Текст книги "Город может спать спокойно (сборник)"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 18 страниц)

ДОВЕРЯТ ЭТО ТОЛЬКО ДОБРОВОЛЬЦАМ

С тех пор как дочь Азарова Ольга получила диплом инженера и стала работать в институте ядерной физики, он встречался с нею лишь в дни ее отпусков. И за время разлуки не только тосковал по ней, но и, удивительное дело, стал испытывать какое-то нелепое чувство робости при встрече. Казалось почему-то, что дочь не так уж охотно едет к нему, что ей скучно с ним, старым солда том. Он злился на себя за такие мысли, спрашивал: «Откуда это у меня? Был повод разве?…»

Азаров следил теперь за всеми новинками ускорительной техники, чтобы в разговоре с Ольгой не ударить в грязь лицом. И чем больше он вчитывался в смелые идеи атомной физики, требующие для понимания их гибкого ума, тем острее чувствовал время.

А дочери можно было лишь позавидовать, что живет она в мире той науки, которая больше, пожалуй, чем любая иная, определит будущее человечества.

Он и сам с удовольствием служил бы такой науке. Ему ведь по душе «безумные» идеи физиков. Но он и своей профессией доволен. Тут тоже нужно мыслить не консервативно, а иногда и «безумно», в том смысле, конечно, в каком употребляют это слово физики.

К тому же его профессия все еще необходима для спокойного развития той, которой посвятила себя его дочь.

Сегодня все утро мысли Азарова только об Ольге, хотя забот у него теперь больше, чем когда-либо. Еще не принято окончательное решение о ликвидации склада боеприпасов, но у него нет сомнений, что снаряды нужно будет вывозить и взрывать на большом расстоянии от города. А для этого необходимо уже сейчас создать не менее трех групп саперов-добровольцев. Одна из них будет извлекать боеприпасы из подземелья, вторая перевозить на бронетранспортерах до подрывного поля (это поле тоже нужно заблаговременно наметить), а третья будет уничтожать их.

Полковник Азаров хорошо знает своих саперов, и ему не трудно представить себе, кого в какую группу определить. Хорошо бы, в первую сержантов Иванова, Гурова, Каширина, ну и, конечно, старшего сержанта Вачнадзе. Но у них считанные дни до демобилизации. Ребята храбрые, что и говорить, но ведь и риск немалый. Их и искушать, пожалуй, не стоит…

А из офицеров нужно назначить в первую группу капитана Левина, во вторую – старшего техника-лейтенанта Буренкова, в третью – старшего лейтенанта Казаряна. На них вполне можно положиться. Труднее всех придется, конечно, Левину, но с ним рядом будет сам Азаров.

И снова мысли об Ольге. Теперь уже в связи с предстоящей работой по разминированию склада-сюрприза. Как же он раньше об этом не подумал! Разве можно приглашать ее к себе в такое время?… Он, положим, и не приглашал, она сама написала, что обязательно приедет. Может быть, послать ей телеграмму, чтобы не приезжала? Но в телеграмме всего не объяснишь. А в письме? Что он напишет ей в письме? Что занят выполнением опасного задания? Что над городом, в котором он служит, нависла угроза?…

Нет, это не годится. У нее не менее серьезное дело, она устала за год работы, и ей необходимо спокойно отдохнуть. Не понимает он разве, что из-за него она и так проводит свой отпуск в городе, вместо того чтобы поехать куда-нибудь на юг, к морю… Ей нужно послать телеграмму, что он уезжает в срочную командировку. И надолго. Пусть проведет отпуск в каком-нибудь доме отдыха.

Твердо приняв такое решение, Азаров успокоился и вызвал служебную машину. По дороге в полк он заехал на почту и послал Ольге телеграмму.

В штабе полка подполковник Володин докладывает ему, чем заняты подразделения.

– Когда кончаются занятия? – выслушав доклад, спрашивает Азаров.

– Через две-три минуты.

– Саперы уже знают, какая им предстоит работа?

– Да, знают.

– Тогда дайте команду выстроить первый батальон на передней линейке.

Спустя несколько минут майор Ладов доложил Азарову, что первый батальон построен.

– Вольно! – командует Азаров.

Саперы догадываются, о чем будет вести речь командир их полка, и с трудом сдерживают волнение.

– Вы уже знаете, товарищи саперы, какой фашистский сюрприз обнаружился на западной окраине Ясеня, – спокойно начинает Азаров. – А у нас, саперов, такая уж доля – разгадать и обезвредить любую каверзу врага, чтобы, как поется в песне, «любимый город мог спать спокойно». Разве вы не полюбили этот юный город Ясень за время вашей службы? Он ведь строился почти на ваших глазах. В сооружении некоторых его зданий и прокладке дорог принимал участие и наш полк. Да и вообще не наш разве долг, чтобы любой советский город спал спокойно? А городу Ясеню не придется, видимо, какое-то время спать спокойно, как только станет известно его жителям о фашистском сюрпризе. Взрыв оставленного ими склада боеприпасов может уничтожить и серьезно повредить значительную часть города.

Нужно, значит, сделать все возможное, чтобы такого взрыва не произошло. Работа в связи с этим предстоит нелегкая и небезопасная… Я знаю, что приказ командования будет всеми вами выполнен самоотверженно и беспрекословно. Но у саперов при выполнении таких заданий сложилась хорошая традиция добровольности. Желающие принять участие в спасении города пусть подадут рапорта командиру своего батальона.

Не успел майор Ладов подать команду «разойдись!», как старший сержант Вачнадзе сделал шаг вперед:

– Разрешите, товарищ полковник?

– Говорите, товарищ Вачнадзе.

– Я, конечно, напишу рапорт, раз так полагается. Не понимаю только, почему считается, что время для нас, саперов, сейчас не военное. Для государства-да. Для всей нашей армии – тоже, но не для саперов. Очень хорошая песня «Если завтра война», только для нас она уже сегодня…

Командир батальона торопливо переглядывается со своим заместителем по политической части – не митинг ведь это и даже не политзанятия… Но Азаров делает ему знак не мешать Вачнадзе. Обстановка и в самом деле, как перед боем, а старший сержант не только лучший сапер полка, но и настоящий комсомолец.

– «Любимый город» тоже хорошая песня, – продолжает Вачнадзе, – только почему в ней поется, что он может спать спокойно? Он должен спать и будет спать спокойно! Мы постараемся, чтобы он спал спокойно. Правильно я говорю, саперы?

Вместо ответа вся первая шеренга батальона делает шаг вперед и оказывается в одном строю со старшим сержантом Вачнадзе.

«Спасибо, братцы!»-хочет по-суворовски крикнуть растроганный Азаров, но он произносит сдержанно:

– Ни в ком из вас я и не сомневался. Однако повторяю, официально добровольцем будет считаться лишь тот, кто подаст рапорт. И не торопитесь, подумайте хорошенько, прежде чем его писать, особенно те, кому скоро демобилизоваться. Сами знаете, что такое боеприпасы, пролежавшие четверть века под землей.

– А вы сами как же, товарищ полковник? – спрашивает Вачнадзе.

– Что – как же?

– Когда на фронте подвиги совершали, имели разве время на раздумья? Прикидывали, опасно или не опасно?

– Какие подвиги? – удивляется Азаров.

– В «Комсомольской правде» о вас сегодня…

– Не знаю, не читал… – смутился Азаров, а чтобы скрыть смущение, нахмурился. – Приступайте к очередным занятиям, товарищ майор. А вы, товарищ Воронов, мне нужны, – обратился он к заместителю командира батальона по политической части.

Азаров не спеша идет в сторону штабного помещения, майор Воронов молча следует за ним.

– Что это за статья в «Комсомольской правде»? – спрашивает наконец полковник.

– О вас статья, товарищ командир полка, и притом отличная. А написал ее ваш фронтовой друг Нефедов.

– И вы ее уже «проработали» с саперами?…

– К сожалению, не успел этого сделать. Они прочли ее сами, без моей рекомендации.

– Вот так создаются сначала маленькие культики, – полушутя-полусерьезно говорит Азаров, – а потом…

– Но как же тогда воспитывать солдат на примерах героев Отечественной войны, товарищ полковник? – удивляется Воронов. – Это ведь не моя личная инициатива. Это предписано…

– И правильно предписано, но не на примере своего командира, который к тому же и не такой уж герой.

– То, что я прочел о вас…

– Нефедов мог и присочинить.

– Не похоже, ибо написал он это не специально, а рассказал о вас в беседе с комсомольцами. Они уж потом сами опубликовали эту беседу в «Комсомольской правде». Вы признаете силу героического примера?

– Признаю. Для меня самого всегда будет таким примером подвиг генерала Карбышева. Хватит, однако, об этом. Скажите-ка лучше, как вы относитесь к тому, что весь ваш батальон объявил себя добровольцами? Такие уж все герои?

– Не все, конечно, но по примеру Вачнадзе все, наверное, подадут рапорта.

– Да ведь это же порыв, а не героизм! Он хорош в бою, в атаке, а нам необходимо сейчас то мужество, которого хватило бы на две или даже три недели единоборства со смертью, говоря романтическим языком. И потому прошу вас отобрать для выполнения задания лишь тех, у кого достаточен именно такой запас мужества да плюс к тому интуиция прирожденного сапера. Завтра утром я жду от вас список таких людей.

«Может быть, полковник и не очень доволен статьей о нем в «Комсомольской правде», – думает майор Воронов, возвращаясь в свой батальон, – но то, что такая статья появилась именно сейчас, очень хорошо. Даже узнав, какая угроза нависла над ними, ясеневцы будут спать спокойнее после такой статьи. Им ведь не безразлично, кто будет руководить работами по обезвреживанию фашистского сюрприза под стенами их города…»

«ДАЙ РУКУ, ТОВАРИЩ!..»

Группа саперов, руководимая капитаном Левиным и старшим лейтенантом Казаряном, продолжавшая разведку подземелья, начиненного боеприпасами, устанавливает окончательные его границы. Выясняется также, что перекрытие подземного склада во многих местах повреждено. Вне всяких сомнений, внутрь его проникали не только паводковые, но и дождевые воды, увлекая за собой песок и растворенную глину, составляющую значительную часть местного грунта. Все это очень беспокоит полковника Азарова, а подполковнику из военного округа дает лишний повод для отстаивания своего предложения – взрывать боеприпасы на месте по частям.

– Представляете, в каком состоянии там снаряды! – воскликнул он, ища поддержки у артиллерийского полковника. – Вне всяких сомнений, большая их часть подверглась коррозии. А это значит, что на поверхности многих из них образовались пикраты.

«Подполковник, конечно, прав, – устало думает Азаров, возвращаясь домой. – Боеприпасы бесспорно в аварийном состоянии, но ведь нам не впервые придется иметь дело с такими. Подождем, однако, Огйнского с Бурсовым. Последнее слово за ними».

Подъехав к дому, он с удивлением видит свет в окнах своей квартиры.

«Быть не может, чтобы я забыл выключить электричество, когда уходил… А может быть, соседка не успела сделать днем уборку? Да, скорее всего…»

Он торопливо поднимается на второй этаж, распахивает дверь и замирает на месте от неожиданности – к нему навстречу спешит его дочь Ольга.

– Не ждал? – радостно кричит она, бросаясь к нему в объятия. – Или удивляешься, как в квартиру попала? Я же знаю, что один из твоих ключей всегда у Валентины Михайловны.

– Так ты, значит, не получила?…

– Получила, получила, потому примчалась. Я ведь теперь недалеко от тебя – в Заозерном, всего в ста километрах от Ясеня. Мы там новую лабораторию сооружаем. Телеграмму твою мне туда переслали. Вот я и поспешила в Ясень. Очень хотела застать тебя до отъезда в командировку. А Валентина Михайловна говорит, что впервые слышит о том, что ты куда-то собираешься. Что же это получается, родитель? Хитришь ты что-то…

– Ну что ты, Оля!

– А ты не перебивай, выслушай прежде до конца. Я ведь не случайно сказала, что ты хитришь.

Она уже не улыбается, говорит серьезно, тем же самым голосом, каким обычно говорила ее мать в подобных случаях. И сама она очень похожа сейчас на мать.

– А хитришь ты потому, что хочешь, чтобы я провела свой отпуск не со стариком отцом, а в компании молодых людей где-нибудь на юге. Я ведь тебя насквозь вижу. Но, во-первых, ты еще не старик, раз не справил пока ни одного своего юбилея. Во-вторых, для меня ты никогда не будешь стариком, и в-третьих, такие герои, как ты, никогда не старятся.

– Какие герои? Ты тоже прочла уже обо мне в «Комсомольской правде»?

– Прочла. И попробуй только сказать, что это неправда! Спасибо Нефедову, а то так бы никогда и не узнала, что ты на фронте делал. Мама, конечно, тоже ничего не знала. Ну почему ты никогда этого нам не рассказывал? Скромность, как говорится, украшает человека, особенно военного. Но ведь смотря как о себе говорить. Можно так: «А вот я…» или «Если бы не я…» Но можно же и по-другому…

– Ну ладно, ладно! – смеется счастливый Азаров. – Тебе бы актрисой быть, а не инженером.

– Вот уж не мечтала никогда об артистической карьере. Я вполне довольна своей инженерной специальностью. Только ты, пожалуйста, не задавай мне больше вопросов о конструкциях ускорителей. Я не сомневаюсь, конечно, что это тебя интересует, но не настолько же, чтобы весь мой отпуск только об этом и говорить. Боишься, может быть, что мне скучно с тобой будет? Что я сочту тебя не на уровне века, так сказать, раз ты атомной физикой не интересуешься?

– А я и в самом деле ею интересуюсь…

– Это похвально, но об этом в другой раз. Расскажи-ка лучше, как это Нефедов, будучи в то время майором, считал себя твоим учеником, хотя ты был тогда всего лишь лейтенантом?

– Об этом тоже лучше в другой раз, а сейчас давай лучше поужинаем. И поскольку ты приехала неожиданно, придется готовить этот ужин сообща.

А во время ужина он снова заводит разговор об ускорителе, засыпая Ольгу вопросами.

– Не понимаю я все-таки, зачем вы мечтаете об ускорителе на тысячи миллиардов электрон-вольт, когда в системах со встречными пучками заряженных частиц такая же энергия достигается при двадцати пяти гэвах? Видишь, я уже и терминологию вашу усвоил. Знаю, что гэв, или гигазлектрон-вольт, равен миллиарду электрон-вольт.

– Ты вообще у меня молодец! С тобой можно обо всем. А ведь не все такие. Многие, к сожалению, считают атомную физику заумной, непостижимой и потому не достойной внимания. И это подчас не какие-нибудь обыватели, а мнящие себя интеллигентами. Но как же такой физикой не интересоваться, если от ее успехов зависит будущее нашей планеты?

– Те, кто этим не интересуется, – убежденно замечает Азаров, – и есть самые настоящие обыватели. Даже высшее образование, к сожалению, от этого не застраховывает. Но ты не ответила на мой вопрос.

– Насчет энергии встречных пучков ты прав. Но на таких ускорителях могут быть осуществлены не все виды экспериментов. Интенсивные пучки вторичных короткоживущих частиц – антипротонов, мезонов и гиперонов, а также нейтральных частиц с высокими энергиями, могут быть получены только на неподвижных мишенях. То есть на таком ускорителе, о котором мы давно мечтаем…

И тут мысли Азарова об экспериментах физиков связываются с предстоящим разминированием склада немецких боеприпасов, и он заметно меняется в лице…

– Что с тобой, папа?

– Ты вот что скажи: почему вашу новую лабораторию решили строить в ста километрах от Ясеня? Ваш институт находится ведь примерно за триста километров отсюда?

– А по той простой причине, что для ее фундамента необходимо очень надежное скальное основание, которое геологи и отыскали для нас в районе поселка Заозерного. Но в чем же дело, папа? Почему у тебя такой взволнованный вид? Что встревожило тебя?

– Не хотел я этого говорить, – тяжело вздыхает Азаров, – да, видно, придется…

И он рассказывает Ольге об угрозе, нависшей над городом, о работе, которую предстоит проделать его саперам.

– И тебе тоже, – перебивает его Ольга. – Я имею в виду не только руководство. Ты ведь не удержишься, если…

– Ну, «если», тогда уж ничего не поделаешь, – пытается шутить Азаров.

– А это «если», как я понимаю, неизбежно, конечно, – тревожно заключает Ольга. – И в том, что это будет твоим долгом, у меня тоже нет сомнений. Помни только, что тебе уже не двадцать пять, как в те годы.

Чувство долга теперь, может быть, еще и выше, но ведь руки уже не те…

– И в кого ты такая рассудительная? – снова шутит Азаров.

– В тебя, – серьезно отвечает Ольга. – Да, в тебя, несмотря на кажущееся безумие твоих подвигов на фронте… Может быть, объяснить, почему «кажущееся безумие»? Ах, не надо? В таком случае я за тебя спокойна– ты понимаешь, значит, что благоразумие и смелость совместимы.

– Только, если благоразумие не слишком уж преобладает над смелостью…

– Ну, это само собой! Излишнее благоразумие совместимо лишь с невмешательством, а это уже где-то на грани трусости!

– Дай руку, товарищ! – весело восклицает Азаров. – Тебя неплохо воспитал институт и комсомол.

– Им не трудно было это сделать, ибо основы моего воспитания были заложены тобой, – улыбается Ольга. – Но давай теперь о деле. Ты опасаешься, значит, что если…

– Мы сделаем все, чтобы этого не произошло, но надо иметь в виду и такую возможность. Может это сказаться на сооружении вашей лаборатории?

– А взрыв будет очень сильным?

– Почти как маленькое землетрясение.

– Тогда вне всяких сомнений. А когда вы думаете начать разминирование?

– Как только мой план будет утвержден военным округом и обкомом партии.

– А ты не считаешь нужным посоветоваться со своими друзьями Огинским и Бурсовым?

– Они уже приглашены сюда в качестве экспертов, и за ними последнее слово. Нужно, видимо, поставить в известность и твое начальство о предстоящем разминировании подземного склада боеприпасов.

– Да, это необходимо. Придется, наверное, временно приостановить все наши работы.

– И ты должна сообщить им об этом сама?

– А кто же еще? Но не думай, что я уеду туда надолго. Я вернусь, как только выясню, нужно ли мне вернуться из отпуска в связи с такой обстановкой.

– Отложи лучше отпуск на другое время. Меня в эти дни ты все равно не будешь видеть, а в район разминирования тебя никто не пустит.

– Ну, это мы еще посмотрим!

ГОВОРКОВ ВЫСКАЗЫВАЕТ НОВОЕ ПРЕДПОЛОЖЕНИЕ

Неугомонный Говорков явился к лейтенанту Дюжеву на следующий же день после посещения ими ресторана «Ясень».

– Что-нибудь новенькое? – протягивая – ему руку, спрашивает Дюжев. Он относится теперь к Алексею с гораздо большей серьезностью, хотя разговаривает с ним по-прежнему в полуироническом тоне. – Опять встретил того типа и снова упустил?

– Нет, больше не встречал.

– Ну и слава богу, а то мне опять был бы нагоняй от начальства. А что ты мне сегодня расскажешь?

– Интересную книжку я вчера прочел. «Фронт тайной войны» называется.

– Ну и что?

– В ней описывается, как антисоветская радиостанция «Байкал» использовала сообщение «Комсомольской правды» о разминировании нашими саперами склада немецких боеприпасов в городе Курске.

– Об этом разминировании я, помнится, что-то читал… «Эхом войны» называлась заметка?

– Точно!

– В ней сообщалось, что в Курске, как и у нас, немцы специально оставили свои боеприпасы и замаскировали…

– Но не это главное. Главное, как они это преподнесли…

– Кто – они?

– Радиостанция «Байкал». Она сообщила, что это не фашистский сюрприз вовсе, а тайник подпольной антисоветской организации, действующей в районе Курска.

– На простаков, значит, рассчитывали, которые всякой брехне верят.

– А чтобы не только простаки им поверили, сообщи

ли, будто «Байкал» ведет передачу с нашей территории. На самом же деле та радиостанция была установлена американской разведкой на Японских островах.

– Вот ведь как изощряются, мерзавцы!

– А не могут они и на этот раз передать по своему радио, будто бы…

– Ну, на этот-то раз могут придумать что-нибудь и пооригинальнее.

– А что же?

– Сфотографировать, например, как наши саперы снаряды извлекают. Ты ведь говорил, что тот тип с фотоаппаратом был.

– Висело у него что-то через плечо и, судя по всему, с телеобъективом.

– Ну тогда он обязательно постарается все это снять.

– А откуда? Туда ведь никого не подпускают. Все оцеплено. А если он с крыши какой-нибудь, так его…

– Зачем же с крыши – можно и из окна. И знаешь, из какого? Из окна гостиницы «Добро пожаловать». Это самое высокое здание у нас в городе. С его верхнего этажа все видно.

– И Козий пустырь?

– Думаю, что и его можно увидеть. Специально поднимусь сегодня и проверю.

– А может быть, он надеется и взрыв сфотографировать?

– Какой взрыв? Ты что?…

– Может же он надеяться на это? Я знаю, наши саперы и не такие еще склады обезвреживали. Но ведь он… И потом, ему может быть известно, что там какая-нибудь мина замедленного действия, которая обязательно…

– Ты брось каркать, Говорков! Это, знаешь ли, паникерством попахивает.

– И никакое это не паникерство, – обиделся Говорков. – Это вы зря, товарищ лейтенант… Просто ко всему нужно быть готовыми. Мало ли что… А для него такой снимочек, как взрыв города…

– Что ты болтаешь, Говорков! Какого города? Да если даже и в самом деле, так разве весь город?

– Не весь, конечно, но они потом в своих газетах…

– А надо, чтобы вообще никаких снимков этот тип.

не мог сделать. Вот в чем наша с тобой задача, Говорков.

– Понимаю, товарищ лейтенант. И я готов…

– Мало быть готовым, нужно знать, что делать.

– А вы подскажите.

– А я и подскажу. Придется тебе, Говорков, возле гостиницы «Добро пожаловать» подежурить. И не час ка-кой-нибудь, а, может быть, целые сутки.

– Я готов, товарищ лейтенант, хоть несколько суток. Возьму с собой бутерброды и буду…

– Насчет этого не беспокойся, – смеется Дюжев. – С голоду тебе умереть не дадим. Я все время неподалеку от тебя буду. А ты смотри в оба. Ты ведь единственный, кто видел того типа, и должен его опознать. Л по снимочкам твоим…

– Да раз вы мне это дело доверяете, снимочки тут уже ни к чему… Когда мне на пост?

– Ишь какой шустрый! – снова смеется Дюжев. – Это еще с начальством нужно согласовать. Может быть, оно… Но я постараюсь убедить кого следует.