Текст книги "«СМЕРШ» ПРОТИВ «БУССАРДА» (Репортаж из архива тайной войны)"

Автор книги: Николай Губернаторов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Вот, пожалуй, и все. А теперь возьми и прочитай рапорт, визы и резолюцию на нем.

Русский перевод копиирапорта, обнаруженной в архиве:

Абверкоманда 203 «Совершенно секретно»

Рапорт начальника Берлин, ОКБ

Абвергруппы 209 («Буссард») Управление Абвера,

Капитана Фридриха Больца начальнику отдела

Абвер-2 полковнику

Экэ. 1–2 – адресату Эрвину Штольце

20.06.43 г.

Отпечатано 5 экземпляров.

Экз. 3 – в дело 203

Экз. 4 – в штаб 9-й армии

Экз. 5 – в дело «Буссарда»

Уважаемый господин полковник!

В соответствии с вашими указаниями о расширении диверсионных операций и повышении их эффективности по ослаблению и подрыву военного и промышленного потенциала русских имею честь доложить на Ваше решение следующие предложения:

1. По данным агентурной разведки Абвера и бюро радиоперехвата, наиболее уязвимым для диверсии местом русских является острая нехватка локомотивной тяги, особенно паровозов. За два года войны Россия не смогла восполнить большие потери паровозов и сейчас испытывает острую потребность в них.

2. Вывод из строя путем диверсий паровозного парка на прифронтовых магистралях хотя бы на 10 % нарушит снабжение войск и снизит их боеспособность. Скопление эшелонов на железнодорожных станциях позволит нашей авиации наносить массированные целевые удары.

3. Достоверно установлено, что забрасываемая нами агентура нередко задерживается не столько вследствие усиления контрразведки, сколько по причине слабой маскировки агентов и низкого качества их документов прикрытия. Поэтому для усиления диверсионной деятельности предлагается усовершенствовать средства, тактику и способы совершения диверсионных актов, а также скрытность маскировки самих исполнителей.

Гарантии успеха будут обеспечены:

Во-первых, маскировкой заряда (мины) взрывчатого вещества большей мощности (гексанита) под естественные куски каменного угля (разработано лабораторией Абвера-2), а также простотой и доступностью способа применения этого средства путем подбрасывания его в тендеры паровозов или в неохраняемые склады угля на железнодорожных станциях.

Во-вторых, исполнителями диверсионных актов будут задействованы не взрослые агенты, а специально обученные подростки от 10 до 16 лет. На их подготовку потребуется гораздо меньше средств и времени. В России они не имеют никаких документов, ими забиты все крупные прифронтовые вокзалы и станции, отношение к ним военных и охраны участливое и снисходительное. Поэтому появление их у объектов диверсии не вызывает подозрений.

Вышеназванная категория бездомных подростков, потерявших родителей, в большом количестве скопилась и на занимаемой вермахтом территории, а также в концлагерях, в детских домах, приютах, городах и селах.

Учитывая психологические особенности возраста подростков, повышенную энергию, стремление подражать взрослым и самоутвердиться, а также их идеологическую неустойчивость и внушаемость, предлагается:

1. Под видом воспитанников и службы в Русской освободительной армии мобилизовать физически здоровых подростков и в порядке эксперимента сформировать команду в количестве 30–40 человек, временно дислоцируя ее на базе «Особого лагеря МТС» 203-й абверкоманды.

2. Воспитание и обучение в течение месяца подрывному делу, топографии, прыжкам с парашютом и строевой подготовке организовать на территории Германии, под Касселем, в моем охотничьем имении Гемфурт. Там будут созданы необходимые материальные условия и возможности для идеологической обработки, в том числе путем ознакомительных экскурсий.

3. Из числа штатного состава «Буссарда» создать рабочую группу – 5 единиц – во главе с обер-лейтенантом Ростовым-Беломориным по руководству «Особой командой Гемфурт», а также воспитанию и обучению подростков.

4. Материально-финансовое обеспечение «Особой команды Гемфурт» осуществлять Абверкомандой-203 установленным порядком с тылов группы армий «Центр».

5. Оперативное использование подготовленного и проверенного контингента в операциях в тылу противника проводить во взаимодействии и по заданию отдела штаба 9-й армии и штаба группы армий «Центр».

6. Срок готовности к проведению операций – 30 августа 1943 г.

Хайль Гитлер.

Начальник абвергруппы-209 («Буссард») Капитан Больц

Визы:

1. Предложения капитана Больца поддерживаю.

Подполковник Готцель, начальник абверкоманды-203 22.06.43 г.

2. В отделе штаба 9-й армии и штаба группы армий «Центр» 23.06.43 г. Согласовано

Подполковник Готцель. Резолюция начальника Абвера-2:

1. Предложения капитана Больца одобряю и поддерживаю. С адмиралом Канарисом согласовано.

2. Мероприятия по организации «Особой команды Гемфурт», а также по подготовке личного состава и проведению операции оформить приказом по управлению Абвера.

3. В приказе предусмотреть: содержание, обучение и заброску на задание подростков проводить отдельно от взрослых агентов.

Эрвин Штольце 24.06.43 г.

Часть 2
Во имя любви, во имя Родины

Диверсанты для «Цитадели»: подготовка «Особой команды Гемфурт»

Собственноручные показания Ростова-Беломорина:

Погребальный звон церковных колоколов, раздавшийся по всей Германии в дни траура, объявленного по случаю гибели армии Паулюса, отрезвил миллионы немцев и заставил их взглянуть на грозный призрак неизбежного краха. Тем не менее в сознании одурманенных геббельсовской пропагандой людей все еще теплилась какая-то надежда на то, что гибель армии – это где-то там, на Волге, далеко от Германии, и что это еще не проигрыш в войне, которую мудрый фюрер доведет до победного конца.

Коренным образом поправить дела на Восточном фронте после Сталинграда должна была наступательная операция вермахта «Цитадель» на Курской дуге. Ее тщательно готовили всю весну сорок третьего года. Была проведена тотальная мобилизация людских ресурсов, налажено производство тяжелых танков «Тигр» и «Пантера», штурмовых орудий «Фердинанд», а также более современных самолетов. Сроки начала наступления Гитлер переносил четыре раза – с апреля на июль.

Накануне операции Гитлер собрал руководителей вермахта и, выразив уверенность в полном успехе, заявил, что никогда еще за время войны с Россией немецкие войска не были так подготовлены к боям и не имели в таком изобилии тяжелое вооружение, как под Курском.

Перед самым наступлением 1 июля в Смоленске в 203-й абверкоманде был получен приказ Гитлера по офицерскому составу. В обращении к офицерам говорилось, что эта операция укрепит не только народ Германии и произведет впечатление на весь остальной мир, но и придаст немецкому народу, немецкому солдату новую веру в победу. Поражение, которое потерпит Россия в результате этого наступления, считал Гитлер, должно вырвать инициативу у советского руководства, если вообще не окажет решающего воздействия на последующий ход событий.

Среди офицеров Абвера царило оживление и самоуверенное настроение. Ускоренно формировались агентурные группы диверсантов, отрабатывались со штабами задания, готовилась массовая заброска агентов на прифронтовые коммуникации Западного и Брянского фронтов русских. Из штаба абверкоманды мне и Больцу поступило указание: согласно приказу, начать практическую организацию и подготовку «Особой команды Гемфурт», которая должна была состоять только из подростков. Для выполнения этого указания было необходимо составить план поэтапной работы и представить его на утверждение в штаб абверкоманды-203.

Такой план мы с Больцем подготовили и направили на утверждение. В плане предусматривались три стадии организации и подготовки подростков. На первой – до 15 июля подростки, мобилизованные из детского дома и ближайших деревень, должны были находиться в «Особом лагере МТС», где им предстояло адаптироваться и привыкнуть к порядку, который действовал в Русской освободительной армии в отношении воспитанников. Их статус приравнивался к статусу военнослужащего-добровольца этой армии, что предполагало полное обеспечение одеждой, усиленное питание и выплату денежного содержания в 30 немецких марок ежемесячно для приобретения личных вещей и туалетных принадлежностей.

Каждые тридцать подростков распределялись на три отделения для изучения уставов, строевой подготовки, стрелкового оружия и практики его применения. Было предусмотрено, что их бытовое и спальное расположение будет находиться отдельно от взрослых добровольцев, а более того – с максимальной изоляцией от них.

Каждому подростку была выписана персональная солдатская книжка с фотографией и установочными данными на немецком и русском языках. Вся их жизнь и поведение строго регламентировались жестким распорядком дня и режимом пребывания в охраняемой зоне лагеря МТС. Перед ними будет строго сохраняться в секрете их будущее целевое использование. Увольнение подростков для свидания с родственниками разрешалось только в индивидуальном порядке и только с согласия руководства «Буссарда».

Основная идеологическая обработка и профессиональная подготовка были запланированы на второй стадии – с 15 июля 1943 г. в Германии, под городом Касселем в местечке Гемфурт, в бывшей охотничьей даче, а теперь шпионской школе Вальдек, куда из Смоленска поездом и будет вывезена вся команда из тридцати человек. Пребывание и обучение в школе Вальдек дополнят изучением подрывного дела с применением взрывчатых веществ. Здесь же они пройдут парашютную подготовку, топографию и основы разведки.

Выезд в диверсионную школу маскировался, как экскурсионная поездка в Германию для ознакомления с местными достопримечательностями. В процессе изучения подрывного дела, лишь в самом конце обучения подростки будут посвящены в истинные планы их использования – совершать диверсии на прифронтовых железнодорожных коммуникациях Красной армии.

25 августа 1943 г. на третьей стадии обученных и идеологически обработанных подростков планировалось вывезти поездом в Белоруссию, на аэродром под Оршей, где они должны были завершить подготовку, после чего их намечалось экипировать и ознакомить с персональными заданиями и 30 августа самолетами начать заброску на задания.

Выполняя план и указание, Больц собрал совещание сотрудников «Буссарда», пригласив, кроме меня, Шими-ка, Фролова, Таболина, братьев Бойко и доктора Ганса.

На совещании он поручил в течение трех дней подготовить для 30 человек спальные места в бараке, постельные принадлежности для них, а также белье, обувь 35–39 размеров и верхнюю одежду; в столовую следовало подать заявку на питание по рациону и меню взрослых агентов-добровольцев. Доктору было приказано подготовить баню, произвести медосмотр и санитарную обработку подростков.

Через три дня вместе с Больцем и Фроловым я выехал в близлежащий от лагеря детский дом имени Волкова. По пути Больц предложил мне отбирать только самых рослых и, как он выразился, «самых живых и бойких».

В детском доме директора мы не застали, он ушел к бургомистру Нас встретила старшая воспитательница, которой Больц предъявил распоряжение коменданта Смоленска о наборе по мобилизации из детдома воспитанников в Русскую освободительную армию. Воспитательница тут же собрала ребят, работавших на приусадебном огороде, и объяснила им, зачем пожаловали господа офицеры. Подростки стояли скученно, молча, уставившись в землю. Все они выглядели хотя и загорелыми, но очень худыми, сильно истощенными и какими-то замедленно-вялыми.

Фролов приказал им построиться в шеренгу по росту. Проходя вдоль строя, Больц и Фролов внимательно рассматривали каждого воспитанника, выбирая лишь рослых и более или менее физически крепких. Из тридцати пяти подростков они отобрали только четырнадцать, вполне, по их мнению, годных. Ребятам приказали взять личные вещи и выходить на улицу.

Через час Фролов строем повел всех четырнадцать мальчишек в лагерь МТС. По дороге в лагерь, сидя за рулем машины, Больц разочарованно сокрушался, что не удалось набрать нужное количество – тридцать человек. «Да и эти четырнадцать сушеные кузнечики. Видимо, – рассуждал Больц, – придется остальных набирать по близлежащим деревням, там сельские ребята физически покрепче этих сухарей».

Юные конспираторы – в «Буссард» с пионерским галстуком

К вечеру все четырнадцать подростков были привезены в лагерь и толпились у бани. Шимик сидел в предбаннике и заполнял на каждого анкеты с биографическими данными. Рядом расположился доктор для медосмотра.

Войдя в предбанник, я стал наблюдать за первым раздевающимся мальчишкой. Он снял обувь, штаны и, стоя в трусиках, как-то замедленно расстегивал пуговицы воротника рубашки. Расстегнув воротник, он почему-то вдруг впал в нерешительность. Шимик, только что заполнивший на него анкету, тут же обратил внимание на эту заминку. Встав из-за стола, он шагнул к парнишке и писклявым голосом грубо скомандовал: «Ну, чего задерживаешь? Снимай рубаху и марш к доктору».

Парнишка нехотя, медленно начал стягивать рубашку, и тут все увидели у него на шее аккуратно повязанный красный пионерский галстук. Мальчик и другие ребята вопросительно оглядывали нас, взрослых, ожидая нашей реакции.

Паузу нарушил Шимик. Он схватил галстук и стал рвать его, сердито приговаривая: «Выбросить эту поганую тряпку на помойку!» И тут произошло неожиданное. Мальчишка вцепился зубами в руку Шимика и прокричал: «Не тронь, жаба!» Шимик вскрикнул от боли, но продолжал вырывать галстук другой рукой. Остальные ребята бросились на Шимика и, облепив его, оттолкнули в сторону. Все стояли в оцепенении, молча поглядывая друг на друга.

Я подошел к мальчику с галстуком и как можно мягче спросил:

«Как тебя зовут?»

«Виктор Михайлович Комальдин», – с достоинством ответил он.

«Виктор Михайлович, ведь ты сейчас пойдешь в баню и, конечно, галстук намочишь. Поэтому ты его лучше сними, зато потом наденешь сухим».

Мальчик снял галстук, бережно свернул его и отправился к доктору, а от него – в моечную.

После бани всех ребят отвели на ужин, а затем – в барак, устраиваться на ночлег.

Этот случай вызвал у меня приятное чувство удовлетворения. Я увидел в Комальдине человека с устойчивым внутренним «я», с достоинством патриота. А в поведении ребят, в их дружной мгновенной реакции на грубость Шимика угадывалась сплоченность.

Вечером я задумался о многом. И, прежде всего, каким должен быть подход к этим ребятам, как раскрыть их? В какой роли лучше предстать перед ними? Прошлый мой опыт воспитания бойскаутов не годился. Впрочем, за месяц от меня и не требовалось их перевоспитать. Они были предназначены для грязного дела войны – у себя, на Родине совершать диверсионные акты. Но как вложить им в головы и души свое отношение к немцам? И при этом как обезопасить себя от подозрений? И в то же время дать почувствовать этим ребятам, что сам я – верен Родине, и убедить их отказаться от выполнения задания, которое им дадут? Много мыслей роилось в голове, тем более что из этих четырнадцати мальчишек я имел представление лишь об одном – о Викторе Михайловиче Комальдине, да и то лишь общее. Поэтому я решил завтра же поближе познакомиться с каждым из них.

Первым я вызвал четырнадцатилетнего Комальди-на – худенького, невысокого, вихрастого паренька с ясными голубыми глазами и белесыми льняными волосами.

Вошел он ко мне без смущения, как к себе домой, с достоинством поздоровался и степенно сел на предложенный ему стул.

«Как вас зовут, я уже знаю. Меня же зовут – Юрий Васильевич, – как можно раскованнее сказал я. – Как позавтракали, Виктор Михайлович?»

«Спасибо, сытно поел», – сдержанно ответил мальчик.

«С утра галстук одевали?»

«Нет, я его спрятал. Одену, когда придут наши».

«Тогда вы отомстите зондерфюреру Шимику? Тому, который галстук вырывал».

«Я бы и тогда его пристрелил, если бы у меня оружие было».

«А что значит для вас галстук?»

«Как что? Это же верность клятве. Вот вы – офицер, вы давали клятву?»

«Давал. Принимал присягу».

«Ну, и я давал. Как же можно над галстуком так измываться?»

«А где ж вы научились владеть оружием?»

После недолгой паузы, как бы раздумывая, он, опустив глаза, тихо сказал:

«В партизанах научился».

Чтобы не спрашивать дальше о партизанах и не потерять уже возникшего между нами контакта, я попросил его рассказать о родителях и о том, как он попал в детский дом.

«Мы с семьей до войны жили в городе Ярцево Смоленской области. Я и сестра Раиса учились в школе, где я закончил 5 классов, а мама – Марфа Ивановна, ее сестра Анастасия и дедушка Иван работали. Отец через год после моего рождения развелся с мамой и от нас ушел.

В июле 1941 года во время страшных боев за город Ярцево, во время бомбежки я в суматохе потерял маму и сестру и остался один со своим дедушкой. Потом мы ушли в деревню Хотыни и, побираясь милостыней, ходили по разным деревням. В ноябре 1941 года вернулись в Ярцево. Дом наш сгорел, а мама с сестрой, как нам сказали соседи, отступили с Красной армией. Чтобы не умереть с голоду, я снова стал побираться по деревням. В деревне Ельцы я встретил партизан из отряда старшего лейтенанта Григория Юрченко, который по моей просьбе взял меня к себе бойцом. В отряде я воевал всю зиму и весну В июне 1942 года, уходя от карателей, отряд с боями отступил в густые леса, в районе Соловьевой переправы.

Когда кончились все продукты, командир отряда, чтобы я не умер от голода, отправил меня в деревню Шоста-ково Кардымовского района – там проживала моя тетя, Елена Воронова. У тети я прожил несколько дней, потом меня арестовала полиция и как партизана отвела в немецкую комендатуру города Кардымова, а оттуда – в тюрьму города Смоленска.

Неделю там меня допрашивали, били, но ничего не добившись, отправили в детский дом имени Волкова, а оттуда мобилизовали к вам».

«Ребята, которые бросились защищать вас от Шимика, это ваши друзья?»

«Там был мой друг Москва, Партизан и другие. Вообще, у нас в детдоме все были дружные, иначе не выживешь».

«Москва и Партизан – это такие клички?»

«Да, это прозвища, все ребята их имеют. Москва – это Володя Пучков, родом он из Москвы, а Партизан – тоже, как и я, был в партизанах, фамилия его Мухамедов Роберт, татарин из Сибири».

Отпустив Комальдина, я решил познакомиться со своим земляком Владимиром Пучковым. Он оказался невысоким, худеньким подростком. Помню, я обратил внимание на его аккуратно зачесанные набок русые волосы. Мы познакомились. Я сказал, что рад видеть земляка. Пожимая ладошку Володи, я обратил внимание на татуировки на его руках: на одной был выколот портрет моряка, на пальцах другой руки – его имя: Вова.

Паренек слегка смутился и пояснил, что наколки – это память о партизанском отряде, там между боями все «кололись» для опознания, если убьют.

Я попросил Володю рассказать о себе, как он попал из Москвы на Смоленщину. И тут я услышал знакомый московский говорок и бесхитростный рассказ о безрадостной жизни российского мальчика.

«Я, – начал мой собеседник, – Пучков Владимир Николаевич. Родился в 1928 году в Москве. Отец, Николай Григорьевич, участник Гражданской войны, член партии с 1920 года, работал на автозаводе, в 1938 году арестован, не знаю за что. Мать, Мария Петровна, работала на фабрике и содержала троих детей: меня, брата Бориса шести лет и сестру Нину пяти лет. Жили трудно, питались впроголодь.

Когда я окончил четвертый класс, мама после разговора со мной решила ходатайствовать о направлении меня в детский дом. Правда, она тогда сказала: «Сынок, будет материально полегче, и я тебя заберу назад». Так в 1940 году я оказался в детском доме города Духовщина Смоленской области. Началась война, наш детдом не успели эвакуировать. И когда город захватили немцы и детдом разграбили, всех воспитанников распустили. Директор Гаврилин собрал детей и объявил: «Идите, куда можете: к родственникам, знакомым или просто добрым русским людям». Вдвоем со своим другом Робертом Мухамедовым мы стали ходить по деревням, подрабатывали на уборке картофеля и капусты, пилили дрова. Когда работы не было, просто просили подаяния.

В деревне Залужье встретили партизан. Мы упросили командира принять нас в отряд Соколова, в котором провоевали до июня 1942 года. В основном нас посылали в разведку по селам выявлять немецкие гарнизоны. В конце мая, находясь в разведке в деревне Глинки, я, Мухамедов и местный партизан из села Туринки-но пятнадцатилетний Володя Захаренков, были задержаны карателями. Немецкий офицер допрашивал нас целый день, а на ночь отправил в холодный амбар. Перед рассветом, когда часовой уснул, мы через крышу вылезли и бежали в отряд. Второй раз немцы поймали нас в деревне Локтево и отвезли в тюрьму города Ду-ховщина, где полмесяца под пытками продержали. Нас спасло то, что мы заявляли: не партизаны мы, а детдомовцы из распущенного детдома города Духовщина. Немцы проверили и, убедившись, что это так, отправили нас в Смоленск в детдом имени Волкова, а оттуда к вам, в лагерь МТС».

Искренний рассказ Владимира Николаевича Пучкова не мог оставить меня равнодушным, и я сочувственно сказал:

«Да, земляк, досталось тебе, несладко было и в партизанах!»

«Всяко бывало, – отрешенно ответил Володя. – Да я не один такой. Большинство ребят из детдома и окрестных деревень, которых мобилизовали к вам воспитанниками в Русскую освободительную армию, были партизанами или помогали им, проживая в деревнях Карюзино, Мосолово, Туринкино и других».

В конце беседы Володя осторожно спросил:

«Юрий Васильевич, можно у вас узнать, а то ребята интересуются. Правда, как говорит Фролов, что нас повезут в Германию на экскурсию и там будут учить военному делу?»

«Да, правда, Володя. Через неделю и поедем. Так и передай ребятам. А военное дело начнем изучать уже здесь, в лагере».