Текст книги "Город может спать спокойно (сборник)"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 18 страниц)

«ЧАС ОТ ЧАСУ НЕ ЛЕГЧЕ!..»

Бурсов и Огинский приехали рано утром. Азаров не виделся с ними лишь три года, но почему-то очень волновался, стоя на перроне в ожидании поезда. Казалось бы, идет время, и многое стирается в памяти, а ему по-прежнему все памятно, будто не четверть века прошло с тех пор, а всего те три года, что он не встречался со своими друзьями.

Может быть, это потому, что в годы совместной службы не было у них спокойных дней. В лагере военнопленных все время на грани жизни и смерти. Потом побег, где тоже всё на одних нервах. А в партизанском отряде разве было спокойнее? Старосту Овражкова когда брали, все буквально висело на волоске… В немецкой школе диверсантов он, правда, был один, но задание майора Вейцзеккера лишь с их помощью удалось выполнить. Кажется даже, что и «неприступный» мост взрывал он с ними вместе… Ну, а потом до самого конца войны в одной армии, почти плечом к плечу…

И вот стоят, обнявшись, на перроне три фронтовика: генерал, полковник и доктор технических наук, забыв, что вокруг посторонние люди. И за какое-то мгновение пронеслось снова в памяти их все то, что только что перечувствовал в ожидании своих друзей Азаров.

Поработало и над ними время – посеребрило виски, набросало штришки морщин под глазами и в уголках рта. Огинский заметно полысел. От этого лоб его стал казаться еще больше. А у Бурсова все такая же густая шевелюра, но теперь уже с проседью. Да и пополнели оба порядком. Не толстяки, конечно, но нет уже той строевой выправки, как прежде.

– И что это мы встречаемся всякий раз лишь в критические моменты, так сказать? – шутит Бурсов, положив руку на плечо Азарова. – Нет чтобы на свадьбах, на присвоениях очередных званий или юбилеях. А все больше в обстановке, напоминающей фронтовую.

– Да, в самом деле! – поддерживает его Огинский. – Опять как на переднем крае перед началом наступления, когда нужно сделать проходы и в наших, и во вражеских минных полях.

– И ни в коем случае не подорваться, – добавляет Бурсов, – чтобы не дать повод врагу к догадке о готовящемся наступлении.

– Это же обычное наше саперское дело, – посмеивается Азаров.

– И опять ты ближе нас к «переднему краю».

– Ближе всех будут к нему мои саперы. Но хватит об этом, пошли к машине.

За завтраком они снова вспоминают былое, перемежая воспоминания краткими сообщениями о том, как живут, чем заняты теперь. Но это лишь в первые несколько минут, и сразу же переходят к главному, к тому, зачем приехали. Азаров коротко сообщает им суть дела и причину разногласия в комиссии.

– Зная тебя и твой опыт, – выслушав Азарова, замечает Бурсов, – я бы…

– А я их вполне понимаю! – перебивает его Азаров. – Дело ведь не шуточное, и без вашего совета во всех случаях не обойтись.

– Затем мы и прибыли. Но, повторяю, если бы тебя в военном округе знали так же, как мы с Евгением, то вполне могли бы положиться на одно только твое мнение. А раз уж нас пригласили, то я, прежде всего, от души рад встрече с тобой. Ну, а из того, что ты нам сообщил, вывод один – боеприпасы нужно уничтожать вне склада. А как это лучше, а главное, безопаснее сделать, посмотрим на месте и что-нибудь подскажем. Вы уже обнажили перекрытие подземелья?

– Пока сквозь него прошли лишь два шурфа. Думаю, что этого достаточно. Стены тоже откопаем не полностью. Это на тот случай, если взрыв все-таки произойдет. Тогда эти стены и перекрытие подземелья примут на себя часть взрывной волны. Кроме того, мы готовимся воздвигнуть со стороны города по внешнему контуру склада земляной вал высотою в одиннадцать метров. И дополнительное перекрытие из бревен и рельсов, на которые уложим до двух тысяч мешков с землей.

– У тебя все разумно решено, и ничего лучшего мы, наверное, не подскажем, – удовлетворенно замечает Бурсов. – Наша задача сведется, скорее всего, лишь к поддержке твоего плана.

– Не будем торопиться с выводами, Иван Васильевич, – спокойно замечает Огинский. – Посмотрим все на месте и тогда решим. Все может оказаться куда серьезнее, чем мы думаем.

– Вот именно! – соглашается Азаров. – Я ведь не все еще вам сообщил. Неподалеку от Ясеня началось, оказывается, строительство лаборатории одного научно-исследовательского института…

– Да какое это имеет отношение к решению твоей задачи? – удивляется Бурсов.

– К сожалению, прямое. Эта лаборатория сооружается всего в ста километрах от Ясеня. И если нам не удастся предотвратить взрыв, то фундамент этой лаборатории придет в негодность…

– А откуда тебе известно об этой лаборатории?

– Моя дочь Ольга работает инженером-физиком на строительстве этой лаборатории.

– Лаборатория, значит, физическая, с очень точной и, несомненно, дорогой аппаратурой, – с невольным вздохом замечает Огинский.

– Представляете теперь, какова обстановка? – спрашивает Азаров. – Если склад с боеприпасами взорвется, это не может не сказаться на Заозерном, в котором строится лаборатория. Под ним такое же гранитное основание, как под нашим Ясенем. Сейсмические волны по этому массиву хоть и в ослабленном виде, но достигнут, конечно, Заозерного. И тогда фундамент физической лаборатории может деформироваться… Пусть даже незначительно, всего на несколько миллиметров, но при астрономической точности их приборов…

– Нужно, значит, сделать все, Василий Петрович, чтобы взрыв был исключен! – прерывает Азарова Бурсов.

– Я сделаю все, что только будет в моих силах. Но вот что еще нужно иметь в виду – не исключена тут и диверсия…

– Час от часу не легче! – воскликнул Бурсов, стукнув кулаком по столу.

ВЫХОД ИЗ БЕЗВЫХОДНОГО ПОЛОЖЕНИЯ

Вот уже второй час Бурсов с Огинским в сопровождении Азарова изучают состояние склада боеприпасов на Козьем пустыре. Они перепачкались грязью и глиной, но не обращают на это никакого внимания. Тщательно осматривают они и бреши, проделанные в стенах подземелья, так как вход в него Азаров решил пока не откапывать, опасаясь, что он заминирован. Бурсов и Огинский одобряют эту предосторожность.

– Значительную часть боеприпасов, – высказывает свое мнение Бурсов, – видимо, можно будет без особого риска вывезти со склада, при соблюдении предельной осторожности, конечно. Снаряды, мины и фаустпатроны уложены тут с чисто немецкой аккуратностью. Упаковка их в сносном состоянии.

– Нужно, однако, иметь в виду, – замечает Огинский, – что наибольшую опасность будут представлять те боеприпасы, которые находятся на дне подземелья. Почти все они занесены песком и глиной. Очищать их от этих наносов придется лишь руками и с очень большой осторожностью. Надо полагать также, что корпусы снарядов, находящиеся во влажной глине, подверглись коррозии сильнее, чем у тех, которые мы осмотрели…

– Что ты говоришь ему о таких вещах, – перебивает Огинского Бурсов. – Это он и сам не хуже нас знает. Пусть расскажет лучше, как готовит саперов к извлечению боеприпасов?

– Хотя я не знаю пока, какое решение примет комиссия, но уже провожу подготовку к разминированию. Группа, которая будет выносить снаряды из подземного склада, изучает сейчас конструкцию немецких боеприпасов, взрывателей, замыкателей и капсюлей. Отрабатывает приемы извлечения из грунта снарядов и мин. А те саперы, которые повезут потом боеприпасы на бронетранспортерах, изучают путь следования до подрывного поля. Шоферы учатся плавно трогать машины с места и ездить на малых скоростях. Группа старшего лейтенанта Казаряна тоже готовится к уничтожению боеприпасов на подрывном поле.

– Ну что тут можно по этому поводу сказать? – говорит Бурсов, одобрительно похлопывая Азарова по плечу. – Все предусмотрел. Молодец!

– Это ты не мне, а комиссии скажи, – улыбается Азаров. – Ей предстоит сегодня принять окончательное решение.

Заключение московских экспертов сообщает комиссии генерал Бурсов. Это окончательно решает вопрос о способе разминирования склада. Предложение полковника Азарова принимается теперь единогласно. Тяжело вздыхает лишь председатель городского исполнительного комитета:

– Работы тут не на день и не на два, конечно… А как будет жить все это время город? Для разминирования пригодно, наверно, лишь дневное время?

– Мы могли бы и ночью…

– На это можно было бы пойти лишь в том случае, если бы вы действительно управились в два-три дня, – замечает секретарь горкома партии. – Но ведь это нереально.

– Нам не известен еще окончательный объем работ, – отвечает ему Азаров.

И количество сюрпризов, – добавляет подполковник инженерных войск из штаба округа. – А они, конечно, усложнят разминирование.

– Да, и это тоже нужно иметь в виду, – соглашается с ним Азаров. – Но во всех случаях – не менее двух недель. Да и то при условии, что население тех кварталов, которые мы укажем, будет покидать свои дома с восьми до восемнадцати.

– Да, проблема!.. – снова вздыхает председатель горисполкома.

– Ну, с этим-то мы как-нибудь справимся, – успокаивает его секретарь горкома. – До начала школьных занятий у нас еще около трех недель. На это время всех детей из опасных районов отправим в пионерские лагеря. А вот как быть с железной дорогой? Она ведь проходит всего в полутора километрах от Козьего пустыря…

– Моим саперам придется из-за этого работать лишь в часы «окон». То есть в то время, когда на участке Ясень – Пахомово не будет поездов.

– А это не удлинит срок разминирования?

– Двух недель при таких условиях работы, конечно, не хватит.

– Какой же выход? Безвыходное ведь положение…

– А выход между тем есть, – спокойно заявляет Азаров.

– Он все тот же! – шепчет на ухо Огинскому генерал Бурсов. – Всегда найдет выход из безвыходного положения.

– Заключается он в том, – продолжает Азаров, – чтобы в дневное время направлять поезда в обход. С восьми до шести проходят тут главным образом пассажирские. А товарные, в основном, ночью и утром. Из пассажирских тоже всего четыре поезда. А международный экспресс и три скорых как раз в то время, когда мы будем кончать работу. Я проконсультировался по этому вопросу с начальником станции и диспетчером нашего участка дороги.

– Вот вам и выход из положения, – удовлетворенно замечает генерал Бурсов.

После согласования некоторых второстепенных деталей план полковника Азарова окончательно утверждается. Руководство всеми работами по ликвидации склада боеприпасов поручается ему же. Эксперты могли бы теперь вернуться в столицу, но они решают побыть в Ясене еще несколько дней – мало ли что может обнаружиться при разминировании?

– Только вы не торчите у меня на КП, – полушутя-полусерьезно говорит им Азаров. – Когда понадобится ваш совет, я сам вас приглашу…

– Ладно, не будем тебе мешать, – смеется Бурсов.

НАКОНЕЦ-ТО!.

На первое свое дежурство возле гостиницы «Добро пожаловать» Алексей Говорков едет вместе с лейтенантом Дюжевым.

– Тебе все ясно, Алексей? – почему-то хмуро спрашивает его Дюжев.

– Да что же тут неясного-то?

– Достаточно ли трезво смотришь на свою задачу?

– Да уж куда трезвее – я ведь не пьющий…

– А вот шуточки эти уже ни к чему! – сердито обрывает его Дюжев.

– Я ведь вот о чем с тобой, Говорков, – продолжает он после небольшой паузы. – Как тебе представляется твой долг? Не с точки зрения патриотизма, это-то ясно, а с трезвой точки зрения, так сказать… Опять не понимаешь? Был, видишь ли, у меня разговор сегодня с одним нашим деятелем. Он мне говорит: «Не очень трезво вы, Дюжев, на все это смотрите. Не реалистично. Что-то тут у вас от детективных книжек». – «Шпиономания?»– спрашиваю. «Нет, говорит, этого я бы не сказал. Но, видно, очень уж хочется быть таким героем, как в каком-нибудь приключенческом романе или фильме». – «А разве это нехорошо?» – спрашиваю. «Нет, отвечает, почему же? Только ведь так в жизни не бывает». Ну, а ты как на это смотришь?

– Я думаю, – сердито отвечает Говорков, – что этот ваш «деятель» не верит и в то, наверное, что Павка Корчагин не только наших солдат в атаку поднимал, но и бойцов Вьетнама вдохновляет. Он и Чапаева, может быть, считает выдумкой…

– Ну ладно, Говорков, – останавливает его Дюжев.-

Тот «деятель», о котором я тебе рассказал, вовсе не против героев. Он только против потери, как он выразился, «чувства реальности». Чтобы не очень увлекаться и не подозревать каждого…

– Почему же каждого? Ведь тот тип, которого я заподозрил…

– Все, Говорков! Будем считать, что ты мыслишь вполне трезво. Я тоже думаю, что книги о бдительности пишут не для одних только развлечений. А что касается такой, как «Фронт тайной войны» (я прочел ее вчера), так это же сплошные факты. Да еще какие! И кончим на этом дискуссию. Будем выполнять наш не только служебный, но и комсомольский долг.

Некоторое время они идут молча. Говорков очень доволен, что откровенно высказал свою точку зрения. А Дюжев немного досадует на себя, что завел этот разговор, не имея возможности сказать Говоркову всего, и потому «деятель» в рассказе его выглядел слишком уж неприглядно. Хорошо еще, что Говорков не догадался, кого он имел в виду под этим «деятелем». А был это его начальник, который действительно предостерегал его от увлечений и особенно опасался за Говоркова, полагая, что тот находится под слишком большим влиянием приключенческих книг. К тому же он дал понять, что поиском подозрительного типа, замеченного Говорковым на Козьем пустыре, занимаются теперь товарищи из госбезопасности. Дюжев только не очень понял, есть ли у них достаточные причины для этого, или они заинтересовались им лишь на основании того, что он, Дюжев, доложил своему начальству?

Раздумье Дюжева прерывает звук сирены, оповестивший население западной части Ясеня о начале работ по разминированию подземного склада боеприпасов. Лейтенант смотрит на часы – на них ровно восемь. Жители трех параллельных Козьему пустырю улиц уже покинули, значит, свои дома. А саперы, наверное, выносят уже из подземелья первые снаряды и бережно укладывают их на площадку, засыпанную толстым слоем песка.

Дюжев с Говорковым тоже подошли к своему посту. С этой минуты они начнут дежурство. Говорков зайдет в газетный киоск в вестибюле гостиницы и будет помогать своему «дяде» продавать газеты и журналы. Дядя этот, правда, не его, а Дюжева. Родной брат его матери. Лейтенант еще вчера договорился с ним, что Говорков на какое-то время станет его внештатным помощником. А сам лейтенант будет где-нибудь неподалеку, и Говорков в любой момент сможет подать ему сигнал, как только появится в том необходимость.

А на Козьем пустыре в это время старший сержант Вачнадзе кладет на песчаную подстилку первый стодвадцатидвухмиллиметровый осколочно-фугасный снаряд, переданный ему капитаном Левиным. Вместе с полковником Азаровым они отбирают пока наиболее сохранившиеся боеприпасы, не занесенные песком и глиной.

Лишь спустя полчаса, когда нагрузили ими первый бронетранспортер, Азаров ушел на свой командный пункт, где установлены две радиостанции и подведены телефонные провода, связывающие его со всеми участками подземного склада, на которых начато разминирование. Тут же разместился и медицинский пункт.

Спустя полтора часа все четыре бронетранспортера, нагруженные снарядами, медленно тронулись в путь к подрывному полю. Впереди них – автомобиль ОРУДа с громкоговорителем. Движение по шоссе остановлено.

Замыкает колонну бронетранспортеров штабная машина с радиостанцией, поддерживающей непрерывную связь с командным пунктом полковника Азарова.

День на исходе, а Говорков все еще не может сообщить лейтенанту Дюжеву ничего определенного. Раза два ему казалось, что он заметил того человека среди постояльцев гостиницы, проходящих через вестибюль, но полной уверенности в этом не было. Один из заподозренных показался ему несколько ниже ростом, а другой полнее и шире в плечах. Доложить о них Дюжеву Алексей так и не решился.

В шесть часов вечера протяжный звук сирены оповестил жителей Ясеня о прекращении работ по разминированию. Они могут теперь вернуться в свои квартиры. Многие из них, наверное, проведут ночь спокойно: они не знают ведь, что в городе притаился диверсант.

А у Говоркова нет больше никаких сомнений, что этот диверсант лишь ждет удобного момента. Алексей сам еще не представляет, что он сможет предпринять, чтобы помешать его замыслам, но считает себя лично ответственным за безопасность родного города.

Надо бы, пожалуй, зайти за инвалидом отцом к тетке и отвести его домой, но это может сделать и старший брат или мать, возвращаясь с работы, а он не покинет своего поста, хотя бы ему пришлось продежурить тут еще и ночь.

В семь часов дядя Дюжева, Никита Андреевич, собирается закрывать свой киоск.

– Мне давно уже пора, – говорит он Алексею. – И так сегодня дольше, чем положено. Так что уж ты…

Но в это время к киоску под видом покупателя газеты подходит Дюжев.

– Кончай дежурство, Алексей, – шепчет он Говоркову, расплачиваясь за газету. – Выходи из гостиницы и жди меня у автобусной остановки.

И он ушел, а Говорков, попрощавшись с Никитой Андреевичем и условившись, что завтра придет к нему снова, не спеша направился к выходу.

И тут вдруг в толпе людей, вошедших в вестибюль из ресторанного буфета, он видит высокого сухопарого человека, в котором тотчас же узнает того, кого выслеживал весь день.

Что делать? Как сообщить об этом Дюжеву? Он ведь уже на улице в условленном месте, и если пойти туда, упустишь этого типа. А он торопливо идет к лифту, не подходя к дежурному администратору. Значит, не сдавал ключа и не выходил из гостиницы, а спускался только в буфет.

Говорков расталкивает стоящих впереди него людей, но поздно – дверца лифта захлопывается перед самым его носом: в нем уже полный комплект.

Узнать бы хоть, на какой этаж он поднимается? Это можно было бы установить по вспыхивающим на панели цифрам, отмечающим перемещение лифта, но он ведь не один там, в нем еще три человека.

Вот ли‹Ьт минует третий… четвертый этаж и останавливается. Значит, кто-то уже поднялся до своего этажа… Идет дальше. Снова остановка. Седьмой этаж. Неужели дальше не пойдет?… Диверсант, по расчетам Дюжева, должен ведь подняться на десятый. Но вот на панели гаснет цифра семь и загорается восемь, за нею девять. И всё!

Говорков не успевает сообразить, что же ему теперь делать, как рядом с ним оказывается Дюжев. Он нажимает кнопку вызова и, ни слова не говоря, ждет лифта, спуск которого отмечают вспыхивающие в обратном порядке цифры на панели. Едва кабина достигает первого этажа, Дюжев тотчас же распахивает ее дверцу.»

– Ну? – коротко спрашивает он Алексея, как только лифт начинает подниматься.

– Тут он… – задыхаясь от волнения, шепчет Говорков. – Только что поднялся. А на какой этаж, не знаю. Он был не один. И лифт почему-то дошел только до девятого…

– Не почему-то, а потому, что до десятого он вообще не ходит, – уверенным тоном заявляет Дюжев.

Они поднимаются до девятого этажа и торопливо выходят в коридор. В нем никого нет. Говорков бросается к лестнице, шагая сразу через две ступеньки…

– Ты что? – хватает его за локоть Дюжев. – Никак, брать его решил? А ну-ка убавь прыть! Нам с тобой не дано на этот счет никаких полномочий.

– Но нужно же посмотреть, в каком он номере…

– А он, конечно, стоит там возле дверей и ждет нас.

– Можно ведь и постучаться в две-три двери наугад, спросить какого-нибудь Петрова или Сидорова?…

– Чтобы насторожить? И потом, знаем мы разве, как его фамилия? Может быть, он как раз и окажется Сидоровым. Нет уж, посматривай лучше по сторонам, да так, чтобы незаметно было, что высматриваем кого-то.

Они идут теперь по пустому длинному коридору, прислушиваясь, не скрипнет ли какая-нибудь дверь, и разговаривая вполголоса о предстоящем матче местной футбольной команды со сборной области. Пока доходят до конца левого крыла коридора, из одного номера выходит женщина. На обратном пути встречается бородатый мужчина, возвращающийся из туалета.

– Ну, всё! – решает Дюжев. – Пошли вниз, пока не спугнули его своим пинкертонством. Ты отправляйся домой, а– я доложу о твоем наблюдении кому следует.

ЕЩЕ ОДИН СЮРПРИЗ

Полковник Азаров позже обыкновенного засиделся сегодня в своем штабе, подводя итоги проделанной работы, подписывая донесения в штаб округа и намечая план действий на завтра.

– Если так пойдет и дальше, – удовлетворенно говорит он своему заместителю по технической части, – управимся недели через полторы.

– Но дальше будет все труднее, – замечает инженер-полковник. – Пока мы извлекаем наиболее сохранившиеся снаряды и мины. А те, что в глине и песке…

– Я имею в виду и это. К тому времени саперы приобретут опыт, привыкнут к обстановке, будут работать спокойнее. Если только, конечно…

В это время в штаб зашел работник местного отделения госбезопасности. Поздоровавшись с Азаровым и расспросив его, как прошел день, он сообщает:

– Помните прошлый наш разговор, товарищ полковник? Похоже, что тревога наша не была напрасной.

– Есть какие-нибудь убедительные факты?

– Пока все еще одни догадки и подозрения, но на сей раз более основательные. Разрешите закурить?

– Пожалуйста, товарищ Лагутин.

Капитан Лагутин не торопясь закуривает. Внешне он совершенно спокоен. Сделав несколько затяжек, продолжает:

– Комсомолец, сообщивший нам о подозрительном человеке, снова увидел его сегодня в гостинице «Добро пожаловать». Мы тоже подозреваем одного человека, остановившегося в этой гостинице, так что, может быть…

– Одно и то же лицо?

– Да, возможно. Завтра мы покажем его Говоркову. И если он окажется тем самым, то он тут явно неспроста.

Некоторое время они молчат, погруженные в раздумье.

– По документам он числится инженером одного из куйбышевских заводов, – нарушает молчание капитан Лагутин. – Чтобы удостовериться в этом, мы послали туда запрос.

– А когда должен прийти ответ?

– Завтра-послезавтра, не позже. Может быть, после этого все тревоги наши окажутся напрасными, но вы все-таки…

– Мы хорошо понимаем, товарищ Лагутин, как все это серьезно. В такой ситуации никакая предосторожность не лишняя. А как, по-вашему, чего от него можно ждать?

– Если он действительно диверсант или разведчик, то прибыл сюда, видимо, для выяснения, существует ли оставленный немцами склад боеприпасов. Скорее всего, он должен уточнить его местонахождение. С тех пор многое ведь изменилось и прежние ориентиры, конечно, устарели или даже вообще исчезли.

– Из прежних ориентиров там, судя по всему, остался лишь старый дуб, – замечает Азаров.

– Теперь это уже не имеет никакого значения, раз склад нами обнаружен. В этом у него не должно оставаться никаких сомнений, поскольку Козий пустырь и прилегающие к нему улицы оцеплены вашими солдатами и милицией. Казалось бы, что при такой ситуации диверсанту или разведчику остается только уехать поскорее. К месту разминирования ему ведь…

– Да, это исключено.

– А он все-таки не уезжает, значит, на что-то надеется. И мы полагаем, что надеется на взрыв… Знает, должно быть, о системе минирования склада, об установке в нем мин-сюрпризов или еще чего-нибудь хитроумного, от чего взрыв неизбежен. Вот он и рассчитывает, должно быть, заснять все это с десятого этажа гостиницы «Добро пожаловать». Оттуда ведь хорошо просматривается значительная часть Козьего пустыря.

– А он обосновался на десятом?

– Тот, которым интересуемся мы, на десятом. А заподозренный Говорковым, неизвестно пока где. В общем, такая вот обстановка, товарищ полковник.

Утром следующего дня капитан Лагутин получил наконец сообщение из Куйбышева. Торопливо вскрыв конверт, он прочел:

«Волков Григорий Сергеевич, 1918 года рождения, уроженец города Астрахани, не только на улице Разина, но и вообще в городе Куйбышеве не проживает… Ни на механическом заводе, ни на других предприятиях города он тоже не числится…»

Капитан Лагутин даже привстал невольно. Опасения, значит, были не напрасны!

А подозревать Волкова стали после того, как сержант железнодорожной милиции явился к Лагутину и доложил о странном его поведении.

– Сначала я заметил, как он снимал что-то на станции. Нельзя сказать, чтобы тайком, но явно стараясь не очень привлекать внимание. Именно это и показалось мне подозрительным, и я незаметно подошел к нему. «Вы что тут снимаете, гражданин?» – спрашиваю строго. Он слегка вздрогнул от неожиданности и говорит: «А что, не разрешается разве»? – «Не рекомендуется, – отвечаю. – Да и что, собственно, за объекты тут для съемки. Ни людей, ни животных, ни даже пейзажа какого-нибудь, одни рельсы». – «А это, говорит, тоже пейзаж, только индустриальный. Видите, как солнце на рельсах играет и как сверкающие линии сходятся вдали?»

Сержант, однако, ничего особо примечательного в пейзаже этом не увидел и недоуменно пожал плечами. А Волков решил, наверное, что милиционер его в чем-то заподозрил, и торопливо полез в карман.

«Если вы меня за шпиона какого-нибудь принимаете, то вот вам мои документы…»

И протянул сержанту паспорт. Но тот не взял его, опытным глазом успел, однако, прочесть фамилию.

«Ни за какого шпиона я вас не принимаю, только снимать индустриальные пейзажи на станции не рекомендую. Я тоже увлекаюсь фотографией и потому знаю, какие отличные снимки можно сделать в нашем городском парке и вообще на любой улице Ясеня. Зачем же тратить пленку на железнодорожные рельсы?»

«Спасибо вам за совет, – поблагодарил странный фотограф. – Я ведь не здешний. Приехал в гости к знакомым, да неудачно. Они тоже, оказывается, куда-то уехали. Пришлось остановиться в гостинице. Город я еще не успел осмотреть, а на станцию пришел за багажом, который оставил в камере хранения».

Попрощался он с сержантом и ушел. А сержант долго еще не мог успокоиться. Стал на то место, с которого

Волков снимал железнодорожные пути, и заметил, что в поле зрения его объектива были не только рельсы, сходящиеся вдали, но и железнодорожный мост. А так как аппарат у него был типа «Зенит-6» с переменным фокусным расстоянием, то он мог снять этот мост даже с такого расстояния со всеми подробностями.

Это еще более насторожило сержанта, и он, вернувшись с дежурства, позвонил своему родственнику, работающему администратором в гостинице «Добро пожаловать».

«Слушай, Миша, ты не запомнил, случайно, не останавливался ли у вас вчера или сегодня некий Волков?»

«Волков, Волков… – задумчиво повторил администратор. – Знакомая фамилия. Был вроде такой вчера вечером. А какой он из себя? Высокий, сухопарый, лет пятидесяти с небольшим?… Ну так это определенно он! С явными причудами человек. Мест у нас в гостинице сейчас много, и я предложил ему хороший номер на пятом этаже. А он, узнав, что есть свободные на десятом, попросился туда».

«Небось с видом на центр города?» – поинтересовался сержант.

«В том-то и дело, что взял он тысячу первый, с видом на западную окраину. А там, сам знаешь, какие виды. Да еще химзавод коптит небо…»

«Наверно, там не было больше свободных номеров?»

«В том-то и дело, что были. Явно со странностями постоялец…»

– Может, я и зря к вам со своими подозрениями, товарищ капитан, – закончил свой рассказ сержант железнодорожной милиции, – но только чем-то этот фотолюбитель меня насторожил.

Поблагодарив сержанта, Лагутин послал в гостиницу своего помощника, и тот проверил паспорт Волкова, все еще находившийся у администратора. Паспорт был в полном порядке, но капитан решил все же сделать запрос в Куйбышев по месту прописки Волкова.

И вот ответ на этот запрос пришел. Теперь нужно действовать более решительно. Но как? Для ареста нет ведь пока достаточных оснований…

Размышления капитана прервал стук в дверь его кабинета.

– Войдите!

Повернувшись к двери, капитан увидел лейтенанта Дюжева.

– Здравия желаю, товарищ капитан, – поздоровался Дюжев. – Разрешите доложить новые сведения о диверсанте?

– А в том, что он диверсант, у вас, значит, никаких нет сомнений?

– Теперь никаких, товарищ капитан!

– Докладывайте тогда.

– Помните того комсомольца, который первым?…

– Да, помню, товарищ Дюжев. Говорков, кажется?

– Так точно, Говорков Алексей. Ну, так он очень дотошным парнем оказался. Несмотря на то что весь день дежурил возле гостиницы, как я уже вам докладывал, не успокоился и ночью…

– В каком смысле?

– А в том, что снова повел наблюдение. На этот раз, правда, из окна квартиры своего приятеля, который живет недалеко от гостиницы.

– Каким же образом?

– Ас помощью бинокля, товарищ капитан. Наблюдая за девятым и десятым этажами, он заметил, что на десятом кто-то долго смотрел в окно в раздвижную зрительную трубу. А утром, став на подоконник, фотографировал с помощью телеобъектива…

– А какое окно десятого этажа привлекло его внимание?

– Угловое. Я уже выяснил, в какой оно комнате, – в тысяча первой!

– Спасибо вам за эти сведения, товарищ Дюжев. Постояльцем тысяча первого номера буду теперь заниматься лично я и мои помощники. Предупредите Говоркова, чтобы больше не было никакой самодеятельности с его стороны.

– Слушаюсь, товарищ капитан! Но, может быть, Говорков сможет все-таки вам пригодиться?

– Да, он нам понадобится. Мы покажем ему жильца тысяча первого номера, чтобы не осталось никаких сомнений, что он и человек, которого Говорков видел на Козьем пустыре, одно и то же лицо.

– У меня и без того нет ни малейших сомнений…

– Сомнений не будет только после того, товарищ лейтенант, как Говорков его опознает.

Полковника Азарова Лагутин не застал на его командном пункте, а дежурный не разрешил ему спуститься в подземелье.

– Там не безопасно, товарищ капитан, и я не имею права пропустить вас туда. Особенно сейчас…

– Почему – особенно? – настораживается Лагутин.

– Там найдена мина-сюрприз… Саперы добрались до входа в склад изнутри и обнаружили, что двери его заминированы. И если бы мы проникли в подземелье не через его перекрытие и стены, а попытались бы откопать вход, то…

– Я понимаю, товарищ майор, – соглашается Лагутин, все еще надеясь уговорить дежурного. – В связи с этим мне особенно важно поскорее увидеть полковника…

– Нет, вы, видно, не все понимаете, капитан, – начинает терять терпение дежурный.^Полковник сейчас руководит разминированием, и ничто не исключено…

– Но ведь в этом случае и мы с вами взлетим на воздух! Так какая же разница?…

– А такая, капитан, что вы можете отвлечь внимание полковника и тогда действительно…

– А он разве сам?…

– В том-то и дело! Он всегда все самое трудное делает сам, – с нескрываемой гордостью за своего командира произносит майор. – И хотя он творил в свое время чудеса на фронте и сейчас еще… Ну, в общем, мало ли что может произойти? И лучше было бы, если бы вы вообще…

– Нет, товарищ майор, – решительно прерывает его Лагутин, – уж отсюда-то я никуда не уйду!