Текст книги "Эльфийский талисман (СИ)"

Автор книги: Николай Владимиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глвава тринадцатая. «Фру-фру», мохноногая лошадка

– Аня! Послушай, Аня!..

– Юркин, чего тебе? – обернулась девушка.

Даже чумазая и растрёпанная, в блузке и светлых джинсиках, порванных на коленях уже не только согласно требованиям моды, с выгоревшими на солнце короткими светлыми волосами, выглядела она восхитительно. На правом запястье болтался коричневый ремешок, хитро завязанный на счастье ещё в Москве и не пропавший, не потерявшийся за прошедшие десять дней, в вырезе блузки на золотой цепочке покачивался крошечный прозрачный кулончик… Пробивавшийся сквозь переплетённые ветви деревьев солнечный свет подсвечивал волосы девушки, что стояла на коленях на берегу ручья, набирая воду в пластиковую канистру. Юра невольно залюбовался ею.

– Юркин, что случилось? – снова спросила Анечка, выпрямляясь. – Ты сейчас на меня так смотришь, словно снова увидел ту полосатую кошку, что едва не прыгнула на нас три дня тому назад…

– Нет, Аня, я… – как это обыкновенно бывало, Юра никак не мог найти нужные слова. – Я люблю тебя!..

– Ой, мамочки! – рассмеялась девушка. – Если бы ты знал, Юркин, как мне это надоело. Да на свете полным-полно девушек…

– А мне не нужно, чтобы было… э-э… полным-полно!.. – Юра даже задохнулся от возмущения и обиды. – Мне нужна ты, только ты! Аня, ты не понимаешь? Ты – самая красивая, самая замечательная… Ты – милая, чудесная, лучше всех на свете…

– Блин, завёл свою шарманку! – фыркнула Анечка, наполняя водой ту самую, купленную на вокзале в Москве бутылку из-под «кока-колы». – Тысячу раз прав Вовкин, когда говорит, что не надо было с тобой ехать. Уж точно не застряли бы в этом дурацком лесу. Мне на работу выходить послезавтра… наверное, послезавтра, я теперь не знаю… Меня начальница убьёт, если не появлюсь, а где мы теперь? Скажи, где?

И, прижимая бутылку к груди, быстро побежала по узкой тропинке.

На ручку канистры, сиротливо стоявшей на берегу ручья, опустилась маленькая крылатая ящерица. У ящерицы были кожистые перепончатые крылышки и длинный, узкий, разделявшийся на конце хвост. Черепашья пасть полна крошечных, словно песчинки, зубов. Ящерица была весела и беззаботна и, как успели убедиться за прошедшие десять дней москвичи, совершенно безобидна – её товарки охотно брали хлеб и орешки с протянутой ладони.

Глядя на попискивающую, растопырившую крылышки ящерицу, нагло выпрашивающую подношения, Юра подумал о том, как же не хочется возвращаться в лагерь. Даже если Анечка не расскажет об очередной попытке с ней объясниться – за что Володя запросто мог приятеля побить, видеть обеих девушек, слышать их перешёптывания, замечать плохо скрываемые смешки было невыносимо.

Не зная на что решиться, Юра посмотрел на часы. Без нескольких минут два, причём невозможно понять, два часа дня или ночи. С каждым днём маленькое жёлтое солнышко вставало и садилось всё позже и позже, медленно, но верно превращая день в ночь, а ночь – в день. Засекая время восхода и заката, Володя определил, что сутки здесь длятся двадцать шесть часов с минутами, и что планета имеет заметный наклон оси – ночь длится десять часов, тогда как день – целых шестнадцать.

Ночи были удивительно светлыми – совсем, как в городе, на ярко освещённой улице. Две луны – маленькая серебристая, и огромная, буровато-коричневая, причём на большей невооружённым глазом можно было различить равнины и горы. Яркое ночное светило – не то планета, не то звезда, встающая над самым горизонтом и заставляющая деревья и скалы отбрасывать длинные тени. А над всем этим – привычные земные созвездия. Знающая всё на свете Надя угадала Орион с Ригелем, Бельгетейзе и тремя звёздами Пояса, но Сириуса – самой яркой звезды на земном небе, почему-то на месте не оказалось. Да и Млечный Путь в здешнем небе сместился вверх и влево.

Здешние сосны с красноватой корой, хотя и не шли ни в какое сравнение с исполинами из оставшегося за горами леса, но были чуть ли не в два, если не в четыре раза выше обычной земной сосны. Вместо иголок на шероховатых смолистых ветках росли длинные, узкие, пахнущие хвоей листочки. Древесные стволы обвивал плющ, цеплявшийся за малейшие шероховатости коры – усыпанные цветами длинные мохнатые плети свешивались с каждой ветви, с нависших над головой сучьев, придавая смешанному в массе лесу сходство с тропическими джунглями.

Под деревьями рос исполинский папоротник, чьи разрезные колышущиеся листья были размером с одеяло. Встречались знакомые, похожие на гигантский борщевик растения, оказавшиеся плотоядными – пасти им заменяли похожие на мешки сине-зелёные цветы со жгутами-щупальцами. Дважды муравьи в три сантиметра длинной, живущие в огромных муравейниках, заставляли искать новое место ночлега. А в бесчисленном буреломе в изобилии водились те самые, тёмно-бурые пауки.

Днём среди деревьев летали птицы с красным и жёлтым оперением. А над широкими, залитыми светом прогалинами, распластав кожистые крылья, парили птеродактили – мелкие, всего раза в два больше земной вороны, явно игравшие здесь роль степных ястребков.

Не было вокруг только людей. Дни проходили за днями, сосны с листьями вместо иголок сменяли увитые плющом дубравы, те – широкие луга, заросшие густыми, выше человеческого роста, травами. Усыпанные пёстрыми цветами травы одуряющее пахли. По пути то и дело попадались протоптанные зверями тропинки, а на берегах бесчисленных ручьёв отпечатались следы, причём довольно крупные.

Тем удивительнее было включать радио в телефонах. Обе «летучие мыши» имели солнечные батареи и USB-разъёмы, так что вопрос об энергии не стоял. А в то время, когда на дне бензобака «Кошки Ми» ещё плескались остатки горючего, поколдовавший с радиоприёмником Юра поймал несколько радиопередач на незнакомом языке, в том числе и концерт, несомненно, классической музыки, подслушал чей-то энергичный диалог и даже принял несколько телеграмм, передаваемых морзянкой.

Морзянки не знали ин Володя, ни Юра, ни девушки – к тому же москвичи сомневались, что здешние радисты пользуются кодом Самюэля Морзе, но сам факт регулярных радиопередач вселял надежду. «Психи – психами, а мир нам попался явно цивилизованный, – рассуждал сидевший у костра Володя, уплетая приготовленную из московских запасов гречневую кашу с мясом. – Так что наша первая задача – убраться подальше от этой дороги, по которой разъезжают всякие… Горючки у тебя, Юрыч всё равно нет, а от коней на своих двоих нам не убежать. Задача вторая – найти какую-нибудь маленькую деревушку, хутор, заимку… Выясним, куда мы попали, что это за страна, какие тут порядки… Ну, а тогда и решим, что делать дальше…».

Прогнав любопытную ящерицу, Юра нехотя взялся за ручку канистры. Бросив прощальный взгляд на весело журчащий ручей, на топкую грязь, в которой остались тоненькие цепочки звериных и Анечкиных следов, он нехотя поднялся. Как вдруг услышал совсем близко, за деревьями и густыми зарослями характерное, смутно знакомое тарахтение, сопровождавшееся негромким постукиванием.

Осторожно поставив канистру на землю, Юра поудобнее перехватил монтировку. И, перепрыгнув через неглубокий ручей, осторожно двинулся вперёд, расталкивая ногами тряские листья папоротника и отводя руками тяжёлые плети плюща, чтобы минут через десять выйти на узкую просёлочную дорогу.

В первый момент молодой человек не поверил собственным глазам. После стольких дней безлюдья настоящая дорога – пусть и поросшая травой, позаброшенная, казалась настоящим чудом. Тем большим чудом была медленно уползавшая телега с узкими, слегка наклонёнными решётчатыми бортами, гружёная ароматным свежим сеном.

– Стойте, стойте! – от радости Юра позабыл о всякой осторожности.

Телега остановилась. Обойдя телегу кругом, молодой человек увидел маленькую, толстенькую, светло-серую в чёрных пятнышках лошадку, слегка пофыркивавшую и бившую подкованным копытом в поросшую травой красноватую землю. С концов оглобель и с ремешков потёртой кожаной сбруи тут и там свешивались на длинных шнурах забавные пушистые кисточки. Сидевший на передке маленький бородатенький мужичок в плоской широкополой шляпе с драными полями, смешно засучил ногами, словно стараясь зарыться в сено.

– Здравствуйте! – вежливо сказал Юра.

И замолчал, не зная, как продолжить. «Понимаете, мы – москвичи-туристы. Сами не зная, как, мы попали сюда из другого мира. Вы нам не расскажете, что это за страна, что за планета…». Выходило совершенно по-дурацки – не говоря уж о том, что бородатый мужичок, чья округлая физиономия отнюдь не блистала интеллектом, едва ли имел представление о таком предмете, как планета.

Драная широкополая шляпа, длинная, до колен светло-коричневая рубаха с взлохмаченными завязками вместо пуговиц, перепоясанная лохматым лесным лыком, короткая чёрная жилетка, мешковатые штаны, и вовсе заканчивающиеся бахромой, из которой торчат чёрные босые ноги. Ко всему прочему, от мужичка не слишком приятно пахло.

– Ау-у! – послышалось сзади. – Юры-ыч!

– Я зде-есь! – отозвался Юра, приложив ладонь домиком ко рту.

Глаза у мужичка сделались и вовсе квадратными. Выронив вожжи, он смешно заметался, пытаясь нащупать лежавшие рядом, на сене, деревянные грабли и косу с чёрным металлическим, остро оточенным лезвием. Одновременно другой рукой он чертил в воздухе непонятные знаки, то и дело повторяя: «сагикур, сагикур!».

– Ч-чёрт, Юрыч! – начал Володя, выходя из-за деревьев. – Мне девчата все уши прожужжали, Анхен в особенности. Уж думали, случилось что… Вот это сюрпри-из!..

Для мужичка появление Володи оказалось последней каплей. Выронив косу, с негромким стуком упавшую на землю, он тяжело перевалился через наклонный решётчатый тележный борт. Приземлившись с противоположной стороны сразу на все четыре конечности, он сразу же вскочил, словно кот, в которого ткнули пылесосом. Смешно подпрыгивая, повторяя своё непонятное: «сагикур, сагикур», мужичок кинулся в лес, расталкивая широкие листья папоротника, хрустя валежником и поминутно спотыкаясь.

– Стойте! – запоздало спохватился Юра, бросаясь следом.

Пробежав метров десять по мягкой целине, он споткнулся о предательски выступавший корень, упав прямо в чёрный лесной перегной. Бежавший за ним Володя столь же «удачно» налетел на Юрины ноги. На то, чтобы им обоим снова вскочить, понадобились какие-то полминуты – но за эти полминуты вопивший во всю глотку мужичок перемахнул через поваленное сухое дерево, да и был таков.

– Удрал! – подвёл неутешительный итог Володя, отряхивая перепачканные листвой и перегноем камуфляжные штаны. – Ч-чёрт, Юрыч! Да ведь это дорога. Человек, лошадь… Неужели и в самом деле выбрались?

– Похоже… э-э… на то, – согласился Юра. Приложив ко рту ладони домиком, он несколько раз громко крикнул. – Эй!.. э-э… эй!

– Зря стараешься, – остановил приятеля Володя. – Если он тебя услышит, то побежит ещё быстрее. Не знаю, за кого он нас принял, но напугал ты его, похоже, изрядно…

– Я ничего… э-э… не сделал, – принялся оправдываться Юра. – Просто подошёл, попытался заговорить…

– Мда-а! – согласился Володя. – В странноватый мир мы попали. Одни психи гоняются за нами и рубят в капусту других психов. Благодатная и при этом безлюдная страна. И вот, на тебе – человек убегает при одном только нашем появлении. Вроде как цивилизация – машины, радио, закалённая сталь… И в то же время мечи и луки, мужики какие-то дикие…

– А если это и в самом деле, какие-нибудь… э-э… сектанты? – предположил Юра. – Вроде нашей Агафьи Лыковой? Купили или заняли землю, живут в лесу, играют в древние века…

– Теорийка в духе нашей Надин, – усмехнулся Володя. – Эти сектанты мне чуть горло не перерезали. А как они нас тогда в кольцо взяли? Нет, с боевой подготовкой у них полный порядок. Ладно, Юрыч! Пошли, девчат обрадуем. И так не хорошо вышло, что мы их бросили…

Тем временем оставшаяся без хозяина, запряжённая в телегу с сеном лошадка неторопливо побрела по дороге. Подбежавший Володя подхватил волочащиеся по земле вожжи.

– А ну, стой! – закричал он. – Стой, кому говорят!.. Вот тебе, Юрыч, и ещё одна потеряшка… Привязать её, что ли? Забредёт ведь, неведомо куда, что и не удивительно, при таком-то хозяине…

– А я тебе говорю, это точно они… – послышался из-за деревьев знакомый серебристый голосок. – Ой, мамочки! Что это? Откуда это?

Раздвинув пышные плети плюща, свисавшие с разлапистых ветвей ближайшей лиственной сосны, Анечка вышла на обочину – да так и замерла, потешно округлив глаза и прижав ладони к бёдрам. Пришедшая вместе с ней Надя оказалась смелее – выйдя на дорогу, она остановилась перед переступавшей с ноги на ногу, смешно пофыркивающей лошадкой. Та не осталась в долгу, вытянув шею с длинной спутанной гривой и сунув морду прямо под куртку девушке.

– Надин, ты поосторожнее, – предупредил Володя. – Видела, какие зубища? Того и гляди, цапнет…

– И ничего не цапнет, – возразила девушка, протягивая лошадке на раскрытой ладони кусочек сахару.

– Кстати, это… э-э… наш последний, – предупредил Юра.

Выслушав сбивчивый рассказ Юры о приключении с мужичком, Надя буквально схватилась за голову.

– Мальчики, ну вы, как дети, честное слово! Ни на минуту оставить одних нельзя, обязательно что-нибудь натворите…

– Да ничего я… э-э… не сделал, – оправдывался Юра. – Подошёл, попытался заговорить… А он вдруг возьми и убеги…

– Короче, Надин! – подвёл итог Володя. – Что сделано, то сделано, а словами тут не поможешь. И вообще, самое главное, что мы дорогу нашли. А дорога рано или поздно приведёт нас туда, где живут люди.

– А лошадь? – спросила Надя.

– Что «лошадь»? – удивился Володя. – В конце концов, она не наша. Оставим здесь, пусть хозяин забирает.

– То есть, как это «оставим здесь»? – возмутилась девушка. – Вы предлагаете её бросить? Живое существо? А на неё нападёт какой-нибудь хищник? Тут же зверья хватает, давешнюю киску помните?

– Она домой пойдёт, – объяснил Юра. – Лошади умные, а эта… э-э… скорее всего, хорошо знает дорогу. У деда раньше так корова из лесу сама приходила, доиться. Через день, через два…

– А ведь мы могли бы так и доехать, – размышлял вслух Володя. – Дорога наверняка ведёт к какой-нибудь маленькой деревеньке или хутору. Властей там, скорее всего, нет, да и людей немного. Самый подходящий вариант для первого контакта. Вернуть животину хозяину, тем самым заслужив его уважение и благодарность… Авантюра, конечно же…

– Почему же авантюра? – воскликнула Анечка. – Юркин, Вовкин, а ведь и в самом деле? А то у меня от этого рюкзака спину ломит…

– То-то, я смотрю, его всё время кто-то несёт, – заметил Володя. – То я, то главным образом, Юрыч. Кстати, Юрыч, а ты ею править умеешь?

– Нет, – честно признался Юра.

– Этим вопрос и исчерпывается, – подвёл итог Володя.

– Вовкин, Юркин! – привычно-обиженно загудела Анечка. – Я волшебное слово знаю: «пожалуйста»! А то, вообще никуда не пойду…

– В самом деле, мальчики! – вставила слово Надя. – Не бросать же её здесь…

Не только сбежавший мужичок, но и сама лошадка резко и не слишком приятно пахла – как порой пахнет крупное, живое, к тому же давно не мытое существо. У неё был толстый живот, покрытые шерстью ноги, а тяжёлые, словно утюги, подкованные копыта выглядели угрожающе. Собранная из потёртых ремешков упряжь оказалась устроена невероятно сложно – ремень под толстеньким пузом, ещё один под хвостом, два широких ремня на шее, два узких по бокам, а голова была и вовсе заключена в самый настоящий намордник. В его нижней части, возле широких толстых губ обнаружились два потемневших от времени железных кольца. Именно к ним были хитро пристёгнуты вожжи, продетые в специальные кожаные петельки в боковых ремнях.

– Мда-а! – заметил Володя, подбрасывая на ладони маленькую пушистую кисточку на длинном шнуре. – Чего только не приделают! И с какого бока тут браться, скажите на милость?

– Лошадей под уздцы берут, – заметила Анечка.

– И где здесь эти самые «уздцы»? – поинтересовался Володя. – Кольца, что ли? Да эдак без рук останешься… Ч-чёрт!..

Набравшись храбрости, Володя и в самом деле попробовал взять лошадку за вплетённое в кожаный намордник металлическое кольцо. Возмущённо фыркнув, лошадка несколько раз тряхнула головой, отступив на несколько шагов назад. Так же покатившаяся задом наперёд телега с сеном, накренившись, съехала на обочину.

– Знаете что, девчата! – снова подвёл итог Володя. – А ну её!.. Как говорит наш шеф, не садись играть, не зная правил. Пусть её едят волки, но я за это дело не берусь…

– Подождите, – вмешалась Надя.

Развернув салфетку, она снова выложила на раскрытую ладонь кусочек сахара. И, дождавшись, когда шевелящая толстыми губами лошадка с удовольствием схрумкает его, осторожно взялась за нижнюю часть повода.

– Эти глупые мальчишки понятия не имеют, как следует себя вести, – ласково сказала Надя. – Но ты ведь на них не обиделась?

Держа в руках вожжи, девушка осторожно потянула их на себя. Лошадка удивлённо фыркнула, переступила с ноги на ногу, вытянула шею – и, к удивлению Юры, вдруг пошла, осторожно переступая подкованными копытами. Гружёная сеном телега негромко затарахтела.

– Тебя как зовут? – продолжала Надя. – Фру-фру? Правильно, Фру-фру. Фру-фру умная. Фру-фру хорошая. Ну, не бойся! Пойдём с нами!..

Глава четырнадцатая. Компари-ни?.. Компари-са?.

Сидя на передке, свесив ноги вниз, Юра смотрел на покачивающуюся перед ним светло-серую лошадиную спину. Вчера вечером девушки, как могли, обиходили лошадку, расчесав спутанную гриву и выбрав наиболее заметный мусор – желтоватые головки здешнего репейника, бесчисленные соломинки и мелкие веточки. Но побороть скапливавшуюся годами грязь оказалось невозможно – стоило провести по чистой, вроде бы шерсти, как ладонь моментально оказывалась чёрной.

Ночь бедняжке Фру-фру пришлось провести в упряжи – распрячь её было бы нетрудно, но москвичи сильно сомневались, что сумеют запрячь её снова. Девушки нарвали сена, сделали широкое корытце из полиэтиленовой плёнки, заклеив края скотчем, и наполнив получившуюся посудину свежей ключевой водой. За ночь привязанная к дереву лошадка неплохо отдохнула – но утром выяснилось, что ослабли два узких поперечных ремня.

Казалось, ремни будет несложно затянуть – на обоих имелись железные, потемневшие от времени пряжки, для которых в потёртой коже были проделаны отверстия. После недолгого спора, Юра с Володей затянули оба – чтобы минут через десять обнаружить, что ремни снова ослабли. В чём тут дело, ребята так и не поняли – но стоило тронуться в путь, как выяснилось, что лошадка чуть ли не вылазит из хомута, с усилием волоча телегу, да ещё и прихрамывает на левую ногу, вскидывая голову при каждом шаге.

– Мда-а! – задумчиво пробурчал Володя. – Начинаю понимать зоозащитников. Никогда бы не подумал, что тащить телегу для бедного животного – такая мука.

На команды «но» и «тпру» лошадка совершенно не реагировала. Она фыркала, переступала с ноги на ногу, удивлённо оглядывалась, явно не понимая, чего хотят от неё эти странно одетые, не менее странно пахнущие люди. Посмеивавшийся Володя говорил, что они оказались в положении бравого солдата Швейка, умевшего летать на аэроплане только вверх – «а вниз мы, с господином обер-лейтенантом обязательно куда-нибудь падали». Бить лошадь не позволила Надя. Неожиданную помощь оказала сама Фру-фру, оказавшаяся не только мученицей, но и бесцеремонно наглой побирушкой – схрумкав ничтожный запас сахара, она тыкалась в полы одежды, выпрашивая лакомства.

По ходу дела выяснилось, что её нетрудно заставить идти за собой, взяв за вожжи у самого основания, возле морды и потемневших железных колец. Роль конновожатых по очереди исполняли Надя и Юра – Анечка честно призналась, что боится огромных жёлтых лошадиных зубов, а расчехливший гитару Володя предпочитал развлекать подругу весёлыми песенками.

Не слушавшая его Анечка снова и снова смотрелась в Надино зеркальце. Не далее, как сегодня утром она заявила, что коль скоро они решили идти на контакт с местными, предстать перед ними растрёпанной чумичкой она не желает. После недолгих препирательств ей удалось загнать в ручей обоих ребят. Сама же она не просто вымылась, но и переоделась в красивое голубое, в мелкую клеточку, платье. На ногах у девушки по-прежнему красовались кроссовки – зато из двух гребней, своего и Надиного она соорудила высокую затейливую причёску. На загорелой шее, в неглубоком вырезе, на золотой цепочке покачивался крошечный прозрачный кулончик.

– Ань, ты… э-э… как принцесса из сказки, – не выдержал Юра.

Что до обыкновенно строгой и серьёзной Нади, то она ограничилась тем, что выстирала и высушила джинсы и блузочку. А Володя и вовсе остался в камуфляжных брюках и зелёной футболке. Не забыв камуфляжную куртку и верную гитару, именно на неё возложив надежды на предстоящий успешный контакт.

Чем дальше, тем меньше дорога и окружающий лес выглядели дикими и нехожеными. Росшие на обочинах трава и гигантский папоротник больше не были такими высокими и, чем дальше, тем чаще оказывались примятыми. Похожие на гигантский борщевик плотоядные растения куда-то исчезли, на стволах лиственных сосен чем дальше, тем чаще попадались старые, потемневшие от времени, заплывшие смолой зарубки. В сторону то и дело отходили узенькие тропинки.

А потом сплошной до того лес начал перемежаться широкими, залитыми солнцем вырубками с огромными круглыми пнями, окружёнными густым кустарником и буйной молодой порослью. Над близкой рекой кружились чайки – сизо-серые, желтоклювые, с широкой красной полосой на концах крыльев. Высоко в небе парили в поисках добычи птеродактили.

Непривычно маленькое солнышко успело высоко подняться в светло-голубом, прозрачном, словно бы выцветшем небе, а тени от придорожных кустов стали очень короткими, когда деревья по сторонам разом расступились. Не дальше, чем в трёх километрах, на высоком холме у самой реки, среди зелёных и жёлтых возделанных полей, окружённых зелёными живыми изгородями и невысокими чёрными оградками, стояла укутанная зеленью садов деревенька – четыре десятка бело-красных домиков под тёмно-зелёными ломаными крышами, окружённых высоким чёрным частоколом. Среди крыш, над которыми кое-где вились тоненькие белёсые дымки, грозно возвышалась светло-жёлтая квадратная башня. Над плоской крышей, на высоких тонких флагштоках были подняты флаги.

– Мда-а, приехали… – сделал неутешительный вывод Володя, откладывая в сторону гитару и поднося к глазам чёрный армейский бинокль. – Тут не местечко и не хутор, тут целый город за частоколом. И, если это не наши «психи с перьями», то ненамного лучше. Частокол видите? И знамёна на башне? Средневековье…

– Поворачиваем? – предложил Юра.

– Драпануть несложно, – согласился Володя. – Но, в самом деле, не партизанить же нам всю жизнь по этим лесам. Так и так, жратва кончается… Ч-чёрт, ведь угораздило же…

– Хорошо хоть, вещи спрятали, – заметила Надя.

И в самом деле – перед тем, как отправиться в поход, добрую половину содержимого рюкзаков и сумок, включая два из четырёх мобильных телефонов, пять золотистых яблок, таинственный зелёный шар и рукописную книгу москвичи на всякий случай спрятали, подвесив на верёвке в дупле старого, толстого дерева, что росло неподалёку от места ночлега.

Впрочем, сама телега была далеко не пустая – под слоем сена обнаружились две хорошо замаскированные тяжеленные колоды из толстой берёзовой коры. По характерному тягучему запаху, по доносившемуся изнутри басовитому гудению, по узким леткам, закрытым снаружи пробками из смятого лесного лыка было не трудно догадаться, что это такое. Столь специфичный и, без сомнения, очень ценный для хозяина груз прибавил москвичам волнений. «Мальчики, а если вылетят и нас покусают?» – никак не могла успокоиться Анечка.

– Мальчики, может кому-то одному сходить? – предложила Анечка, спрыгивая с телеги. – Или двоим? И, разумеется, без телеги с лошадью…

– Давайте… э-э… я схожу! – сразу же вызвался Юра.

– Юрыч, не части! – оборвал приятеля Володя. – Да и ты, Анхен, тоже. Не забывайте, что у нас телефоны, а не рации. Если отправившийся на разведку попадётся, остальные об этом не узнают. Да и узнав, ничем не помогут. Вот что – нам «язык» нужен…

– Что? – вспыхнула Надя. – Мальчики, да вы с ума сошли! Сначала хозяина лошади прогнали, теперь хотите охоту на людей устроить… Почему вас всё время на какую-то уголовщину тянет?..

– Вовкин, Юркин, смотрите! – прервала начавшийся спор Анечка, показывая на противоположный берег. – Что-то блестит…

– Да что там может блестеть, Анхен? – фыркнул Володя, поворачивая бинокль в ту сторону. – Это же средневековье, дикость… Короли вшивые… Слушай, Юрыч! А ведь верно. Я не я буду, если это не какая-то армейская оптика…

– Если это… э-э… средневековье, откуда здесь взяться оптике? – попробовал возразить Юра.

– А откуда здесь взяться радиопередачам?.. – парировал Володя. – Не верь глазам своим…

Договорить он не успел. Совсем близко, за лесом послышалось знакомое тарахтение, сопровождающееся характерным перестуком копыт. Смирная до той поры Фру-фру, словно стараясь оправдать своё имя, принялась громко фыркать и ржать. Из-за поворота, из-за ближайших деревьев медленно выползла тяжело гружёная дровами телега.

Увидев москвичей, сидевший на передке угрюмый подросток в крошечной шапочке-колпачке натянул вожжи. Шагавший рядом здоровенный чернобородый мужик ловко выхватил из-за пояса огромный топор с остро заточенным топорищем. Крошечный, с горошину, босоногий мальчик, с заметным усилием волочивший лукошко с ягодами и зеленью, быстро спрятался за широкой отцовской штаниной.

– Сэ сагикур, папи-ка? – спросил он дрожащим от страха голосом.

– Володь… э-э… девчат, – шёпотом сказал Юра. – Только не бежать. Держаться спокойно и не показывать, будто мы боимся…

– Умный ты, Юрыч… – так же вполголоса заметил Володя.

Несколько минут, показавшихся всем бесконечно длинными, москвичи и местные жители смотрели друг на друга. Грубо сотканные, изрядно потрёпанные светло-коричневые подпоясанные рубахи и короткие широкие, мешковатые, подвязанные у колен штаны. Не запахивающаяся жилетка – на мужике, непривычно длинная разрезная куртка с широким поясом – на подростке, бесчисленные латанные прорехи. Перетянутые шнуром обмотки и сплетённые из коры туфли на ногах, и полное отсутствие пуговиц – их функцию выполняли бесчисленные короткие завязки.

Да и телега – с решётчатыми бортами, с деревянными осями, смазанными не то смолой, не то густым чёрным маслом выглядела столь же старой и потрёпанной. Разве что, Юра первым делом отметил это, ни на тележных оглоблях, ни на лошадиной упряжи не было никаких шнуров и кисточек.

– Папи-ка… – первым не выдержал босоногий мальчик с лукошком.

– Каиэ-во? – спросил мужик, слегка приподнимая топор.

– Так, спокойно! – ответил Володя, демонстративно поднимая пустые ладони. – Мир, дружба, жвачка… И, как говорит наш шеф, взаимопонимание. Мы вас не трогали, ничего не сделали, даже слова не сказали – а вы, так сразу за топоры…

– Компари-ни, – ответил мужик. – Сэ Апина Лихаси ори Басина. Каиэ-во? Дуэ парну-во ша э кату папи-ка Ишка?

– Наверное, он спрашивает, кто мы, – предположил Юра. – И где телегу с лошадью взяли.

– Было бы лучше, Юрыч, – усмехнулся Володя. – Если бы ты не только догадывался, что он говорит, но и мог бы ему ответить.

– Володь, не издевайся, – привычно спасла положение Надя. – Ты же видишь, они и в самом деле нас не понимают, и почему-то боятся…

И в самом деле, местные заметно нервничали. Черноволосый мужик по-прежнему держал в руках топор, а рука спрыгнувшего с передка подростка легла на потемневшую от времени деревянную рукоять ножа. Крошечный мальчишка, поставив лукошко прямо в красноватую дорожную пыль, изо всех сил вцепился в отцовскую штанину.

– Сэ сагикур мо, – громко заметил угрюмый подросток.

– Freund! – ответил Володя. – Wir sind nicht сагикур. Nicht сагикур, verstehen? Она – Анна, я – Владимир, это – Надежда и Юрий, понимаешь?

Мужик задумался. Опустив топор, он ткнул чёрным, заскорузлым от работы пальцем в наморщенный лоб. Затем этим же пальцем показал на стоявшую около телеги нарядную, пахнущую туалетной водой Анечку.

– Шайу-са?

– Мда-а! – протянул Володя. – Слушай, друг! Ну, как тебе объяснить-то? Анна. Надежда. Владимир. Юрий.

Мужик снова задумался.

– Апина, – нехотя выдавил он, дотронувшись до кончика носа. – Апина Лихаси ори Басина.

Сказав последнее слово, мужик с гордостью показал на видневшуюся вдали деревню.

– Басина, – объяснил он. – Вилари Басина.

Мужик снова задумался.

– Атни! – корявый палец показал на угрюмого подростка.

Тот презрительно фыркнул, ещё крепче вцепившись в рукоять ножа. Тем временем широкая ладонь отцепила от штанины цепкие мальчишеские пальчики.

– Оти! – заодно мальчишка получил от отца и звонкий подзатыльник.

– Ну вот, – обрадовался Володя. – Процесс пошёл, как говорил первый и единственный президент Советского Союза.

– Оти! – повторил мужик. – Кару-фэ и вилари, тарв рэ Машар…

И ещё целый ворох столь же непонятных слов.

– Уа-уа, папи-ка! – непонятно чему обрадовался мальчуган.

Поручив отцу тяжёлое лукошко с ягодами и молодыми побегами папоротника, он со всех ног припустил к виднеющейся вдали деревне. По ветру заполоскали полы ветхой рубашонки, засверкали чёрные пятки, поднимая фонтанчики красноватой пыли.

– Мальчики, я боюсь! – громко прошептала Анечка. – Сама не пойму, просто тревожно как-то…

– Чепуха, Анхен! – успокоил подругу Володя. – Сама подумай, чего нам бояться? Мы же не преступники, не бандиты какие. Лошадь взяли, но мы же не виноваты, что хозяин сам сбежал. Взаимопонимание, сама видишь, вроде бы как, налаживается. Может, он жену решил предупредить, что будут гости из другого мира. Пусть на стол накроет и пироги из печки вытащит…

– Луби коас шайора, – охотно согласился мужик. – Вота и вилари, Басина-са. Ре Машар деса ко феир, са луби…

Обойдя телегу, Юра осторожно взялся за основания вожжей – чтобы в очередной раз убедиться, что лошадь совсем непохожа на автомобиль. Фру-фру возмущённо заржала, ступив на больную ногу. Крестьянин и его старший сын не без интереса следили за ними.

– Рета, Рета! – наконец не выдержал мужик. – Феир-ни, сэ ша, ни ремаль…

За этими словами последовало множество других, без сомнения, так же адресованных москвичам и явно не содержащих в их адрес ничего лестного. Тем временем старший сын крестьянина, хмурый подросток, обошёл лошадь кругом. Небрежно отведя попавшую под руку пушистую кисточку, подросток присел на корточки, выхватив из ножен на поясе широкий, остро отточенный нож. Надя вскрикнула.

– Атни путаси-та… – прокомментировал действия сына старший крестьянин.