Текст книги "Ответная операция. В погоне за Призраком"

Автор книги: Николай Томан

Соавторы: Василий Ардаматский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]

9

Клуб прессы в Западном Берлине помещался на верхних этажах довольно высокого дома. Надземная железная дорога проходила вровень с окнами клубного бара. В разноязыкий гомон, подкрашенный вкрадчивыми звуками пианино, то и дело врывался грохот проносившихся по эстакаде поездов. У журналистов была такая игра: если сидящие за столом не хотели слушать какого нибудь своего коллегу – когда он рассказывал старые новости или плел неинтересное, – они хором кричали: «Где поезд?»

И почти всегда тут же, заглушая все, грохотал пролетающий поезд. А о болтающем чепуху говорили: "Типичная надземка".

Павел Рычагов присел за столик, за которым сидели два молодых журналиста.

– Если не ошибаюсь, французы? – спросил Рычагов на хорошем французском языке.

– Они, – холодно ответил один из французов.

– Помогите неопытному коллеге из Бельгии, – словно не замечая его недовольства, сказал Рычагов. – Приехал на три дня. Нужна хоть маленькая, но сенсация. Моя газета горит. Помогите сестренке!

– За этим дело не станет. Берлин – город сенсаций.

– Коллеги дорогие, одну маленькую, в кредит! – Рычагов по нищенски протянул руку.

Французы есть французы. Они любят веселых, открытых людей. Рычагов им сразу понравился, и вот за столом уже идет непринужденный разговор.

– Нет, сестричка, у нас ты сенсации не получишь. И запомни: Берлин – город надоевших сенсаций. Сами вот сидим и обсуждаем, чем бы удивить старушку Францию.

– Хоть что нибудь… Горит газета.

– Тоже, сестричка, не новость. Мы от своих шефов получаем по две истерические телеграммы в день. Требуют ежедневно двести строк на первую полосу об ужасах жизни в Восточном Берлине. Наимоднейшая тема! А народ, читая это, плюется.

– Может, вы передаете неинтересно?

Французы переглянулись и расхохотались.

– Сестричка, – погрозил один из них пальцем, – ты или наивна, или хитришь…

– Не понимаю… – Рычагов пожал плечами. – Ведь там, на Востоке, действительно диктатура русских.

Журналисты снова переглянулись, но уже не рассмеялись.

Один из них спросил:

– Ты, сестричка, случайно, не ведешь в своей газете свадебную хронику?… Но но, только не надо сердиться! Ты же не знаешь, что такое политика. А она, сестричка, путаное и, в общем, нечистое дело. Ты говоришь – там диктатура русских. А тут что, по твоему? Райские кущи, населенные поющими ангелами?

– Во всяком случае, – угрюмо сказал Рычагов, – здесь я вижу жизнь, к какой привык дома.

– А ты, сестричка, спроси на досуге у самих немцев: какие порядки им больше нравятся… Не понимаешь? А знаешь про наш верный корреспондентский барометр? Чем настойчивей твой шеф требует от тебя поносить какую нибудь страну, тем, значит, в той стране жизнь лучше, чем в той, где печатается твоя газета. Ну, а про русских… – Француз махнул рукой. – Тут пиши только плохо – никогда не ошибешься. Особенно сейчас, когда наш милый западный мир делает здесь в Германии глупость за глупостью.

– А не попал ли я за стол коммунистов? – с улыбкой, но не без тревоги спросил Рычагов.

– Не бойся. Коммунисты сюда не ходят.

– Но о чем же мне все таки написать в газету? – помолчав, спросил Рычагов.

Оба французских журналиста, как по команде, пожали плечами.

– Я слышал по радио, что от красных бежал какой то офицер. Из него нельзя сделать сто пятьдесят строк плюс фото?

Оба журналиста снова, как по команде, махнули руками.

Один из них вздохнул:

– Не выйдет. Тут мистеры что то темнят. Даже наши американские коллеги ничего о нем не могут получить. Делают умное лицо, говорят – это перебежчик особого рода. Чепуха! Вообще эти перебежчики – мясо с душком. Бегут то, как на подбор, удивительно неинтересные типы. Иногда кажется, будто красные сами отбирают всякую шваль и гонят ее сюда. Напишите это – вот вам и будет сенсация.

Французы хохотали. Вместе с ними смеялся и Рычагов. Потом он спросил:

– А может быть, как раз потому, что они его прячут, тут и кроется сенсация?

– Оставь, сестричка, надежду. Одно из двух: или этот перебежчик полный идиот и его нельзя тащить на пресс конференцию, или он, наверное, знает чуть больше других и сейчас янки доят его в четыре соска. А уж потом, выдоенный, он начнет поносить советские порядки и будет уверять, что русские генералы едят на завтрак немецких детей. Если хочешь, я могу сейчас же продиктовать тебе все, что он скажет. Моя газета красных не обожает, но даже она перестала печатать этот мусор… Вероятно, сестричка только что приехала?

– Сегодня утром, – ответил Рычагов.

– Значит, сестричка еще не успела обнищать. А ее братцы не возражают, если она поставит на стол бутылочку вина. Смотришь, и взбредет в голову идея, и мы все вместе будем охотиться за сенсацией. А?

– Сестричка идет на все… Обер! Две бутылки вина, – распорядился Рычагов.

10

Наташе Посельской передали полученные от уличного комитета сведения о квартире, в которой жила Рената Целлер. Да, жила. Но третий день ее дома нет. Уехала во Франкфурт на Одере, где у нее тяжело заболела сестра.

Наташа попросила проверить, действительно ли Рената Целлер находится во Франкфурте, и вскоре получила ответ: "Да, находится, живет в квартире сестры и почти все время проводит возле нее в больнице". Посельская растерялась: она была больше чем уверена, что Ренаты там не окажется. Но, с другой стороны, ведь не было ничего уличающего ее как участницу похищения Кованькова, и ей как будто вообще нечего было скрываться. Подозрительно только то, что она уехала во Франкфурт наутро после происшествия… А может быть, именно в этом и есть хитрость? Раз Рената Целлер уверена, что улик против нее нет, зачем ей скрываться или бежать на Запад? Достаточно на всякий случай уехать из Берлина…

Немецкие товарищи, помогавшие оперативной группе Рычагова, узнали, что в Берлине Рената Целлер жила в семье своей дальней родственницы Августы Мильх, работавшей научным сотрудником в Музее народного искусства.

Августа Мильх – вдова. Ее муж, по национальности еврей, погиб в концентрационном лагере Бухенвальд.

Августа Мильх жила вместе со своей старшей сестрой, которая вела домашнее хозяйство. Получены были также сведения о том, что Августа Мильх почему то была недовольна поведением живущей у нее Ренаты Целлер. Привратник сообщил, что квартирантка Августы Мильх почти всегда возвращалась домой за полночь. Эти данные находились в полном противоречии со всеми отзывами, собранными о Ренате Целлер, и с тем, что говорил о ней своему другу Кованьков. Какова же она на самом деле? Серьезная, симпатичная девушка, как сказал о ней Кованьков, или такая, что даже родственники недовольны ее поведением?

…В этот дневной час в музее не было ни одного посетителя. Кассирша куда то вышла, и Посельской пришлось ее ждать. Над ней сжалилась контролерша. Она пригласила девушку сперва осмотреть музей, а потом купить билет. Наташа спросила у нее об Августе Мильх. Да, Мильх работает в музее, в реставрационной студии. Это на втором этаже.

Посельская добросовестно обошла все залы, а потом поднялась на второй этаж и вошла в реставрационную студию.

В большой светлой комнате работало человек пять.

– Можно мне видеть товарища Мильх?

– Я – Мильх.

Навстречу Посельской из глубины комнаты вышла женщина в белом халате. Ей было лет пятьдесят. Из под белой докторской шапочки выбивались седые волосы.

– Слушаю вас.

– Я сейчас осмотрела музей. Я немного увлекаюсь глиной, и у меня возникло несколько вопросов.

– Пожалуйста, проходите.

Августа Мильх провела Наташу к своему столу.

– А почему вы обращаетесь именно ко мне?

– В этом повинна Рената Целлер. Узнав, что я коллекционирую глину, она, во первых, подбила меня посетить ваш музей, а во вторых, сказала мне, что вы поэт глины.

Августа Мильх выслушала это с хмурым, непроницаемым лицом.

– Сама Рената, – вздохнув, сказала она, – не нашла время зайти сюда. Хорошо, что хоть вас подбила. Какие же у вас ко мне вопросы?

Посельская заметила, что с момента упоминания имени Ренаты Августа Мильх стала менее приветливой.

– Установлено ли точно, когда человек впервые воспользовался глиняной посудой?

– Точно нет, – сухо ответила Августа Мильх. – Поход археологов в глубь веков еще продолжается. Пока в тех пластах истории, которые археологами разработаны, глина всюду сопровождает человека.

– Посуда?

– Не только. Оружие, скульптура, игрушки.

– Существует ли классификация искусства древних мастеров глины?

– Весьма грубая, а иногда и спорная. Между прочим, наиболее ценная коллекция древней глины находилась в Западной Германии, но, увы, недавно ее вывезли… – Августа Мильх усмехнулась. – Очевидно, любители глины есть и в западных странах, а воздушный мост, как всякий мост, должен действовать в обоих направлениях. – Вдруг Августа Мильх неожиданно спросила: – Вы подруга Ренаты?

Посельская засмеялась:

– Мы когда то вместе учились в школе. А потом виделись всего два раза.

– Вы спортсменка?

– Почему спортсменка? – удивилась Наташа.

– Я подумала, что вы познакомились с Ренатой на почве спорта.

– А разве Рената спортсменка? Она мне об этом не говорила.

Августа Мильх усмехнулась:

– Мне она говорила, что хочет стать чемпионкой по плаванию. Но я думаю, что спорт был для нее всего лишь поводом, чтобы пропадать по вечерам.

– Вот как! – засмеялась Наташа. – Интересно, где же она тренируется? Обязательно схожу посмотреть.

– Как будто в бассейне профсоюза строителей. Но сейчас ее в Берлине нет.

– А где она?

– У сестры во Франкфурте.

– Надолго?

– Не знаю. Ее сестра тяжело заболела.

– Будем надеяться, что все кончится благополучно. – Посельская встала со стула. – Извините меня, товарищ Мильх, что я оторвала вас от работы.

– Ничего. Вы зайдите к нам через неделю – мы выставим чудесные вещицы семнадцатого века.

– Спасибо, обязательно зайду. До свиданья. Передайте привет Ренате.

Августа Мильх, ничего не ответив, вернулась к прерванной работе.

11

На совещании у полковника Семина обсуждали первые сведения, добытые оперативной группой Рычагова.

Посельская, Субботин и сам Рычагов рассказали о том, что ими сделано, и теперь ждали вопросов и советов полковника. А он вот уже несколько минут сидел неподвижно, и глаза его были закрыты тяжелыми веками.

– Рано оценивать то, что вы сделали, и рано говорить о чем нибудь уверенно… – наконец заговорил полковник. – Пока вы всего лишь нащупываете пути к цели. Совершенно очевидно, что не все пути окажутся правильными. Мне думается, что товарищ Посельская находится сейчас ближе других к существу интересующего нас факта. Но это еще ничего не значит – завтра, послезавтра ближе могут оказаться другие… – Полковник взглянул на Посельскую. – Проявите максимум осмотрительности. Сходить в бассейн надо, согласен. Весьма возможно, ваша версия верна и действительно спорт был второй жизнью Ренаты Целлер. Там и могло родиться ее соучастие в преступлении. Весьма возможно, что где то поблизости могут оказаться и другие участники похищения Кованькова. Этот бассейн – неплохое прикрытие для бандитов в восточной зоне. Но что будет, если какая нибудь ваша ошибка даст им понять, что по их следам идет поиск? Они немедленно скроются, дадут сигнал тревоги на Запад, и тогда осложнится работа всей группы. Вы понимаете это, товарищ Посельская?

– Да, понимаю, – тихо ответила Наташа.

– В музее вы как будто ошибки не сделали, но риск все же был допущен.

– Какой же риск? – удивилась Наташа.

– А что, если Августа Мильх тоже соучастница?

– Но все, что мы знаем о ней, против этого! – горячо возразила Посельская.

– И все же: а вдруг?

– Вдруг – это не логика! – запальчиво сказала девушка.

Полковник засмеялся:

– Видите, вы даже здесь горячитесь. Спокойней, товарищ Посельская, осторожней, тоньше, умней…

– Совет принимаю, – тихо произнесла Наташа.

– Только это от вас и требуется. – Полковник заглянул в свои записи и посмотрел на Рычагова. 0 Теперь о делах ваших, товарищ Рычагов. Значит, эти французские журналисты знают майора Хауссона?

– Безусловно. И все, что они говорили о нем, сходится с нашими данными. Между прочим, они сказали, что журналисты дали Хауссону ироническое прозвище "Отец русских перебежчиков".

– Неплохо, – усмехнулся Семин.

– На пресс конференциях перебежчиков он неизменно присутствует. Но делает вид, что только присутствует…

– Так… А где находится контора Хауссона, они знают?

– Они говорили про какую то зону "Игрек". Там размещено все, что американцы хотят спрятать.

– Это мы знаем и без французов. Имеются данные, что у Хауссона есть еще одна контора, где то в центре Западного Берлина. Нужно побольше узнать о самом майоре. Где он живет? Куда ездит? С кем дружит?

– Попробуем… – тихо обронил Рычагов.

– Вы думаете остаться бельгийским журналистом?

– Да, еще дня три.

– Точно установлено, что подлинного журналиста из этой бельгийской газеты нет?

– Абсолютно точно. Он отозван полгода назад. И действительно, эта газета испытывает материальные затруднения. Ей уже не до корреспондентов в Берлине. И потом, ничего плохого для газеты я не сделаю. Более того, я еще ни разу не произнес ее названия. И постараюсь не произносить впредь.

– Хорошо. – Полковник Сомин помолчал. – Неплохо бы познакомиться с каким нибудь американским корреспондентом, причем с таким, который погрязнее.

– Я уже думал об этом, – сказал Рычагов. – Французы назвали мне фотокорреспондента Отто Стиссена, обещали познакомить с ним. Его прозвище среди газетной братии Дырявая Копилка. Это за то, что он всеми способами пытается сделать бизнес, но все пропивает.

Полковник засмеялся:

– Вот злоязыкое племя!.. Да, познакомьтесь ка с этой Дырявой Копилкой. – Полковник посмотрел на Субботина: – Ну, коммерсант, теперь о ваших делах. Пока что вы ввели нас в расход и грозитесь ввести в расход еще больший.

– Этого следовало ожидать, – мрачно произнес Субботин.

– Весь вопрос в том, кто он, ваш американец, по чину и званию? Стоит ли он таких затрат?

– Я уже сказал: судя по всему, он из среднего звена. Может быть, майор…

– Но где он служит? Администрация? Пропаганда? Просто воинская часть? В последнем случае он может забросать нас часами, но оказаться бесполезным в главном. – Полковник помолчал и спросил: – Так вы говорите, ваше предложение провести комбинацию с советскими деньгами его не удивило?

– Нисколько. Сперва я ему предложил западные марки. Он отказался. Его устраивают только восточные. И, когда обо всем было договорено, я спросил: может, он хочет получить за часы советские деньги? Он ответил, что ему они не нужны, но он знает одного полковника, который очень интересуется советскими деньгами. Обещал связать с ним послезавтра.

– Вы встретитесь там же?

– Да.

– Сразу уводите его с рынка. Это место опасное. Жулье – народ наблюдательный. Встречайтесь с ним в каком нибудь кафе, которое посещают солидные спекулянты. И все время помните, что полковник, охочий до советской валюты, для нас очень интересен. Тут вы можете столкнуться с нашим непосредственным противником. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Понимаю. Но как же мне все таки поступить, если тот мой знакомый добудет большую партию товаров?

– Посмотрим… подумаем… Все будет зависеть от того, насколько эта ваша спекуляция будет приближать нас к главному. Все время надо помнить о нашей цели и о том, что время не ждет. Пора уже смыкать фронт. К примеру, если Рычагову удастся сблизиться с Дырявой Копилкой, там может пригодиться и Субботин. Рычагов может познакомить Копилку с коммерсантом, который умеет делать большие и выгодные дела.

– Здорово! – воскликнул Рычагов. – А я то сижу и думаю: в какой бизнес мне лезть с этим пьяницей?

12

В помещении плавательного бассейна было тепло и душно. Хлорированной водой пахло даже в вестибюле.

Посельская внимательно изучала объявления и расписание, которыми были облеплены стены вестибюля. Вокруг не умолкал веселый гомон молодежи. Из бара доносилась танцевальная музыка. И вот наконец Наташа нашла то, что искала: расписание тренировочных занятий, в которых упоминалась Рената Целлер. Она входила в группу, которой руководила Альма Гуц. И как раз сегодня вечером Рената Целлер должна была заниматься.

Возле Посельской остановились две девушки, которые тоже интересовались расписанием тренировок.

– А! – воскликнула одна из них. – Мы с тобой опять попали к Альме. Ужасно!

Другая пожала плечами и сказала:

– Черт с ней! Главное – плавать.

– Извините, можно мне у вас кое что спросить? – Наташа почти умоляюще смотрела на девушек.

– Пожалуйста.

– Посоветуйте мне, к какому тренеру записаться.

– О! Тут же идиотская система – постоянного тренера получить нельзя. Они все работают в нескольких бассейнах и постоянно подменяют друг друга.

– Вы меня простите, – Посельская скромно потупила взгляд, – но я слышала, что вы недовольны этой… как ее… – она заглянула в расписание, – Альмой Гуц?

– Тут мы скажем тебе просто… – Одна из девушек доверчиво взяла Посельскую под руку. – Этой Альме лучше всего пристало бы работать тренером по танцам в Западном Берлине. Экземплярчик!

– Возле нее всегда целая стая таких же, как она, – добавила другая девушка. – Между прочим, ты будешь иметь у нее колоссальный успех.

– Это почему же? – удивилась Наташа.

– Бог не обидел тебя красотой.

Девушки засмеялись и убежали.

Посельская подошла к столику, над которым висело объявление: "Здесь производится запись в тренировочные группы". За столиком, уткнувшись в книгу, сидела огненно рыжая дама с ярко накрашенными бровями невероятной длины – почти до ушей. Окинув Наташу мгновенным взглядом, она отодвинула книгу и вынула из стола толстый журнал.

– Хотите записаться?

– Да. Можно?

– Вы член профсоюза строителей?

– Я студентка инженерно строительного института…

– Можете записаться.

– Я хотела бы попасть в группу Альмы Гуц.

Рыжая дама окинула Посельскую оценивающим взглядом.

– Все понятно.

– Что вам понятно? – раздраженно спросила Наташа.

– Еще не мочили ног в бассейне, а уже все знаете… Вы записаны. Идите в раздевалку и затем в бассейн номер два. Вот этот талончик отдадите Альме. Счастливого плавания! – Рыжая дама мелко затряслась в беззвучном смехе.

Посельская недоуменно пожала плечами и пошла в раздевалку.

Если бы Наташа Посельская действительно надумала заняться водным спортом, она ни за что не позволила бы себе появиться в таком купальном костюме, в каком она сейчас вышла из раздевалки. Не один час она ходила по комиссионным магазинам, прежде чем нашла себе это порождение людской безвкусицы. В другое время она испытала бы неловкость и стеснение в таком костюме. Но сейчас надо быть смелой и даже развязной.

Она проталкивалась через толпу спортсменов, привлекая своим ярким костюмом всеобщее внимание.

– Кого ищешь, птичка? – крикнул ей рослый, красивый парень.

– Не тебя! – ответила Посельская.

Вокруг одобрительно засмеялись.

Возле стартовой тумбочки Альма Гуц объясняла что то окружившим ее девушкам. Посельская сразу догадалась, что это именно она. Это была излишне располневшая женщина лет тридцати.

Ее можно было бы назвать красивой, если бы не тонкие губы, придававшие лицу злое выражение.

Получив указания тренера, девушки попрыгали в бассейн.

Альма, присев на стартовую тумбочку, смотрела, как они плавали.

– Скажите, пожалуйста, вы Альма Гуц? – Посельская стояла за ее спиной.

– Да, именно так и есть, – не оглянувшись, ответила женщина.

– Я зачислена в вашу группу.

Альма Гуц повернулась к Посельской и обвела ее медленным взглядом, начиная с ног. По мере того как она поднимала глаза, в них все явственней обозначались интерес и любопытство.

– О! Откуда ты, прелестный ребенок? – низким голосом проворковала Альма и протянула Наташе руку.

– Меня зовут Анна. Анна Лорх, студентка инженерно строительного института, – почти с книксеном представилась Посельская.

– Садись! – Альма Гуц показала на стартовую тумбочку рядом. – Какой у тебя чудесный костюмчик!.. Сколько?

– Что сколько? – удивилась Наташа.

– Сколько стоит эта прелесть?

– А! Я не знаю, это покупал мой папа. Кажется, в американском секторе.

– О! Я вижу, тебе повезло и на папу! – Альма пощупала рукой костюм. – Достоверно: Мэйд ин Ю Эс Эй. Прелестно!.. Ну, а что мы умеем делать в воде?

– Ничего.

– Не умеем даже плавать?

– Просто плавать могу. И долго.

Наташа могла бы добавить, как она, будучи десятиклассницей, на пари переплыла у себя в Горьком Волгу. Но об этом она, конечно, умолчала.

– Покажи руками, каким стилем ты любишь плавать.

Посельская показала.

– О! Это так называемый русский стиль. Начнем тогда с того, что этот стиль нужно начисто забыть.

– Почему он русский? – обиделась Посельская. – Меня так учил плавать мой отец. А он морской офицер рейха.

– Вот как? – Альма Гуц буквально впилась своими острыми глазками в лицо Наташи. – Хорошо, что ты обиделась. Но, увы, это факт. Так плавают русские солдаты, я сама видела. Но черт с ними, с русскими, верно?

Посельская согласно кивнула головой.

– Раз ты можешь плавать долго, я буду тренировать тебя на большие дистанции. Хочешь?

– Согласна.

– Ну, за дело! Занимай первую дорожку и плыви. Поплавай, пока не устанешь, а я засеку время и посмотрю, как ты выглядишь в воде. – Альма хлопнула Наташу ладонью по спине: – Вперед, Анна Лорх!

Посельская прыгнула в воду и, чтобы не показывать свой русский стиль, поплыла на боку, выбрасывая над водой только одну руку. Она не считала, сколько раз пересекла бассейн, но увидела, что многие наблюдают за ней. Это подстегивало. Но вот Альма Гуц сделала ей знак, чтобы она вылезала из бассейна.

– Прелестно, Ани! – сказала она, оглядывая литую фигуру Наташи. – Клянусь аллахом, через год ты увидишь свой портрет в газетах! А может, и раньше. Или я отрекусь от специальности тренера. Иди одевайся и пройди в бар. Нам надо поговорить.

В баре они сидели за маленьким столиком возле оркестра. Альму здесь знали все.

– Если можно, потише! – крикнула она музыкантам.

Руководивший оркестром трубач подошел к краю эстрады и протянул ей руку:

– Ваша просьба для нас – приказ!

Альма Гуц заказала кофе и пирожные.

– Я бы не прочь, – сказала она Наташе, – разбавить кофе коньяком, но днем здесь крепкое не подают: охраняют здоровье рабочего класса! – Она засмеялась. – А ты в каких отношениях с крепкими напитками?

– Я ведь хочу стать спортсменкой…

– А если тренер скажет, что в маленькой дозе можно?

– Раз можно – значит, можно, – улыбнулась Наташа.

– Учти: я ненавижу спортсменов аскетов. Моя теория: спортсмен должен жить нормальной, полнокровной жизнью. Что толку, если один аскет, забыв, что такое жизнь, выжмет мировой рекорд!

– Это, пожалуй, верно, – немного озадаченно произнесла Наташа.

– Ну, я вижу, мы найдем общий язык. Теперь вот что. Я работаю сразу в трех бассейнах. – Альма подмигнула и сделала жест пальцами, показывающий, что ей нужны деньги. – Тренирую целые стада безнадежных телок. Увы, такова участь всех хороших тренеров. Ну, что поделаешь, когда жизнь так дорога! Но если вдруг в наши руки попадает экземплярчик с перспективой вроде тебя, мы делаем ставку на него. Мне тоже важно, чтобы однажды в газете рядом с фамилией рекордсмена стояло: "Тренер Альма Гуц". Слава – чепуха! Речь идет о марке фирмы. Это сказывается на оплате работы. Я говорю тебе все откровенно. Знаю – ты меня поймешь правильно.

– Я понимаю, – тихо промолвила Наташа.

– Так вот: я делаю ставку на тебя, а это значит, что тебе придется стать моей тенью и тренироваться сразу в трех бассейнах. Официальное расписание будет висеть здесь, а приходить ты будешь туда, куда скажу я. Согласна?

– Конечно! – радостно воскликнула Наташа.

– В других бассейнах придется подбрасывать немного денег для того, чтобы не замечали появления чужой. Тебе это по силам?

– А много надо? – спросила Наташа.

Альма назвала сумму – не большую, но и не малую.

– Ну, столько, конечно, могу… – неуверенно сказала Наташа.

– Давать будешь мне, а я рассую, кому надо. А сегодня вечером нам с тобой придется потанцевать с двумя тренерами из других бассейнов. Думаю, что это нам ничего не будет стоить – они все таки джентльмены. Но таков обычай. Это у нас называется "вечер перед стартом". Ты можешь?

– С удовольствием.

– Тогда в десять вечера приезжай в ресторан "Палас". Знаешь?

– Конечно, знаю.