Текст книги "Блюхер"

Автор книги: Николай Великанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

МАРШАЛ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

Идея об учреждении нового воинского звания для военачальников, внесших наибольший вклад в защиту советской страны, в кремлевских стенах витала еще в середине 1934 года, но впервые заговорили об этом на одном из заседаний Политбюро ЦК в начале 1935-го. Сталин предложил подумать о таком воинском ранге, как «маршал». Постепенно эта мысль вышла за кремлевские стены. Вскоре маршальское звание стало предметом обсуждения в коридорах ЦИКа, Совнаркома и, естественно, в среде военной верхушки.

И вот 20 сентября 1935 года ЦИК и СНК СССР приняли постановление о введении персонального воинского звания командному и начальствующему составу РККА – Маршал Советского Союза. В постановлении указывалось, что это звание присваивается «выдающимся и особо отличившимся лицам высшего командного состава»…

Сталин изучал список возможных претендентов на присвоение маршальского звания: Буденный, Ворошилов, Егоров, Тухачевский… Раздумывал… Наконец, видимо, сделав выбор, взял карандаш, подчеркнул четыре первые фамилии и добавил к ним пятую – «Блюхер».

В ноябре Блюхер с женой отдыхали в санатории «Барвиха» под Москвой. В это время отмечалось 60-летие «всесоюзного старосты» М. И. Калинина. Василию Константиновичу позвонил комендант Кремля: Михаил Иванович приглашает Блюхера вместе с женой на празднование своего юбилея.

На юбилей Калинина съехалось большое число именитых гостей – весь цвет партийной и правительственной элиты. Вначале всё было очень торжественно, много говорилось тостов, добрых слов в адрес юбиляра. После застолья торжественность сменилась весельем с песнями и танцами. Буйно веселились военные, особенно в ударе были С. М. Буденный и А. И. Егоров: Семен Михайлович виртуозно играл на гармошке, а Александр Ильич лихо отплясывал.

Егоров подошел к Блюхеру, который в этот вечер среди военных был одним из самых «иконостасных»: на его груди блестели шесть высших наград страны – орден Ленина, четыре ордена Красного Знамени и орден Красной Звезды. Александр Ильич жестом привлек внимание окружающих к наградам Блюхера и предложил посостязаться, произнеся на весь зал: «Давай спляшем! Кто кого из будущих маршалов перепляшет: ты – маршал Востока или я – маршал Запада?» Гости аплодисментами подбадривали Александра Ильича и Василия Константиновича, не аплодировали лишь Уборевич и Якир: они бросали на куражившегося Егорова снисходительные взгляды, а на Блюхера смотрели с холодной неприязнью.

За всей этой картиной внимательно наблюдал стоявший у стола, отдельно от других, Сталин. Улыбался…

Через двадцать лет А. В. Хрулев (в 1935 году он был начальником Главвоенстроя РККА) в справке, адресованной генеральному прокурору Р. А. Руденко, объяснит причину холодного отношения Якира и Уборевича к Блюхеру: «Блюхер жил изолированно от таких людей, как Тухачевский, Якир, Уборевич и другие высокопоставленные командующие войсками. Тем не менее звание маршала Блюхеру было присвоено, причем по личному предложению Сталина. Уборевич, Якир обиделись, естественно, завидовали Блюхеру – отсюда их неприязнь к нему…»

Официально маршальское звание было присвоено пяти известным в стране военачальникам: Буденному, Ворошилову, Егорову, Тухачевскому, Блюхеру через пять дней – 20 ноября 1935 года.

В адрес Блюхера посыпались поздравления от руководства страны, от коллег по работе, от сослуживцев, друзей, знакомых и незнакомых. Тысячи поздравлений! Это подогревало в нем тщеславие. Он – один из пяти самых «выдающихся и особо отличившихся» в стране военачальников!

Но прошло некоторое время, и в душе Василия Константиновича зашевелились сомнения…

Брошенная Егоровым на юбилее Калинина фраза о Блюхере: «маршал Востока» пристала к нему, и теперь нередко ее можно было услышать от разных людей.

Сын Блюхера Василий Васильевич вспоминал:

«Местом постоянной службы отца был Дальний Восток, и я на каникулы ездил к нему. Иногда отец определял меня в попутчики кому-нибудь из товарищей по службе или московских друзей. Помнится, довелось как-то ехать даже с самим начальником Главного политического управления РККА Гамарником. У Байкала произошел такой эпизод. Как только за окном вагона открылась необъятная водная гладь, Ян Борисович в полную силу своего красивого голоса запел: „Славное море, священный Байкал…“

Ехавшие с ним товарищи подхватили песню, а я молчал.

– Почему не поешь со всеми? – строго спросил армейский комиссар 1-го ранга.

– Слов не знаю…

– Да это ж одна из любимых песен твоего отца, – тряхнул черной окладистой бородой Гамарник. – А еще сын маршала Востока… Учи песню, повторяй за мной. Не осилишь – высажу в Улан-Удэ и отправлю обратно в Москву.

Я принял эти слова всерьез и, конечно, постарался, чтобы Ян Борисович не привел их в исполнение».

Василий не раз уже слышал, что его отца, командующего ОКДВА, дальневосточники называли «наш восточный маршал».

Люди, произносившие эту фразу, вовсе не хотели умалить значение заслуг Блюхера, но самого Василия Константиновича это задевало. Почему «маршал Востока»? Он – Маршал всего Советского Союза! Как и Ворошилов, Буденный, Тухачевский… Выходит, он периферийный маршал?

После возвращения из столицы в маршальском звании Василий Константинович буквально утонул в море народного обожания. Его приглашали на заводы, стройки, в колхозы, в учебные заведения, в школы, в семьи простых людей. Здесь, на восточном краю советской земли, ее жители считали Блюхера своим и относились к нему с искренней любовью и неподдельным восхищением.

Строители Комсомольска-на-Амуре, поздравляя Блюхера с маршальством, просили его приехать к ним на четвертую годовщину строительства города. Они писали: «Мы, рабочая ударная бригада плотников, горячо поздравляем тебя, Василий Константинович, с получением высшего военного звания Маршала Советского Союза. Все мы только что демобилизовались из рядов нашей славной ОКДВА и переживаем чувство гордости за тебя. Сейчас мы сменили винтовки и пулеметы на топоры и фуганки – строим город Комсомольск, овладеваем техникой строительного дела. Но если партия и правительство призовут нас в час опасности к оружию, то мы под твоим водительством, наш Красный Маршал, беспощадно и быстро сломим хребет любому врагу».

11 июня 1936 года, за день до четырехлетней годовщины закладки города на Амуре (Блюхер 12 июня 1932 года положил первый символический камень в новостройку), маршал прибыл в Комсомольск на боевом корабле Амурской военной флотилии.

В печати так описывалось пребывание Блюхера в Комсомольске-на-Амуре:

«Несколько дней осматривал Василий Константинович строительство ряда предприятий, побывал в цехах, общежитиях, детских садах и школах, беседовал с рабочими и руководителями строек.

Принимая первую продукцию одной новостройки, командарм сказал:

– Я хоть и не специалист в этом деле, но продукция производит на меня отрадное впечатление. Новостройка увеличивает ценности нашей страны, обогащает наш Дальний Восток. Главное же заключается в том, что новостройка воздвигнута в тайге быстро, культурно и уже дает продукцию.

В заключение Блюхер рекомендовал лучше использовать механизмы и больше заботиться о культурно-бытовых нуждах рабочих и служащих.

Придавая большое значение развитию производительных сил в крае, Василий Константинович в то же время непрерывно укрепляет боевую мощь ОКДВА…»

Популярность Блюхера все увеличивалась, все газеты посвящали ему захватывающие статьи и очерки, рассказы о нем звучали по радио. Появились многочисленные плакаты, портреты: Блюхер в маршальской форме со звездами в петлицах и на рукавах, их развешивали на улицах городов и сел, в государственных учреждениях, в войсках, с ними трудящиеся выходили на праздничные демонстрации.

Орган Хабаровского краевого комитета партии газета «Тихоокеанская звезда» с восторгом писала: «Красивый человек Василий Константинович Блюхер! Красива его жизнь! Он прекраснейшей души человек – чуткий, отзывчивый. Его образ для всех – пример для подражания».

Константин Паустовский: «Имя Блюхера в последние годы неразрывно связано с Дальним Востоком; под его руководством наша дальневосточная граница превратилась в „границу из бетона“. Блюхер охраняет границу зорко, охраняет сильной рукой. Страна спокойна за этот далекий и сказочно богатый край. Он расцветает на глазах. По словам Блюхера, карта Дальнего Востока меняется непрерывно… Когда Блюхер говорит, что дальневосточная тайга расступается перед волей большевиков, в этой фразе точно и коротко выражен грандиозный процесс изумительного культурного и хозяйственного роста края…

Маршал Советского Союза Блюхер – человек высокой революционной закалки, воспитанный ленинской и сталинской эпохой, человек громадного личного мужества и стойкости, прямоты и военного таланта, человек нового времени и новой, социалистической культуры».

Французский публицист А. Роллен по-своему нарисовал образ Блюхера, назвав его маршалом революции «с массивной и коренастой фигурой, с круглым и энергичным лицом, с квадратной и властной челюстью, с подвижными и пронизывающими глазами, с лицом, которому усы придают классический вид военного, немного грубого, хотя его жесты элегантны, и авторитетом, который обычно объясняют его исключительным личным магнетизмом, оказывающим влияние на лиц, соприкасающихся с ним… Блюхер непрестанно выступает в роли организатора»…

«ВОЕННО-ФАШИСТСКИЙ ЗАГОВОР» ТУХАЧЕВСКОГО

В середине мая 1937 года Василий Константинович Блюхер получил из Москвы телеграмму за подписью Ворошилова. Без объяснения причины ему предлагалось срочно прибыть в Наркомат обороны.

Он приехал в столицу 24 мая, и сразу же ему сказали здесь, что арестованы как враги народа Корк, Фельдман, Тухачевский, Эйдеман.

Блюхер знал, что под арестом уже находились (с августа 1936 года) известные военачальники Красной армии – командующий войсками Ленинградского военного округа В. М. Примаков и военный атташе в Лондоне В. К. Путна. Им вменялось участие в «военной троцкистско-зиновьевской контрреволюционной организации».

И вот новые аресты контрреволюционных заговорщиков.

В Наркомате обороны царила суматоха – спешно собирались постоянные члены Военного совета при наркоме обороны СССР, начальствующий состав с мест и руководящие работники центрального аппарата самого наркомата. Среди собиравшихся членов Военного совета ходил шепот: заговорщики готовили военный переворот в Кремле.

А 26 мая уже вслух говорили о постановлении ЦК, в котором указывалось, что на основании данных, изобличающих члена ЦК ВКП(б) Рудзутака и кандидата в члены ЦК ВКП(б) Тухачевского в участии в антисоветском троцкистско-правом заговорщическом блоке и шпионской работе против СССР в пользу фашистской Германии, они исключены из партии.

В коридоре наркомата Блюхер встретился с командующим Тихоокеанским флотом М. В. Викторовым и членом Военного совета Тихоокеанского флота Г. С. Окуневым. Викторов спросил недоумевающе:

– Неужели это правда, Василий Константинович?

Блюхер в ответ неопределенно пожал плечами.

30 мая Блюхер намеревался зайти в Политуправление РККА, чтобы пообщаться с Гамарником и Аронштамом. Ему хотелось поговорить с Яном Борисовичем и Лазарем Наумовичем по душам, как бывало раньше, о происходящих событиях. Но ни Гамарника, ни Аронштама на службе не оказалось. Дежурный ПУРа пояснил, что Гамарник болен и находится у себя на квартире, причина отсутствия Аронштама неизвестна. Дежурный еще не знал, что Политбюро приняло решение «отстранить Гамарника и Аронштама от работы в Наркомате обороны и исключить из состава Военного совета как работников, находившихся в тесной групповой связи с участниками военно-фашистского заговора».

Как вспоминала Глафира Безверхова-Блюхер, в мае 1937 года муж взял ее с собой в Москву. Поселились они в гостинице «Метрополь», в постоянно забронированном для Блюхера номере 387. 31 мая во второй половине дня к ним зашел Лаврентьев, первый секретарь Приморского крайкома, и предложил Василию Константиновичу навестить на квартире приболевшего Гамарника, с которым его связывали давние приятельские отношения.

Вернувшийся вечером от Гамарника Блюхер рассказал жене, что Ян Борисович болен несерьезно, опасного ничего нет.

На следующее утро Глафира, просматривая утреннюю почту, в одной из центральных газет – в «Правде» или «Известиях» – увидела заметку о том, что застрелился махровый враг народа Гамарник. С газетой в руках она влетела в комнату к мужу: «Прочти!» Сообщение потрясло Блюхера: «Бывший член ЦК ВКП(б) Я. Б. Гамарник, запутавшись в своих связях с антисоветскими элементами и, видимо, боясь разоблачения, 31 мая покончил жизнь самоубийством»…

Чтобы успокоиться, Блюхер стал быстро ходить по комнате. Наконец остановился, сказал: «Теперь я понимаю: когда мы с Лаврентьевым вышли от Гамарника, во дворе стояла машина НКВД, при нас они не могли его арестовать. Ян Борисович, по-видимому, все знал, и решение покончить жизнь самоубийством было им уже принято; он только ждал нашего с Лаврентьевым ухода… Какая выдержка! Значит, в тот момент, когда мы отъехали и энкавэдэшники ринулись в дом, чтобы арестовать его, он застрелился… Успел…»

Потом, через день, Блюхеру рассказал заместитель начальника Политуправления РККА А. С. Булин, что 31 мая он и начальник управления делами НКО И. В. Смородинов по приказанию Ворошилова ездили на квартиру к Гамарнику и объявили ему приказ об увольнении его из РККА. После их ухода Гамарник застрелился…

1 июня в Кремле открылось расширенное заседание военного совета [57]57
  На заседании военного совета присутствовали 116 человек. К началу открытия заседания (1 июня 1937 года) из 85 постоянных членов военного совета – 20, то есть четверть его состава, уже были арестованы как «заговорщики».


[Закрыть]с участием членов Политбюро ЦК ВКП(б). С докладом «О раскрытом органами НКВД контрреволюционном заговоре в РККА» выступил Ворошилов. Перед докладом наркома все участники заседания были ознакомлены с показаниями «заговорщиков»: Тухачевского, Уборевича, Якира, Корка, Эйдемана, Фельдмана, Примакова, Путны. Это создало напряженную атмосферу в работе Военного совета.

Блюхер слушал Ворошилова, а думал о своем. Может, он хотел понять: как же случилось, что известные всей стране, заслуженные люди давно уже были иностранными шпионами? Все они имели огромные заслуги перед партией и правительством, им были присвоены высшие воинские звания: М. Н. Тухачевскому – Маршал Советского Союза, И. П. Уборевичу и И. Э. Якиру – командарм 1-го ранга, Я. Б. Гамарнику – армейский комиссар 1-го ранга, А. И. Корку – командарм 2-го ранга, Р. П. Эйдеману, Б. М. Фельдману, В. М. Примакову, В. К. Путне – комкор. Они неоднократно награждались орденами Красного Знамени, а Тухачевский и Гамарник – орденом Ленина.

Тухачевский, Гамарник, Уборевич, Якир избирались в состав ЦК ВКП(б), они, а также Корк, Эйдеман, Примаков являлись членами ЦИКа СССР. Тухачевский был заместителем наркома обороны СССР. Якир и Уборевич командовали Особыми военными округами – Киевским и Белорусским…

А может, Блюхер знал о заговоре?..

Ворошилов тем временем страстно утверждал:

– Органами Наркомвнудела раскрыта в армии долго существовавшая и безнаказанно орудовавшая, строго законспирированная контрреволюционная фашистская организация, возглавлявшаяся людьми, которые стояли во главе армии.

Нарком призывал «проверить и очистить армию буквально до самых последних щелочек», заранее предупреждая, что в результате этой чистки «может быть, в количественном выражении мы понесем большой урон».

Далее Ворошилов заявил: как народный комиссар, он откровенно должен сказать, что не только не замечал подлых предателей, но даже когда некоторых из них (Горбачева, Фельдмана и других) уже начали разоблачать, он не хотел верить, что эти люди, как казалось, безукоризненно работавшие, способны были на столь чудовищные преступления. «Моя вина в этом огромна, – каялся Ворошилов, – но я не могу отметить ни одного случая предупредительного сигнала и с вашей стороны, товарищи… Повторяю, что никто и ни разу не сигнализировал мне или ЦК партии о том, что в РККА существуют контрреволюционные конспираторы».

В словах наркома чувствовалась ожесточенность, он говорил о «заговорщиках» с нескрываемой злостью, особенно о Тухачевском. Через годы Маршал Советского Союза Г. К. Жуков объяснит это тем, что «Ворошилов очень не любил Тухачевского, прежде всего потому, что сам он в роли наркома обороны был человеком малокомпетентным, в то время как Тухачевский был крупным военным специалистом… Ворошилов так до конца и остался дилетантом в военных вопросах. никогда не знал их глубоко и серьезно». И еще была одна причина крайней ожесточенности Климента Ефремовича: он знал о намерении Тухачевского, Уборевича, Корка, Якира и Путны обратиться в правительство с требованием отстранить его от должности наркома обороны из-за неспособности квалифицированно руководить вооруженными силами.

На следующий день на Военном совете выступил Сталин. Сославшись на показания самих арестованных, он сделал вывод, что в стране давно уже существовал «военно-политический заговор против советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами». По его утверждению, руководителями этого заговора были Троцкий, Рыков, Бухарин, Рудзутак, Карахан, Енукидзе, Ягода, а по военной линии Тухачевский, Якир, Уборевич, Корк, Эйдеман и Гамарник.

«Это – ядро военно-политического заговора, – говорил Сталин, – ядро, которое имело систематические сношения с германскими фашистами, особенно с германским рейхсвером».

Сталин уверял, что из тринадцати названных им руководителей заговора десять человек, то есть все, кроме Рыкова, Бухарина и Гамарника, являются шпионами немецкой, а некоторые и японской разведок. Так, говоря о Тухачевском и других арестованных военных, Сталин заявил: «Он оперативный план наш, оперативный план – наше святое-святых, передал немецкому рейхсверу. Имел свидание с представителями немецкого рейхсвера. Шпион? Шпион… Якир – систематически информировал немецкий штаб… Уборевич – не только с друзьями, с товарищами, но он отдельно сам лично информировал… Карахан – немецкий шпион. Эйдеман – немецкий шпион… Корк информировал немецкий штаб, начиная с того времени, когда он был военным атташе в Германии».

По словам Сталина, Рудзутак, Карахан, Енукидзе были завербованы немецкой разведчицей-датчанкой, состоявшей на службе у германского рейхсвера, Жозефиной Гензи (Енсен), и она же «помогла завербовать Тухачевского».

Сталин сообщил, что по военной линии уже арестовано 300–400 человек. Он высказал обвинение в адрес членов ЦК и кандидатов в члены ЦК: дело о военном заговоре все-таки «прошляпили, мало кого мы сами открыли из военных». Бросил упрек он и в адрес органов разведки: «по военной линии они плохи, слабы, засорены шпионажем. Внутри чекистской разведки у нас нашлась целая группа, работавшая на Германию, Японию и Польшу».

Участник этого Военного совета военком танковой бригады Белорусского военного округа бригадный комиссар Н. Г. Конюхов в своих воспоминаниях приводит отрывки из выступления Сталина 2 июня 1937 года. Есть среди них и касающиеся маршала Блюхера.

«– …Кто бы мог подумать, что бывший член Военного совета ОКДВА Аронштам окажется изменником, а сегодня это факт [58]58
  Армейский комиссар 2-го ранга Л. Н. Аронштам был арестован 31 мая 1937 года, то есть за день до начала работы Военного совета. Следствие по его делу только началось, а Сталин уже называет его изменником.


[Закрыть], – говорит Сталин. – Однажды он прибыл ко мне и поставил вопрос о снятии маршала Блюхера. Задаю вопрос Аронштаму:

– Кого бы вы хотели вместо Блюхера?

Аронштам ответил:

– Блюхер морально и физически разложился, забросил работу по воспитанию войск. Единственно, кто мог бы подойти вместо Блюхера, так это Уборевич или Якир.

– Проверю, тогда и приму решение, – ответил я Аронштаму.

И вот начинается кампания, очень серьезная кампания. Хотят Блюхера снять… Агитацию ведет Гамарник, ведет Аронштам. Так они ловко ведут, что подняли почти все окружение Блюхера против него. Более того, они убедили руководящий состав военного центра, что надо снять. Почему, спрашивается, объясните, в чем дело? Вот он выпивает. Ну, хорошо. Ну, еще что? Вот он рано утром не встает, не ходит по войскам. Еще что? Устарел, новых методов работы не понимает. Ну, сегодня не понимает, завтра поймет, опыт старого бойца не пропадает. Посмотрите, ЦК встает перед фактом всякой гадости, которую говорят о Блюхере. Путна бомбардирует, Аронштам бомбардирует нас в Москве, бомбардирует Гамарник. Наконец, созываем совещание. Когда он приезжает, видимся с ним: мужик как мужик, неплохой…

Когда я поручил проверить заявление Аронштама, то оказалось, что Блюхер отличный командующий, знает свой округ и ведет большую работу по воспитанию войск… Он, конечно, разумнее, опытнее, чем любой Тухачевский, чем любой Уборевич, который является паникером, и чем любой Якир, который в военном деле ничем не отличается. Поставьте людей на командную должность, которые не пьют и воевать не умеют – нехорошо. Есть люди с 10-летним опытом, действительно из них сыплется песок, но их не снимают, наоборот, держат.

Теперь же оказалось, что за спиной Аронштама стояла японская разведка, она требовала убрать Блюхера и назначить Уборевича или Якира из заговорщиков…»

По словам Конюхова, на заседании Военного совета Блюхер сидел в первом ряду, и все видели на его лице удовлетворение от похвалы Сталина…

Выразив недовольство отсутствием разоблачающих сигналов с мест и требуя таких сигналов, Сталин выдвинул тезис: «Если будет правда хотя бы на пять процентов, то и это хлеб».

Блюхера лихорадило. Это же кошмар какой-то! Верить или не верить всему тому, что говорил Сталин? Выходит, его боевые товарищи, которых он, Блюхер, считал порядочными людьми, оказались врагами… А Аронштам, Гамарник, Путна – каковы?..

В перерывах между заседаниями члены Военного совета обменивались мнениями, большинство из них склонялись к выводу: Тухачевский и остальные – предатели.

В прениях по докладу Ворошилова приняли участие 42 человека. Все они резко осуждали «заговорщиков», заверяли в своей безграничной преданности партии и правительству. Первыми с горячими одобрениями своевременного раскрытия коварного «военно-политического заговора против Советской власти» и беспощадной критикой «заговорщиков» выступили маршалы Семен Михайлович Буденный, Александр Ильич Егоров. За ними обличительную речь [59]59
  Текст речи в архивах обнаружить не удалось.


[Закрыть]произнес и Василий Константинович Блюхер.

Из сорока двух выступивших военачальников на этом заседании Военного совета тридцать четыре были впоследствии арестованы как заговорщики, и в их числе – Блюхер.

В прежние приезды на заседания Военного совета Блюхер нередко устраивал в своем номере люкс радушные приемы многочисленных гостей. В этот раз никаких гостей не было. Раньше он и сам позволял себе шумно нагрянуть к кому-нибудь в гости, например к сослуживцу по Сибири Е. А. Щаденко или к бывшей жене Галине Кольчугиной. Теперь идти никуда не хотелось.

К нему иногда заглядывали Викторов и Хаханьян, проживавшие неподалеку, в соседних номерах. Но – ненадолго. Долгих бесед не получалось; через полчаса – максимум час они расходились в тревожном оцепенении, и он оставался один на один с мучившими его тяжелыми мыслями.

После завершения работы Военного совета началась подготовка судебного процесса по делу «о военном заговоре». Блюхер был в курсе всего происходящего. Ворошилов посвятил его: для рассмотрения дела «заговорщиков» планируется образовать Специальное судебное присутствие Верховного суда. Нарком вел себя с ним дружески, называл, как всегда, по имени. «Учти, Василий, – сказал он многозначительно, – Сталин рекомендует включить тебя в это Специальное присутствие».

Следственная машина НКВД работала полным ходом. Активно шло разбирательство по делу о военном заговоре контрреволюционной фашистской организации.

7 июня Сталин вызвал к себе в кабинет главных государственных законников: генерального прокурора СССР А. Я. Вышинского и председателя Военной коллегии Верховного суда В. В. Ульриха. Армвоенюрист 2-го ранга Ульрих предложил расширить состав Верховного суда СССР, введя в него запасных членов из числа высших военных работников – Буденного, Шапошникова, Белова, Каширина и Дыбенко. Блюхера в этом списке не было.

9 июня Сталин еще дважды принимал Вышинского: в начале и в конце дня. Во время второго приема, состоявшегося поздно вечером, прокурор в присутствии Молотова и Ежова ознакомил вождя с обвинительным заключением по делу Тухачевского.

В обвинительном заключении говорилось, что в апреле – мае 1937 года органами НКВД в Москве раскрыт и ликвидирован военно-троцкистский заговор, которым руководили Тухачевский, Якир, Уборевич, Гамарник, Корк, Эйдеман и Фельдман. Военно-троцкистская организация была образована в 1932–1933 годах по прямым указаниям германского генштаба и Троцкого. Она была связана с троцкистским центром и группой правых Бухарина – Рыкова, занималась вредительством, диверсиями, террором и готовила свержение правительства и захват власти в целях реставрации в СССР капитализма. Обвинение квалифицировалось по статьям 58–16, 58–8 и 58–11 УК РСФСР.

На следующий день чрезвычайный пленум Верховного суда СССР принял постановление, которым учреждалось для рассмотрения дела о военно-политическом заговоре против советской власти Специальное судебное присутствие. В него вошли: председатель военной коллегии Верховного суда СССР В. В. Ульрих, заместитель наркома обороны Я. И. Алкснис, командующий Дальневосточной армией В. К. Блюхер, командующий Московским военным округом С. М. Буденный, начальник Генштаба РККА Б. М. Шапошников, командующий Белорусским военным округом И. П. Белов, командующий Ленинградским военным округом П. Е. Дыбенко и командующий Северо-Кавказским военным округом Н. Д. Каширин, а также командир 6-го казачьего корпуса Е. И. Горячев.

11 июня орган ЦК ВКП(б) газета «Правда» на первой полосе поместила сообщение об окончании следствия и предстоящем судебном процессе по делу Тухачевского и других, которые, как говорилось в сообщении, обвиняются в нарушении воинского долга (присяги), измене Родине, измене народам СССР и т. п.

По свидетельству бывшего члена Военной коллегии Верховного суда СССР И. М. Зарянова, участвовавшего в судебном процессе в качестве секретаря суда, инициатива создания этого Специального присутствия и привлечения в его состав известных в стране высших военных руководителей принадлежала Сталину. Выбор кандидатур был не случаен. Все они – участники Военного совета при наркоме обороны и выступали на июньском заседании совета в присутствии Сталина с резким осуждением «заговорщиков».

Вскоре состоялось подготовительное заседание Специального судебного присутствия Верховного суда СССР, на котором было вынесено определение об утверждении обвинительного заключения, представленного Вышинским, и о предании заговорщиков суду.

В голове Блюхера все время крутилось библейское «не судите, да не судимы будете». Он сказал об этом своему давнему боевому товарищу Николаю Дмитриевичу Каширину, который ничего не ответил, лишь тяжело вздохнул. Пройдет чуть более двух месяцев, и Каширин будет арестован за участие в «заговоре Тухачевского». В августе 1937 года он признается наркому Н. И. Ежову, что когда его утвердили членом Специального судебного присутствия, рассматривавшего дело о военно-политическом заговоре Тухачевского и других, то он «чувствовал себя не судьей, а подсудимым». Через год Каширина расстреляли как «врага народа»…

Но тогда, в июне 37-го, ни Блюхер, ни Каширин, как и многие из присутствовавших на судебном заседании, не знали, что в эти дни заводятся дела для будущих судов и над ними. Тухачевский, Якир, Уборевич и другие обвиняемые уже дали показания о принадлежности к «военно-фашистскому заговору» многих руководящих военных работников РККА. Один только Фельдман назвал имена более сорока командиров и политработников – участников военно-троцкистского заговора. Были названы также Егоров, Блюхер, Дыбенко, Каширин и еще десятки других имен…

Судебное заседание проходило в закрытом режиме. После зачтения обвинительного заключения все подсудимые, отвечая на вопрос председателя суда, признают ли они себя виновными, заявляли: признают. Они подтвердили в суде в основном все те показания, которые давали на следствии.

Блюхер слушал их с болью. Принимал ли он их показания за чистую монету или считал, что они оговаривают себя?

Вот выступление на судебном процессе Якира. Блюхер хорошо знал Иону Эммануиловича по совместной работе в 1928–1929 годах в Украинском военном округе, будучи его помощником. Это был, на его взгляд, честный человек, беспредельно преданный Родине. А сейчас Якир страстно «разоблачал» происки и Троцкого, и фашистских государств, и свою контрреволюционную деятельность, при этом всячески подчеркивая влияние на него Тухачевского, занимавшего главенствующую роль в заговоре. Якир утверждал, что Тухачевский был автором плана подготовки поражения Красной армии в будущей войне с Германией. Однако когда Блюхер задал конкретный вопрос о подготовке поражения Красной армии в будущей войне, Якир растерялся, проговорил: «Я вам толком не сумею сказать ничего, кроме того, что написал следствию».

Сегодня многие историки-исследователи, изучающие годы сталинских репрессий, приходят к выводу, что на судебных процессах «заговорщики» давали те показания, которые им велели давать следователи.

И зачастую это действительно было так. Накануне судебного процесса над группой Тухачевского начальник Особого отдела Главного управления госбезопасности НКВД СССР Г. М. Леплевский провел оперативное совещание, на котором указал следователям еще раз «поработать» с подследственными, чтобы в суде они точно повторили те свои показания, что зафиксированы в протоколах допросов. «Постарайтесь заверить подсудимых, – наставлял начальник Особого отдела, – что признание облегчит их участь». Всем следователям было приказано сопровождать своих подследственных в суд. Следователи находились с ними и в комнатах ожидания, и в зале суда.

Во время допроса на суде Тухачевского с резким осуждением его концепции ускоренного формирования танковых соединений за счет сокращения численности и расходов на кавалерию выступил Буденный. Пытались изобличить Тухачевского и Уборевича в предательстве интересов Красной армии и некоторые другие члены Судебного присутствия. Но больше других задавали вопросы Блюхер, Белов и в особенности Алкснис, упорно добиваясь ответа от Корка по поводу передачи сведений представителям немецкого генерального штаба о войсках Московского военного округа. Корк отвечал, что неоднократно встречался с немцами на дипломатических приемах и во время бесед с ними сообщал только те сведения, которые не являлись секретными и были общеизвестны.

Произнося последнее слово в суде, все подсудимые продолжали клеветать на себя. И вместе с тем клялись в любви и преданности Родине, партии и лично товарищу Сталину.