Текст книги "Богиня победы"

Автор книги: Николай Федоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Разрядились

Что может быть хуже диктовки по русскому, да ещё весной, в самом конце учебного года! Лично я не знаю. Разве что контрольная по математике.

Диктовка была намечена на завтра.

Мы договорились встретиться у Мишки в половине пятого и зубрить все правила и исключения по русскому хоть до утра.

Отступать было некуда.

Дверь открыла Мишкина мама.

– Дома мыслитель? – спросил я, входя в квартиру.

– Дома, – ответила Антонина Петровна. – Уроки, вроде, учит. Или спит. Притих что-то.

Я вошёл в Мишкину комнату.

Мишка, в рубахе и в брюках, лежал на диване и читал книгу. Одна нога у него была обута, другая босая. К босой ноге была прикручена медная проволока, которая тянулась куда-то к окну.

– Ого, – сказал я. – Тебя уже приковали. Неплохо бы ещё на окна решётки поставить.

Мишка отложил книгу, на обложке которой было написано «Человек-невидимка», и хотел встать, но привязанная нога помешала, и он снова лёг на диван.

– Ну-ка, мой друг, – сказал он, – подойди, пожалуйста.

Я подошёл. Мишка привстал, пощупал пальцами мою рубашку, потом зачем-то приподнял брючину и посмотрел на мой носок.

– Всё ясно, – сказал он. – То же самое.

– Звонить по ноль три и вызывать скорую? – спросил я. – Или начнём заниматься?

– Ни то и ни другое, – сказал Мишка. – И вообще не нервничай и не суетись. Сейчас я тебе всё растолкую. Сегодня я узнал колоссальную штуку. Ты вот посмотри внимательно, в каком ужасном мире мы живём. Ты не поленись и посмотри.

Я посмотрел вокруг, но ничего ужасного не обнаружил.

– Видишь, – продолжал Мишка, – телевизор стоит, люстра висит, в углу пылесос, на тумбочке магнитофон. А посмотри за окно. Фонарь напротив, через дорогу ткацкая фабрика работает. Это же всё э-ле-ктричество! А что мы носим? Свитер вечером снимаешь, а у тебя на голове бенгальские огни горят и током по рукам лупит. А почему? Потому что свитер синтетический. Он об голову твою трётся и электричество вырабатывает. Как же, спрашивается, после этого твоя голова соображать будет. Это же всё-таки голова, а не электроплитка!

– Ну, и что дальше? – спросил я.

– А то, – сказал Мишка, – что мы пропитаны электричеством. Это называется, знаешь, как? Электростатическим напряжением. Во! Из-за этого напряжения мы и дуреем, плохо соображаем, двойки получаем. А то и колы. Улавливаешь?

– Улавливаю, – сказал я. – Только зачем ты проволоку к ноге прикрутил?

– О! – сказал Мишка, торжествующе подняв вверх палец. – Вот тут-то и зарыта собака. Я заземлился. Понимаешь, другой конец проволоки прикручен к батарее отопления. Я лежу себе спокойненько, а всё электричество, которое во мне сидит и туманит мозги, уходит по трубам в землю. И у меня начинается просветление. Чувствуешь, как всё просто и гениально?

– Выходит, – сказал я, – и к диктовке готовиться не надо?

– Конечно, не надо, – сказал Мишка. – Зачем? Мы же все эти правила когда-то учили или слышали. Но из-за этого проклятого электрического напряжения у нас в головах сумбур и каша. А когда мы разрядимся, выгоним напряжение, то всё сразу вспомним. Надо только хорошенько разрядиться.

– Думаешь? – я стал колебаться.

– Конечно. Ты вот вспомни: у некоторых легковых машин сзади такой чёрный хвостик висит и об асфальт трётся. Это ведь тоже заземление. Для разрядки. Представляешь, если уж машинам разряжаться нужно, то людям и подавно.

– Слушай, – сказал я, – так может лучше закопаться в землю? Вернее?

– Скажешь тоже. Где ты землю возьмёшь. Кругом асфальт и булыжник. Это за километр идти надо. И потом, трубы отопительные глубоко в земле лежат, надёжно. Не выкапывать же нам двухметровую яму? Так что, снимай башмак, раскладывай кресло, ложись и разряжайся потихоньку.

– А проволока ещё есть? – спросил я.

– Навалом, – сказал Мишка. – Возьми у меня в столе. Там, кстати, «Остров сокровищ» лежит. Ты, вроде, хотел почитать.

Когда на другой день начался диктант, то я, честно говоря, особого просветления в мозгах не ощущал. Скорей наоборот, в голове стоял туман. Мишка, похоже, тоже не очень-то просветлел. Он ёрзал, заглядывал мне в тетрадь и наконец зашипел мне в ухо:

– Как пишется «семафор»? Е или И?

– Точно не помню, – ответил я шёпотом. Пиши «и».

Чем ближе к концу подходил диктант, тем меньше во мне оставалось уверенности. Я просто писал наобум. «Проволока плохая попалась», – даже подумал я.

Мария Николаевна продиктовала последнее предложение и сказала, что даёт нам пять минут на проверку.

– Ничего не соображаю, – растерянно прошептал Мишка, тупо глядя в тетрадь. – Не знаешь, как «собака» пишется? Через О или через А?

Ровно через пять минут Мария Николаевна собрала наши тетради. И тут страшная догадка ударила меня по голове!

– Мишка, – зашипел я, – чего это у вас около дома копают?

– Не знаю, – ответил он. – Мало ли чего.

– А трубы навалены, видел?

– Ну.

– А батареи новые штабелями лежат, видел?

– Ну.

– Ну, ну. Вот тебе и «ну». У вас же отопление меняют, балда! Батареи новые ставить будут. Выходит, мы с тобой вовсе и не заземлились! Трубы-то из земли вынули!

– Выходит, зря… – начал Мишка и запнулся.

Через три дня моя ужасная догадка подтвердилась полностью. Я получил двойку, Мишка единицу.

– Одного только не понимаю, – говорил Мишка, разглядывая свою диктовку, сплошь исчёрканную красными чернилами. – Батареи меняют – это ясно. Трубы из земли вынули – тоже ясно. Но почему тебе двойка, а мне – кол?

Ищу человека

Я размахнулся и уже хотел бросить, но Мишка вовремя успел схватить меня за руку – прямо под нами, из-под моста, почти не слышно вылетел корпус крылатого «Метеора». Мы подождали, пока корабль проплывёт, и я снова приготовился бросать. Вдруг совсем близко раздался резкий милицейский свисток. Мы обернулись. С другой стороны моста быстрыми шагами к нам приближался милиционер.

– Бежим! – крикнул Мишка.

Отдышались мы только тогда, когда уже были далеко от моста.

– Вот уж никак не думал, что бросить бутылку в реку – целая проблема, – сказал Мишка.

– Знаешь, – сказал я, – тут недалеко на набережной есть спуск к воде. Там и кинем.

Через минуту мы были у самой воды. Нева отсюда казалась ещё шире и полноводнее.

– Теперь ты бросай, – сказал я, передавая Мишке бутылку. – Давай только сургуч проверим.

Мы в который раз осмотрели горлышко бутылки, основательно залитое толстым слоем матового сургуча. Всё было в порядке. Сургуч плотно облегал толстое зелёное стекло и имел такие аппетитные, как на пирожных «буше», коричневые подтёки, что его хотелось лизнуть.

– Подальше бросай, – сказал я.

– Попробую, – сказал Мишка. Он размахнулся и вдруг опустил руку. – Нет, не нравится мне тут. Гляди, пароходы всё время снуют, катера носятся. Прибьёт волной к берегу нашу бутылочку, и всё. Или вон та черпалка зачерпнёт в ковш – и привет из Гваделупы.

– А что ты предлагаешь? Сбегать к Бенгальскому заливу и там бросить?

– Зачем так далеко. Финский ближе. И не сбегать, а сесть в лодку, доплыть до Парка Победы и там кинуть. Это уж верняк. Пошли на лодочную станцию. Оттуда на лодке до залива всего минут десять.

У входа на лодочную станцию висело объявление: «Для получения лодки напрокат необходим паспорт или иное удостоверение личности».

– М-да, – сказал я. – У тебя есть какое-нибудь удостоверение личности?

– С собой нет, – сказал Мишка. – Может, за дневником домой сбегать?

– Ну, конечно, – сказал я. – Дневник твою личность удостоверяет. И ещё как! Но здесь твои двойки никому не интересны.

Мы замолчали, не зная, что делать.

Из помещения станции вышел высокий светловолосый парень в синем тренировочном костюме. В одной руке он держал вёсла с уключинами, в другой жёлтую спортивную сумку с надписью «ADIDAS».

Было что-то очень располагающее в его большой и в то же время лёгкой и упругой фигуре, в простом открытом лице с весёлыми зелёными глазами. «Красивый человек», – даже мелькнуло у меня в голове.

– Простите, товарищ, – обратился к нему Мишка. – Вы на лодке едете кататься?

– Верно, товарищ, – ответил парень. – Еду на лодке.

– А в какую сторону? К заливу?

– Точно. Курс норд-вест.

– Ой, возьмите нас, пожалуйста. Нам очень-очень надо.

– Нет, мужики, не могу. Я вообще-то не кататься еду. К экзаменам хочу подготовиться, позубрить на свежем воздухе. Вы уж извините.

– Да мы вам не помешаем. Нам только до Парка Победы доехать, а там вы нас высадите. И потом, вы же не сможете заниматься, пока будете грести. А мы с Димкой вдвоём за вёсла сядем и в пять минут домчим. Знаете, как мы здорово гребём.

Парень засмеялся.

– Ещё не знаю, но догадываюсь. Ну да ладно, уговорили. Значит так. Капитаном галиона [1]1
  Галион – небольшое испанское деревянное судно.


[Закрыть]назначаю себя. Команды выполнять быстро и беспрекословно. Согласны?

– Согласны! – ответили мы хором.

– Тогда свистать всех наверх, убрать швартовые, поднять паруса. Курс норд-вест.

Мы разыскали нашу лодку и уже хотели в неё залезать, но парень вдруг сказал:

– А что это у вас за бутыль? Распивать алкогольные напитки на воде категорически запрещается. Вон, прочтите инструкцию на дверях таможни.

– Да бутылка пустая, – сказал я.

– Зачем же таскать с собой пустую бутылку? Или, быть может, в Финском заливе открыли приёмный пункт, и вы хотите успеть, пока нет очереди?

– Да нет, – сказал Мишка. – Бутылка не совсем пустая. Понимаете, там письмо лежит. Вот мы и хотим бросить бутылку в залив.

– Вот как. Разве наш город уже стал необитаем? А впрочем, догадываюсь. Романтика дальних стран. Ну да ладно. Все по местам!

Парень сел на корму, а мы с Мишкой дружно налегли на вёсла.

Хотя «дружно» – это только так говорится. Мы толкались, цеплялись ручками вёсел, холодные брызги то и дело окатывали нашего капитана, а наша лодка выписывала на воде такие кренделя, что понять, в какую сторону мы собираемся плыть, было совершенно невозможно. Наконец капитан не выдержал.

– Ну-ка, гребцы Российского флота, суши вёсла! – скомандовал он. – Так мы будем плыть до Нового года.

– Это всё из-за Мишки, – сказал я. – Он всё время хочет меня перегребсти.

– Ничего я не хочу, – сказал Мишка. – Ты весло плохо в воду макаешь и брызгаешься.

– Отставить дебаты! – приказал капитан. – Команде перебраться на корму. Я сам поведу наш галион.

– А как же ваши уроки? – спросил Мишка.

– Что делать. Придётся на всю жизнь остаться неучем и мракобесом.

И хотя нам с Мишкой совсем не хотелось, чтобы наш капитан оставался мракобесом, всё же пришлось перебраться на корму.

Парень взялся за вёсла, и наш галион резво понёсся вперёд, легко обгоняя другие лодки. Смотреть, как гребёт наш капитан, было одно удовольствие.

Через несколько минут мы были уже в самом устье Невы. Слева белели новые районы Васильевского острова, справа доносился рёв трибун со стадиона Кирова, а впереди, прямо по курсу, неторопливо покачивалось серьёзное Балтийское море.

– Ну, гардемарины, – сказал капитан, – бросайте вашу стеклотару. Если её не прибьёт где-нибудь в Лисьем носу, то к вечеру ждите письма с Малых Антильских островов.

Я встал на банку, повернулся носом к открытому морю и что есть силы швырнул бутылку. И только тогда, когда крепкие руки нашего капитана уже тащили меня за рубашку в лодку, я сообразил, что плюхнулся за борт.

– Мичман, разве была команда купаться? – строго спросил капитан, втаскивая меня в лодку. – Ох уж мне эти морские волки!

– П-подальше хотелось, – сказал я, выливая воду из ботинок.

– Подальше, подальше… Ну, что теперь с тобой делать? Надо б было тебя повесить посушить, но у нас нет ни верёвки, ни бельевых прищепок. Ладно. Гребём к берегу. И смотрите мне, больше никаких водных процедур!

Вскоре мы выбрались на берег. Я быстренько разделся и развесил свою одежду на кустах. Солнце здорово припекало и вполне можно было загорать.

– А что, Михаил Иваныч, – сказал парень, – давай-ка и мы с тобой позагораем. Говорят, весенний ультрафиолет самый полезный.

– А откуда вы моё отчество знаете? – удивился Мишка.

– Интуиция. И между прочим, меня тоже так зовут.

– Так вы тоже Михаил Иваныч? – Мишка захлопал глазами. – Значит мы тёзки?

– Вдвойне, можно сказать, тёзки. Поэтому, во избежание путаницы, продолжайте называть меня капитаном. Дмитрию, после морского крещения, я, если не ошибаюсь, присвоил звание мичмана. Ну а Михал Иваныч остаётся пока в гардемаринах. Есть возражения?

Возражений не было.

Мы легли на тёплый жёлтый песок, подставив спины полезному весеннему ультрафиолету.

– А теперь, – сказал капитан, – расскажите мне, что у вас за послание в бутылке. Если тут, конечно, нет какой-нибудь кровавой тайны.

– Кровавой тайны нет, – сказал Мишка. – Просто мы написали, кто мы такие, откуда, где учимся. Да вот, у нас черновик остался. Прочтите.

Капитан прочёл листок с нашим черновиком и задумчиво сказал:

– Так-так. Ищу, значит, человека…

– Какого человека? – не понял я.

– Да это я так, вспомнил кое-что. Жил, понимаете, в Древней Греции один чудак философ. Диогеном звали. Большой был оригинал. Ночевал в пустой бочке из-под огурцов, а днём бегал по городу с зажжённым фонарём и заявлял, что ищет человека.

– А город что, пустой был? – спросил Мишка.

– Представьте себе, нет. Полно было народу. Так же как, впрочем, и в нашем городе.

– Кого же он искал?

– Человека.

– Как же так?

– Вот так. Люди, выходит, были, а человека не было.

– Что-то я того, – сказал Мишка, – не улавливаю.

– Да, тёмное дело, – сказал капитан. – Но ведь вы тоже, получается, человека ищете, бутылки «на деревню дедушке» в океан бросаете.

– Почему же «на деревню дедушке», – сказал я. – Ведь могут же её в конце концов выловить где-нибудь в Карибском море, а то и в Индийском океане. Ну, ведь могут?!

– Всё может быть, – сказал капитан. – Можно даже в «спортлото» выиграть. Но уж больно маленький шанс.

– Ничего. Зато это дело. Самое настоящее дело.

– Что значит, настоящее?

– Ну, вот как бы вам объяснить. Смотрите вы, к примеру, «Клуб кинопутешествий» по телевизору, и ведущий вам говорит: сегодня вы побываете на вулкане Фудзияма, в тропической Африке, а также на островах Зелёного Мыса. Но ведь это неправда! Совершенная неправда! Нигде вы не побываете, кроме своего дивана. Это всё ненастоящее. А бутылка наша с письмом самая настоящая. Вон она на волнах качается. – И я махнул рукой в сторону залива.

Капитан привстал и пристально посмотрел в море, будто и вправду желая увидеть на волнах сургучное горлышко нашей бутылки.

В конце лета, перед самым началом учебного года, в один из вечеров ко мне примчался Мишка. Вид у него был совершенно дикий. Он размахивал над головой каким-то конвертом и кричал:

– Письмо! Нам письмо из Японии!!!

– Неужели бутылка? – изумился я.

– Конечно! – крикнул Мишка. – Что у тебя в Японии тётя, что ли?!

На длинном заграничном конверте, залепленном множеством разноцветных марок, был чётко выписан Мишкин адрес, а под ним стояли наши фамилии и имена. В правом нижнем углу было написано: «Япония. Гора Фудзияма».

Мы, затаив дыхание, вскрыли конверт. Внутри лежала глянцевая цветная открытка с изображением знаменитого вулкана. На обратной стороне её было написано:

«Дорогие мичман Дима и гардемарин Михаил Иванович!

Со спортивной делегацией нахожусь в Японии. Сегодня нас привезли любоваться Фудзиямой. Наш гид так нам и сказал: по программе полтора часа любования Фудзиямой. Да, вы были правы, гора намного красивее, чем в передаче клуба кинопутешествий. Но самое главное, её можно потрогать и даже понюхать.

В начале сентября буду дома. Обязательно зайду к вам и расскажу много интересного.

И хотя я не ведущий телеклуба, но зато я «настоящий». Вы ведь меня понимаете?

Вчера ходил по берегу Тихого океана и искал вашу бутылку. Пока не видно. Но её найдут. Обязательно найдут. Я в этом уверен. До скорой встречи.

Ваш капитан».

Мы прочитали письмо, аккуратно вложили открытку назад в конверт и помолчали. Потом я сказал:

– Ты знаешь, Мишка, у меня такое чувство, что нашу бутылку уже нашли.

Сеанс гипноза

После уроков к нам в класс вошла пионервожатая Галя и громовым голосом объявила:

– Всем, кто занят в концерте, остаться сегодня на репетицию!

Остался почти весь класс. К дверям пошли только мы с Мишкой да Славка Брындин. Славке капали в глаза какое-то лекарство, и ему не разрешалось читать. На этот счёт у него даже была справка, которую он всё время таскал с собой. Если на уроке литературы учительница спрашивала его, кто написал «Дети подземелья», он тут же говорил: «Я не могу. У меня справка». И сразу лез в портфель за своей драгоценной бумажкой.

– Титов и Лапин, – обратилась к нам Галя, когда мы были у двери. – Вы бы хоть басню, что ли, выучили, одну на двоих. Не всё же время в «балду» играть.

– Нам нельзя, у нас справка, – пробурчал Мишка, и мы вышли в коридор.

– Басню, ещё чего, – сказал Мишка. – Делать нам больше нечего. Уж если мы захотим выступить, так такой номер отколем, все ахнут.

Когда мы оделись и вышли на улицу, Мишка хлопнул себя по лбу и сказал:

– А что. Может и вправду отколем?!

– Что отколем? – не понял я.

– Номер. У меня мысль. Что, если устроить сеанс гипноза? Представляешь, фурорчик?! Это вам не матросский танец «яблочко».

– А ты что, гипнотизировать умеешь?

– Не умею.

– И кого же ты гипнотизировать будешь? Табуретку, что ли?

– Зачем табуретку. Тебя.

– Ну сказал! Кто же нам поверит. Все знают, что мы друзья.

– А мы тебя замаскируем. Под девчонку. Ведь штука в том, что на концерт собираются пригласить сто двенадцатую школу. Соображаешь? Наши будут думать, что ты из сто двенадцатой, а ихние – что ты из нашей. Устроим такое, о-го-го!

– Дудки. Не буду я под девчонку маскироваться. Чтоб я платье напяливал. Ни за что!

– Не надо никакого платья. Свитер и брюки. Все девчонки теперь так ходят. На ноги кеды. А на голову я тебе такой паричок достану, пальчики оближешь. У меня тётка в театре работает.

– Всё равно не буду, – упрямо сказал я.

– Ду́рик, ну чего ты ломаешься. Это же искусство! Актёрам кого только не приходится играть. Я сам видел по телевизору, один ужасно известный артист играл лошадь.

– Да, так то лошадь…

– Вот же упрямый человек! Да я бы сам девчонку сыграл, но меня все сразу по ушам узнают.

Я посмотрел на Мишкины уши и почему-то согласился. Мы договорились встретиться у него завтра.

На другой день вечером я был у него.

– Гляди, какой паричок я тебе оторвал, – сказал Мишка.

Паричок, прямо скажу, был мерзкий. Рыжий, с крысиной косичкой.

– Слушай, – сказал я, – а помодней нельзя было что-нибудь достать. Доисторический какой-то парик.

– Вот человек! – взвился Мишка. – То бил себя в грудь и говорил, что не будет под девчонку маскироваться. А теперь, видишь, помодней ему подавай. Ну, какая тебе разница! Ты что, замуж выходишь?!

Я не стал больше спорить, надел парик и посмотрел в зеркало. Зрелище было ужасное.

– Великолепно! – кричал Мишка, бегая вокруг меня. – Просто великолепно! Родная мама не узнает.

– Думаешь? – усомнился я. – А вдруг всё-таки узнают. Будет тогда фурор.

– Вот что, – сказал Мишка. – Мы тебе ещё очки наденем. Чтоб уж наверняка.

Он нашёл старые бабушкины очки и надел их мне на нос. Очки были очень сильные, и когда я посмотрел в зеркало, то различил только какую-то рыжую очкастую голову.

– Ну, старик, – сказал Мишка, – теперь и я тебя не узнаю. А вообще, если хочешь, можно ещё бородавку под носом нарисовать.

От бородавки я отказался.

– Теперь, – сказал Мишка, – слушай мой план. Я выхожу на сцену и спрашиваю, кто хочет загипнотизироваться. Ты поднимаешься ко мне и садишься на стул. Я тебя вроде как усыпляю, а ты вроде как во сне выполняешь всякие мои команды. Вот в принципе и всё. Успех гарантирую.

– Слушай, – сказал я. – А вдруг после меня ещё кто-нибудь гипнотизироваться захочет?

– Ерунда. Скажу, что я потратил на тебя очень много умственной энергии и что пока больше не могу. В общем, всё решено. Завтра я говорю вожатой, что буду выступать.

На другой день Мишка подошёл к Гале и сказал:

– Галя, ты была права. Всё время играть в «балду» нельзя. Так что я решил выступать.

Галя с подозрением посмотрела на Мишку.

– Я прочту басню, – продолжал Мишка. – «Мартышка и очки».

– Ну, хорошо, – сказала Галя. – Но смотри, Лапин, не подведи. Я ставлю твой номер четвёртым.

И вот наступил день концерта. Галя, отвечавшая за проведение концерта, как метеор летала по всей школе. Она разыскивала запоздавших артистов, все время звонила куда-то по телефону и, наверное, раз десять спрашивала у Мишки, не передумал ли он и не забыл ли слова. После третьего номера она вышла на сцену и объявила, что сейчас Михаил Лапин прочтёт басню Крылова «Мартышка и очки». Тут же её позвали, и она исчезла из зала по какому-то срочному делу.

Мишка поднялся на сцену и каким-то дурным голосом произнёс:

– Сеанс массового гипноза! Желающих прошу подняться ко мне.

По залу пронёсся ропот, и сразу куча желающих бросилась к сцене. Я кинулся вперёд и, растолкав локтями массу желающих, первым очутился около Мишки.

– Очень хорошо, – сказал Мишка. – Садись, девочка, вот стулик. Сейчас мы погрузим тебя в здоровый гипнотический сон. Не бойся. Гипноз – вещь полезная.

«Ну, болтун!» – подумал я.

Мишка растопырил ладони и, крутя ими около моего носа, принялся бубнить:

– Спите… спите. Вам ужасно хочется спать, вы ужасно устали. У вас смыкаются глаза, вы зеваете, вы не спали три ночи подряд…

Я разинул рот, будто и вправду зевая, опустил голову на грудь и свесил руки. Мишка ещё немного побубнил и сказал, обращаясь к залу:

– Ну вот. Наша подопытная спит глубоким сном. – Он похлопал меня по плечу и довольно чувствительно ущипнул за ухо, что было совершенно лишним.

– А теперь, – продолжал Мишка, – наша подопытная будет выполнять команды.

«И откуда он это дурацкое слово «подопытная» раскопал», – подумал я.

Между тем, Мишка снова покрутил ладонями у моей головы и сказал замогильным голосом:

– Встаньте и идите.

Я встал, медленно, как привидение, побрёл вперёд и чуть не свалился со сцены из-за проклятых очков. Мишка едва успел ухватить меня за свитер.

– Вот видите, – сказал он. – Она ничего не соображает. Она крепко спит.

«Сам ты ничего не соображаешь, – уже со злостью подумал я. – Не мог очки послабее найти».

В зале уже слышались смешки. Мишка вошёл в раж. Он снова усадил меня на стул и сказал:

– А сейчас мы зададим нашей подопытной несколько вопросов. И хотя она спит глубоким сном, она будет отвечать.

У меня внутри всё прямо закипело. Какие вопросы?! Ни о каких вопросах мы не договаривались. «Ну, ладно же, – со злорадством подумал я. – Я тебе покажу вопросы!»

– Для начала, – продолжал Мишка, – скажите нам, подопытная, как вас зовут.

– Травиата, – ответил я басом.

– Прекрасно, – сказал Мишка, ничуть не смутившись. – Скажите, Травиата, сколько будет шестью четыре?

– Сто, – сказал я.

– Вот видите, – сказал Мишка, – гипноз помог нам выяснить, что наша подопытная слаба в математике.

– По географии спроси! – крикнул кто-то из зала.

– Можно по географии, – сказал Мишка, вдохновлённый успехом, – Скажите, какая самая длинная река в мире.

– Карповка, – сказал я.

– А кто написал Хаджи Мурат?

– Робинзон Крузо.

– Ну вот, – сказал совершенно довольный Мишка. – Мы выяснили, что наша подопытная, оказывается, круглая двоечница. А такая с виду прилежная девочка. Хоть и рыженькая. Вот что значит гипноз.

Больше я терпеть не мог. Я вскочил со стула и крикнул:

– А ты круглый болван! Сам в одной диктовке по двадцать ошибок делаешь! И забирай свой мерзкий парик!

Я сдёрнул с головы ненавистные рыжие кудри и швырнул их в Мишку. Эффект был потрясающий. Зал буквально ревел от хохота, и от аплодисментов дрожали стёкла. А когда мы с Мишкой злые друг на друга уже спрыгивали со сцены, в зал вбежала Галя. Довольная, что кругом смех и аплодисменты, она вспорхнула на сцену и бодро сказала:

– Итак, вы прослушали басню Крылова «Мартышка и очки». А теперь выступит…

Но кто выступит теперь было уже невозможно расслышать из-за рёва и хохота.