уже высыпали на скалу несколько тонн песку, чтобы ослабить радиоактивность излучения горной породы, но вихревой ветер мгновенно разметал песок по всему острову. Предпринимать новые попытки было, видимо, бессмысленно. Об этом, правда, ничего не говорилось в радиограмме, но это и без того легко было сообразить, раз следующий сеанс назначался только на пять часов утра.

Несколько минут после того, как Квелч расшифровал это сообщение, в подземелье царила гнетущая тишина.

– Похоже, что вихревой ветер рождается на самом острове… – проговорил наконец Квелч.

Генерал Хазярд нахмурился и вопросительно посмотрел на Медоуза.

– Весьма возможно, – почти равнодушно отозвался профессор. – Мне трудно ответить на это более определенно. Взорванная бомба была настолько засекречена, что я о ней ничего определенного не знаю. А о химическом составе местных горных пород ничего не известно не только мне, но, видимо, и штабу адмирала Диксона.

– Значит, положение наше… – начал было Квелч, но генерал раздраженно перебил его:

– Избавьте нас от ваших прогнозов, Квелч!

Генералу нужно было бы сказать что-нибудь такое, что внесло бы ясность. в обстановку и ободрило его подчиненных, но он и сам начал понемногу терять свою уверенность. Однако он сделал вид, что его не беспокоит это новое осложнение и что он вообще не сомневается ни в чем. Деловито посмотрев на часы, он сделал знак лейтенанту Олду и очень бодро провозгласил:

– Ну-с, господа, прошу к столу! Пора и поужинать. Эдди, выдайте нам, пожалуйста, очередную порцию продовольствия.

Пленники «Большого Джо» молча приняли мизерный паек. Посасывая свою дольку шоколада, Эдди Олд тяжело вздохнул:

– Эх, водички бы сейчас глоточек…

Никто ему не ответил, хотя жажду ощущали почти все, а вода находилась в отрезанном от них соседнем отсеке.

– А как у нас обстоит дело с вентиляцией, профессор? – спросил генерал Хазард, нарушая тягостное молчание. – Не могут просочиться к нам вместе с воздухом радиоактивные вещества?

– Не думаю, – ответил Медоуз, посмотрев на один из своих дозиметрических аппаратов. – Счетчики заряженных частиц пока этого не регистрируют. Видимо, фильтро-вентиляционная установка действует исправно.

– А теперь – спать! – скомандовал генерал. – Ни перин, ни пружинных матрацев тут, правда, нет, но зато в вашем распоряжении три стола. Спокойной ночи, господа!

Все стали не спеша устраиваться на столах, завидуя генералу, расположившемуся в мягких кожаных креслах, сдвинутых друг с другом. Один только Квелч все еще возился со своей рацией. Сменив лампы, он подключился к новому, более мощному аккумулятору. Потом выключил динамик, надел наушники и стал осторожно вращать ручку настройки.

Профессор Медоуз неподвижно лежал лицом к стене, погрузившись в невеселые думы. Генерал Хазард тоже, казалось, не обращал никакого внимания на своего радиотехника. Только лейтенант Олд внимательно наблюдал за ним из-под прищуренных ресниц.

Прошло не менее получаса, а в подземелье все еще никто не смог заснуть. Скрипел пружинами своих кресел и генерал Хазард. А когда Квелчу показалось, что он заснул наконец, Хазард резко повернулся в его сторону и спросил:

– Ну, что там интересного, Квелч?

– Наши радиостанции плохо слышны, сэр, – отозвался Квелч. – Говорят все больше японцы и китайцы. Да вот еще какая-то французская станция. И похоже, что о нашем «Большом Джо»…

– Э, чушь какую-нибудь несут! – пренебрежительно отмахнулся Хазард. – Выключайтесь-ка лучше и ложитесь спать. Завтра у вас будет много работы.

Квелч нехотя выполнил приказание генерала, но не успел он как следует устроиться на своем месте, как снова услышал голос Хазарда:

– Мистер Медоуз, вы не спите?

– Нет, генерал, – все еще лежа лицом к стене и не поворачиваясь к Хазарду, ответил профессор.

– Вы ведь, кажется, владеете французским?

– Да, генерал.

– Может быть, послушаем, что они там болтают?

– Если вас это интересует, пусть Квелч включит динамик, я переведу вам их передачу.

Квелч включил рацию. Не вставая со стола, Медоуз стал слушать французскую речь, коротко переводя Хазарду ее смысл.

– Они действительно говорят о каком-то мощном термоядерном взрыве. И даже об острове Святого Патрика… Будто он на всей своей площади радиоактивен… Что летчики, слишком низко пролетевшие над ним, заболели лучевой болезнью. Приключилось что-то даже с их самолетами…

– Ну, ладно, Квелч! – недовольно проговорил Хазард. – Хватит нам слушать этих неврастеников французов. Сочиняют там всякие бредни.

5. Секрет перестает быть секретом

Позывные «Омара» Квелч услышал ровно в пять утра. Торопливо отозвался и перешел на прием. Резкий, прерывистый звук морзянки, наполнивший гулкое помещение подземелья, поднял всех на ноги.

– Ну, что они там передают? – нетерпеливо спросил Хавард, ощущая ноющую боль во всем теле, – ночь, проведенная на сдвинутых креслах, давала себя знать.

Квелч, не отвечая, продолжал записывать цифры шифра радиограммы, а когда попытался расшифровать их, у него ничего не получилось.

– Долго вы будете копаться? – повысил голос генерал Хазард.

– Придется попросить, чтобы повторили ключевую группу – не расшифровывается что-то…

– Ну, так запрашивайте же поскорее!

Когда наконец все было уточнено и расшифровано, Квелч с волнением прочел:

– «К сожалению, с помощью песка дезактивировать вашу скалу не удалось. Предпринимаем другие меры. Будьте на приеме через два часа. Не теряйте мужества. Омар».

Все молча выслушали это сообщение. Никто даже не попытался прокомментировать его. Всем очень хотелось верить, что эти «другие меры» будут более успешными, сомнения, однако, уже поселились в их сердцах. Менее всех склонен был заблуждаться в этосм профессор Медоуз.

В шесть часов была роздана предпоследняя порция шоколада и печенья. В семь Квелч снова разговаривал с «Омаром». Обстановка была все та же: над островом по-прежнему бушевал какой-то странный ветер, а новых средств спасения все еще не было придумано. Следующий сеанс. назначался на двенадцать часов дня.

Мрачными сидели пленники «Большого Джо» каждый в своем углу. Хазард с трудом подавлял желание отпить из фляги хоть несколько глотков коньяку. Эдди Олд то вставал, то ложился на свой скрипучий стол до тех пор, пока генерал не прикрикнул на него:

– Хватит ерзать, Эдди, черт вас побери!

Лейтенант притих на некоторое время, потом осторожно поднялся и стал ходить по подземелью, действуя этим на нервы генерала еще больше, чем скрипом стола. Хазард хотел уже было снова прикрикнуть на него, но Эдди сам вдруг закричал испуганным голосом:

– Вода! К нам просачивается вода!..

Он бросился к дальней стене подземелья, сквозь едва заметную щель которой действительно просачивалась вода.

– Назад, Эдди! – резко остановил его Медоуз. – Не прикасайтесь к этой стене!

Профессор поспешно соскочил со стола и торопливо стал рыться в своих многообразных счетчиках радиоактивных частиц. Выбрав наконец тот, который был ему нужен, Медоуз сначала прислонил его к стене, а затем подставил под струйку воды, сочившуюся из трещины.

– Ну да, я так и знал! – негромко проговорил он, будто размышляя валух. – Вода радиоактивна… Значит, она просачивается откуда-то сверху, с поверхности скалы.

– Что вы там бормочете, профессор? – насторожился Хазард.

– Вода радиоактивна, – повторил Медоуз. – Пить ее нельзя. Надо предпринять чтонибудь, чтобы она не растекалась по полу. Лучше всего, конечно, попробовать заделать щель в стене.

– Чем же ее заделать? – развел руками Квелч. – Нужен ведь цемент, а у нас нет даже глины.

– Попытаемся зашпаклевать, – спокойно заявил профессор. – Это я попробую сделать сам – тут нужна осторожность. Дайте мне кто-нибудь нож с длинным лезвием да пожертвуйте нижнюю рубашку, кому нежалко.

– Господи! – возбужденно воскликнул Квелч, сбрасывая с себя китель. – Какой тут может быть разговор о рубашке, когда речь идет о жизни…

– Только без паники, Квелч, – укоризненно проговорил Хазард.

Медоуз разорвал рубашку Квелча на несколько длинных полос и кортиком генерала Хазарда осторожно стал втискивать одну из них в трещину бетонной стены. Сначала ему не удавалось это, так как трещина была слишком тонкой, но вскоре один лоскут удалось все же впихнуть в среднюю часть щели. Зато внизу отвалился довольно большой кусок бетона, и вода в там месте стала сочиться гораздо сильнее.

– Бросьте вы это, профессор! – каким-то визгливым голосом воскликнул Хазард. – А то расковыряете стену так, что вода начнет бить фонтаном. Квелч, немедленно включайте рацию! Сообщите им, что к нам просачивается радиоактивная вода.

– Но нас никто сейчас не услышит, сэр, – растерянно заметил Квелч. – «Омар» включится ведь только около двенадцати…

– Делайте, что вам приказывают! – побагровел генерал. – Может быть, какая-нибудь из станций у них на приеме все время.

– Слушаюсь, сэр. А как передавать – шифром или открытым текстом?

– Некогда теперь возиться с шифром. Передавайте открытым текстом.

Квелч торопливо застучал ключом, то и дело переходя на прием, но ему никто не отзывался. А вода, между тем, все прибывала. У той части стены, где была трещина, образовалась уже целая лужа.

– Не отвечают… – Квелч принялся растирать палец, онемевший от напряженной работы ключом радиотелеграфа.

– Подавайте тогда международный сигнал бедствия! – уже совсем истерически прокричал генерал. – Может быть, услышит кто-нибудь и отзовется. Мы тогда попросим их срочно связаться с авианосцем адмирала Диксона.

Теперь Квелч непрерывно посылал в эфир только три буквы – SOS. Отозвалась ему спустя несколько минут какая-то станция на русском языке. Так как Квелч участвовал во второй мировой войне и длительное время находился в Мурманске, он довольно свободно понимал русскую речь.

Выяснилось, что посланный им сигнал бедствия приняло советское научно-исследовательское судно, совершавшее плавание в водах Тихого океана.

– Кто это отозвался вам? – настороженно спросил генерал.

«Сказать или не сказать, что это русские?..» – тревожно пронеслось в мозгу Квелча.

– Неясно пока, – уклончиво ответил он. – Уточню сейчас.

Но вместо того, чтобы сделать такой запрос, радиотехник очень коротко сообщил о себе и попросил русских связаться с авианосцем «Фоукен».

Квелчу ответили, что просьбу его тотчас же выполнят. Сообщили также, что догадываются, почему просящие помощи попали в столь бедственное положение…

– Ну?! – торопил Квелча Хазард. Выпуклый лоб его покрылся множеством мелких морщинок, мохнатые рыжие брови почти сошлись у переносицы, нижняя челюсть слетка отвисла. Прежней надменности как не бывало.

Квелч не без удовлетворения отметил эту перемену в лице генерала и ответил ему с деланной небрежностью:

– Это русские, сэр.

– Как?! – завопил Хазард, и лицо его снова преобразилось – брови вздернулись, челюсть выпятилась вперед. – И вы вели с ними переговоры? Разгласили им военную тайну? Да знаете ли вы, что за это…

Он, казалось, захлебнулся от гнева и не смог больше вымолвить ни слова. А Квелч возразил ему если и не очень дерзко, то уж во всяком случае с большим достоинством.

– Ничего я им не разгласил, генерал. Русские и без того знают об этой проклятой бомбе больше, чем мне известно. Может быть, и больше вашего тоже…

Сообщение это настолько удивило Хазарда, что он сразу вдруг присмирел и спросил растерянно:

– Но откуда?.. Как они могли узнать?

– Это уж я не знаю, сэр, – простодушно признался Квелч. – Только бомбу нашу они назвали македониевой и очень удивились, что мы вообще остались в живых.

– Македониевой! – воскликнул Медоуз, соскакивая со своего стола и устремляясь к Хазарду. – Так это, значит, действительно македониевая бомба?

– Да… – несколько смущенно признался генерал.

– Но ведь это же чистейшая авантюра! – возбужденно продолжал Медоуз. – Македонии – совершенно новый и очень плохо еще изученный трансурановый элемент. А вы, значит, использовали его для «запала» «Большого Джо»? И вот результат… Нет, это больше чем авантюра! Даже теоретически мы ведь очень смутно представляли себе, что могло дать применение Македония в качестве взрывчатого вещества для «запала» водородной бомбы. Предполагалось, однако, что атомные ядра Македония не частично, как у плутония, а полностью успеют вступить в реакцию деления. Видимо, так оно и произошло. Понять не могу – почему у нас такая поспешность с испытанием этого «Большого Джо»?

– А как же! – злобно усмехнулся Квелч. – Мы ведь спешим перешагнуть поскорее за грань равновесия между войной и миром. Боимся, как бы планета наша не превратилась в скотный двор. А она, кажется, превратится скоро в сплошную братскую могилу.

Пораженный сообщением Квелча о том, что русским известен секрет взорванной бомбы, Хазард, казалось, перестал воспринимать происходящее вокруг. Зато Эдди Олд, так трясшийся от страха все это время, торопливо извлек из кармана темную коробочку и переключил в ней какие-то рычажки.

– Но как? Как, черт побери, они узнали это?! – снова яростно воскликнул Хазард. Глаза его вспыхнули злобой, и он схватил Квелча за горло.

– Это ты, мерзавец, проболтался, наверно?!

– Оставьте в покое Квелча, генерал, – проговорил вдруг Медоуз таким тоном, какого никак нельзя было ожидать от этого интеллигентного старика. – И не говорите ерунды. Как мог знать Квелч о том, что бомба македониевая, когда даже мне не было это известно?

– Но откуда же тогда осведомленность русских?..

– Да разве можно в наше время утаить не только факт испытания атомного или термоядерного оружия, но и технический состав его? Вы-то, мистер Хазард, должны же знать это?

– Но ведь взрыв «Большого Джо» был произведен в неблагоприятных для его обнаружения условиях, – повысил голос Хазард. – Мы взорвали его, во-первых, под землей, во-вторых, на острове в сейсмическом районе океана.

– А вы разве не знаете, что версия о невозможности отличить землетрясение от подземного ядерного взрыва уже развеяна? – удивился профессор Медоуз. – По характеру сейсмических волн, возникающих при землетрясениях и подземных взрывах, без особого труда определяют теперь их причину. А что касается нескольких незарегистрированных подземных взрывов, произведенных нами в этом году, то они были слишком малой мощности – менее одной килотонны. К тому же для обнаружения их применялась аппаратура, не соответствующая рекомендованной Женевским совещанием экспертов.

– Простите, профессор, – вмешался в разговор Квелч, – правильно ли я вас понял? Действительно можно, значит, распознать любой ядерный взрыв, как бы его ни скрывали?

– Конечно, мистер Квелч. Они обнаруживаются методом регистрации акустических и сейсмических волн, радиоимпульсов, световых и гамма-излучений.

– А химический состав их тоже можно обнаружить?

Медоуз ответил Квелчу и на этот вопрос, хотя он и догадывался, что генералу не очень нравятся его разъяснения. Но профессор был теперь настолько возмущен Хазардом и адмиралом Диксоном, скрывшими от него и, видимо, от некоторых других ученых химический состав «Большого Джо», что готов был выступить с разоблачением их перед кем угодно.

– Исследование атмосферы, – продолжал он свои пояснения, – на высоте от четырех до двенадцати километров, которое мы регулярно проводим, так же как и другие страны, дают нам все основные данные о произведенных атомных и термоядерных взрывах. Для этого достаточно лишь подвергнуть лабораторному анализу содержимое пробоотборников. Если при этом в их. бумажных фильтрах обнаружатся пылинки плутония или урана, то тут имеет место атомный взрыв. Если же в щелочных поглотителях окажется радиоактивный углерод, а в замороженной воде – тритий, не останется сомнений, что произошел термоядерный взрыв. Я уже не говорю о том, что в пробах воздуха без труда обнаруживаются радиоактивные изотопы стронция, циркония, бария, иттрия, церия и другие осколки деления урана и трансурановых элементов.

– Так вы, значит, считаете, что о Македонии знали еще слишком мало, чтобы экспериментировать с ним? – мрачным голосом спросил Хазард.

– А чем же иным вы лично объясните то бедственное положение, в котором мы оказались? – Bonpocoм на вопрос ответил профессор. – Всякая авантюра в науке или политике рано или поздно кончается катастрофой, – убежденно заключил он.

Эдди Олд, все это время молча прислушивавшийся к разговору, стал вдруг что-то торопливо записывать. На столь необычное в создавшейся обстановке занятие юного лейтенанта обратил внимание Квелч. Он подозрительно покосился в сторону лейтенанта и хмуро сдвинул брови. Но в это время запищала вдруг морзянка, и Квелч бросился к рации. Вслед за ним устремились и остальные.

6. Обреченные

Вот что прочитал Квелч, раскодировав новую шифровку адмирала Диксона:

«Категорически запрещаю пользоваться рацией для передач без особого на то разрешения».

– И это все? – удивился Хазард.

– А что же еще? – усмехнулся Квелч. – Что еще могут они передать? К тому же, судя по слышимости, авианосец «Фоукен» теперь значительно дальше от острова Святого Патрика, чем был утром. Видно, адмирал побаивается джина, которого сам же выпустил из нового трансуранового элемента. Разрешите выключить рацию, сэр? Нужно поэкономить питание.

– Нет, черт побери! – грозно сверкнул глазами Хазард. – Не выключайте! Передайте им немедленно, что нам угрожает радиоактивная вода. Что там показывают ваши приборы, профессор?

– Все то же. Даже немного больше, – ответил Медоуз, всматриваясь в показания приборов.

– Ну, передавайте же! – крикнул Хазард Квелчу. – И можете это не шифровать.

Квелч торопливо отстучал сообщение Хазарда и перешел на прием, но динамик молчал. Было слышно только жесткое потрескивание разрядов атмосферного электричества.

– Повторите еще раз! – прохрипел Хазард. – Передавайте это до тех пор, пока не отзовутся. А чтобы аккумуляторы не разряжались, выключите освещение.

Подземелье погрузилось з непроглядную тьму, казалось лишь, что радиоактивная лужа в углу слегка светится холодным зеленоватым светом.

Все снова взобрались на столы. Даже генерал Хазард подобрал под себя ноги и сидел на своем «диване», как мусульманин во время намаза. Только Квелч оставался на цементном полу, продолжая ожесточенно стучать ключом радиотелеграфа.

Постепенно стук этот начал действовать на окончательно расшатавшиеся нервы Хазарда, и он хотел уже было приказать прекратить передачу, но в это время тяжело ухнуло что-то наверху, видимо на поверхности скалы. В подземелье тотчас же судорожно дрогнули стены…

– Точь-в-точь, как во время бомбежки, – заметил Kвелч.

– Попробуйте-ка переключить рацию на прием, мистер Квелч, – тревожно проговорил Медоуз, торопливо слезая со своего стола.

– Вы думаете, что «Омар» объяснит нам, в чем дело? – иронически спросил Квелч, когда профессор присел с ним рядом на аккумуляторный ящик.

– Этого я как раз не думаю, – отозвался Медоуз. – Они-то, видимо, менее всего намерены давать нам объяснения. Проверьте, принимает ли ваша рация вообще хоть что-нибудь.

Квелч опробовал последовательно все диапазоны волн, на которых работала его рация, но ни на одном из них не принял ни звука, если не считать, конечно, шума генерации самой радиостанции.

– Что же это по-вашему? – спросил он профессора.

– Наказание за нарушение приказа, – мрачно усмехнулся Медоуз.

– Значит, это они антенну нашу разбомбили?.. – изумился Квелч.

Никто не ответил ему. Даже генерал Хазард промолчал. Зато Эдди Олд заговорил вдруг каким-то плачущим, истерическим голосом:

– Не может быть… Не может этого быть! Они этого никогда не сделают!..

– Заткнись, молокосос! – прикрикнул на него Квелч. – И без того тошно. Готовься лучше к смерти, трус паршивый!

– А вы чего командуете? – разозлился Хазард. – Нечего храбреца из себя строить и распоряжаться тут!

– Я уже смотрел смерти в глаза, генерал, – спокойно, с достоинством ответил Квелч. – Не впервые с жизнью прощаюсь.

– А я не верю вам!.. – почти провизжал Эдди Олд. – Не верю, что вам не страшно! А рацию вы, наверно, сами испортили…

– Ну и не верь, – беззлобно отозвался Квелч, – не болтай только лишнего.

Несколько минут в подземелье было тихо, слышалось только, как скрипели пружины кресел под грузным телом генерала Хазарда.

Квелч тоже некоторое время лежал спокойно, потом вдруг резко вскочил и зажег карманный электрический фонарик. В желтоватом свете его все увидели Эдди Олда, укрепляющего что-то под столом радиотехника.

– Ты что это делаешь, мерзавец?! – закричал Квелч, хватая лейтенанта за руку, в которой тот судорожно сжимал какой-то темный предмет. – Что это у тебя? Магнитофончик? Я ведь радиотехник, и эти штуки хорошо знаю. Не сомневаюсь, что на нем клеймо комиссии по расследованию антипатриотической деятельности. Так ты это на них, значит, работаешь? Благонадежность нашу проверяешь?

Слышно было, как Квелч ударил Олда. Тот глухо застонал и грохнулся на пол.

– Убирайся теперь подальше от меня, скотина! – снова заговорил Квелч, швырнув в лейтенанта отобранный у него магнитофон. – А штуку эту можешь у себя оставить. Продемонстрируешь ее на том свете кому-нибудь, кто там кадрами новопреставленных ведает. Может быть, у них неизвестен еще этот способ проверки благонадежности. А пистолетик я у тебя отберу на всякий случай.

С этими словами Квелч вынул из кобуры лейтенанта его пистолет и как ни в чем не бывало снова взобрался на свой стол. Полежав немного молча, он проговорил со вздохом:

– Ну что за болванов вербует комиссия по расследованию в осведомители! Этот кретин не понимает даже, что идет вместе с нами ко дну. А вы разве не знали, генерал, что вам за адъютанта подсунули? Думали, верно, раз по рекомендации такой почтенной комиссии, значит, человек надежный, проверенный. А он, конечно, о каждом шаге вашем доносил: сколько раз с кем встречались, о чем разговаривали…

– Идите вы к черту, Квелч! – сердито пробурчал Хазард.

Квелч притих на некоторое время, потом заговорил снова:

– Думаю, что нам нет смысла экономить электроэнергию. Кто знает, куда мы попадем на том свете. Если в ад, то еще насидимся в потемках.

Никто не возражал. Квелч включил свет и внимательно стал рассматривать стену, из которой сочилась радиоактивная вода.

– Посмотрите-ка, профессор, – повернулся он к Медоузу, – кажется, вода стала просачиваться энергичнее. Вон уж сколько натекло! Похоже, что после бомбежки трещина в стене стала пошире…

– Да, вполне возможно, – равнодушно согласился профессор.

– Рано или поздно, а до нас, значит, она доберется – и тогда лучевая болезнь?

– Будем надеяться, что к тому времени нас спасут, – нехотя отозвался профессор, чтобы хоть сколько-нибудь успокоить радиотехника, к которому испытывал все большую симпатию.

Но Квелч, будто не расслышав его, продолжал:

– Говорят, это ужасно. Сначала душу выворачивающая рвота. Затем начинают вылезать волосы и облупливаться кожа, будто шкурка с ливерной колбасы. Бр-р!.. А потом? Исчезают куда-то белые кровяные шарики, да?

– Квелч! – буквально завопил Хазард, хватаясь за пистолет. – Если вы тотчас не замолчите, я прострелю вашу идиотскую башку!

– Скажу вам только спасибо за это, – усмехнулся Квелч. – По крайней мере сразу.

Больше, однако, Квелч не разговаривал. Молча лег он на свой стол, укрылся прорезиненным плащом и затих. Но теперь стали тихонько шептаться в своем углу Хазард и Олд.

– А по-моему, они взрывали нашу скалу, чтобы разметать покрывающий ее радиоактивный слой, – торопливо бормотал Эдди. – Как вы думаете, сэр?

– Пока, однако, разметали они, видимо, только одну нашу антенну, – хмуро отозвался Хазард.

– Конечно, они могли повредить и ее. Она ведь на самом верху…

– Почему же тогда всего один взрыв? А если хватило одного, почему никто не стучится в двери нашего подземелья?

– Может быть, решили, что взрывать опасно, и ищут других способов. Разве они могут оставить нас в таком положении? Вы же – крупная фигура. Вас не сегодня-завтра назначат помощником военного министра вместо Рэншэла… Я слышал, что это дело решенное. От Рэншэла давно ведь красным душком попахивает…

Вот эта-то уверенность, что генерала Хазарда, кандидата на пост помощника военного министра, не оставят в беде, и поддерживала в Эдди Олде надежду на спасение. Он и мысли не допускал, чтобы высокое начальство могло пожертвовать такой персоной, как Хазард.

Генерал же Хазард, лучше лейтенанта Олда знавший высшее начальство, очень сомневался, чтобы из одних только этих побуждений беспокоилось оно о его спасении. В Конгрессе действительно есть люди, которые предпринимают кое-что, чтобы он занял пост помощника министра. А в военном министерстве?.. Там и без него немало претендентов на эту должность. К тому же у Хазарда есть и враги. Да и с адмиралом Диксоном у него далеко не блестящие отношения…

А профессор Медоуз в это время с негодованием думал о «скоропостижном» испытании македониевой бомбы. Он почти не сомневался, что она наделала немало бед, последствия которых трудно даже предугадать. Теперь, конечно, предпринимается все возможное, чтобы скрыть катастрофу или хотя бы преуменьшить ее размеры. Весьма возможно, однако, что остров Святого Патрика на долгое время будет не только неприступным из-за своей зараженности, но и активно действующим источником отравления атмосферы радиоактивными веществами на весьма значительном пространстве.

Ну, а гибель нескольких ученых, генералов и офицеров? Э, да это ведь в конце концов совершеннейший пустяк в сравнении с политическим ущербом, который понесет теперь весь блок западных держав. Подумать только, какой козырь получают сторонники запрещения испытаний ядерного оружия! Где же тут в связи с таким скандалом думать о каких-то генералах, которых в условиях мирного времени и без того явное перепроизводство…

Но тут Квелч, который, казалось, мог заснуть даже в такой драматической обстановке, снова повернулся к профессору и чуть слышно произнес:

– Не знаю, что бы не отдал я сейчас, только бы хоть одним глазом посмотреть на кусочек голубого неба. Но ведь это смешно, правда? Не желание, а то, что за него уже отдать нечего…

Потом он вздохнул и добавил другим, холодным тоном:

– А вот для атомных вояк это хорошая наука. Да и для вас, ученых, тоже… Это ведь вы вскружили им головы сверхоружием. Обещали, наверно, в кратчайший срок обогнать Советский Союз по мощи военной техники. Вот они и экспериментируют теперь с такой лихорадочной поспешностью…

Медоуз молчал, и Квелчу показалось, что он уж очень обидел старика. А он не хотел этого делать. Профессор нравился ему, казался порядочным, честным человеком.

– Я ведь это не о вас лично, – снова заговорил Квелч заметно потеплевшим голосом. – Я о наших ученых вообще… Неужели же они не знали, что «Большой Джо» – не такая уж «чистая» бомба?

– Я лично этого не знал, Сэм, поверьте уж мне на слово…

Совесть профессора Медоуза действительно была чиста, так как ему и самому теперь только стало окончательно ясно, зачем он был приглашен на испытание «Большого Джо». Им просто необходима была оценка радиоактивности новой бомбы таким специалистом, каким был он, профессор Медоуз.