Текст книги "«СМЕРШ» ПРОТИВ «БУССАРДА» (Репортаж из архива тайной войны)"

Автор книги: Николай Губернаторов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)

Продолжение собственноручных показаний Ростова-Беломорина: с чувством удовлетворения – на Запад

Отвечая на вопрос о своей деятельности после первой заброски 1 сентября подростков-диверсантов, я хочу подчеркнуть, что испытывал душевное удовлетворение. Оно основывалось на том, что наконец-то закончились муки и терзания для ребят и что они, надеюсь, благополучно приземлятся и окажутся у своих. Что касается задания, то я был уверен, что никто из них выполнять его не будет.

Возвращаясь из Орши в Смоленск вместе с Фроловым и Больцем, которые бахвалились проведенной операцией и фантазировали о том, когда следует ждать возвращения подростков после выполнения задания, молча слушал их болтовню, усмехался и с удивлением наблюдал в окно машины лихорадочное строительство укреплений на окраине Орши и на пути к Смоленску На многих танкоопасных участках устанавливались и маскировались самоходные орудия. Всюду по траншеям сновали солдаты вермахта, рылись окопы, сооружались доты и дзоты. Я понял, что судьба Смоленска предрешена и немцы будут оборонять Оршу и Витебск, чтобы закрыть ворота Красной армии в Белоруссию и дальше – в Польшу.

Глядя на молоденьких солдат, я размышлял о том, как сравнительно быстро и умело германские милитаристы в качестве основного средства мировой победы увлекли немцев идеями нацизма и создали образцовую военную машину. Собрав морально-политический урожай на почве версальского оскорбления, они направили патриотические чувства немцев в русло оголтелого шовинизма, пропустили через мясорубку войны лучшие силы и цвет немецкого народа. Они выжали все что можно из людских ресурсов Германии во имя осуществления своих бредовых захватнических планов. И сейчас они уже мобилизуют неокрепшую молодежь.

Въехав в Смоленск, я обратил внимание на усиленное движение машин на запад, в сторону Минска. У штаба абверкоманды, куда мы подъехали, стояли грузовые машины под погрузкой. Нас троих принял со своими замами начальник абверкоманды подполковник Арнольд. Он поздравил с успешным окончанием операции и кратко сообщил о положении на фронте.

«Русские, – сказал он, – войсками Калининского и Западного фронтов рвутся к Смоленску Сейчас их армии, обескровленные в боях за Ельню и Спас-Демянск, перегруппировываются и, поданным разведки, пополняются резервами, чтобы наступать на Смоленск. На этот участок наше командование уже перебросило 16 дивизий, чтобы после оставления Ельни и Спас-Демянска не допустить захвата Духовщины и Ярцева – последних ключевых рубежей к Смоленску. Пока сохраняется пауза в боях, командование решило перебазироваться в Белоруссию, в Минск. Соответственно, и мы, 203-я абверкоманда, переезжает туда же.

Особый лагерь МТС и ваш «Буссард» в течение трех дней должен переехать под Минск, в населенный пункт Курганы в здания бывшего зерносовхоза. Туда уже посланы офицеры с командой строителей для подготовки помещений. После переезда в Курганы сразу начинайте новый набор подростков из детских домов Минска и Орши. Из деревенских семей никого не берите, потому что все семьи там связаны с партизанами. Количество набираемых детдомовцев должно быть увеличено в два раза. Это заявка штаба группы армий «Центр». На этом настаивает и генерал Модель, который доволен и верит в наши диверсионные операции.

Если Смоленск придется оставить, то после набора, санобработки и экипировки подростков вывозите под Кассель, в Гемфурт и там начинайте их обработку и обучение. По мере удаления тылов русских, когда их коммуникации будут растянуты, штаб группы армий «Центр» намерен проводить диверсии в широком масштабе с использованием взрослых агентов и подростков. Все ваши действия должны осуществляться согласно ранее изданному приказу и разработанному вами плану подготовки и обучения подростков для уже проведенной операции. Вам только придется дополнительно подобрать нужных преподавателей из школы взрослых агентов. Порядок материально-финансового и пищевого обеспечения «Особой команды Гемфурт» остается прежний – согласно приказу».

«У меня к вам все. Есть ли у вас вопросы?» – спросил начальник. Вопросов у нас не было. Я и Больц пообщались и поговорили с офицерами команды. Они хоть и были заняты в хлопотливой суете отъезда и укладывании папок с бумагами в ящики, но их реплики и оценки положения на фронте и самого Смоленска отличались прямотой и объективностью. «Смоленск и Рославль, – говорили они, – придется сдавать, так как русские и сильнее, и хитрее нас. Если задержим их, то на линии Орша – Витебск, где занимают оборону переброшенные сюда с Запада дивизии вермахта».

Продолжение собственноручных показаний Росгова-Беломорина…

По дороге к себе, в «Особый лагерь МТС», я по привычке анализировал суждения, оценки и настроения офицеров штаба команды. Как и почему их взгляды изменились?

Ведь Абвер и его кадры, которые я знал не один год, раньше были другими и думали иначе. Будучи аристократической и привилегированной элитой самой консервативной части немецкой военщины, они были рьяными носителями и проводниками военной стратегии и гитлеровского стратегического руководства. Всем им была присуща одна из самых пагубных особенностей – отсутствие чувства реальности, недооценка сил и боевых качеств противника. Высказать мнение, что противник силен, умен, искусен считалось в Абвере и вермахте чуть ли не пораженчеством. Необъективность, предвзятость, чванливость, замешанные на немецкой педантичности и фанатичной вере в приказы при оценке сил и боевых возможностей Красной армии явились одной из важнейших причин тяжелых поражений немецких войск. Мне казалось диким и парадоксальным, что на протяжении двух лет войны германское командование и его военная разведка не смогли избавиться от этой болезни. Лишь после тяжелого поражения на Курской дуге немцы стали более трезво смотреть на вещи. Вот почему у офицеров штаба абверкоман-ды появились здравые суждения.

В Особом лагере МТС, куда мы приехали, шла активная погрузка имущества всех служб, диверсионная школа из военнопленных уже перебазировалась в Курганы.

К вечеру Больц собрал у себя совещание и поручил всем сотрудникам «Буссарда» подготовиться к переезду на новое место. Когда мы остались после совещания вдвоем, Больц заговорил о Таболине.

«Неужели он драпанул к партизанам? Как ты думаешь?» – спросил он у меня.

«Трудно сказать. Он парень молодой, возможно, познакомился в Орше и схлестнулся с какой-нибудь красоткой», – высказал я предположение.

«А ты не замечал за ним что-нибудь подозрительное?» «Нет, он всегда был лоялен, исполнителен, хорошо вел занятия, с ребятами имел нормальный контакт, они его уважали».

«Да, ладно, черт с ним. Вместо него возьму другого. А нам с тобой работы прибавилось, придется набирать новых ребят. Правда, такому количеству в Гемфурте на даче будет тесновато, но приказ есть приказ, надо выполнять».

Через два дня я выехал с Больцем в Белоруссию, под Минск, в поселок Курганы. Из Смоленска я уезжал грустный и печальный. Было такое ощущение, что счастье покидает меня. Здесь я встретился со своей любовью, здесь я не сумел побороть свою нерешительность и уйти с Натальей Васильевной к своим. Здесь я все время ждал и после встречи с Таболиным надеялся на возможность перейти хоть линию фронта. И сейчас я все дальше удаляюсь от своего счастья. Ничто, даже воспоминания о встречах с любимой женщиной, не помогали избавиться от подавленного настроения. Что ждет меня? И на что надеяться в этой непредсказуемости и личной неопределенности. Угнетало меня и предстоящее участие в бесчеловечной затее Абвера – обманом использовать одно из страшных последствий войны – детей-сирот в своих бесперспективных бредовых планах.

На новом месте: лагерь «С» в курганах. «Брать только детдомовцев!»

По желанию Больца мы заехали в детдом имени Волкова, где мы делали первый набор подростков. Больц рассчитывал поживиться и взять там еще ребят.

Но, подъехав к зданию, мы увидели, как солдаты вермахта переоборудовали детдом под огневую точку От офицера-сапера мы узнали, что всех детей вместе с воспитателями эвакуировали в Оршу.

Приехав в Минск, мы сразу же направились в комендатуру, где узнали адреса детских домов, откуда «Буссард» должен делать очередной набор воспитанников. В поселок Курганы, что в 15 километрах от Минска, мы прибыли вечером, там продолжали обустраиваться агенты-добровольцы, передислоцированные из Особого лагеря МТС в Смоленске. А мне и Больцу были подготовлены комнаты, куда перевезли всю нашу мебель из лагеря МТС.

На следующий день все было подготовлено к приему и размещению подростков, и мы с Больцем выехали сначала в Астрожицкий городок, в детдом на окраине Минска, и в детдом поселка Семков, тоже под Минском. В детдом Орши были посланы Шимик и Фролов.

Во всех детских домах набор проводился по стандартно отработанной схеме. Прежде всего Больц представлялся директору, объясняя ему, что мы по приказу командования Русской освободительной армии производим набор воспитанников в возрасте 10–16 лет, которые будут воспитываться и обучаться военному делу в воинских частях этой армии.

Затем директор выстраивал перед нами ребят, и Больц спрашивал, кто желает пойти служить воспитанниками в Русскую освободительную добровольческую армию. «Мы обещаем вам денежное довольствие, хорошее питание, обмундирование, медицинское обслуживание и обучение военному делу. От вас будут требовать усердия и дисциплины». О том, что в действительности ребят набирают для совершения диверсий в тылу Красной армии, Больц умалчивал.

«Итак, кто желает добровольно служить воспитанником в Русской освободительной армии?» – вопрошал Больц.

Желающих не оказалось. Тогда Больц приказал построиться в шеренгу и стал отбирать наиболее рослых и крепких, хотя было видно, что ребята содержались в тяжелых условиях, на полуголодном пайке. И внешне выглядели хилыми, истощенными, в изношенной одежде, многие стояли босиком – не было обувки.

Отобранных партиями по двадцать человек перевозили в лагерь «С», в Курганы, где на них заполнялись анкеты, ребят фотографировали, выписывали солдатские книжки и после медосмотра, бани и санобработки переодевали в чистое белье и немецкое обмундирование. Все ребята получили на обед усиленное питание и по бутылке баварского пива.

После обеда ребята под руководством Василия Бойко начали обустраиваться – в двух больших армейских палатках готовить себе спальные места. Вместе с Бойко я разглядывал работу ребят, стараясь хотя бы внешне познакомиться с ними.

В сутолоке этого занятия по обустройству я обратил внимание на одного подростка, который, как мне казалось, умело и рационально распоряжался и по-хозяйски грамотно руководил всеми ребятами. А они, обращаясь к нему за советами и помощью, называли его ласково Ваня.

В ответ Ваня толково и вежливо объяснял, как лучше делать ту или иную операцию; расставить кровати, тумбочки, утеплить палатки и многое другое. Наблюдая эту картину, я в который раз убеждался в том, что особенно детский коллектив не любит равнодушных, недоброжелательных сверстников. Хоть каждый из набранных подростков был своеобразен, с особым своим внутренним миром, но характер, личные, особо лидерские качества проявляются не сразу. Ваня же как лидер выказал себя быстро и сразу завоевал авторитет среди ребят.

По-видимому, Ваня обладал сердечностью, соучастием и сочувствием, с порывом души откликался на просьбы ребят. Он по-доброму воспринимал своих товарищей, был отзывчив, умел желать им добра, что оберегало его от зазнайства и себялюбия. Как видно, Ваня сам был доволен своим лидерством и ощущал себя довольным и счастливым человеком.

На новом месте; лагерь «С» в курганах…

Я знал, что ребята подросткового возраста больше любят и уважают не самого красивого, веселого и спокойного сверстника, а того, кто справедлив, отзывчив и тактичен. Он не нужен – и нет его, а если нужна помощь или может принести пользу, он тут как тут. Таким мне показался Ваня по фамилии Замотаев.

Закончив работу, Бойко дал команду отдохнуть перед ужином. Ребята расселись по кроватям, а Бойко подошел ко мне и попросил разрешения вынести ребятам благодарность за старание в работе. «Разрешаю, – ответил я, улыбаясь, – они заслужили».

Бойко встал по стойке смирно и чеканно проговорил:

«От имени начальника школы благодарю вас, детки, за работу и доброе делоі» и, усаживаясь рядом с Ваней, погладил его по голове и проговорил:

«А ты, хлопец – молодец, настоящий труженик. Труженик вечно плодит добро и любовь к делу и людям. Тебя, Ваня, как говорят у нас на Украине, за твою щедрость души наверное Боженька в лоб поцеловал».

Ребята, улыбаясь, подходили к Замотаеву, дружески хлопали его по плечу и, обращаясь к Бойко, о чем-то просили. Выслушав их, Бойко поднялся и, взяв за руку одного подростка, подошел ко мне, желая что-то сказать. Я уже собрался уходить, но решил выслушать Бойко.

«Вот это Вячеслав Бабицкий, – обратился ко мне Бойко. – Господин обер-лейтенант, он просит отпустить его до отбоя в увольнение навестить и успокоить любимую девушку, которая осталась в детдоме.

«Господин обер-лейтенант, – заговорил Бабицкий. – Я здесь уже пятый день и очень переживаю, как там Олеся. Она в полном неведении обо мне. К тому же и я скучаю по ней. Я быстренько сбегаю, успокою ее, скажу, что со мной и ребятами все в порядке».

«Вы же не успеете до отбоя, – возразил я. – Ведь отсюда это двенадцать километров. К тому же вас по дороге может задержать патруль», – добавил я.

Тут подошли ребята и начали упрашивать меня отпустить Вячеслава.

«Мы за него ручаемся. Он не подведет, вернется к отбою, – говорили они. – С Олесей Вячеслав уже давно дружит, вместе выступали в детской художественной самодеятельности, даже в Москве и в других городах».

Я смотрел на шестнадцатилетнего Бабицкого, стройного подростка, и видел в его глазах такую неукротимую мольбу любящего человека, что на меня нахлынули воспоминания о Наталье Васильевне и я почувствовал, что сопереживаю Вячеславу. Я вызвал водителя и приказал ему:

«Карл, отвезите Вячеслава Александровича в Астра-шицкий детдом. Подождете его там, а к отбою привезете назад, в Курганы… А вы, Вячеслав Александрович, повидайтесь с Олесей, успокойте ее. Зайдите к директору, к воспитателям детдома и скажите, что с ребятами все в порядке».

Бойко и ребята с удовольствием поддержали мое решение, просили передать приветы и поклоны знакомым.

Легенда о любви

Бабицкий, усаживаясь в машину, искренне радовался и благодарил меня. А я и сам был доволен. Стоявший в окружении ребят Бойко, подняв указательный палец вверх, с восхищением проговорил: «Вот что значит любовь!» Кто-то из ребят неожиданно спросил: «Господин Бойко, а что, по-вашему, означает любовь?»

Бойко явно смутился, а потом обиженно проговорил:

«Какой я вам господин, я такой же мобилизованный как и вы. А насчет любви, так, думается мне, каждый раб Божий разумеет ее сердцем и душой по-своему Я вот вспомнил легенду о любви, услышанную от моей украинской бабушки. Она рассказала ее нам, внучатам как-то вечером на покосе, под копной духовитого сена. Хотите до ужина расскажу ее и вам». «Хотим», – хором ответили ребята и расселись на койки. Мне тоже интересно было и послушать, и увидеть реакцию ребят.

«Ну, что ж… слушайте. Когда Бог создал мир, то он все живые существа наделил умением продолжать свой род – рождать себе подобных.

Мужчину и женщину Бог поселил в поле, научил их строить жилище – курень, дал мужчине в руки инструмент, а женщине – горсть зерна и сказал: «Живите, а я пойду по своим Божеским делам. Приду через год».

Пришел через год вдвоем с архангелом Гавриилом. Пришел ранним утром, еще до восхода солнца. Видит сидят мужчина и женщина возле куреня, перед ними созревает пшеница на ниве, под куренем – колыбель, а в колыбели дитятко спит. А мужчина и женщина смотрят то на ребенка, то на восход солнца, то в глаза друг другу. И в тот миг, когда глаза их встретились, Бог увидел в них какую-то неведомую силу, непонятную ему красоту Эта красота была прекраснее солнечной зари, неба, земли, угасающих звезд – прекраснее всего, что сотворил Бог. Эта красота так удивила Бога, что его Божье сердце сжалось от страха и зависти. «Как это так, – размышлял Всевышний, – я сотворил землю, слепил из глины человека, вдохнул в него жизнь, а не смог создать такой красоты? Откуда она взялась и что это такое?» «Это любовь», – сказал архангел Гавриил. «Что такое любовь?» – спросил Бог. Архангел, пожав плечами, ответил: «Не ведаю».

Бог подошел к мужчине, прикоснулся к его плечу своею старческой рукой и стал просить: «Человек, научи меня этому – научи меня любить».

Мужчина даже не обратил внимания на Бога и продолжал смотреть в глаза любимой женщины – своей жены, матери своего ребенка. Всевышний рассердился и назидательно сказал: «Человек! Значит, ты не хочешь научить меня любить. За это ты попомнишь меня! С этой минуты будешь стареть. Каждый год жизни пусть уносит по капле твою молодость, силы и любовь. А я приду через пятьдесят лет и посмотрю, что останется в твоих глазах».

Через пятьдесят лет пришел. Глядит: вместо куреня стоит, как невеста, беленькая хата, на пустыре вырос сад, украшенный плодами, на ниве золотом колосится пшеница, сыновья косят ее, дочери лен дергают и связывают в снопы, а внуки на лугу играют.

У хаты на завалинке сидят дедушка и бабушка, смотрят то на утреннюю зарю, то в глаза друг другу. И увидел Бог в глазах мужчины и женщины красоту, но более прекрасную, более могучую, вечную и неодолимую. В глазах Бог увидел не только любовь, но и верность и преданность. Разгневался Бог, закричал: «Мало тебе, человек, старости! Так помирай же ты в муках, в грусти, печали и в своей любви, иди в землю, превращайся в прах и тлен. А я приду и посмотрю, во что превратилась твоя любовь».

Пришел через пять лет. Видит: сидит мужчина над могилой жены, глаза у него хоть и грустно-печальные, но в них еще могучее и непонятнее для Бога светится человеческая красота. И в ней уже не только любовь, не только верность, но и память сердца увидел он. Задрожали у Бога руки от страха и бессилия. Он упал перед мужчиной на колени и стал молить:

«Дай мне, человек, эту красоту. Что хочешь проси за нее взамен».

«Не могу, – ответил человек. – Она, эта красота, достается очень дорого и не каждому смертному. Цена ей велика – смерть, а Ты, как говорят, бессмертный».

«Хорошо, дам тебе бессмертие, дам молодость, но только отдай мне любовь».

«Нет, не нужно… Ни вечная молодость, ни бессмертие не сравнятся с любовью».

Схватился Бог за голову и ушел с земли на небо. С той поры Богом на земле стал Человек.

Вот, детки, что такое любовь. Вечная красота добра и преданность людская к человеку, труду и Родине».

Притихшие ребята молчали, а Бойко, смахнув набежавшую слезу, глухо проговорил: «Пора на ужин. Выходите строиться». Я тоже уходил взволнованный, со щемящим сердцем и воспоминаниями о Наталье Васильевне.

Но мысли постепенно возвращались к моим подопечным подросткам, которых я наблюдал пока только внешне. А что у них в голове, в душе – я не знал. Не знал я, что они думают, что говорят в общении друг с другом. Ведь в межличностных отношениях люди обычно как бы обрабатывают, физически и духовно творят друг друга. А мне было важно знать их духовный настрой, их мысли, самооценки. Для этого надо было не только видеть ребят, но и как бы войти в атмосферу их коллектива и постараться повлиять на них, настроив на правильный путь – имею в виду их отношение к предстоящему участию в диверсиях. Действовать напрямую, в лоб тут было опасно.

По опыту работы с бойскаутами я знал, что формирование особенностей личности подростка во многом определяется памятью детских лет, семейным окружением, общением с матерью, отцом, братьями, сестрами. Подросток помнит, как прошло его детство, кто водил его за руку, носил на закорках, одаривал лаской, наказывал за шалость – все это и многое другое – хорошее и плохое – откладывается в памяти и органично входит в его разум и сердце, закрепляется в навыках и привычках.

Я помню, с какой гордостью бойскауты рассказывали о своих родных и как в своих поступках старались походить на них. Здесь же были такие же и в то же время не совсем такие подростки, как бойскауты. Здесь находились несчастные, обманутые дети, хилые жертвы войны и семейных трагедий. Я знал, что таких детей воспитывать трудно. А вот оживить и внедрить в их сознание чувство преданности Родине, непримиримость и ненависть к врагу – это я должен был попытаться сделать.

При этом я исходил из того, что именно в семье, школе, детдоме дети начинают свою сознательную жизнь, здесь же у них начинает формироваться мировоззрение и закладываются первые кирпичики личности человека, его первородная духовная чистоплотность. Поэтому я начал знакомиться с подростками, предварительно изучив их биографические данные по заполненным на них анкетами.