Текст книги "Два дня перед каникулами (СИ)"

Автор книги: Николай Беляев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 6 страниц)

  С досады захотелось плакать. Уже третья осечка, и все – попросту из-за незнания своего же города... И что теперь делать?

  – Вокзала нет, – совершенно нейтральным голосом произнесла Маша.

  – Пленные строили, – бесцветно отозвался Мишка. – Чёрт, я ведь слышал это. Вокзал строили пленные немцы. Значит, он точно послевоенный... Наверное, строили сразу после войны. Может, этот сгорел или ещё что – станцию же бомбили...

  – И железнодорожные пути перенесли на улицу Мурманскую, – вдруг вспомнила Маша. – Это будущая Гагарина.

  – А временная станция была на месте торгового центра "Восток", – Мишка понял, что в памяти сами собой всплывают слышанные когда-то мельком сведения. Видимо, мозг подключился – значит, момент и правда критический.

  – Только нам это ничего не даёт, – вздохнула девушка. – Это будет только года через два, а тут этого не будет вообще... Миш, может, отдохнём хоть немножко? Уже пятый час, мы почти 12 часов на ногах.

  – Давай в вокзал зайдём, раз уж пришли, – махнул рукой Мишка. – Там, наверное, стулья есть или даже буфет...

  Действительно, стоит немного отдышаться. А то получается какой-то бешеный бег по вроде и знакомым, но словно искажённым местам.

  Скрипнула дверь, пропуская ребят внутрь с пыльной и очень маленькой мощёной площади. Незаперто, конечно же, всё же вокзал – место общественное... Уже хорошо. Небольшой темноватый зальчик, вдоль стен – деревянные стулья, два грубых деревянных "дивана", покрашенных коричневой краской, с вырезанными на спинках буквами "МПС" – на одном из них видны сравнительно свежие следы ковыряния, отчего железнодорожный логотип превратился в "МОСТ". Два крошечных окошечка касс в торцевой стене, в другой – действительно, дверь с надписью "Буфет".

  Мишка потянул за ручку – открыто... Буфет был небольшим, скорее просто комнатка, в которой стояло пять столиков с массивными потёртыми стульями. Буфетная стойка, стеллаж – конечно же, пусто... Окна выходили на перрон – железнодорожные пути были также пусты, лишь на одном из дальних сиротливо стояло несколько сцепленных вагончиков – маленьких, смешных. За ними виднелись какие-то постройки, но далеко не такие глобальные, как привычные депо и котельная. Ну правильно – там депо ещё нет, оно нынче в здании будущего училища...

  – Не желаете ли печёной картошки? – невесело улыбнулся Мишка, стаскивая рюкзачок. – Но из выпивки у нас только колодезная вода...

  Обрез на плече мешался, и он положил его на столик, отвернув, впрочем, ствол в сторону. Маша опасливо покосилась на оружие.

  – Давай, и правда, перекусим, – согласилась она. Взяла со стола фаянсовую солонку с остатками крупной соли, повертела: – Смотри, тут и соль есть. Неужто никто не пользовался никогда?

  Мишка задумался. Действительно, солонка, да и стулья у столов выпадали из привычной картины "тут есть только то, что стабильно".

  – Наверное, всё же эти солонки – как часть буфета, – предположил он. – Двери ведь тоже везде на месте, а их же ежедневно открывают-закрывают...

  Он вытащил пакеты с картошкой:

  – Кушать подано! Даже с солью – у нас сейчас почти ресторан.

  Картошка с голодухи и после всего пережитого пошла очень хорошо – смели всё, что было взято из заброшенного дома. М-да, надо или кровь из носу выбраться отсюда сегодня, или думать о еде – вода-то пока есть, но голодным тоже много не протянешь... И в погреба в домах ведь особо не залезешь – не ехать же обратно, в Конец, за картошкой...

  Впрочем, настроение поднялось – то ли от перекуса, то ли колодезная вода и правда обладала живительными свойствами, не зря же Хозяин её отдельно упомянул.

  – Маш, как думаешь, где ещё можно искать проход? – жуя, поинтересовался Мишка. – Я рассчитывал на вокзал... но он отпадает.

  – Есть жилые дома, – осторожно предположила Маша. – На Гагарина точно довоенные дома есть, я цифры на фасадах помню. И "полтинник" вроде тоже довоенный, он тут совсем недалеко.

  – А почему "полтинник", кстати? – спросил Мишка. – Тоже слышал название, но никогда не задумывался. Правда, ещё я слышал, как бабушка называла его "каменный".

  – Вроде в нём пятьдесят квартир, – задумалась Маша. – А про каменный – не знаю. Вот так волей-неволей лучше узнаешь родной город, – улыбнулась она.

  – В жилые дома нельзя соваться, Маш, – покачал головой Мишка. – Дальше подъезда, по крайней мере. Во-первых, если проход в любой квартире – мы попадёмся как воры уже в нашем времени, если тут в обморок не свалимся. Ничего хорошего. Во-вторых, это сомнительно – ну чисто по теории вероятности проход давно бы нашли. Хотя... "Много людей и тогда, и сейчас" – дома подходят вполне. А про укромные места – я вроде говорил, может, подвалы и чердаки?

  – Они скорее всего заперты, – вздохнула Маша. – Не здесь, так у нас. Окажемся в ловушке...

  – Оказавшись у нас, мы сможем позвонить, – парировал Мишка. – Тому же Даньке. Приедет, вскроет замок. Он сможет.

  – Нуууу... может быть. А что мы ему скажем?

  – Придумаем что-нибудь, – отмахнулся Мишка. – Главное – дома будем!

  Перед тем, как уйти в город, вышли на перрон. Он был совсем коротким и низким, дощатым – никаких высоких платформ. Пустая станция, гораздо меньше той, к какой ребята привыкли, расстилалась перед ними. Чуть левее окон буфета над жестяным лотком торчало несколько краников, над которыми красовалась белая надпись "Кипяток". В центре фасада деревянного здания вокзала висела табличка со знакомым названием, ниже значилось – "Кир.ж.д."

  – У нас разве не Октябрьская железная дорога? – удивился Мишка.

  – Сейчас Октябрьская. Раньше была Кировская, – рассеянно отозвалась Маша, глядя вдоль рельсов, в сторону Ленинградской горловины, где стояли смешные решётчатые столбы семафоров с опущенными крыльями. – Какая маленькая станция...

  – А ведь она уже тогда была узловой, – сказал Мишка. – Питер, Москва, Мурманск и Вологда. Все четыре направления...

  – Неудивительно, что фашисты так хотели взять город, – вздохнула девушка. – Ключ ко всей транспортной сети...

  Мишка хотел было ответить, но поперхнулся и застыл на полуслове. С того места, где он стоял, был хорошо виден только что покинутый ребятами зал буфета.

  За столиком у окна сидел человек в тужурке с петлицами. В руке он сжимал гранёный стакан и отрешённо смотрел куда-то вдаль, словно сквозь ребят, не видя их. На столе рядом лежала фуражка со скрещёнными молоточками вместо кокарды. Железнодорожник?

  Мишка ткнул Машу локтем, та обернулась и тоже застыла. Человек продолжал смотреть вдаль, на его щеках пролегли тяжёлые складки.

  – Опять, – тихонько прошептал Мишка. – Как там, на мосту...

  Осторожно, боком-боком, держа наизготовку обрез, который, впрочем, так и не зарядил, он переместился к входной двери. Стараясь не шуметь, вошёл внутрь, метнулся в буфет...

  Помещение было пусто. Ойкнула Маша сзади, и Мишка почувствовал волну какой-то странной усталости.

  – Поехали, Маш... Давай попробуем поискать в "полтиннике".

  Велосипеды, просто прислонённые к стене со стороны привокзального сквера, оказались на месте. Впрочем, что им сделается... хотя, уже дважды встречались люди.

  А люди ли?

  У Мишки создалось ощущение, что скорее уж какие-то призраки, фантомы – словно частички памяти этого мира складываются в такие вот образы, появляющиеся то тут, то там.

  Он искренне понадеялся, что эти образы безвредны... для визитёров.

  Ребята шли, ведя велосипеды – ехать по мощёнке, особенно озираясь по сторонам, оказалось не очень-то удобно. Город в этом месте казался каким-то перекошенным – видимо, оттого, что старый вокзал стоял намного левее нового, если смотреть со стороны города. Впрочем, вон там, чуть дальше, должна бы идти Профсоюзная улица – кто знает, как она тогда называлась... Возможно, так и называлась – очень уж старинное название.

  Мишка предложил срезать угол через рощицу, благо были видны тропинки – явно люди тут ходили, и часто. Наверное, железнодорожники ходят на работу... Уже потом тут сделают сквер со скамеечками. А деревьев нет и в помине, хотя роща должна бы разрастись... Неужели всё спилили и выкорчевали? Это вообще то место?

  Шедшая чуть впереди Маша остановилась, и Мишка подошёл к ней. Да, то самое место...

  Под деревьями стоял простенький обелиск – дерево, фанера. На вершине – звёздочка на штыре. Могила огорожена невысоким заборчиком – покрашенным, значит, за могилой ухаживают...

  Фамилия на обелиске стояла знакомая, как и год гибели совсем молодого парня-железнодорожника – 1918. Погиб на войне с белофиннами... Мишка не очень любил историю, но помнил, что вдоль железнодорожной ветки, идущей на Мурманск, разгорались жаркие бои – и с немцами, и с финнами, внезапно обрётшими независимость от Российской Империи... Словно повеяло холодком – там, дома, где на этом месте лежала гранитная плита, а вокруг на скамеечках в погожие дни грелись мамаши с колясками, события давних лет казались чем-то нереальным, почти сказочным, а тут этот фанерный обелиск выглядел ещё не как мемориал – а именно как могила... могила того, кто так и не дожил до мирных дней.

  Маша поёжилась, хотя было совсем не холодно.

  – Миш... Это ведь та война, которая была после октябрьского переворота, да?

  Мишка мрачно кивнул и заторопился к выходу из рощи. Солнце ушло, мрачноватая погода навевала соответствующее настроение.

  – Мы ту, старую войну совсем не помним, – словно сама с собой, говорила Маша. – Когда мы говорим "война" – мы ведь всегда думаем о той, Великой Отечественной... а сколько людей погибло раньше?

  – А вот тут люди ещё помнят, – задумчиво сказал Мишка. – Потому что Великой Отечественной ещё и не было...

  Они снова вышли на улицу Дзержинского, застроенную деревянными полубарачными домами – двух многоэтажных зданий с железнодорожными офисами, конечно, ещё не было. А вот и Профсоюзная – перпендикулярно железной дороге уходит мощёнка...

  Он не сразу сообразил, чего не хватает. Сквера с памятником "Слава Героям" – и вечного огня, пусть на деле и не "вечного", а горящего лишь по праздникам. Ни сквера, ни ограды – а они должны бы быть вот тут, чуть правее...

  – Великой Отечественной ещё не было, – эхом повторила Маша последнюю фразу Мишки. – Ещё никто не погиб, Миш... Люди, которые жили здесь... все они в этот момент ещё живы.

  Мишка внезапно почувствовал, как всё внутри словно сжалось.

  А ведь и правда.

  Люди, которые жили... или живут здесь – ещё не знают, что за беда накроет вскоре Европу, а ещё немного – и их самих. Они работают, учатся, любят... Живут своей жизнью. На этот город ещё не падали бомбы, его не обстреливала дальнобойная артиллерия, люди не уходили на фронт, не держали из последних сил электростанцию и железнодорожный узел, на которые пёрли фашистские танки... Ещё учится в школе девчонка, через несколько лет замученная фашистами как партизанка – её именем назовут одну из улиц города. Ещё не рухнул разбомбленный пролёт железнодорожного моста. Вон там, правее, где уже после войны появится кинотеатр "Восток", со временем перестроенный в огромный торговый центр из стекла и металла, ещё стоят деревянные дома – там нет железнодорожных путей, которые специально выведут в сторону от основной станции, которую фашисты будут бомбить жестоко, зверски...

  Все ещё живы. Мужчины, женщины, дети. Те дети, которым пришлось быстро, очень быстро повзрослеть. Те женщины, что работали вместо мужчин. Те мужчины, что не вернулись с фронтов...

  Мишка неожиданно для себя почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. Украдкой взглянул на Машу – та не произнесла больше ни слова, но слёзы, он это видел, уже катились по её щекам вовсю.

  Молча они вышли на будущую улицу Гагарина. Вот и "полтинник" – четырёхэтажный П-образный дом с магазином на первом этаже кажется огромным, словно вздымаясь над окружавшими его одноэтажными бараками и хлипкими на вид сараями. Теперь ясно, почему "каменный" – в этом мире одноэтажных деревянных домов другого прозвища ему и не подобрать. Мрачное настроение не уходило, подкреплённое видом этой каменной громады.

  В первом же подъезде ребят ждал облом – выход на чердак был, но оказался заперт на висячий замок. Мишка примерился было отстрелить его из обреза, но, поглядев на побледневшую Машу, отказался от этой затеи. Получится взлом... кто знает, удастся ли выбраться с чердака, если вломиться туда силой? Или повторится ситуация с инженерским домиком?

  Мишка виновато пожал плечами. Рисковать совершенно не хотелось. Хорошо хоть, что не потащили на верхний этаж велосипеды...

  Остальные подъезды тоже не порадовали. Входы на чердак – вот они, но... заперто.

  Забрели и в "Гастроном" на первом этаже, побродили по зальчику с непривычным прилавком и пустыми полками, заглянули в подсобку... Тишина. Проходом и не пахнет.

  – Что дальше, Миш? – шмыгнула носом Маша. Небо заметно потемнело, было ощущение, что вот-вот начнётся дождь.

  – Вон ещё два дома, – бодрился Мишка. – Пошли...

  Посчастливилось на последнем этаже мрачной серой трёхэтажки с выбитым на фронтоне "1934". В привычное время весь первый этаж дома был перестроен в магазины и офисы, а тут это был обычный жилой дом. Чердачный лаз в первом же проверенном подъезде оказался незаперт – замок болтался на верхней ступеньке лесенки: видимо, кто-то заходил на чердак и забыл запереть его за собой.

  Затаив дыхание, Мишка поднажал на тяжёлую крышку – та подалась. Уже более уверенно приподнял её руками, заглянул на чердак, скудно освещённый через слуховые окна... Пахнуло сухой пылью.

  – Маш, давай сюда, – обернулся он. – Открыто...

  Вылез наверх, откинул крышку на упоры и, подав Маше руку, так и не отпустил её.

  Чёрная дыра прохода висела в центре длинного, пустого полутёмного чердака, судя по всему – аккурат между двумя подъездами дома. Зуд ощущался нутром, края дыры чуть расплывались, и казалось, что пыль на стропилах вьётся венчиками.

  – Ну, вот и всё, Миш, – тихо сказала Маша. – Пришли...

  Мишка кивнул. Приключение заканчивалось как-то тихо и буднично. Странный мир, похожий на сон, готов был остаться за спиной. Велосипеды только жалко – их сюда точно не втащишь...

  – Немного не по себе, – признался он вслух. – Мы столько прошли...

  – Мы столько увидели, – поправила его Маша.

  – Мы столько поняли, – добавил Мишка. Снял с плеча обрез, протёр его полой куртки, аккуратно положил на стропило: – Пусть остаётся здесь. В нашем мире он нам не нужен...

  И, взявшись за руки, ребята шагнули в чёрную дыру.

  – Дома! – облегчённо вздохнул Мишка. В слуховое окно отлично была видна другая сторона улицы, недавно очищенная от двухэтажных деревянных домов и потому напоминавшая пустырь. И – люди, идущие по тротуарам! И машины! Наконец-то! Только сейчас Мишка понял, как соскучился по обычным людям, пусть даже незнакомым. Схватил ошарашенную Машу в объятия и закружил её по чердаку, не обращая внимания, что пол густо усыпан птичьим помётом. Из слуховых окон шумно метнулись голуби. – Дома, – повторил он, ставя девушку на стропило. – Пошли выбираться.

  Раскрасневшаяся Маша так и осталась стоять. Мишка сегодня не переставал её удивлять.

  А вот Мишка понял, что проблема всё же есть. Не открывался ни один из люков – оба явно были заперты. Ну правильно – если вспомнить антитеррористические меры... Значит, придётся вызванивать Даньку.

  Мишка вытащил смартфон, ткнул кнопку... ничего. Глючит, что ли? Ещё разок, не включается. Отщёлкнул крышку, вытащил аккумулятор – холодный... Воткнул на место, с замиранием сердца надавил включение... Ничего. Ноль.

  Сутки без зарядки.

  – Маш, – сказал он севшим голосом. – У тебя мобильник работает?

  Маша медленно, очень медленно вытащила свой смартфон. Потыкала кнопки... Покачала головой:

  – Сел...

  Так... а вот это уже плохо.

  Свой мир – вот он, рядом, но... до него не добраться. Чердак заперт, звукоизоляция в этих домах хорошая, не то что в новых панельных. Орать в слуховое окно? Можно, но толку скорее всего не будет – всем до лампочки... Разве что швыряться грязью из окна – но для этого надо ещё выбить жалюзи в слуховых окнах, а они приварены на совесть. Ловушка...

  Мишке от души захотелось что-нибудь долбануть. Такого облома он однозначно не ожидал. Он сел на стропило, не замечая, что весь извозился.

  Маша присела рядом:

  – Миш... Давай вернёмся. Надо ещё что-то проверить. Ещё ведь есть дома.

  Мишка чуть не вздрогнул от слова "вернуться". Хотя, если подумать...

  Он обернулся – дыра парила в воздухе как ни в чём не бывало.

  Если подумать, варианты ещё есть.

  – Может, Дом Культуры? – предположила Маша. – Мы его видели, помнишь? Тот, который железнодорожный?

  – Маш, он был людным в советское время... наверное. Сейчас там сонное царство. Я заходил как-то туда – там только по праздникам что-то проводится...

  Он помолчал. В голове что-то крутилось... что-то важное. Вот оно!

  – Школа, – Мишка встал. – Когда мы шли мимо старого депо, я видел школу. И я точно знаю, что она работает и в наше время – отцовская одноклассница там учителем... Пошли. Это точно то самое место, где людно и тогда, и сейчас.

  Странно, но на пустынную улицу ребята вышли даже с каким-то облегчением. Взяли прислонённые к стене велосипеды, переглянулись.

  – К школе?

  – К школе, – кивнул Мишка.

  Они не торопясь поехали по тряской мостовой. Улица была застроена даже не привычными двухэтажными деревяшками, а одноэтажными бараками. А вот и улица Советская – тут, на углу, будет магазин... Громады торгового центра с кинотеатром и боулингом тоже, конечно, не было – вместо него стояло одноэтажное деревянное здание, за которым вздымалась двухэтажная деревянная... тоже школа, судя по виду. Так... За ней рынок – значит, это как раз та, в которой учился Мишкин отец. Помнится, он говорил, что успел отучиться начальные классы в старом здании, еще 20-х годов постройки, которое вовсю разваливалось. Жаль, что до наших дней это здание не сохранилось...

  – Погоди, Маш...

  Мишка повернул налево, остановился посреди грязноватой улицы. Палисадники, одноэтажные деревянные дома, густые заросли сирени... Деревня деревней. Школа словно на голом месте стоит – никаких заборов. Каменный фасад, деревянные крылья. Вон и дом культуры за деревяшками виден... Нет, сначала школа. Школа.

  – Как будто из деревни не выезжали, – пробормотала Маша словно в ответ на Мишкины мысли. – А сейчас – такой город... современный.

  – И торговый центр, стекло и металл, – согласился Мишка. – А тут, смотри, даже кирпичных домов нет...

  – И правда – город-сад, – прошептала девушка еле слышно. – А мы ещё жалуемся...

  Свистнул порыв ветра, зашумели деревья. Небо было уже свинцово-серым и, казалось, висело над самым темечком. Только дождя не хватало...

  – Поехали, Маш. И побыстрее, что-то мы расслабились, – крикнул Мишка, стараясь перекрыть шум. – Тут метров триста всего.

  Он развернул велосипед и поднажал на педали. Оглянулся, чуть притормозил, поджидая Машу и пропуская её вперёд.

  Опять накрыло ощущение чьего-то взгляда – давненько его не было, ещё с того момента, как покинули правобережье. Правда, теперь у Мишки появилось ощущение, что многочисленные глаза смотрят буквально из-за каждого куста. Рука машинально потянулась к обрезу... и, холодея, Мишка вспомнил, что оставил его на чердаке – лишь "глетчер" торчал за поясом. Правда, было совершенно непонятно, что не так – улица оставалась всё такой же пустынной.

  – Миш, мне страшно, – сквозь шум деревьев прорвался голос Маши.

  – Мне тоже, – процедил Мишка сквозь зубы, но гораздо громче сказал: – Да всё нормально, вон она, школа.

  Судя по напуганному лицу Маши, он её не особо убедил.

  Они на скорости влетели на утоптанную площадку перед школой. За деревянными домами виднелись корпуса паровозного депо, мимо которого проходили сравнительно недавно – трёхэтажных хрущёвок вдоль улицы ещё не построено. Вот она, школа – светлое двухэтажное каменное здание с колоннами. На фронтоне – барельеф с бессмертным "Учиться, учиться и учиться", сбоку видна табличка – "Школа Љ38". Хоть бы дверь была открыта...Шум деревьев не утихал, хотя даже не было ощущения ветра – деревья шумели словно сами по себе. То ли поднимающаяся пыль, то ли сам воздух вздыбливался над землёй, собираясь в вихрящиеся бесформенные фигуры... Что это за чертовщина?

  Бросив велосипед, Мишка взлетел по ступеням, потянул на себя массивную деревянную дверь, ничуть не похожую на привычные "евродвери". Весит, как сейфовая... Слава Богу, не заперто!

  – Маша,

  бегом сюда!

  Маша бежала, не бросая велосипед. И правда... Мишка спустился, схватил свой, поднялся, опять оттянул дверь, пропуская Машу... да так и замер меж колонн.

  Площадку перед школой полукольцом окружали странные фигуры, словно сотканные из пыли и воздуха. Жутко шумели деревья, хотя воздух был совершенно неподвижен.

  – Маша, внутрь!

  Мишка, казалось, обернулся всего на мгновение, но странные фигуры оказались гораздо ближе. Надо уходить... но успею ли, мелькнуло в голове.

  Маша. Без меня она не выберется. Я нужен для прохода. У-хо-дить...

  Или попытаться задержать их?

  "Хлопушка" привычно легла в ладонь. Но поможет ли она против неизвестно чего?

  – Не поможет, – раздался рядом спокойный и чем-то знакомый голос. – Но ты смелый парень. Иди, – и на Мишкино плечо легла ладонь.

  Мишка рванулся в сторону... и оторопел.

  Рядом спокойно стоял человек. Только... человек ли?

  Ростом не меньше метра восьмидесяти, он походил скорее на высеченную из цельного куска дерева статую – кожа, руки, лицо с рисунком древесной фактуры, спадающие на плечи волосы, напоминающие густую траву, длинная то ли рубаха, то ли доспех, словно набранная из пожелтевших осенних листьев... и в руке длинный посох из кривоватой палки, размером напоминающий ствол молодой берёзки.

  Фигура подняла посох и чуть наклонила его, ведя полукругом – и вихри опадали, растворялись, таяли... Скосив глаза, Мишка увидел, что из дверей выглядывает Маша – она не сводила глаз со спины незнакомца.

  Шум деревьев стих, и даже небо вроде как посветлело. Незнакомец посмотрел на Мишку – как тому показалось, чуть насмешливо, но ничего не сказал.

  – Что это было? – наконец не выдержал парень.

  – Духи природы, – спокойно ответил странный человек. – Та часть природы, что отторгает вмешательство в неё человека...

  – Но мы же не видели их там, за городом, – удивлённо пробормотал Мишка, как-то совершенно не подумав, что этот человек может не иметь понятия об их приключениях.

  – А за городом их почти нет. Там вмешательства в природу почти не было. А вот здесь, где так многое поменялось... вы привлекли их внимание. Слишком много времени провели перед ними.

  – Кто вы? – опасливо спросила Маша, выходя наружу.

  – Раньше нас называли волхвами. Сейчас не называют никак. Хотя... – смешок, – иногда как только не кличут... И домовым, и лешим, и кикиморой, и призраком, и нечистью...

  – Хозяин! – чуть не хором завопили и Маша, и Мишка.

  Незнакомец подмигнул жёлтым, почти прозрачным глазом с вертикальным зрачком-ниточкой:

  – Тогда лучше уж не Хозяин, а Хранитель. Никому я не хозяин, и вам в том числе.

  – Это в школе, верно? – первым спросил Мишка.

  – В школе. Проход найдёте без труда. Надо сказать, на мосту вы меня удивили и даже немного испугали...

  Мишка смущённо потупился – он был готов сгореть от стыда.

  – ...но зато показали, как отлично можете действовать вместе, – улыбнулся волхв.

  – Зачем мы здесь? – тихонько спросила Маша, теребя рукав своей куртки. – Ведь не просто так?

  – А ты не догадалась? – усмехнулся Хранитель.

  – Чтобы понять свою связь с местами, в которых мы живём, – негромко, но уверенно сказал Мишка. – Чтобы не плыть по течению. Чтобы понять тех, кто жил до нас.

  – Чтобы лучше понять друг друга, – вдруг дополнила Маша. – Чтобы научиться доверять и отвечать за других.

  – Чтобы научиться понимать последствия своих решений, – подвёл черту Мишка.

  – Молодцы, – несколько удивлённо протянул волхв. – Сделали даже больше выводов, чем я ожидал... Значит, вы попали сюда не зря. Потому что попасть в этот мир-меж-мирами могут лишь люди с чистыми намерениями... и ради чистых дел.

  – Что это значит? – округлила глаза Маша.

  – Значит, что у вас всё впереди, Маша, – улыбнулся Хранитель. – Не забывайте свои выводы... и прощайте. – Он подмигнул Мишке: – Удачи, тёзка.

  Тёзка? Так это, получается...

  – Отец Михаил???

  Фигура волхва уже таяла в воздухе, оставляя после себя лишь лёгкий контур, но на полупрозрачном его лице с древесным рисунком отлично была видна улыбка.

  – Спасибо вам! – хором закричали ребята.

  Потом они стояли несколько минут, просто держась за руки и глядя на площадку перед школой...

  Они ещё побродили по классам, с удивлением рассматривая массивные старинные парты с наклонными столешницами и откидывающимися крышками, сделанные одной конструкцией со скамьями. Прошлись по гулким коридорам, заглянули в кабинеты, в пионерскую комнату, украшенную знамёнами...

  Проход оказался в действительно укромном местечке – в туалете. Он висел настолько низко, что удалось даже пройти в него с велосипедами. А вот "с другой стороны" его попросту не оказалось...

  Потом был пожилой охранник, раздражённый оттого, что ребята непонятно как оказались в закрытой на выходной школе, да ещё и с велосипедами. Он долго требовал сообщить ему фамилии и класс и очень удивился, когда узнал, что ребята вообще не из этой школы. Пообещал устроить неприятности и выгнал Мишу с Машей под вечернее солнышко.

  Город жил. Слышались крики детворы, катающейся на скейтах по тротуару, урчали двигателями проезжающие машины, раздался гудок электровоза со станции...

  Мишка переглянулся с Машей.

  – К реке? – спросил он.

  – К реке, – кивнула Маша.

  Они понеслись вдоль Старой Дороги. Навстречу весело простучал колёсами на стыках пассажирский поезд, идущий к станции – Мишка помахал, и увидел, как машет в ответ какой-то малыш, прилипший носом с стеклу купе. Слева раскинулись новостройки Борисогорского Поля, поблёскивал стёклами новый спортивный центр... Было тепло и светло.

  Вот и река. Вовсю дымят трубы того самого комбината, вдоль берега протянулась целая аллея зацветающих яблонь.

  Лихо, с заносом, Мишка вылетел на велосипеде на оставшийся ещё со старых времён остаток деревянного моста, сейчас сплошь заросший кустарником и деревьями. Рядом тормознула Маша, опустила велосипед на землю.

  Взявшись за руки, они подошли к краю. Впереди был обрыв, в воде виднелись основания опор – они, в отличие от самого моста, еще были. Рядом навис над рекой трёхпролётный старый автомобильный мост, тоже уже ветхий и разбитый настолько, что въезжать на него рисковали разве что мотоциклисты. За спиной, в центре "ватрушки", когда-то стоявшей на главной транспортной артерии города, а теперь, после постройки нового большого моста, оказавшейся "на задворках", высилась металлическая конструкция, украшенная по периметру баннерами – лётчик в кабине истребителя, рабочий на стройке, железнодорожный сюжет... Родители говорили, что когда-то тут были металлические панно, но их разворовали в "лихие 90-е" – совсем недавно энтузиасты восстановили этот маленький образчик истории города хотя бы в таком, упрощённом виде.

  Тихо несла свои воды, вспененные плотиной, древняя русская река с удивительно актуальным названием.

  Маша посмотрела на Мишку снизу вверх:

  – Миш... Ты веришь, что всё это с нами действительно было?

  Мишка подумал всего секунду, а потом крепко обнял Машу – правда, та и не сопротивлялась:

  – Не только верю в это, Маш... но и уверен, что ты – самая лучшая!

  – А ты только заметил? – хихикнула Маша. – Ты тоже лучший, Мишка...

  Эпилог

  – Какие интересные фотографии... Никогда таких не видела, – сотрудница музея истории города перебирала пачку глянцевых снимков, только сегодня забранных Мишкой из лаборатории. – Это что, какой-то... монтаж?

  – Нет, это из семейного архива, – как можно более небрежно сказал Мишка, покосившись на сидевшую рядом Машу. – Ой, простите, эта случайно попала... – он выдернул из стопки снимок себя с Машей на фоне церкви. – Просто я их обработал и отдал в печать, чтобы вам оригиналы не нести.

  – А, понятно, – кивнула женщина. – Ну надо же... какие ракурсы интересные. Кажется, впервые вижу некоторые места на фотографиях... вот, старый вокзал, например, – она отложила один из снимков. – И Октябрьская набережная с моста... Странно, почему людей на фотографиях не видно.

  – Длинная выдержка, – не моргнув глазом, пояснил Мишка, буквально накануне задававший тот же вопрос отцу. – То, что неподвижно, на снимках есть, а люди настолько смазываются, что их не видно.

  – А, ну да, – легко согласилась сотрудница музея. – Ребята, – она подняла глаза на Мишку с Машей, – вашему семейному архиву цены нет!

  – Ну так забирайте, – улыбнулась девушка. – Это для вас и принесли. Пусть все видят. Это же наша история, правда?