Текст книги "Рутения"

Автор книги: Николай Новиков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Как Володя? – спросил Воронин.

– Да вроде нормально. Час назад звонил родителям, сказали, что едут забирать его из СКЛИФа. Значит, все не так уж серьезно. С головой порядок, а переломы и ушибы они могут и дома лечить, с частными врачами.

– Уже легче, – со вздохом сказал Воронин. – Махнем навестить Вовку. Влад.

– Понятное дело, я бы подъехал в СКЛИФ, тут же рядом, но тебя все нет и нет. Сижу тут...

– Извини, задержался. Тут такие дела, Влад... Короче, они ведь мне звонили, это придурки.

– Да ты что?! Узнали телефон? – всполошился Поплавский.

– Не только телефон. Знают адрес, и что у меня маленькая дочка – все знают. Потребовали половину того, что вчера заработал. И намекнули, что утром пойму – не шутят. Я ночью не сообарил, в чем дело, только после твоего звонка врубился. Нападение на Вовку и есть предупреждение мне.

Поплавский вскочил на ноги, сжал кулаки.

– Ну с-суки! Выходит, они про всех нас знают?

– Выходит, – сказал Воронин. – И что делать, Влад? Только не говори, мне, что приставишь охранника к жене и дочке круглосуточно. Это накладно, да и неудобно. Тебе тоже нужен охранник. Вовке – тоже. Мы разоримся к едрене фене.

– Надо найти их! – Поплавский рубанул воздух ладонью. Потом хмыкнул и плюхнулся в кресло. – Я приказал охране отслеживать всех подозрительных людей. Пока что – тихо...

– А зачем им соваться сюда, если можно взять двести тысяч, запугав нас? Как ты найдешь их, Влад?

Директор не знал. Тягостное молчание воцарилось в комнате с зелеными стенами. Оба думали об одном и том же. Начинали с нуля, работали по двадцать часов в сутки, залезли в долги, но дело раскрутили. Биржа работала, медленно и верно набирая обороты. Как честные люди, первым делом вернули кредиты, потом сами расправили плечи – только работай, прибыль есть и немалая! Случались нападения на участников торгов, в этот кабинет приходили следователи, спрашивали, записывали, никого до сих пор не нашли. Досадные, но казалось – естественные проблемы, которые всерьез не воспринимались. Теперь опасность грозит им самим, всем сразу! Реальная, серьезная опасность!

– Дерьмо какое, а? – сказал Поплавский. – Скоты! Водку мою продал Гарик, бабки получил. Твоя идея живет и торжествует. Радоваться бы, праздновать, так и хотел, да теперь... Весь кайф испортили, паскуды! Ну и что ты думаешь, Серега?

– Мне пообещали помощь, если соглашусь возглавить частный банк, сказал Воронин.

Он напряженно смотрел на Поплавского, ожидая его реакции. Тот вскочил было, но тут же опустился в кресло.

– Частный банк...

– Крупной государственной корпорации, – добавил Воронин.

Поплавский недоуменно уставился на него.

– Так частный или государственный?

– Частный. Владельцами его будут руководители корпорации, так они смогут быстрее и надежнее проводить платежи и операции по фондовым бумагам... на благо государства.

– И ты веришь этому? Серега, да на хрена ж тебе это надо? Слушай, ты серьезно?

– Эти подонки могут похитить Ленку и Настюшку, Влад!крикнул Воронин. – Ты хоть соображаешь, что это значит? Или с твоей женой сделать то же, что с Вовкой. Или ещё хуже.

Поплавский соображал, он все понимал, кроме одного – как будет работать биржа без Воронина. Тарнах упрямый, без Воронина он станет настаивать на своей схеме развития, и значит, нужно будет отказаться от больших прибылей сейчас в угоду надежности, которую в России и президент не может гарантировать. С этим он, директор, не согласится. И что же получится?

– Я и говорю – давай думать, как их найти. Бросим все силы на это, Да мы втроем десяток таких подонков измордуем до потери памяти!

– Мы – да, а наши жены – нет.

Воронин придвинул к себе телефон, набрал свой домашний номер. Лена сказала, что у них все хорошо, Владимир Иванович с ними, дверь как раз сейчас меняют. Красивая будет дверь и надежная. Воронин положил трубку, отодвинул аппарат.

– Все нормально? – спросил Поплавский.

– Да вроде бы... Пока.

– Ну и что дальше?

– Не знаю. Я ещё не дал согласия, посмотрю, что они могут. Кстати, У них начальник СБ – генерал КГБ.

– Значит, хочешь уйти? – с тоской спросил Поплавский. – Я не генерал, мужики в охране надежные, за двором и залом смотрят, но и они... А честно говоря, глава частного банка под такой "крышей" – синекура, чего уж там...

– Ладно, Влад, я пока ещё думаю. Тебе сказал – потому что мы друзья, никаких деловых тайн. Но прошу тебя – никому об этом. И ментам о вчерашнем – тоже.

– Правильно делаешь, что думаешь. Надо посмотреть, какие они генералы на самом деле. А насчет того, что надо молчать ладно.

Воронин зябко поежился. Страшно было думать о том, что люди из благостной, хорошо защищенной "Рутении" не справятся с бандитами, и могут пострадать Лена и Настюшка. Могут погибнуть от рук ублюдков, такое уже не раз и не два случалось в Москве. Где-то, с кем-то... Ему и в кошмарном сне не могло привидеться, что это может случиться с теми, кто больше всего на свете дорог ему. Поплавский понял состояние Воронина.

– Ну я надеюсь... – сказал он.

– Я тоже. Поехали, навестим Вовку.

– Какие проблемы? Вот падлы, весь кайф испортили! Я же хотел сегодня позвать вас, отметить...

– Еще отметим, Влад.

Воронин с тоской оглядел несуразное помещение, из которого прежнюю мебель вывезли, а новую не завезли. Ну да, убого, не сравнить с офисом "Рутении", но ведь – свое, собственными силами организованние дело! Сколько было споров, идей, потом переговоров с ректором института об условиях аренды, потом организация торгов, привлечение клиентов, установка компьютерной системы регистрации сделок. О роскошных кабинетах никто и не мечтал. Дело главное, дело. И вот теперь, когда появилась реальная прибыль, когда пошла работа, какую они прогнозировали – он должен уходить. Конечно, "Рутения", банк – новая ступень в его жизни, новые возможности для его идей. Но все же было грустно...

Синяя "шестерка" оторвалась от бордюра, едва машина Воронина выехала со двора. За рулем "шестерки" сидел Клинт, на заднем сидении замер Круглый, облокотившись на спинку пустого переднего сидения и напряженно глядя вперед. В руке у него была портативная рация.

Они битый час торчали на улице неподалеку от биржи, ожидая, когда Воронин приедет на службу, и не зная, скоро ли уедет. Тоскливое это дело ждать! Тем более, когда босс злится и орет, что надо выяснить, почему Воронин задержался. Почему, почему! А хрен его знает! Хорошо, хоть не долго торчал в своей конторе, куда-то рванул, да не один, а с толстым корешем, директором. Уже лучше, чем ждать.

– Куда они погнали, как ты думаешь, Клинт? – спросил Круглый. Может, у них есть "крыша", а?

– Может, – невозмутимо сказал Клинт. – А может, решили навестить корешка. Ну, которого вчера ушибли.

– Так он же в в больничке. Или нет?

– Откуда я знаю? Ты с Брюником беседовал с ним.

– Не знаешь, так не базарь! Короче, не упусти их. Не то босс озвереет... – Круглый включил рацию, подождал ответа и торопливо заговорил. – Босс, они куда-то едут... На Садовое, повернули налево. Вы думаете, в сторону Ленинградки? К "Соколу", где мы вчера были? Ну, понятное дело, сидим на хвосте. Как только, так сразу... Понял.

Круглый выключил связь, уставился вперед. Зад красной "девятки" не приближался и удалялся, ну да Клинт знает свое дело, никуда, на хрен, не денутся, козлы! Скорее всего, босс прав, и Клинт тоже – решили проведать корешка. А он дома? Ну и сука это Брюник, удерживал его! Если дома, значит можно было добавить пару-тройку раз, а Брюник... Сука он!

Вообще, непонятные дела вокруг этой долбанной биржи! Босс не срезал процент и вроде как был доволен, что не взяли бабки. Но наказать одного из этих козлов приказал. Все координаты выдал, а Брюник уже знал, где его ждать. Получается – Брюник знал больше его? Ну да, он же "шестерка" Шершня. И босс "шестерка" Шершня. Но мог бы хоть намекнуть ему! Все ж таки старший – он. "Шестерка" босса... Круглый тяжело вздохнул. Кругом перемены, люди за день миллионерами становятся, ну, может и не миллионерами, а богатыми, как этот Воронин, а в бандитской иерархии все, как при советсткой власти. Паши на босса, выполняй указания, может, чего и выгорит. Если пулю в лоб, или пику в бок не схлопочешь раньше.

Скромное двухэтажное здание с вывеской "Ина-банк" в арбатском переулке только прохожим говорило о том, что здесь располагается финансовое учреждение. Да и те не обращали особого внимание на него, не бежали вкладывать свои деньги, открывать счета. Просто проходили мимо.

И правильно делали.

Потому что в просторном, довольно-таки безвкусно обставленном кабинете, генеральный директор банка Борис Игнатьевич Вострецкий говорил по рации, точно такой же, как у Круглого, и речь его была не похожа на речь банкира.

– Короче так, Брюник! Дверь нам не помеха, старик тоже. Но нам нужен разговор. Ща получу сведения от Круглого, куда они намылились, там видно будет. Смотри и соображай на будущее, решать проблему, если залупаться станет – тебе. Сараю скажи, пусть поменьше водку хлещет, больше делом занимается, тогда и зубы не будут болеть. А не поймет – пусть валит к едрене-фене, в грязный кабак вышибалой. Если возьмут. Понял, да? Ну, смотри, дело серьезное. Телку с дочкой, если что, придется... Все, через полчаса скажу, что делать.

Но люди не приносили в банк свои сбережения отнюдь не потому, что генеральный директор так говорил со своими подчиненными. Многие начальники, известные на всю страну, говорят в узком кругу совсем не так, как хотели бы их избиратели и почитатели. Не приносили по той простой причине, что рекламы хорошей не было. Не знали, что именно этот банк обеспечит им сохранность сбережений в условиях жуткой инфляции.

Борис Игнатьевич выключил рацию, бросил её на стол и тяжело вздохнул. Был он невысок ростом, худощав, с мелкими чертами лица и редкими, темными волосами, торчащими над покатым лбом. Но карие глаза его смотрели жестко. В свои сорок пять лет он повидал многое, в том числе и "зону", где отбывал семилетний срок за вооруженное ограбление. Но имел диплом выпускника МАДИ по специальности "Бухгалтерия и учет" и нынче пытался выглядеть респектабельным бизнесменом. После освобождения он примкнул к группировке старого вора в законе Шершня, был замечен, и отмечен назначением генеральным директором банка. Но дела шли неважно – банк существовал в основном благодаря удачным набегам группы Круглого. Сам Вострецкий не бедствовал, Шершень денег на оплату сотрудникам не жалел, но чего-то выжидал, не обеспечивая должной рекламы. Не так-то просто было казаться респектабельным бизнесменом в такой ситуации. Если бы Вострецкого спросили, чем бы он хотел заниматься, ответил бы не раздумывая – возглавить группу Круглого. Под таким прикрытием, когда ментура куплена, он бы работал с куда большим удовольствием, чем, сидя в банке и глядя, как полтора десятка служащих перекладывают с места на место бумажки, ожидая повышения зарплаты. Шли-то в коммерческий банк! Надеялись жить безбедно сразу и навсегда. Козлы!

Вострецкий нервно барабанил тонкими пальцами по столу, ожидая доклада Круглого. Ему тоже не нравилась ситуация с биржей. С одной стороны – сам не возражал, чтобы в группе был человек Шершня, Брюник. Пусть смотрит, все по-честному, а если облажаются, так опять же – ответственность поровну. Но в последнее время Шершень что-то темнил, и вчера только после неудачного нападения сказал, что бабки брать не нужно было, главное – напугать и заставить биржу пойти под его "крышу". Сказал бы раньше, так можно было бы Круглого предупредить, и Сарая поберечь, но получилось, что главный в его группе вчера был Брюник. А это плохо. Его люди, его группа! Старая падла, этот Шершень! Ни хрена, Брюнику поручено самое грязное дело, пусть покукарекает там!

Задребезжал зуммер на рации. Вострецкий схвыатил пластиковую коробочку с антенной, крикнул:

– Ну?!

– Босс, они точно приканали на "Сокол", к тому, что вчера... Чего дальше?

– Дальше запоминай телефон. Позвонишь из автомата, позовешь Воронина. Скажешь ему – есть серьезный разговор. Бабки простим, безопасность гарантируем. Надо встретиться сегодня-завтра. Завтра с утра – максимум. Все. Говори нормально.

– Может, на "вы" его называть, босс? – раздраженно сказал Круглый.

– Заткнись, козел! А если не пойдет на встречу, на разговор, скажи кранты его телке и дочке, "счетчик" запущен. Ты все понял?

– Какие дела... – хмыкнул в микрофон Круглый.

"Не уважает, – подумал Вострецкий, кладя рацию на стол.Не знает, что на Брюнике самая грязная работа, думает, тот отдыхает. И объяснить нельзя... Сука, этот Шершень, старая сука!"

Тарнах лежал на диване в гостиной – голова забинтована, плечо тоже, рука на перевязи. На бледном лице ссадины, темные волосы прилипли ко лбу. Но держался бодро, и даже старался улыбаться. Возле дивана сидела на стуле высокая, русоволосая девушка в белых джинсах. Родители не стали мешать разговору старых друзей, ушли, а она осталась.

– Серега, я теперь немного похож на тебя, – сказал Тарнах. – Так старался, что даже перещеголял малость.

– Несчет "перещеголял" не знаю, но глядя на твою сиделку, мне тоже захотелось подраться с кем-нибудь, – заявил Поплавский. – С такой и синяки – в удовольствие.

– Как ты сам, Володя? – спросил Воронин.

– Нормально. Даже лучше, чем вчера, если уж честно. Потому что сегодня знаменитая актриса Юля Караваева согласилась стать моей женой. Вчера я ещё думал – надо, не надо, согласится, нет... А сегодня все решилось. Так что, Влад, не надо тебе драться, ты уже решил эти проблемы.

– Скажешь тоже – знаменитая... – скромно возразила Юля. Именно скажу, – возвысил голос Тарнах. – Мужики, приглашаю на свадьбу, думаю, скоро соорудим. А как дела на бирже? Гребете бабки по системе Воронина? Слушайте, я тут договорился по телефону кое с кем, сделайте мне тыщ сто на свадьбу.

– Нет проблем, Володя, – сказал Поплавский.

– Спасибо, Влад. А потом я все равно убедю... или – убеждю? Воронина, что моя система надежнее.

Воронин кивнул. По дороге сюда они договорились с Поплавским, что не скажут Тарнаху всей правды. Пусть думает, что на него напали местные хулиганы, зачем больному человеку лишние волнения?

– Нормально все на бирже. Влад продал свою водку, хотел пригласить нас, но... подождем, когда ты оклемаешься. Тогда и отпразднуем, так, Влад?

– Точно так, – отрапортовал Поплавский. – Моя жена будет рада познакомиться с Юлей, известной актрисой. Я вам устрою такие шашлыки! Никакие устрицы не сравнятся. Хотя устрицы тоже будут, обещаю. Вы что больше любите, Юля, буржуазные устрицы или наши, в смысле, прежние наши шашлыки?

– Если честно – я больше всего люблю вот этого побитого Тарнаха, сказала Юля.

– Браво! – воскликнул Поплавский. – Иного ответа я и не ожидал.

– То есть, не собирался предлагать гостям устрицы и шашлыки? – со смехом спросил Тарнах. – Надеялся, что Юлька будет закусывать побитым Тарнахом?

– Володя! – укоризненно сказала девушка.

– Нет, собирался. Но то, что она любит тебя больше шашлыков и даже неведомых, но притягательных устриц – многое значит, – сказал Поплавский. Сделал многозначительную паузу и добавил. – В смысле экономии средств.

– Или в смысле – тебе больше достанется, – сказал Воронин.

Он смотрел на бледное лицо товарища и думал о страшной опасности, которая грозит его семье. Нападение на Тарнаха это ведь предупреждение ему. Могли бы убить – нож в сердце и все дела, могли тяжело покалечить, но ограничились мордобоем, да сломанной ключицей. Потому будут более серьезные предупреждения. Что они хотят? Только ли денег?

На тумбочке зазвонил телефон. Юля поднялась со стула, взяла трубку, она уже чувствовала себя здесь вполне уверенно.

– Да? Воронина? Пожалуйста, – она с удивлением посмотрела на Сергея, протянула ему трубку.

– Серега? – встревоженно спросил Поплавский.

– Все нормально, Влад, – сказал Воронин, прикрывая микрофон ладонью. – Мои клиенты знали, что я могу поехать к Вовке.Але?

– Ну, короче так, – услышал он тот же мерзкий голос, что потревожил его ночью. – Сегодня-завтра нужно встретиться для серьезного разговора. Бабки можем простить, безопасность гарантируем. Если будешь делать то, шо скажем.

– Согласен встретиться, завтра созвонимся, – торопливо сказал Воронин.

– Лады, но учти – все под контролем.

Он положил трубку. Поплавский с удивлением смотрел на него. Помнил сказал ему, что родители забирают Тарнаха домой, в своем кабинете. После этого Воронин звонил только жене. Откуда же клиенты могли знать, что он именно в этой квартире сейчас?

– На всякий случай дал телефон, – с улыбкой объяснил Воронин. – И тут нашли!

– Это означает, что дела у нас идут неплохо, и надо мне поскорее выздоравливать, – сказал Тарнах.

От чая и кофе Воронин с Поплавским отказались, от коньяка тоже, сославшись на дела – биржу бросили! Поговорили ещё минут пять и откланялись. Тарнах понимал их, ему уже не терпелось поскорее вернуться на биржу, заняться серьезными проектами. Хотя бы для того, чтобы обеспечить Юлю Караваеву должным комфортом, пока система Воронина действует. А потом и поспорить можно. Он так и сказал. Воронин не стал возражать, а Поплавский только вздохнул.

9

Александр Митяев был не просто генералом, а – боевым генералом. Два года в Афганистане, год в Карабахе, да ещё и на оперативной работе, командуя группой спецназа – не так уж мало для того, чтобы стать настоящим профессионалом. Правда, воевал он будучи ещё полковником, но от этого боевой опыт генерала Митяева не стал меньше. Крючков благоволил к нему, и, повышая в звании, даже намекнул, что возможно, в скором времени этот молодой (всего-то – 47!) генерал сменит его на должности председателя.

Митяев понял, что это значит, лишь через два месяца, когда случилось то, что журналисты окрестили "путчем". Если бы он удался, генерала Митяева ждало бы большое будущее. Но "путч" провалился, ибо так бездарно был организован, что даже сторонники наведения порядка в стране отвернулись от членов ГКЧП. Митяев не был рьяным сторонником советской власти, но и пустобрехов, мнивших себя демократами, не считал "спасителями России". По его мнению, их, жадно рвущимся к госкормушкам, давно пора было урезонить. Но не такими же "топорными" методами! Крючкова он уважал, но от ГКЧП сразу открестился. Если честно – потому, что Крючков не посвятил его в свой план, не попросил разработать эффективную программу действий, а оказался в странной компании пьяниц и старых дуболомов. Обиделся молодой генерал на своего шефа.

Но это не спасло его от увольнения в запас. Новый председатель конечно же знал, что прежний хозяин Лубянки благоволил к Митяеву и вскоре предложил уйти по доброй воле.

Новая власть активно избавлялась от людей преданых старой власти. В разряд таких были занесены почти все профессионалы спецслужб, даже те, кто не выказывал своих политических убеждений, а честно выполнял приказы. Даже те, кто был лоялен демократам. Стал профессионалом при старой власти, кто знает, чего ждать от тебя при новой. Иди-ка подальше от нее. Естественно, что от молодого, талантливого генерала с боевым опытом постарались избавиться.

Много позже Митяев узнал, почему Крючков не стал посвящать его в свои планы – потому что считал, КГБ должен возглавить профессионал, не запятнанный в грязных делах. Молодой, талантливый генерал...

Четыре месяца после увольнения стали самым кошмарным периодом в его жизни. Привыкший к ежедневной напряженной работе, которая не только давала моральное удовольствие жизнью, но и удовлетворяла материальные потребности семьи, он вдруг оказался в полном одиночестве. И в полной растерянности. Бежать на Запад, продавать свои знания за доллары, ему и в голову не приходило, а здесь, в России, ни его знания, ни его опыт никому не были нужны. И что делать?

Какое-то время он ждал, потом с месяц пил, стараясь избавиться от кошмара повседневной ненужности, а потом, когда начали поступать предложения от коммерческих структур, стал восстанавливать свои физические кондиции.

Предложений было немало, некоторые казались очень выгодными, особенно в свете проблемы с финансами, возникшей в семье, но Митяев не спешил с выбором. Понял вдруг, что "любимчик Крючкова", ещё недавно звучащее, как приговор, навсегда вычеркивающий человека из жизни, на самом деле значит "профессионал высшего уровня". А профессионалы, которые оказались не нужными новой власти, резко понадобились новым "хозяевам жизни", которые, в отличие от политических пустобрехов, реально оценивали ситуацию и понимали, кто им нужен.

В начале января позвонил Ледовской, и это уже было серьезное предложение, все-таки – госструктура. Но при первой встрече они друг-другу не понравились. Ледовской сказал, что ему нужен не генерал, а профессионал, начальник службы безопасности, на что Митяев ответил, что если б он чувствовал себя генералом, то по-другому бы говорил с начальником Госкомитета. На том и расстались, однако, через неделю Ледовской снова позвонил, и они снова встретились. На сей раз говорили о конкретных вещах. Ледовского интересовало видение Митяевым службы безопасности "Рутении", Митяева – возможности фирмы на организацию должной – эффективной и действенной – службы безопасности. Штат, техническая оснащенность, зарплата сотрудникам и его личная зарплата. Тогда уже Митяев не стыдился говорить о своей зарплате. Это свидание было более удачным, обоих удовлетворили условия, и Митяев стал работать.

Теперь штат его сотрудников составлял сорок человек охрана территории, офиса и высших должностын лиц компании. И опергруппа для выполнения спецзаданий. Ледовской проникся к нему уважением, и не вмешивался в работу. Митяев воспрял духом. Он получал в месяц столько, сколько генерал КГБ и за три года не мог заработать (по соотоношению к нынешним ценам), и

никто не требовал дурацких отчетов, не спрашивал, как та или иная операция будет выглядеть в политическом свете. Это и была настоящая работа, о которой он мечтал всю жизнь.

В штате были только те, кому он полностю доверял, от старлеев до майоров, двадцать пять – тридцать пять лет, профессионалы, благодарные ему. Работать с такими людьми, не чувствуя бдительного ока партии – одно удовольствие.

Теперь Митяев был не просто генералом – а председателем мини-КГБ.

Он сидел в своем кресле, внимательно глядя на двух сотрудников своей оперативной службы.

– Так точно, Александр Петрович, серая "Ауди" стоит неподалеку от дома Воронина на Можайке, в ней два типа. Из машины не выходили, никаких действий не предпринимали, – сказал Иван Красницкий. – Мои люди смотрят за ними. Сам Воронин в настоящее время дома отсутствует.

– Понятно. – кивнул Митяев и повернулся к другому оперативнику. Гена, подготовь группу, возможно, будет серьезная работа.

Геннадий Авдеев молча кивнул. Он знал, что такое "серьезная работа", и знал, сколько за это платят. Одна бандитская группировка уже пыталась "наехать" на "Рутению"... Но если бы совсем не платили, Авдеев бы сделал то, что надо, бесплатно. Его брата, начинающего бизнесмена, убили в подворотне собственного дома два месяца назад.

– Иван будет держать в курсе тебя, – бесстрастно продолжал Митяев. Не исключено, что понадобятся снимки, запись переговоров. Подготовь технику и жди.

Авдеев снова кивнул.

– Свободны, – сказал Митяев.

Когда оперативники ушли, он откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза. Они ещё не знал, как поступить с бандитами. То ли напугать, то ли изувечить, то ли убрать. Все будет зависеть от их дальнейших действий. Но сам он склонялся к последнему варианту. Ибо был убежден, что люди, которые угрожают женщине и, тем более, ребенку – должны быть уничтожены. Ибо – не люди они, а опасные звери. Угрызений совести на этот счет генерал Митяев не испытывал.

Шагая к подъезду своего дома, Воронин внимательно смотрел по сторонам. В руке он сжимал монтировку – на всякий случай. Понимал, что вряд ли бандиты нападут на него сейчас, но если знали, что он у Тарнаха, попросили позвать к телефону именно его, значит, могут и здесь объявиться.

Подошел к двери подъезда, толкнул её ногой, прижался спиной к стене дома. Дверь со скрипом распахнулась, потом захлопнулась все с тем же противным скрипом. Воронин снова распахнул её, шагнул в подъезд, подняв руку с монтировкой, готовый не задумываясь опустить её на голову любого подозрительного типа. Не опустил, потому что никого не увидел. Подошел к лифту, нажал на красную кнопку. Двери лифта распахнулись. Воронин ещё раз огляделся, вошел в кабину, поднялся на восьмой этаж. Спускаясь по лестнице к своей двери, смотрел то вверх, то вниз.

И думал, что это похоже на шизофрению. В своем доме, средь бела дня опасается нападения. Но последний звонок окончательно убедил его – за ним следят, и ему, действительно, грозит опасность. Если бы только ему!..

Новая дверь, обитая черным кожзаменителем, выглядела вполне солидно. И не скажешь, что она – стальная! Он позвонил, открыла Лена и сразу бросилась ему на шею.

– Сережа! Я так соскучилась...

Воронин одной рукой (той, в которой монтировка) обнимал жену, а другой захлопывал дверь, задвигал стальные засовы.

– Все нормально, Лена?

– Да нормально, нормально, – сказал профессор Воронин, выходя из кухни. – Настенька спит, а мы чай пьем, присоединяйся.

– Конечно, – сказал Сергей, бросив монтировку в шкаф для верхней одежды. – Только позвоню кое-кому и присоединюсь.

Он пошел в комнату, заглянул в кроватку дочки – она спала, потом взял трубку телефона. Лена пришла за ним, остановилась рядом.

– Иди на кухню, я сейчас, – одними губами сказал Воронин.

– А кому ты собираешься звонить?

– На кухню! – сердито прошептал Воронин.

Лена пожала плечами и ушла. Похоже, обиделась. Имела полное право... Сергей достал из кармана рубашки листок с телефоном Митяева, торопливо набрал номер.

– Александр? Это Сергей вас... тебя беспокоит, Воронин. Слушай, они мне звонили. В квартиру Володьки Тарнаха, мы с Поплавским приехали навестить его, а они позвонили, попросили позвать к телефону именно меня.

– Не волнуйся, Сергей, все под контролем. Что сказали?

– Хотят встретиться, поговорить. Деньги их не очень интересуют, как я понял. Обещают безопасность, так что я думаю...

– Я тоже так думаю, – прервал его генерал. – Что ты им сказал?

– Завтра...

– Отлично. Ты все правильно сделал. И не ходи домой с монтировкой после разговора со мной, лады? Ну пока.

– Пока... – растерянно сказал Воронин и положил трубку.

Он не успел спросить, как ему действовать завтра, но почему-то не сомневался, что генерал уже все знает. Черт побери! Одни следят, как он приезжает навестить раненого товарища, другие – как он идет к подъезду с монтировкой в руке... Прямо – шпионские страсти! В то время, когда нужно работать и работать... Впрочем, уже не нужно – на бирже. После такой опеки попробуй, откажись! От выгодной должности...

На кухне отец с Леной пили чай, скорее, делали вид, а на самом деле ждали его.

– Ну что? – спросил отец. – Как съездил?

– Нормально, – мрачно сказал Воронин, садясь за стол.Должность предложили офигенную – глава частного банка госструктуры.

– Это выгодно?

– Пап, ты сколько получаешь, три тысячи в месяц? Так вот, тупой, но исполнительный руководитель банка получает столько в день. А умный, как минимум, утроит эту сумму.

– Соглашайся, Сережа! – сказала Лена, мигом забыв о своей обиде. Это же серьезно и надежно. Госструктура!

– Да, конечно... Но это значит – идти под бывшего секретаря МГК партии. Следовать его указаниям. А у меня свое дело, не менее прибыльное и – свое!

– Иди, – сказал отец. – Тебе это нужно сейчас. Скоро они будут править страной, а не эти дохлые демократы. И ты будешь на коне. Честно сказать, все это не нравится мне, но... Иди.

– Куда, пап?

– Сам знаешь, сын. Мы тут с Леной говорили... Я ей объяснял, что крах СССР – одна из самых страшных трагедий человечества. Может быть, самая страшная. Потому что принцип социализма – от каждого по способностям, каждому по труду – прекрасен. Но не действовал он у нас, в стране развитого социализма, потому и социализма никакого не было. А уж принцип коммунизма от каждого по способностям, каждому по потребностям и вовсе кажется фантазией. А ведь прекрасные принципы, но не для человека. Церковь веками загоняла людей в лоно послушания, загубила миллионы душ – не загнала. Мы угробили миллионы душ, строя светлое будущее – не построили. И это страшно, сын. Не хочет человек быть Человеком, хочет красиво жить, и ради этого готов нарушать все заповеди, церковные, советские – неважно.

– Да, – подтвердила Лена. – Я тоже так думаю.

– Философы вы мои! – сказал Воронин. – Думать надо о другом – не следует загонять человека в какие-то рамки. Он сам знает, что ему нужно, вот и все. Хочет порнографии – дайте ему, но на определенных условиях. Хочет совращать малолеток – посадите, но докажите в суде, что совращал.

– А я и говорил, что крах СССР – это самый страшный удар по человеку, – сказал Владимир Иванович. – По сущности его. Ну ладно, все у вас нормально, я, пожалуй, пойду.

– Погоди, пап, – сказал Воронин. Он сбегал в комнату, принес две пачки купюр по десять тысяч каждая. – Ты у меня слишком принципиальный отец, но вот, что я скажу. Десять тысяч – на ремонт твоей "Волги". Чтобы мать мог отвезти на рынок, и вообще, негоже профессору бегать, ловить такси. А ещё десять – отдашь матери. Ну как, можешь возразить?

– Железная логика, – усмехнулся Воронин-старший. – Ладно, не стану отказываться, ты прав, сын.

Он взял деньги, сунул в карман куртки из светлой "плащевки".

– Пап, если надо больше...

– Только не говори, что чем-то обязан мне, ладно? Если будет нужно, сам попрошу, не сомневайся. Ну ладно, ребята, все у вас хорошо, Настенька просто великолепная дама, давайте теперь к нам в выходные.

Воронин проводил отца до двери, напряженно думая, стоит ли провожать его дальше? Решил, что – не стоит. Если люди Митяева смотрят за подъездом, значит, не позволят обидеть отца. А он должен быть рядом с женой и дочкой.

Из окна кухни он смотрел, как отец вышел из подъезда, бодро зашагал к Можайке. Никто не пытался напасть на него, даже просто приблизиться. Знакомый, тихий двор – детская площадка, кусты сирени и жасмина... А ведь где-то поблизости люди генерала, может быть, и бандиты прячутся. Ни черта не видно. Лена тоже смотрела в окно, обняв мужа за плечи.

– Думаешь, надо соглашаться на предложение Ледовского?спросил Воронин.

– А чего тут думать? – уверенно ответила Лена. – Я сижу с Настей дома, телевизор смотрю, кое-что понимаю. У вас нет надежной "крыши", поэтому рано или поздно вас захотят прибрать к рукам какие-то бандитские группировки, может быть, уже пытаются. Я же вижу – что-то происходит. А Ледовской – человек солидный, со связями, тем более – госструктура. Туда бандиты не сунутся. Поэтому – надо идти.