Текст книги "Богиня победы"

Автор книги: Николай Федоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Николай Тимонович Федоров
Богиня победы

Рассказы

Скрытой камерой

Примерно раз в месяц Мишка обязательно ездил навещать своего деда. Дед жил далеко – сначала надо было ехать автобусом, потом на метро и ещё четыре остановки на трамвае.

Домой Мишка всегда возвращался с каким-нибудь подарком. То компас с фосфорными стрелками привезёт, то складной ножик, в котором разве что мясорубки не хватает, а то и старинную монету с изображением какого-нибудь бородатого монарха.

Нет, только не подумайте, что Мишка навещал деда из-за подарков. Но такой уж человек был его дедушка, что не мог отпустить внука, не подарив ему что-нибудь.

Подарки эти он редко покупал в магазине, а чаще находил их тут же, у себя в квартире. «Глянь-ка, Мишаня, – говорил обычно дед. – Разбирал вчера антресоли, смотрю – барометр. Помнится, в Риге покупал в сороковом году. Да так никогда и не пользовался. Возьми».

Мишка говорил, что если дед найдёт у себя на антресолях колёсный пароход или зенитное орудие, то он не удивится.

В тот раз Мишка принёс от деда фотоаппарат. Настоящий фотоаппарат в кожаном футляре под названием «Зоркий С».

– Да он, наверное, не работает, – говорил я, с завистью осматривая аппарат.

– Как это не работает, – отвечал Мишка, – Дед говорит, он им почти не пользовался. Всё в порядке. Я уже и плёночку зарядил.

– А ты снимать-то умеешь? – спросил я.

– Запросто. Мне дед всё объяснил. Так что садись вот сюда на диван, а я тебя сфотографирую. Будет называться «Портрет моего друга». Если всё нормально получится, пошлю в пионерский журнал. Я читал, там сейчас конкурс на лучшую фотографию.

– Погоди, – сказал я. – Тогда уж причесаться надо.

Я тщательно причесал свои вихры и на всякий случай вымыл лицо и руки. Потом сел на диван, куда мне указал Мишка.

– Начнём, – сказал Мишка и нацелил в меня объектив. И тут, сам не знаю почему, шея у меня как будто одеревенела, а лицо и руки стали чужими.

– Ты чего это? – спросил Мишка и отвёл аппарат.

– А чего?

– Да вид у тебя такой, будто с тебя скальп снимать собираются. Ты сиди спокойно и улыбайся.

Я улыбнулся.

– Ты что, укусить меня хочешь, – сказал Мишка, снова отведя аппарат. – Я ж улыбнуться прошу, а он скалится.

– Как умею, так и улыбаюсь, – сказал я. – И вообще, чего это я улыбаться буду, если мне не смешно.

– А ты вспомни чего-нибудь смешное и улыбайся. Только не слишком рот-то разевай, а потихонечку так, загадочно.

Я стал вспоминать что-нибудь смешное, но вспомнил только, что сегодня вечером надо давать дневник маме на подпись.

– Слушай, – сказал я, – а зачем обязательно улыбаться. Ты сделай грустную фотографию. И назови «Портрет моего грустного друга».

– Можно, конечно, – сказал Мишка. – Но с улыбкой интереснее. Знаешь, картина есть такая знаменитая. «Джоконда» называется. Там одна старинная итальянская девушка сидит в кресле и так потихонечку улыбается. Будто про себя. Так вот ученые до сих пор всё гадают, чему это она улыбается. А если б она просто смеялась или хохотала, так может картина бы эта и знаменитой не стала. Мало ли чего она хохочет. Может ей щекотно.

Я сосредоточился, собрался с силами и попробовал загадочно улыбнуться.

– Ну вот, – сказал Мишка. – Теперь он плакать собрался. Горе у тебя, что ли, какое? Или зубы болят.

– Ничего у меня не болит, – начал я злиться. – И вообще, мне надоело. Снимай какой есть.

– Хорошо, – сказал Мишка. – Только ты глаза хотя бы не таращь. А то подумают, что у тебя базедова болезнь.

Наконец Мишка щёлкнул затвором. Потом щёлкнул ещё несколько раз и сказал:

– Во! Я, кажется, придумал. Тебя надо снять с какой-нибудь умной книгой. Так будет эффектнее.

Мишка подошёл к книжному шкафу и достал оттуда толстенную книгу.

– То, что надо, – сказал он. – «Идиот». Серьёзная вещь.

– Нет, – сказал я. – С «Идиотом» не буду.

– Почему?

– Не буду, и всё тут, – упрямо повторил я.

– Ну, возьми тогда «Живой труп», – сказал Мишка. – Лев Толстой написал. Или тебе «Курочку рябу» найти? Должен же ты в конце концов показать свой культурный уровень.

Я решил, что Мишка прав, и чтобы показать свой культурный уровень, взял двадцать четвёртый том Советской энциклопедии, начинающийся со слова «собаки» и кончающийся словом «струна». К тому же эта книга была самая большая и толстая.

И Мишка меня заснял.

Потом он сфотографировал меня с кошкой, с электродрелью, с арбузом, за пианино, на балконе и у газовой плиты.

Потом я фотографировал Мишку с телефонной трубкой, в мотоциклетном шлеме, у книжной полки, под столом и даже за швейной машинкой.

А когда Мишка предложил мне встать на голову по системе «хатха-йога», я сказал:

– Хватит. Ерунда всё это. Так мы никогда приличных кадров не сделаем. Я читал в фотожурнале, что все знаменитые фотографии делают скрытой камерой.

– Как это? – спросил Мишка.

– Ну, надо замаскироваться и фотографировать, когда тебя не видят. Тогда вот самые интересные кадры и получаются.

– А что, – сказал Мишка. – Неплохая идея. Надо, конечно, попробовать.

Мы вышли на улицу и спрятались за квасной бочкой. Но ничего интересного как назло не происходило.

Торопливо неслись по улице потоки серьёзных людей, на перекрёстке нервно газовали машины, переполненные автобусы, с трудом закрыв двери, тяжело отъезжали от остановок.

Всё, как обычно. Правда, Мишка щёлкнул пару кадров – собаку, которая несла в зубах сумку хозяина, и автобус, из двери которого торчал портфель и чья-то нога.

Мы уже хотели уходить, как вдруг на балконе одного из домов я заметил толстого лысого мужчину в трусах и в майке. На голове у него было что-то вроде чалмы. Мужчина держал в руках большие пудовые гири и делал с ними приседания.

– Гляди, Мишка, какой силач-бамбула. Ну-ка, быстренько щёлкни его, пока не ушёл.

Мишка поспешно вскинул аппарат и нажал кнопку. Потом он сфотографировал пожарную машину, лоток с мороженым, разгрузку арбузов, очередь за квасом и, наконец, меня рядом с красивой серебристой машиной японской фирмы «Тойота».

Когда мы шли домой, я спросил:

– Слушай, ну нащёлкал ты всякой ерунды, и что дальше. Карточки ты ж всё равно не умеешь делать. Да и увеличителя у тебя нет.

– Без паники, – сказал Мишка. – Я уже договорился со Славиком, соседом. Послезавтра он будет проявлять свои плёнки, так он обещал и мне сделать.

Через два дня мы пришли к Мишкиному соседу за фотокарточками.

– А, фотографы, здорово. Заходите, – сказал Славик, пропуская нас в квартиру. – Только сразу вам скажу – ни черта у вас не вышло. Зря я возился. То ли вы плёнку плохо заряжали и засветили, то ли аппарат у вас заедает. Не знаю. Один кадр, правда, почему-то вышел! Дерево какое-то на крыше.

– Дерево? – удивился Мишка. – Какое дерево? Мы не снимали никаких деревьев.

– Вот уж не знаю, – сказал Славик и протянул Мишке фотокарточку.

Мы пошли ко мне и там внимательно рассмотрели карточку. Действительно, на крыше какого-то дома у самого края карниза росло маленькое деревцо или, скорей, кустик. Рядом с ним сидел голубь, а второй голубь взлетал в небо.

– Что за мистика, – сказал Мишка. – Может, Славик пошутить решил?

И тут вдруг до меня дошло.

– Мишка! Помнишь, ты толстяка с гирями на балконе снимал? Он ещё в чалме был?

– Ну?!

– Так это же тот самый дом. Я его узнал. Ты, наверное, когда толстяка снимал, то в спешке выше взял.

– Может быть, – сказал Мишка. – Но откуда дерево?

– Значит, оно там растёт. Да чего гадать. Бежим сейчас и всё проверим.

Через минуту мы были рядом с квасной бочкой, у которой стояли два дня назад. Теперь никаких сомнений не оставалось – дом был тот же самый, что и на фотографии. Только никакого дерева на крыше не росло.

– Чудеса, – сказал я. – Куда же девалось дерево? Ведь дом тот же самый! Гляди, видишь под карнизом кусок штукатурки отбит. Точно так, как на нашей фотографии.

– Знаешь, что – сказал Мишка, – пойдём и выясним всё у кого-нибудь. Не может быть, чтобы мы с тобой рехнулись одновременно.

Мы вошли во двор загадочного дома и сразу увидели дворничиху, выносившую из парадной вёдра.

– Здравствуйте, – вежливо сказал Мишка.

– Здрасьте, – неохотно отозвалась дворничиха и подозрительно на нас посмотрела.

– Скажите, пожалуйста, вы в этом доме работаете?

– Ну в этом. А вам чего надо?

– Мы насчёт дерева. У вас на крыше дерево росло, а теперь вдруг исчезло.

– Ах, вот вы о чём, – дворничиха поставила вёдра на землю и улыбнулась. – Это верно, рос там кустик. Я, бывало, всё удивлялась: это ж надо, думаю, как природа жизнь любит. Чуть-чуть где землицы соберётся, так сразу живое и родится. Подумать только, на крыше этакой кирпичной махины деревцо выросло. Чудо просто. Ведь никто его там не сажал.

– А где же оно сейчас? – спросил я.

– Так ведь на следующей неделе кровлю-то на крыше менять будут. Поди, лет двадцать не меняли, прохудилась вся. Ну, рабочие вчерась его и вырвали.

– Посмотрите! – сказал Мишка и показал дворничихе фотографию. – Узнаёте?

– Ой, ну конечно! Да как хорошо вышло-то.

– Возьмите, – сказал Мишка. – На память.

Мы снова вышли на шумную улицу, ещё раз посмотрели на крышу, где росло дерево, и я сказал:

– Слушай, а ведь редкий кадр получился. И красивый. Вот что значит «скрытой камерой». Ты попроси Славика, чтобы он ещё несколько карточек напечатал.

– Попрошу, конечно, – сказал Мишка. – Жаль только, что мы с тобой не видели, как это дерево на крыше росло. Представляешь, сами снимали, а видеть – не видели.

После этого мы с Мишкой частенько ходили с фотоаппаратом по городу и искали интересные кадры. Поглядывали мы и на крыши домов. Но деревьев, растущих на карнизах, больше нигде не встречали. Всё-таки деревья, наверное, любят расти на земле.

Подарки

Утром за завтраком я сказал:

– Папа, хочу с тобой посоветоваться. Скоро у Мишки день рождения, а я совершенно не представляю, что ему подарить.

– Сложное дело, – ответил папа и развернул газету. – А когда день рождения?

– Ровно через месяц и четыре дня. Но я так считаю, надо заранее всё продумать, чтобы потом не нервничать.

– Ну что же, – сказал папа. – Мужчине хорошо подарить кинжал в золочёных ножнах или пару дуэльных пистолетов. На худой конец подойдёт турецкая сабля.

– А конскую сбрую с бриллиантами можно? – спросил я.

– Это мысль, – ответил папа и углубился в газету.

Я понял, что он тоже не знает, какой подарок сделать Мишке, и что придётся думать самостоятельно. Я долго ломал голову, а потом решил: «Ну, чего зря мучиться. Взять да и спросить у самого Мишки. А всякие там сюрпризы и секреты ни к чему».

Я позвонил Мишке по телефону и объяснил ситуацию.

– Это хорошо, что ты со мной решил посоветоваться, – сказал он. – А то, действительно, подаришь какую-нибудь дребедень, которая мне и не нужна совсем. Так что, если не жалко, подари твою немецкую модельку старинного автомобиля. У меня две модели есть, так что вроде как коллекция начнёт подбираться.

– Конечно, не жалко, – сказал я. – Только у моей модели руль отбит и колесо плохо держится.

– Ерунда, – сказал Мишка. – Приклею. И вот ещё что. Раз уж я знаю, что́ ты мне подаришь, так дари сегодня. Чего зря целый месяц ждать.

– Идёт, – согласился я.

Я нашёл приличную коробочку из-под маминых духов, положил в неё машинку и, обвязав коробку розовой ленточкой, пошёл к Мишке. Я поздравил его с наступающим днём рождения и вручил презент. Мишка был страшно доволен.

А ближе к вечеру он пришёл ко мне и, вынув из кармана мою коробку с розовой лентой, сказал:

– Дим, ты меня извини, пожалуйста. Но я это… передумал. Подари мне лучше, если можешь, пару поплавков из пенопласта, которые твой отец делает. А то, понимаешь, стал готовиться к сезону – и ни одного приличного поплавка.

– О чём разговор! – сказал я. – Я тебе пять поплавков дам. И в придачу блесну. У нас как раз лишняя есть. А машинку ты оставь. Может, всё-таки соберёшь коллекцию.

На другой день в школьной раздевалке Мишка подошёл ко мне и протянул знакомую коробку, перевязанную лентой. Я вытаращил глаза.

– Что?! Опять передумал?!

– Да нет, – сказал Мишка. – Это тебе. Подарок. И у тебя ведь скоро день рождения. Так что я тоже заранее решил.

– Как это – скоро? У меня же через три месяца?

– Пустяки. Время быстро пролетит. И потом, я, может быть, в июне в лагерь уеду и не смогу к тебе на рождение прийти.

Я поблагодарил Мишку и, развязав ленту, открыл коробку.

Там лежал замечательный Мишкин перочинный ножик, у которого было три лезвия, консервная открывашка, шило, отвёртка, пилка, ножницы, штопор, вилка, зубочистка и даже щипчики для бровей.

– Нет, старик, – сказал я. – Я такой дорогой подарок не возьму.

– Бери, бери, – сказал Мишка. – Он мне совершенно ни к чему. И потом, у моего деда такой же есть. Он мне обещал отдать.

На уроках я беспрерывно крутил в руках ножичек и думал: «Нехорошо получается. Мишка вон мне какой подарок отгрохал. А я ему всякой ерунды надавал».

В тот же день вечером я пришёл к Мишке и преподнёс ему ручной компас, упакованный в известную коробочку с лентой.

– Мне, прямо, неудобно, – сказал Мишка. – Ты меня задарил совсем, честное слово.

И на следующий день он притащил мне в коробке старинный погнутый пятак.

– Собирай коллекцию, – сказал он. – Давно пора стать нумизматом.

Тут уж меня какой-то странный азарт охватил. И Мишку, видно, тоже.

Я подарил ему теннисную ракетку с шариком. Шарик я отдельно упаковал в коробку и завязал ленточкой.

Мишка преподнёс мне увеличительное стекло с отбитым краем.

Я ему – почтовую марку с изображением львинохвостой макаки.

Он мне – магнит с железными опилками в придачу.

Я ему – розовую морскую раковину.

Он мне – стреляную гильзу шестнадцатого калибра.

Я ему – сверло для дрели.

Он мне – еловую шишку…

Коробочка с розовой лентой так и скакала из рук в руки.

А как-то вечером Мишка зашёл ко мне, держа в руках какой-то странный тёмно-коричневый чемодан.

– Держи, – сказал он и протянул мне чемодан. – Тромбон. На нём дедушка играл, когда в добровольной пожарной дружине работал.

Потом Мишка полез в карман и вынул оттуда коробку с розовой лентой.

– А это ещё что? – спросил я.

– Мундштук к тромбону, – ответил Мишка. – Вдруг ты на нём поиграть захочешь. Правда, у него этой штуки не хватает, которую вытягивают. Ну, трубки такой. Но всё равно – сильная вещь. Если его шкуркой надраить, он прямо горит.

После тромбона дарить подарки я больше не решался. Да и нечего было.

Не выносить же, в самом деле, мебель из дома. И Мишка, видно, тоже иссяк.

Прошло несколько дней, и в одно из воскресений звонит мне Мишка и говорит:

– Ну, чего ты сидишь?

– А чего?

– У меня ж сегодня день рождения. Приходи скорей.

– Ой, а я и забыл!

– Я тоже, честно говоря, забыл, – признался Мишка. – Если б меня родители не поздравили, так бы, наверное, и не вспомнил. Ну, давай. Жду.

«Вот те на! – подумал я. – Как на день рождения без подарка идти?»

Я с тоской оглядел комнату, но дарить было абсолютно нечего.

Кругом лежали только Мишкины подарки. «Ладно, – решил я. – Куплю сейчас на углу в газетном киоске какой-нибудь значок – и дело с концом. Всё-таки не с пустыми руками».

Я разыскал знаменитую коробку из-под духов, уже изрядно потёртую, и вышел на улицу.

Киоск был закрыт.

Я потоптался около Мишкиной парадной, но так ничего и не придумав, поднялся наверх.

– Поздравляю, Мишка, тебя с днём рождения, – сказал я и совершенно автоматически, по привычке, наверное, вынул из кармана коробку и протянул имениннику.

– Спасибо, – сказал Мишка.

Он с любопытством открыл коробку и удивлённо захлопал глазами. В коробке, свернувшись змейкой, лежала розовая лента. Та самая лента, которой мы завязывали все наши подарки.

Мишка ещё несколько секунд с изумлением разглядывал ленту и даже вытащил её из коробки, подумав, наверное, что под ней что-то спрятано.

А когда я уже собрался всё ему объяснить, он вдруг просиял и сказал:

– Гениально! Это ж реликвия! Музейный экспонат. Да в этой коробке столько подарков перебывало – не сосчитать. Молодец, Димитрий. Сильно придумал!

И мы пошли есть торт «Ленинградский сувенир».

Дневник

В первый день весенних каникул вдруг повалил снег. Крупный и тяжёлый, как намокшие куски ваты, он шлёпался на асфальт и сразу таял. Одна нахальная снежинка даже залетела мне за шиворот. Я рассердился и вернулся домой с твёрдым намерением заняться чем-нибудь полезным и серьёзным. Вот тут мне и пришла идея вести дневник.

«Все великие и даже не очень великие люди вели дневники, – думал я. – Потом учёные их изучают, статьи про них пишут, спорят между собой. Нужная, выходит, вещь.

В конце концов, если я даже не стану очень великим, то всё равно интересно.

Выйду на пенсию, сяду на диван и подумаю: а чем, интересно, я занимался лет этак пятьдесят назад? В весенние каникулы? Открою дневничок и всё там прочту».

Я достал чистую тетрадь в клеточку и красным фломастером крупно написал на обложке: «ДНЕВНИК». Потом подумал и приписал: «ЖИЗНИ». Так что получилось внушительно: «ДНЕВНИК ЖИЗНИ». Это чтобы со школьным не спутали. Теперь можно было заполнять первую страницу. И я начал:

24 марта

Сегодня первый день каникул. Погода паршивая. Идёт снег. Только что по радио передали, что из Англии пришёл циклон. Ветер западный, 10–12 метров в секунду. Температура ноль градусов. Твёрдо решил как многие знаменитые люди вести дневник. Дневник – вещь важная и интересная. На пенсии пригодится.

Тут я остановился и стал думать, что бы ещё написать. Хотел было добавить про влажность воздуха и про атмосферное давление, но передумал. В дверь позвонили. Я пошёл открывать и впустил Мишку. У него были мокрые брови и ресницы, а с кепки и даже с кончика носа капала вода.

– Здоро́во, – сказал он. – Ну и мерзкая погода. Как назло. Только каникулы начались – и вот тебе здрасьте-пожалуйста.

– Между прочим, – сказал я, – англичане говорят, что не бывает плохой погоды, а бывает плохая одежда.

– Чушь, – ответил Мишка. – В водолазном костюме, что ли, ходить. Ну а ты-то чего делаешь?

– Дневник веду.

– Какой ещё дневник?

– Обыкновенный. Дневник жизни.

– Это как?

– Ну, жизнь свою описываю. Где был, что видел. Как все известные люди делали. Лев Толстой, к примеру.

– Зачем это тебе надо?

– Для потомков может пригодиться. Это сейчас тебе не интересно, что у меня по русскому за третью четверть, или какие брюки на мне надеты. А вот лет через сто пятьдесят, знаешь, как им всё это важно будет! Вот напишу я сейчас, что ко мне Мишка зашёл. А учёные через сто лет прочтут мой дневник и ну давай спорить и дискуссии разводить. Кто такой Мишка? Что за человек? Как фамилия? Загадка века.

– Делать тебе нечего, – сказал Мишка.

– Ты вот что, – сказал я. – Посиди немного, а я тут докончить кое-что хочу.

Я снова открыл дневник и приписал:

Пришёл Мишка. Сказал, что погода мерзкая и спросил, что я делаю. Я сказал, что веду дневник для потомков и объяснил ему, как это важно. Но Мишка сказал, что делать мне нечего. Тёмный человек. Сидит сейчас и в окно глазеет.

– Ну, долго ты ещё кропать будешь? – прервал меня тёмный человек. – Давай хоть в шашки, что ли, сыграем.

– Давай, – согласился я.

Мы сыграли шесть партий, причём две в поддавки. Я продул все шесть. Не шла что-то игра.

– Может, в зоомагазин съездим, – предложил Мишка. – Мне корм для рыбок купить надо. И вообще, не сидеть же дома все каникулы из-за этой погоды. Ты ведь только что тут разглагольствовал, что плохой погоды не бывает.

– Не ворчи, – сказал я. – Сейчас поедем. Погоди только минутку. Я ещё пару фраз накатаю.

И я написал в дневнике:

Играли с Мишкой в шашки. Проиграл все шесть партий. Едем сейчас в зоомагазин за кормом для Мишкиных рыбок.

Тут я на секунду задумался и жирно зачеркнул слова «проиграл все шесть партий». Такие подробности, решил я, ни к чему даже для потомков.

Домой я вернулся только к вечеру и сразу перечитал свои записи в дневнике. «Нет, не то что-то, – подумал я. – У меня не дневник жизни получается, а какая-то смесь милицейских протоколов с прогнозом погоды». И тогда я понял, в чём дело. В дневнике надо только самое главное записывать. Самое важное, что в моей жизни происходит. А про всякие игры, в шашки и корма для рыбок можно не писать. Тогда я стал вспоминать прошедший день, но так и не мог решить, что же было главным. «Ладно, – подумал я. – Завтра обязательно будет что-нибудь главное».

На другой день, когда я проснулся, в окно ярко светило солнце. Небо было совершенно чистое и очень синее. Даже не верилось, что вчера валил снег.

Я сразу открыл свой дневник и написал:

25 марта

В небе светит солнце.

Тут я вспомнил, что решил записывать только самое важное. Я уже хотел зачеркнуть написанное, но потом подумал, что в конце концов солнце в небе – штука важная. И оставил.

А вечером в дневнике появилась следующая запись:

Сегодня ходили с Мишкой в кинотеатр «Молния». Смотрели кинофильм «Любовь и ярость». Так себе картина, ерундовая. Потом пошли к Славе Брындину за победитовым сверлом для дрели. По дороге к Славе Мишка уронил свою варежку в р. Карповку. Достать варежку не удалось. Так она и поплыла вместе со льдинами в Финский залив. Пришли к Мишке и стали сверлить у него в ванной дырки для полки. Одну дырку просверлили прямо насквозь. На кухню. Мишке от мамы влетело. Вечером смотрели телевизор.

Немного подумав, я приписал:

К нам в город приехал король Иордании Хусейн.

Я перечитал написанное и даже обозлился на себя. Опять в дневнике оказалась масса никому не нужных подробностей! Я схватил чёрный фломастер и со злостью почти всё зачеркнул. Осталось только два предложения:

В небе светит солнце.

К нам в город приехал король Иордании Хусейн.

На следующий день Мишка спросил:

– Ну, как твой дневник жизни? Кропаешь?

– Кропаю, – сказал я.

– Дай прочесть.

Я протянул Мишке дневник. Он прочитал и сказал:

– Да, не очень-то много ты потомкам оставляешь. Никаких загадок века. А то, что в небе светит солнце, для них, конечно, будет сенсация.

– Понимаешь, – сказал я, – в дневнике надо самое главное записывать. А я никак не могу решить, что главное. Не писать же про твою варежку, которую ты в Карповку уронил. Или про дырку у тебя в ванной.

– Это верно, – сказал Мишка. – Ладно. Придётся тебе помочь. Бери ручку и пиши. Двадцать шестое марта. Сегодня… эээ, ммм… Сегодня из нашего города на родину отбыл король Иордании Хусейн!

Я засмеялся:

– Ну, а как насчёт неба?

– В небе светит солнце, – ответил Мишка.

Я закрыл тетрадь и больше никаких записей в дневнике своей жизни не делал.