Текст книги "Город может спать спокойно (сборник)"

Автор книги: Николай Томан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 18 страниц)

ГОРОД МОЖЕТ СПАТЬ СПОКОЙНО
Часть третья
В РАЙОННОМ ОТДЕЛЕНИИ МИЛИЦИИ

Парню на вид пятнадцать-шестнадцать, не более. Он белобрысый, загорелый, с облупившимся от солнца носом. Говорит быстро, взволнованно. Дежурный райотдела милиции лейтенант Дюжев с трудом улавливает смысл его слов.

– У тебя что, прозвище это или фамилия – Говорков? – спрашивает он парня. – Фамилия? Будем считать, что с этим теперь ясно. А вот говоришь о чем, не пойму пока. Давай по пунктам и не так быстро. Если сможешь, конечно…

– Отчего же не смогу? – удивляется парень. – Я ведь почему так быстро? Не хотел много времени у вас отнимать. Но если вы не торопитесь…

– Что значит – не тороплюсь? – останавливает его лейтенант. – Я дежурный районного отделения милиции, и времени у меня в обрез. Но ты все-таки не тараторь, как пулемет.

Парень вздыхает и пытается говорить спокойнее, но при повторном рассказе его сообщение и самому ему не кажется уже таким значительным. А лейтенант, внимательно выслушав парня и поняв наконец причину его волнения, спрашивает:

– А зовут-то тебя как, Говорков?

– Лешей… Алексеем.

– Ну и как, по-твоему, Леша-Алексей, кто же это мог быть?

– Явно подозрительная личность, товарищ лейтенант…

– Может быть, и подозрительная, не буду с тобой спорить, но не явно, – уточняет Дюжев. – Для явной подозрительности пока мало оснований.

– Ну как же, товарищ лейтенант? А почему он при моем появлении…

– Застеснялся?

– Ага. Как же так – взрослый человек и застеснялся?

– Именно потому, что взрослый. Это для тебя и твоих сверстников игра в войну – дело серьезное…

– Почему же игра?… Для нас это военная подготовка, учеба…

– Правильно, Говорков, учеба, но все-таки в форме военно-спортивной игры. Так ведь вы комсомольцы, и для вас это естественно. А ему сколько?

– На вид, пожалуй, сорок или даже пятьдесят…

– Великоват разрыв, – усмехнулся Дюжев. – На целое десятилетие. Хватит ему и сорока пяти, все равно возраст почтенный для подобных игр. Вот он и застеснялся, тебя увидев.

– Тогда ушел бы в другое место, а он снова вернулся, как только я замаскировался за кустами.

– А в том, что у него был компас, нет, значит, никаких сомнений?

– Уж это точно!

– Полагаешь, значит, что шел он куда-то по азимуту?

– Именно!

– От какой же точки?

– От старого дуба на Козьем пустыре. А пройдя шагов двадцать пять, снова вытащил что-то из кармана. Приборчик какой-то… В общем, очень подозрительно себя вел.

– Почему же – очень?

– Да и вид у этого типа…

– Не наш?

– Именно!

– А ты что в кино в последний раз видел?

– Вы, значит, в шутку все это?…

– Зачем же в шутку, я всерьез тебя спрашиваю, что в кино видел в последний раз?

– «Просчет тайного агента».

– Ну, все тогда!

– Это вы зря, товарищ лейтенант… Я не маленький…

– А ты не обижайся, раз не маленький. Скажи лучше свой адрес. Я к тебе завтра загляну, и ты мне то место покажешь. А сам никакого частного сыска больше не веди. Понял меня, Леша-Алексей?

– Понял.

– И никому об этом ни слова.

– Считаете, значит, что может быть…

– Нет, не считаю, что может быть что-нибудь серьезное. Скорее всего, полнейшей ерундой окажется. Но, как говорится, чем черт не шутит…

Лейтенант милиции Дюжев не без труда нашел квартиру Говоркова в старом доме на окраине Ясеня. Дверь ему открыл сам Алексей.

– Здравия желаю, товарищ лейтенант! – радостно приветствовал он Дюжева. – Поверили, значит?…

– Чему?

– Что я вам правду рассказал.

– А как же ты мог неправду рассказывать? Не знаешь разве, что за неправду бывает? Проводи-ка ты меня лучше на то место.

Не набросив ничего на плечи, в одной майке, Алексей вышел из дому и повел лейтенанта мимо забора из штакетника, ограждающего чей-то садик.

Солнце склонилось уже к закату. Длинные тени Дюжева и Говоркова, опережая их, причудливо изгибались на пустыре за последним домом окраины Ясеня.

– Вот тут я его и увидел в первый раз, – говорит Алексей, указывая на одинокое дуплистое дерево.

– А когда же во второй? – настораживается лейтенант.

– Сегодня ночью…

– Так… Нарушил мой приказ? Ну докладывай!

– А чего докладывать-то? Думал ведь, что вы мне не поверили, и решил добыть доказательства… Вот и засел с вечера в засаду. А когда решил уже, что не придет он больше, смотрю – тень чья-то под тем вон дубом. Пригляделся – он! И опять в руках у него что-то вроде компаса со светящимся лимбом. Выходит, что этот дуб в самом деле был ему ориентиром. Снова стал он шаги от него отсчитывать в сторону леса. Потом достал из кармана еще какой-то прибор. Думаю, что миноискатель…

– Карманный? – усмехается Дюжев. – Да ты видел ли настоящий-то?

– Не только видел, но и в руках держал на военных занятиях. А потому считаю, что у него был миноискатель… вернее, прибор какой-то вроде миноискателя, и на уши он себе что-то надевал. Не наушники ли, как в миноискателе?

– А поисковая рамка и штанга не нужны разве?

– Не обязательно ведь чтобы у него был такой же, какой у нас на вооружении? Может быть, особой шпионской конструкции, без штанги…

– Допустим, что ты прав. А что же он потом?

– Штырек какой-то в землю воткнул. А я захотел поближе подобраться, да на сухой сучок наступил…

– А его, конечно, и след простыл? – с досадой перебивает Говоркова Дюжев. – Видишь, чего стоит твоя самодеятельность? И твое счастье, что это был, видимо, не шпион, а то бы он тебя… Ну и сколько же шагов от этого дуба он отсчитал?

– Примерно двадцать пять, как и в тот раз. В направлении на северо-восток.

– Попробуем и мы проделать это, – произносит Дюжев, направляясь к старому дубу.

Отсчитав двадцать пять шагов на северо-восток, лейтенант внимательно глядит себе под ноги, но ничего подозрительного не замечает. Не привлекают его внимание и соседние участки пустыря.

– А что, по-твоему, мог он тут искать? – спрашивает он Алексея. – Может быть, клад?…

– Едва ли, – качает белобрысой головой Алексей.

– Но что же тогда?

– Так ведь мало ли что…

– А все-таки? Ты поконкретнее. Если есть какие-нибудь соображения, выкладывай, чего мнешься?

Алексей смущенно улыбается, не решаясь почему-то высказать свое предположение.

– Удивляешь ты меня, Говорков, – хмурится Дюжев. – Примчался в милицию, заморочил мне голову своими подозрениями, а теперь…

– Только вы меня не ругайте, товарищ лейтенант.

– Я же сам тебя прошу, за что же ругать?

– Не сдержал я слова… Рассказал обо всем отцу. Но ведь он знаете какой человек?…

– Не знаю, – сердито перебивает его Дюжев. – Не знаю я, что он за человек, чтобы ему можно было…

– Ему можно, товарищ лейтенант! Он герой Отечественной войны…

– Со звездой?

– Без звезды, но настоящий герой! Сапером был…

– Ну, если сапером, тогда может быть… Саперов я уважаю. Они и сейчас геройские дела творят. Ну и что же он сказал по поводу твоего рассказа?

– Я ему тоже сначала насчет клада, а он рассмеялся только. «Какой тут, говорит, может быть клад на Козьем пустыре? Тоже мне «Остров сокровищ»! А вот тайный склад немецких боеприпасов – это пожалуй».

– И развил эту мысль?

– Развил. Он ведь в боях за Ясеневку в сорок четвертом участвовал. «У них, говорит, у немцев то есть, много боеприпасов тут было. Вывезти они их не могли, а когда мы Ясеневку взяли, обнаружили всего лишь несколько ящиков со снарядами. А по допросам пленных и другим данным – целый склад должен быть».

– Взорвали, наверное…

– Оно так бы бабахнуло, не услышали бы разве наши саперы?

– Тогда вывезли, значит.

– А как же было вывезти под бомбежкой и ураганным огнем нашей артиллерии? Десятки автомашин для этого понадобились бы. Отец считает, что немцы, скорее всего, зарыли где-то тут все свои боеприпасы.

– А что ты думаешь, такое вполне возможно. Сможешь ты меня с отцом твоим познакомить?

– Отчего же не смогу, он у меня простой человек, гвардии капитан, бывший командир роты штурмового саперного батальона. Сейчас, правда, на пенсии по инвалидности.

МОЖЕТ БЫТЬ, ОПАСЕНИЯ ГОВОРКОВА И НЕ НАПРАСНЫ!

Начальник ясеньского районного отделения милиции капитан Зыков слушает лейтенанта Дюжева с большим вниманием. О том, что принято называть «эхом войны», о неразорвавшихся минах и снарядах, оставшихся с той поры на нашей земле и даже о целых складах взрывчатки, грозившей катастрофой некоторым городам и промышленным районам, он и читал и слышал множество рассказов. Обнаруживали ведь их и под Ленинградом, и в Калининграде, и в Ростове-на-Дону. Нет, значит, ничего удивительного, что и под Ясенем может оказаться склад немецких боеприпасов или взрывчатки. Но почему кто-то столь таинственным образом проявляет к этому интерес? Есть тут, пожалуй, что-то от дешевого детектива, и это настраивает Зыкова скептически.

– Если там действительно склад немецких боеприпасов, то надобно поскорее в военкомат об этом сообщить. Как бы не опростоволоситься. Очень все это…

– Почему же очень, товарищ капитан? Отец Говоркова– старый заслуженный сапер, точно знает, что был тут у немцев большой артиллерийский склад, а вывезти его они не имели возможности.

– Могли ведь и взорвать.

– А они не взорвали, а зарыли и оставили нам в виде сюрприза. Делали же они такое и раньше, рассчитывая нарушить нашу мирную жизнь после войны?…

– Давайте вот что тогда сделаем, – прерывает Дюжева капитан Зыков. – Побеседуем с жителями Ясеневки, которые тут при немцах были. Не может быть, чтобы они чего-нибудь не вспомнили. Мне известно, что во время оккупации Ростова немцы заставляли его жителей собирать неразорвавшиеся снаряды, складывать их в траншеи и закапывать. А потом, почти двадцать лет спустя, снаряды эти обнаружили газопроводчики…

– Вот видите!..

– Ничего пока не вижу. И не собираюсь поднимать панику по заявлению мальчишки, начитавшегося детективных романов. Сегодня же займитесь розыском местных жителей, находившихся здесь при немцах. А за Козьим пустырем пусть установят на всякий случай наблюдение. И чтобы этот ваш Говорков не совал туда своего носа.

На этот раз Дюжев вызывает Говоркова к себе.

– Вот что, Говорков, – строгим тоном начинает Дюжев, – раз уж ты изъявил желание помогать милиции, то, сам понимаешь…

– Конечно, понимаю, товарищ лейтенант!

– Значит, договорились. А теперь уточним твой образовательный ценз, так сказать. Ты в каком классе?

– В девятый перешел. Да плюс самообразование по военно-инженерным вопросам.

– Увлечение военно-инженерным делом – это у тебя вроде наследственности, стало быть, по отцовской линии. А в комсомоле давно ли?

– Третий год.

– Ну, считай, что во внештатные мои помощники прошел по всем статьям, – говорит Дюжев. – Твои познания по военно-инженерной части могут нам теперь понадобиться. Помнишь, твой отец рассказывал, что у немцев в Ясеневке были большие склады артиллерийских снарядов и инженерных мин? И что вывезти их они не смогли, а, видимо, засыпали в каких-нибудь подземных казематах? Всю эту работу по засыпке производили, наверное, местные жители…

– Не наверное, а точно!

– Почему так уверен?

– Наша комсомольская организация давно уже ведет военно-патриотическую работу. Все ясеневские ветераны Великой Отечественной у нас на учете.

– Что значит – на учете?

– Ведем с ними переписку, знаем биографии…

– Тоже мне военно-патриотическая работа бюрократическими методами! – фыркает Дюжев. – Небось специальное досье на каждого завели?

– Досье только в полицейских участках и в шпионских организациях заводятся…

– Не обязательно только там.

– Все равно нам это ни к чему. А методы наши вовсе не бюрократические. Переписываемся мы только с теми, которые теперь в других городах, а у всех ясеневских дома побывали. И потом, не только ведь расспрашиваем их, но и помогаем. Кому чем…

– Ну ладно, за обвинение в бюрократизме извини, и давай ближе к делу.

– Из бесед с этими ветеранами и местными жителями, которые находились тут при немцах, нам известно, что в сорок четвертом, когда наши прорвали оборону и немцы стали драпать, эсэсовцы согнали почти всех ясеневских мужчин на земляные работы. Однако что они закапывали, точно никто не знает, потому что всех их потом расстреляли.

– Значит, предположение твоего отца, что они закапывали склады с боеприпасами, ничем пока не подтверждается?

– Почему же не подтверждается? Выжил ведь все-таки один из тех, которых расстреляли. Он тяжело ранен был, и они его за мертвого сочли. С тех пор, правда, он не совсем в себе… Да и лет ему за семьдесят. Но уверяет, будто засыпали они тогда какой-то погреб со снарядами.

– Помнит он, где именно?

– Спрашивали мы его об этом, а он говорит: «Что снаряды зарывали, точно помню, а вот где – запамятовал…»

– А почему запомнил, что снаряды?

– «Тяжеленные, говорит, были…» И потому еще, наверно, что в первую мировую в артиллерии служил.

– Рассказывал он об этом еще кому-нибудь?

– Говорит, рассказывал, но ему не верили, считали свихнувшимся после расстрела. Да и кто поверит, раз он места того не помнит?

– А ты веришь?

– Так ведь я потому, что и отец считает, что не могли немцы вывезти все свои боеприпасы. Он, когда с фронта вернулся, заявил даже об этом горвоенкомату, и тот вызывал саперов, но они ничего подозрительного не обнаружили. Должно быть, не очень опытными были. А может, склады те так глубоко, что миноискатели их не учуяли.

– А как же тогда твоя «подозрительная личность» могла их учуять?

– Ну, во-первых, у него, наверно, миноискатель особой конструкции. А во-вторых, может быть, он ничего пока не учуял. Вот и надо нам его опередить…

– Опередить? – задумчиво переспрашивает Дюжев. – Кто знает, может быть, ты и прав… Может, и в самом деле нужно его опередить. Дай-ка мне адрес того человека, который выжил после расстрела. Попробую сам с ним побеседовать.

«Если тут где-то действительно тайный склад боеприпасов, – возвращаясь домой, размышляет Говорков, – наши саперы непременно его обнаружат. Ведь все они такие толковые ребята…»

И он вспоминает старшего сержанта Шота Вачнадзе, с которым познакомился в клубе городского комитета комсомола. Вачнадзе тогда выиграл у него три шахматные партии подряд, хотя Говорков считается лучшим шахматистом своей школы. Но он не очень огорчился, скорее удивился молниеносному разгрому своих позиций. И наверное, был у него при этом такой ошеломленный вид, что кто-то из приятелей Вачнадзе сочувственно заметил:

– А ты, парень, не переживай. У него ведь не голова, а кибернетическое устройство. Он…

– Что – он? – вскинул на него черные глаза Вачнадзе. – Перебрал в голове все варианты, да? А знаешь, сколько их может быть на шестидесяти четырех клетках шахматной доски? Десять в сто двадцатой степени! Или…

– Единица со ста двадцатью нулями, – опередил его Говорков.

– Ты смотри какой грамотный! – засмеялся Вачнадзе. – Ну, а как при таком количестве возможных ситуаций выиграть партию методом «перебора вариантов»?

– Не все, конечно, а десятка два нужно, наверно, перебрать… – не очень уверенно заметил Говорков.

– Один известный шахматист сказал по этому поводу: «Профаны думают, что превосходство шахматных маэстро заключается в их способности рассчитать не только на три-четыре хода, но даже на десять и двадцать ходов вперед». А когда его самого спросили, на сколько же ходов вперед рассчитывает свою игру, он ответил: «Ни на один».

– Но как же так?…

– Ну, это он, наверно, слегка пошутил. А вот знаменитый кибернетик Шеннон сказал уже совершенно серьезно, что хороший шахматист рассчитывает вперед только несколько вариантов и на разумную глубину.

– А как понимать эту «разумную глубину»?

– Этого, дорогой, никто еще не знает. А единственной существующей кибернетической системой, успешно решающей такие задачи, является пока только человек. Вот его и изучают кибернетики и психологи, чтобы потом обучить этому машину. Так что гордись, Говорков, что ты человек!

Потом они разговорились о планах Вачнадзе после окончания военной службы, и старший сержант сообщил ему, что готовится к вступительным экзаменам на математический факультет МГУ.

«Но ведь демобилизуется он только осенью, а сейчас еще в строю, – размышляет Говорков, подходя к своему дому. – А на таких толковых ребят, как он, вполне можно положиться…»

САПЕРЫ НАЧИНАЮТ ПОИСКИ

После вторичного доклада лейтенанта Дюжева начальник районного отдела милиции решился встретиться с комиссаром горвоенкомата.

– То, что вы сообщили мне, товарищ Зыков, чрезвычайно важно, – выслушав капитана милиции, озабоченно сказал горвоенком. – Я здесь недавно и впервые обо всем этом слышу. Мой предшественник ничего не сообщил мне не только о безрезультатных поисках склада немецких боеприпасов, но и возможности его существования в окрестностях Ясеня.

– Мы в этом тоже не совсем уверены, товарищ подполковник, но в данном случае…

– Вполне разделяю вашу точку зрения! – нетерпеливо перебил его горвоенком. – Сегодня же поставлю в известность об этом полковника Азарова. Его полк один из лучших в нашем военном округе.

– Да и сам он, кажется…

– Да, он знаменитый минер, герой Великой Отечественной. А что это за человек, о котором сообщил вам комсомолец Говорков?

– Весьма возможно, что он принял за шпиона какого-нибудь искателя кладов или вообще человека с причудами. Но и в этом случае…

– А почему, собственно, не поинтересоваться кое-кому там, за рубежом, судьбой специально оставленных на нашей земле смертоносных сюрпризов? Я бы на вашем месте поставил об этом в известность представителя Комитета госбезопасности.

– Это уже сделано, товарищ подполковник.

Подразделениям полковника Азарова приходилось уже разминировать и поля и леса. Он сам вскоре после войны обезвредил несколько мин замедленного действия, механизм которых лишь по случайности не сработал в свое время и потому был особенно опасен. Но кого же послать теперь в разведку?

Полковник задумчиво почесывает коротко подстриженную, изрядно поседевшую голову, перебирая в памяти всех своих офицеров, специалистов по взрывной технике. Из фронтовиков у него теперь лишь два майора и один инженер-капитан, но они уже немолоды и давно не практиковались в разминировании. Инженер-капитан, правда, преподает подрывное дело в полковой школе, но у него нет опыта обезвреживания артиллерийских снарядов, пролежавших в земле более четверти века. А из молодежи принимали участие в разминировании немецких боеприпасов и инженерных мин только капитан Левин, знакомый с пиротехникой, и старший лейтенант Казарян.

«Придется, наверно, послать их… А может быть, самому, как десять лет назад под Ленинградом или пять лет назад под Городком? Да и в прошлом году пришлось… А тут, кажется, особый случай. Наверное, это «склад-фугас», о котором, видимо, не забыли те, кто его оставил. Весьма возможно, что прибыл кто-то посмотреть, в каком он состоянии, уточнить его координаты. Они ведь все еще мечтают о реванше. В подразделениях их бундесвера давно уже ведется подготовка диверсантов. Этого они и не скрывают даже. Да, надо произвести разведку самому – ситуация серьезней, пожалуй, чем прежде. Завтра с утра выеду туда вместе с Левиным и Казаряном…»

Всякий раз, когда полковник Азаров выходит в поле на учебные занятия или даже просто так, на прогулку, с особой силой вспоминаются ему дни его молодости. Боевые дела в партизанском отряде, полные ежедневного риска дни в тылу врага, а потом в инженерной разведке армии генерала Светлякова. Сколько времени с тех пор прошло, сколько воды утекло… Утешает Азарова лишь то, что он все еще в строю да и не на последнем счету.

Сегодня во время бритья полковник особенно придирчиво рассматривает себя в зеркало. Только лишь во время этой утренней процедуры и есть возможность посмотреть на свою физиономию, да и то не всегда – электробритва позволяет бриться и не глядя в зеркало. Он бы и не смотрелся в него вовсе, если бы не усы. А усы появились, как только зачислили его в гвардейскую армию Светлякова.

Сегодня, однако, он вглядывается в зеркало не только из-за усов. Сегодня он присматривается к своему лицу еще и по той причине, что со дня на день ждет приезда своей дочери Ольги, молодого инженера-физика.

Ох и не нравится полковнику Азарову его физиономия! Нет, она не расплылась к пятидесяти годам, как у некоторых его сослуживцев. Он не позволил этого ни лицу своему, ни телу, зажав их в тиски строжайшего режима. И все-таки за последние три года он заметно сдал. С тех пор как умерла жена…

Никогда не думал, что так много седины в висках. А морщинки в уголках глаз?… Те, что на лбу, давно уже знакомы, а этих вот как-то не замечал. Да и под глазами что-то вроде мешочков… Нет, уж лучше не всматриваться! Все равно ведь от Оли ничего не скроешь.

Надо подумать о том, чтобы ей было не скучно проводить свой отпуск у отца. Первых два– дня уйдут, конечно, на взаимные расспросы – в письмах разве обо всем расскажешь?

Оля о своей новой работе пишет мало, но не потому, наверное, что не довольна или равнодушна к ней. Напротив, судя по всему, счастлива, что попала в такой коллектив, к таким ученым. В ее институте ведутся исследования таинственного мира элементарных частиц с помощью мощных ускорителей.

«Если бы не моя любовь на всю жизнь к военноинженерной технике, – сказал как-то Азаров дочери, – да не годы, пошел бы и я в физики-экспериментаторы».

И это не было пустой фразой, он действительно восхищался атомной физикой и из специальной литературы, кроме военно-инженерной, читал главным образом книги, посвященные вопросам ядерной физики. Теории и открытия таких ученых, как Эйнштейн, Планк, де Бройль, Дирак, будоражили его воображение, вселяли еще большую веру в могущество человеческого разума.

Он думает об Ольге и ее работе не только все сегодняшнее утро, но и потом, когда едет на своей служебной машине через весь город к его западной окраине, за которой находится Козий пустырь. Он сидит рядом с шофером, сзади него капитан Левин и старший лейтенант Казарян. Стараясь не мешать размышлениям своего командира, они не разговаривают.

С тех пор как полк Азарова передислоцировался в летние лагеря, Азаров редко бывал в центре города. Да и прежде не имел возможности спокойно походить по его улицам. На Гагаринской, например, по которой мчит сейчас его машина, он вообще, кажется, не бывал ни разу. А ведь какая красивая, вполне современная улица! И когда это успели соорудить тут такой кинотеатр?

– По моей улице едем, товарищ полковник, – негромко замечает капитан Левин. – Навестили бы как-нибудь, на новоселье так ведь и не приехали…

– Непременно навещу, – обещает полковник. – А тогда был занят, так что извините… Растет город прямо-таки не по дням, а по часам. Сколько же в нем теперь жителей?

– Да уж более пятидесяти тысяч.

– А во время войны был всего лишь поселок Ясенев-ка с населением в несколько сот человек…

Но вот и Козий пустырь. Как только шофер остановил машину, Левин и Казарян распахнули задние дверцы и вынесли миноискатель. Не ожидая указаний полковника, они укрепили на конце его штанги поисковую рамку. Потом Левин помог Казаряну надеть заплечный чехол с упакованными в нем батареями.

Приладив головные телефоны к ушам, Казарян медленно вращает ручку настройки, устанавливая в телефонах ровный низкий тон. А когда Левин подложил под поисковую рамку кусок железа, в наушниках сразу же изменился звуковой фон. Значит, миноискатель в полном порядке.

– Начнем, пожалуй, – нараспев произносит старший лейтенант, оптимизму которого так завидует всегда капитан Левин.

Сам он строг и сосредоточен – дело ведь не шуточное, нужно обнаружить склад-сюрприз, который потом придется разминировать, рискуя жизнью…

– Погоди, – останавливает Казаряна Левин, поглядывая в сторону машины, возле которой Азаров отдает какие-то приказания шоферу.

– Можете начинать, – машет им рукой полковник, заметив, что у них все уже готово.

Казарян и Левин идут теперь по пустырю рядом. Старший лейтенант, держа поисковую рамку сантиметрах в семи от земли, плавно перемещает ее в горизонтальной плоскости, шаг за шагом продвигаясь вперед. В руках капитана Левина саперный щуп, похожий на укороченное спортивное копье. Как только миноискатель Казаряна обнаружит снаряд, мину или просто кусок металла, в его наушниках сразу же изменится тон. Тогда Левин проткнет землю стальным наконечником своего щупа под углом в тридцать или сорок пять градусов и начнет осторожно разгребать грунт руками.

Столько раз Азаров делал это сам или видел, как делали это его подчиненные, но сегодня он почти не надеется на успех. Склад, видимо, на большой глубине, в подземном каземате или блиндаже, засыпанном толстым слоем земли. А миноискателем можно обнаружить металлические предметы лишь на глубине тридцать пять, в лучшем случае – пятьдесят сантиметров. Потребуется, пожалуй, закладывать шурфы и доводить их до перекрытия склада.

Надо было бы взять с собой отделение саперов с лопатами, но ничего теперь не поделаешь, придется заняться этим самим.

Полковник Азаров наблюдает за работой своих офицеров, прислонясь к стволу старого дуба. Они прошли уже весь пустырь по диагонали, но ничего пока не обнаружили.

– Пусть Казарян продолжает обследовать пустырь один, а нам с вами придется рыть шурф, – сказал Азаров капитану Левину. – Вы захватили саперные лопаты?

– Так точно, товарищ полковник.

– Принесите их. Начнем копать в центре пустыря.

Когда Азаров выезжал из части, небо было пасмурным, но ветер постепенно разогнал тучи, и солнце теперь все ощутимее припекает спины офицеров. Полковник снимает гимнастерку и, оставшись в одной майке, берет в руки принесенную Левиным лопату.

– Может быть, доверите это мне, товарищ полковник? – улыбаясь, спрашивает Левин.

– Нет, не доверю, – серьезно отвечает Азаров. – Ибо этак и вовсе можно разучиться пользоваться таким надежным инструментом, как саперная лопата.

Он ловко надрезает квадрат дерна, осторожно подсовывает под него лопату и откладывает в сторону. За первым пластом следует второй, пока не оголяется квадратный метр песчаного грунта. Но и его полковник извлекает с большой осторожностью, прислушиваясь к звучанию металлической части лопаты, задевающей за мелкие камешки и корни растений. А когда шурф углубляется на полметра, полковник делает знак Казаряну, подзывая его к себе.

– Ну что, по-прежнему безрезультатно? Поводите-ка тогда вашим миноискателем в моем шурфе. Никакого эффекта? Тон прежний? Значит, нужно копать глубже. Займитесь этим теперь вы, товарищ Левин, – протягивает Азаров лопату капитану.

– А мне как быть? – спрашивает Казарян. – Похоже, что впустую все это?

– Дело слишком серьезное, товарищ старший лейтенант, чтобы полагаться только на догадки, – строго замечает полковник. – Мы можем лишь порадоваться, если действительно все окажется «впустую», понимая под этим отсутствие тут или в ином месте немецких боеприпасов.

Присмотревшись к тому, как осторожно углубляет шурф Левин, полковник надевает гимнастерку и укрывается в тени старого дуба. Спустя несколько минут он снова подходит к капитану:

– Метр будет?

– Углубился пока на три четверти лопаты, товарищ полковник. Значит, только на девяносто сантиметров.

– Зовите Казаряна, пусть послушает.

Но миноискатель снова не обнаруживает никаких металлических предметов. Минут через десять полковник приказывает Левину и Казаряну поменяться местами. Капитан теперь ходит с миноискателем, а старший лейтенант залезает в шурф.

Копать землю длинной саперной лопатой становится все неудобнее, и Азаров распорядился заменить ее малой пехотной. Работа идет теперь медленней. Еще два раза Левин с Казаряном меняются местами, прежде чем лопата капитана упирается в кирпичную кладку. Присев на корточки, Левин тщательно изучает дно шурфа, подрывает даже со всех сторон его основание, но всюду нащупывает лишь кирпич да цементные швы между рядами его кладки.

– Это либо выступ стены, либо перекрытие какого-то погреба, товарищ полковник, – докладывает капитан. – Нужно, видимо, расширять шурф…

– Это мало что даст, – возражает полковник. – Нужно заложить еще несколько шурфов в разных местах пустыря, тогда можно будет установить границы подземного сооружения. Возможно, что тут действительно склад боеприпасов. Я сейчас вызову вашу роту. А как только она прибудет, мы оцепим весь этот район.

– Вы полагаете, значит?…

– Ничего я пока не полагаю, считаю, однако, подобную предосторожность не лишней.