Текст книги "Злачное место"

Автор книги: Николай Шпыркович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Николай Шпыркович
Злачное место

Злачное место
^Роман

…В масштабах Вселенной, Солнечной системы и даже третьей планеты этой системы это событие вообще-то было вполне заурядным. На фоне грандиозного вымирания видов (в том числе и воспетых Голливудом и фантастами динозавров – типа тогда вымерли только они) где-то там, в меловом периоде, и еще более грандиозного вымирания видов (многим из тамошней фауны динозавры и в подметки не годились) в пермском, – то, что случилось несколько лет назад весной в Москве, а потом с молниеносной скоростью распространилось по всему миру, было чем-то вроде ОРЗ в Лондоне времен Великой чумы. В самом деле, в какое сравнение могли идти нынешние события рядом с той же пермской катастрофой, когда погибло 95 процентов всех живых существ! Ныне же даже у самого пострадавшего вида на планете оставалось еще, по самым пессимистичным оценкам, от 5 до 10 процентов особей, ведущих, так сказать, привычный образ жизни. Да и остальные проценты, по крайней мере те, которые еще бесцельно шлялись по постепенно ветшающим городам или тихо отлеживались в сырых местах, нельзя было считать вымершим видом, тем более что в подобном облике им можно было существовать неопределенно долгое время, некоторые же радикально сменили и облик, что еще больше увеличивало их шансы встретить и четвертое тысячелетие от Рождества Христова. Практически всем остальным видам живых существ, за исключением лишь некоторых, по странному совпадению наиболее тесно связанных с тем, наиболее пострадавшим, нынешние времена должны были казаться сущим раем и избавлением от неизбежной, казалось, гибели. Только этот самый наиболее пострадавший вид категорически не соглашался со столь трезвой оценкой и упорно продолжал именовать произошедшее Великой Катастрофой, Большим Песцом, Эпидемией К, Армагеддоном, пыжась даже сейчас обилием заглавных букв показать свою значимость. Правда, в деревне, где жил Артем до встречи с Крысоловом и его ребятами, столь выспренних названий не то что не употребляли, а даже и не знали. Там это событие называли просто – Это. Многие поминали: Беда. Некоторые, правда, трансформировали Беду в Байду. Так и говорили: «…после всей этой Байды». Ну или совсем просто – Хрень.

Если бы не та сеть с рыбой, бандиты хрен бы вошли в деревню, сторожевых зомбаков им бы не обойти: их сам Артемов отец на капканы расставил, по схеме, так что если одного обойдешь, сразу на другого напорешься. Причем если сразу входивший напарывался на «медленных» зомбаков, специально навязанных на гремящие цепи, и шарахался от них в сторону, он тут же попадал в лапы шустеров на тросах. Без шума не пройдешь, короче. Если, конечно, не знать обходной тропинки, которую и знали практически все белореченские – соседи как-никак, мало ли что. А ведь предлагал батя тропу сменить, а им не говорить, еще когда по зиме белореченских сцапали на замерзшем озере с сетью их деревни и крепко отметелили, – запомнят ведь гады, они злопамятные. Еще когда-то, при царе Горохе, еще когда Союз был и коров все держали, за траву на покосах – чуть не убивали белореченские васильевских, ну… и те тоже… бывало. Потом, когда коров уже не держали и делить покосы стало незачем, поспокойней сделалось, хотя нет-нет и дрались молодые парни на танцах. Ну так то же дело молодое. А потом и молодежь перевелась, как не стало и того самого легендарного Союза, про который батя рассказывал. Артем, еще когда маленький был, верил, а потом понял, что батя ему дурку гонит: типа ездили везде, с Дальнего Востока на Черное море летали… Ну конечно, тогда Хрени Этой не было, ясно, но все равно Артем помнил, что и до Хрени выехать в соседний поселок проблемой было: куда ты поедешь, без денег… А тут – через весь континент лететь! Артем карту помнил, хоть в школу еще до Этого ходить совсем не любил. Ну а потом, когда Это грянуло, деревня вообще одна осталась. Сказать, что жить теперь было совсем уж плохо, – так Артем не сказал бы. В школу, например, ходить все бросили – и то плюс! А и закончил бы ее Артем – что дальше? Все равно в своей родной деревне и останешься да землю пахать будешь. Ну телика теперь нет, ну, стали товаров поменьше привозить. Так, а толку с того было, что Ашот в деревню еще до Хрени те товары завозил, если денег все равно ни у кого не было? Как раньше на мед и сушеные боровики все меняли, так и теперь, разве что вместо лысого Ашота теперь ездил кучерявый Сергей. Сейчас даже лучше: не только мед и грибы можно обменять, а и зерно. Овощи и картошку Сергей не брал – говорил, что в поселке их сами многие выращивают. А Ашота съели, говорил, подчистую, еще в первые дни, так что даже и зомбаком ему стать не привелось.

Хлеб, конечно, вырастить посложнее, чем картошку, – высокий он, там только морфам и прятаться, так что городские тогда здорово умылись, еще по первой жатве. Так с тех пор и повелось – хлеб растят в деревне, ну, так испокон веков и было, батя говорил. Хоть Артем его не понимал – он-то помнил, что хлеб всегда в магазине был. А вокруг деревни никто его и не сеял никогда, на Артемовой памяти. Вот после Хрени только и стали. У них-то в деревне таких тварей, как Сергей рассказывал, в общем-то и не водилось, хотя из леса дикари порой, бывало, выскакивали. Ну так они ж мелкие, кто дошел, да и медленные. Стеречься надо, конечно, так на то тебе и глаза дадены. Когда жатва, тогда, конечно, страховаться надо, бабы и девки с серпами жнут, в рукавицах, а мужики с ружьями да дубьем рядом стоят. Ну и никого не погрызли никогда, не то что в этом городе… Бабы, кстати, так наловчились серпами орудовать, что в последнюю жатву мужикам и работы, считай, не было – сами бошки дикарям пробивали.

Да, так вот после того случая с сетью батя и говорил, что сменить бы надо тропу, и хотели ведь, да белореченские тогда пришли, покаялись. Сослались на голодуху – зима и вправду голодноватая выдалась, а у белореченских хлеб тогда, как назло, не уродил. Ну и нормально жили ведь потом: в гости ходили, Васька даже Аньку Лесникову замуж звать собирался по осени. Только Артем думал потом, что не в сети тут дело, или не только в сети. Земля у них получше, чем у белореченских, вот и вопрос весь. А Белореченка больше, чем Васильевка, и молодых там больше. А земель хороших – ни хрена, разве что лес драть, так ты его подери попробуй. Куда как проще их, васильевских, согнать. А как их, васильевских, не станет, так и землю себе можно забрать будет. А там и цену на хлеб задрать – не слишком, конечно, но ощутимо. Артем сам бате все это говорил, а тот все отнекивался, ну и доотнекивался на свою голову.

Когда пошла пальба с другого края деревни, Артем сразу схватил калаш и метнулся к здоровенному тополю, с верхушки которого видна была вся улица. Винтарь, конечно, был бы лучше, так где ж его взять, винтарь-то. У Васьки вон есть, так вот он и бухнул там, где частил ППШ Кузнеца и сухо щелкал Петькин «макаров». Артем быстро вскарабкался по набитым палкам до первых сучьев, а там моментально взлетел на самую верхушку. Рявкнув на Валерку, испуганно прижавшегося к краю гнезда, он сорвал у того с шеи восьмикратку и первым делом посмотрел второй НП [1]1
  Наблюдательный пункт.


[Закрыть], расположенный на тополе, растущем на противоположном конце деревни.

Артем приложил бинокль к глазам, и картина творящегося на том конце резко приблизилась, превратившись из муравьиного мельтешения в четко различимое зрелище. Стрельба к этому времени поутихла, закончившись так же внезапно, как и началась, треснув напоследок двумя пистолетными выстрелами. Артем понял сразу, что это за выстрелы, когда увидел лежащего Васька с расплывающейся лужей крови вокруг головы, а над ним – коротко стриженного парня со знакомыми синими крестами на щеках. Рядом суетился знакомый мужик из белореченских, что-то угодливо тараторя и тыкая пальцем в сторону домов всех взрослых мужиков деревни. Артем немного удивился, что Васька просто застрелили, а не оставили, чтобы изнасиловать, а потом вдоволь покуражиться, ну или хотя бы взять в рабы: по слухам, «крестовым» они всегда были нужны, но потом сообразил, что Ваську убили раньше, он уже обратился, а потому и был застрелен «крестовым» как представляющий угрозу. Скрипнув зубами, Артем протер вдруг странно запотевшие окуляры. И вновь прильнул к биноклю как раз в тот момент, когда из дома Кузнеца «крестовые» вывели отца, пиная его ногами. У отца плетью висела левая рука, старая камуфляжка обильно промокла кровью. Частые капли ее срывались из рукава в теплую деревенскую пыль, мягкую, как пух. Артем еле удержался, чтобы опять не всхлипнуть, когда один из «крестовых» злобно пнул отца ногой в живот, и батя судорожно согнулся пополам, а затем медленно повалился на бок и затих.

Артем было подумал, что все, хана бате, но тот опять мучительно медленно перевернулся и встал на четвереньки. Его вырвало, и один из «крестовых» с хохотом толкнул его в спину между лопатками, так что отец упал лицом прямо в лужу собственной рвоты. И опять затих. Лениво пнув отца тяжелыми ботинками, двое молодых «крестовых» отошли чуть в сторону. В доме Кузнеца опять грохнул выстрел, оттуда вышли еще двое бандитов. Один держал на плече кузнецовский ППШ. Петьки нигде не было видно, но, поскольку никто больше не стрелял, наверное, с ним тоже уже разобрались, – в подтверждение этой мысли из дальнего, не видного за забором конца двора подошел белореченец, хозяйственно осматривая пистолет, аккуратно вытирая его от свежей крови. Значит, все… Из всех мужиков, способных сражаться, в деревне остались они одни с Валеркой. Хотя и самому Валерке совсем недавно исполнилось тринадцать. Ну а пацаны, кто поменьше, в счет совсем не шли. Собственно, мужики в деревне еще были, но «крестовые», опять же явно с подсказки белореченских, выбрали именно тот момент, когда большинство взрослых защитников были в отлучке – кто на дальних пасеках в лесу, кто на сенокосе там же… кто по торговым делам ушел в ту же Белореченку, – ясно, с каким результатом.

Теперь все – деревне кранты, неожиданно ясно осознал Артем. Сейчас «крестовые» запалят деревню, предварительно прошерстив ее на предмет всего ценного и рабынь. И все – мужикам возвращаться будет некуда, а оставшихся сил едва ли хватит, чтобы устроить приличную месть белореченским, не говоря уже про «крестовых», у которых, по слухам, было за сто бойцов. Один выход останется уцелевшим – в город подаваться, за харчи работать. Вот и все – посеянный этой весной хлеб достанется белореченским, а следующей весной это уже будет их земля. Поселятся здесь их молодые, а поселку в общем-то плевать, кто будет хлеб поставлять, мрачно подумал Артем, лишь бы вовремя. Уловив рядом шевеление, он скосил глаза в сторону и едва успел схватить за руку Валерку, собравшегося – и смех и грех – стрелять из своего «ижака» по захватчикам. Это с такого-то расстояния.

– Ты что, сдурел? – злобно рыкнул он. – Сейчас нас запалишь. Обложат тут, как лису в норе, и снимут – будешь зомбаком ворон пугать, пока с верхушки не долбанешься!

– А ты что – обделался? – хлюпнув носом, белобрысый Валерка потянул рукой двустволку к себе.

– Да не обделался я, – досадливо поморщился Артем. – По-умному тут надо. Ты вот что: спускайся по-тихому и дуй за мужиками в лес на мопеде. Только осторожно смотри. Сразу не заводи, сначала так кати. А я попробую их тут подержать подольше, когда ближе подойдут. – Про себя Артем подумал, что все его «подольше» будет ровно до первых его выстрелов плюс еще от силы минут десять. «Ладно, может, хоть пару «крестовых» завалю, а главное – ту суку белореченскую», – решил он.

Оставив ружье, Валерка полез вниз, а Артем продолжил наблюдать за деревней. «Крестовые» на том конце не спешили, курили, поглядывали на часы, ждали чего-то, видать. А чего ждали – стало ясно, когда за три дома от сторожевого тополя прогремела короткая автоматная очередь и послышался тонкий, захлебывающийся Валеркин крик, быстро оборвавшийся после еще одной очереди. Артем едва не застонал от злобы и боли. Дурак. Зомбак «медленный» – вот он кто. Ясно, что бандюки знали про пост от белореченских и ждали на этом конце деревни, когда часовой с него побежит за помощью. Вот теперь точно все… А хотя… Вряд ли они знают, что он тут сидит, мелькнула трусоватая мыслишка. На гнездах всегда по одному дежурили, и белореченские об этом в курсе. И тем более они могут не знать, что Артем на покос не уехал, – он ведь туда действительно собирался, да приключилась с ним какая-то зараза: нос потек, глаза заслезились. Странно вообще-то после Хрени он вообще ни разу не простужался, но батя сказал, что это не простуда, а аллергия, скорее всего на тимофеевку: она как раз зацвела. При чем тут тимофеевка, Артем не понял, но с удовольствием согласился не идти на покос, пока батя не сходит к Кузнецу, у которого как раз были таблетки от этой хвори. Если не шуметь, можно и отсидеться – вновь прокралась в мозг предательская мысль.

– Хрен тебе, а не отсидеться, – зло прошептал Артем самому себе и стал терпеливо ждать, когда кто-нибудь из нападавших подойдет на расстояние верного прицельного выстрела.

«Крестовые» на том конце поговорили по рации, и совсем рядом с тополем нарисовался высокий плосколицый азиат с автоматом.

– Да… один, всо вроди, – сказал он кому-то. Артем уже собрался его валить, однако азиат махнул рукой, и к нему из-за домов начали подходить еще двое. Артем, тихо выдохнув, снял палец со спускового крючка, решив подождать, пока все не сойдутся. Судя по всему, «крестовые» пошли на деревню большими силами. Он прикинул: здесь трое, и с того края – как минимум шестеро, включая гада-белореченца, а может, и больше.

«Крестовые» – так они недавно себя называть стали. Раньше – просто там зона была, года полтора даже спустя после Хрени, про нее ничего и не слышно было. А потом что-то у них произошло, вот и взялись он себе кресты на щеках малевать и стали гораздо более дисциплинированными. Слухи про них какие-то доходили, но были смутными и жутковатыми. Васильевка с «крестовыми» жила в общем-то мирно, платя положенную дань, и те не стремились вмешиваться в жизнь деревни. Один раз, правда, трое отмороженных «крестовых», которых невесть как занесло в их глухомань, изнасиловали неподалеку от деревни Веру, Кузнецову дочку, забрав ее потом с собой. Не учтя, правда, того, что Васек тогда был неподалеку и все видел. Они с Васьком, батей и еще парой человек тогда быстро нагнали похитителей как раз недалеко от ржаного поля. В скоротечном бою одного из «крестовых» убили, а двое сами покидали оружие. Артем до сих пор помнил страх, даже не страх, а недоумение, что ли, стоящее в глазах одного из них, черного горбоносого кавказца, когда, помолившись, по приказу бати они с Васьком принялись вырезать его товарищу руки из плечевых суставов. Вроде как сам процесс того, что делают с его друганом (а потом сделали и с ним), он понимал, но никак не хотел осознать, что это делают с ним они. Вроде как не могут онис ним такого. Кто-то другой может, но только не эти.

Они тогда неплохо попитались с тех бандюков, и оружием и патронами, и даже сделали две неплохие заначки – на будущее. На сторожевых зомбаков «крестовые» не годились – больно уж приметные. Так что то, что от них осталось, оставили там, чтобы заодно уж и кабанов отвадить. Про случай этот, понятно, никому не говорили, даже и белореченским. Только вот Артем вспомнил внимательный взгляд одного из пацанов из соседней деревни, когда как-то по весне столкнулись на охоте на глухаря они с батей – и такой же пацан со своим отцом-белореченцем. Пацан тогда внимательно присматривался к трофейному дробовику отца, снятому им в том бою с трупа убитого первым бандита. Ружьецо действительно было славным, хорошего боя. И приметным – ни у кого в округе такого больше не было. Вот пацан и смотрел на него, но не так чтобы восхищенным взглядом, а будто силился вспомнить, у кого он его уже видел. Они тогда быстро разошлись, но Артем помнил, что, оглянувшись, заметил, как белореченский пацан что-то быстро говорит своему отцу. Вот, видно, и «слили» соседи их «крестовым», раз уж такой удобный случай вышел, подумал с горечью Артем. Жаль, что вместо глухарей их тогда не «скрали».

Бандюки под тополем тем временем не спешили сходиться. Один пошел в их с батей дом, второй, с карабином, зашел в огород, где стал шарить по клубнике, обирая последние ягоды и полностью скрывшись за высоким плетнем. Азиат же как-то незаметно сместился в сторону, уйдя с удобной линии стрельбы, и Артем подосадовал на себя, что не завалил того, пока было можно. Сейчас же шевелиться наверху лишний раз не хотелось, поэтому он решил подождать более удобного момента – не век же, в самом деле, будет эта свинья их с батей клубнику жрать. Пока же он решил глянуть, что творится на том конце и как там батя.

Батя все так же, не шевелясь, лежал посреди двора. Четверо «крестовых» сошлись вместе, решив, видно, перекурить перед тем, как начать грабить деревню, белореченец уже деловито копался в сарае. А шестой где? Артем перевел бинокль чуть дальше и увидел шестого, жирного дядьку, отошедшего за сарай и расстегнувшего штаны. Увидел как раз вовремя: через секунду после того как жирный присел, блаженно щурясь на солнце, он вдруг внезапно вздрогнул, так что его украшенные крестами щеки затряслись, как холодец, и ничком повалился лицом вниз, нелепо задрав кверху зад в дерьме. Из затылка жирного торчала узкая дырявая рукоятка метательного ножа.

От радости у Артема перехватило дыхание. Только кто же его так? Мужики, что ли, на выстрелы подбежали? Да нет, откуда, с ближайшего сенокоса полчаса пилить, не меньше, а и десяти минут не прошло, как все началось. Да и не умеет никто из васильевских так, и ножей таких ни у кого не водилось в деревне, Артем хорошо видел в бинокль, что нож, которым засадили жирному, был настоящим метательным – видел он как-то такой в дорогущей книжке по холодняку на поселковом базаре, куда они с маманей зимние ботинки приехали покупать. Пока в соседнем ряду мать обувь перебирала, он тогда на книжном развале эту книжку увидел и попросил посмотреть. Продавец нежадный был, не побоялся, что деревенский пацан книжку залапает, и он целых полчаса любовался тогда разнообразными клинками. И нож вот такой как раз хорошо запомнил, потом, после Хрени, даже думал попросить Кузнеца такой же сделать, да все недосуг было как-то, особенно когда мать умерла.

Из невысокого кустика травы, где, казалось, совершенно невозможно спрятаться не то что человеку, а и кошке, поднялась фигура человека в камуфляже и молниеносно метнулась к стене сарая, не тратя времени на то, чтобы выдернуть из затылка убитого нож. Впрочем, их у него было еще несколько – Артем разглядел пояс с торчащими продырявленными рукоятками. Однако нож – всего лишь нож, а в руках у этого неведомого спасителя был еще и странный автомат с толстым стволом. Подбежав к стене, человек присел на одно колено и, держа под прицелом двор, поднял вверх руку со сжатым кулаком. Тут же, откуда ни возьмись, появились еще три трудно различимые тени, так же быстро скользнувшие в разные стороны, окружая дом. Артем даже дыхание задержал, видя, как ловко у них все это получается. Тем временем один из молодых «крестовых» глянул в сторону сарая и неразборчиво что-то крикнул. Может, звал жирного. Естественно, никто не отозвался, молодой опять позвал, и было видно, что бандиты насторожились, кое-кто перехватил оружие поудобнее. Однако уже оказалось поздно: короткие очереди, ударившие одновременно с трех разных точек, моментально положили стоявших вместе «крестовых». Белореченец уцелел, бросившись на землю, он ужом пополз под старую телегу, однако одиночный выстрел четвертого, до этого не стрелявшего неизвестного бойца настиг его и там. На все про все ушло не больше двух минут – от броска ножа до финального выстрела.

Едва не завопив от счастья, Артем спохватился: а «его» тройка где? Он обшарил взглядом двор, но увидел лишь двоих: любителя клубники и мародера, ошалело выскочившего из дома со связкой домашних колбас в руке. Азиат же как сквозь землю провалился. Эти же двое, перебросившись парой слов, не спеша пошли на тот конец деревни, по-видимому, решив, что случившаяся стрельба – дело рук их друганов. К ним, уже упокоенным, эти двое и присоединились вскоре – едва они вышли на открытое пространство, пулеметная очередь отшвырнула их к забору, где они и затихли – на несколько минут, чтобы потом неловко подняться и, забыв про свое оружие, на негнущихся ногах начать переминаться на пустой улице.

Неожиданно пришедшие на выручку бойцы быстрыми перебежками тем временем двигались по улице, умело страхуя друг друга. Вот сейчас переместился на десяток метров вперед здоровенный парень с ручным пулеметом, невероятно ловко для такого большого тела передвигаясь по пустынной улице, залег, взяв на прицел лежащий перед ним участок, следом за ним по-кошачьи грациозно перетек на такой же десяток метров парень с метательными ножами. Потом еще один… Артем, увлекшись, следил за ними, когда боковым зрением засек какое-то движение во дворе дома бабы Матруны. Переведя бинокль туда, он тихо выругался: давешний азиат, затаившись, пропустил передвигавшихся по улице и сейчас конкретно готовился шмалянуть им в спину. Чего-чего, а смелости ему было не занимать. Он медлил, по-видимому, так же, как недавно Артем, выжидая, когда как можно больше противников окажется рядом, чтобы срезать их одной удачной очередью. Кто бы ни были эти люди, но они убили Артемовых врагов, так что он, не раздумывая, схватился за автомат и, хоть расстояние было довольно приличным, аккуратно прицелившись, всадил пулю в грудь азиату. Тот выронил калаш и, немного покачавшись, рухнул на колени, а затем повалился на бок. За свою помощь, Артем получил моментально «благодарность» в виде нескольких очередей, прошивших листву совсем рядом с гнездом. К чести стрелявших, они довольно быстро разобрались в ситуации, обнаружив убитого Артемом бандита. Перестав стрелять, они, по-видимому, наскоро обсудили ситуацию, и через пару минут из-за Матруниного забора послышался крик:

– Эй, на тополе, слышишь?

Поскольку особых вариантов дальнейших действий у Артема было немного, он решил отозваться. По крайней мере, вариант сопротивления он отмел сразу: с такими навыками ведения боевых действий  эти его уделали бы еще быстрее, чем «крестовые». Да и, сказать по правде, он как-то проникся уверенностью, что эти непонятно откуда взявшиеся бойцы не будут ему опасны. Слегка помедлив, он тоже крикнул:

– Слышу…

– Ты там видишь: есть еще кто живой из этих, с крестами?

– Не, вроде с этой стороны только эти трое были. А с той вы всех положили.

– Не стреляй, выхожу…

Из-за забора поднялся человек и бесстрашно вышел на открытое пространство, демонстративно забросив свой автомат за спину.

– Спускайся, стрелять не будем. Ты Кондратьева Дмитрия знаешь?

– Батя это мой, его на том конце привалили.

– Да живой он, живой, – успокоил Артема говоривший. – Мы как раз к нему и прибыли, да на вашу войну и угодили. Его там сейчас перевяжут, и должно все нормально с ним быть. Ну так будешь спускаться?

Прикинув, что хуже, чем сейчас, ему уже не будет, Артем решил слезть. Да и то сказать, хотели бы положить – уже положили бы: он отлично видел, что пулеметчик, сваливший тех двоих, контролирует все его движения. С такого расстояния обстрижет тополь, как батя овцу. Так что он еще раз быстро оглядел все окрестности, не найдя никакой скрытой угрозы, спустился с тополя и, так же демонстративно повесив оружие на плечо, подошел к спокойно стоявшему человеку. Тот стоял, слегка расставив ноги, заложив руки за спину, и, слегка прищурясь от светившего в глаза солнца, внимательно смотрел на подходящего Артема. Лет сорока – сорока пяти, уже с сединой в русых волосах, но крепко сбитый и полный какой-то внутренней силы. Как-то, стоя с ним рядом, было ясно – хорошо, если этот человек за тебя. И совсем плохо, если ты ему дорогу перешел. Сразу бросалось в глаза, как ладно сидит на нем маскировочная одежда невиданной ранее Артемом расцветки. В деревне многие носили камуфляж, даже еще и до Этого, а уж потом тем более, однако сразу было видно, что «их» камуфляж рядом с этим и рядом не лежал. Серо-голубые глаза пристально оглядели Артема с головы до ног. И морщинки еле уловимой улыбки собрались у уголков рта.

– Ну привет. Хороший выстрел, спасибо тебе за него. Я – Крысолов, а это – моя команда. А ты, наверное, Артем?

– Так вы… так вы команда? – с восхищением произнес Артем. Ну кто же не слышал о командах, истребляющих жутких зверюг-морфов, проникающих в самое сердце мертвых городов и выносящих оттуда ценные материалы, информацию, ну и другое разное. Как правило, работали такие отчаюги по отдельному контракту, не желая связываться с какими-либо конкретными группировками. Да и те не хотели иметь под боком у себя людей, не очень-то жалующих дисциплину, зато умеющих хорошо стрелять, так что такие команды вели достаточно кочевой образ жизни. Об их подвигах ходили легенды, кое-какие Артем и сам слышал: Сергей-торгаш, бывало, когда оставался ночевать у них дома, рассказывал жутковатые истории, так что мурашки бежали по коже. Ну а малышня в деревне только в команды и играла, охотясь друг на друга в лопуховых и люпиновых зарослях. Правда, до сегодняшнего дня Артем никого из таких охотников не встречал, так что потихоньку начинал сомневаться: а не втюхивает ли Сергей им про этих самых морфов и охотников на них, чтобы поменьше сами ездили, а больше его ждали? А зря, оказывается, не верил.

Видя, что контакт с местными жителями налажен, подтянулись и те двое, что до сих пор хоронились за забором. Один, здоровенный парень, держал в руках пулемет – не Калашникова, Калашникова Артем у Сереги видел, а другой какой-то, хотя и похожий на него. Второй был тот самый худощавый парень с метательными ножами, и если пулеметчик напоминал могучего лося, то он своими плавными кошачьими движениями – леопарда, какими их показывали до Хрени в передачах про природу.

– Знакомься – Кусок, – кивнул в сторону пулеметчика их командир, – а это – Банан.

Артем видел, что, несмотря на видимую дружелюбность, все трое внимательно смотрели по сторонам, контролируя сектора, держа оружие наготове. Да и стояли они так, чтобы не закрывать друг друга, не то что покойные «крестовые».

– Банан, проверь там на всякий случай, – негромко распорядился Крысолов, и Банан, кивнув, опять потекза дома, побыл там немного, и раздался одиночный выстрел. Затем Банан появился и отрицательно помотал головой.

– Никого, только вот пацан зомбанулся, – он пожал плечами, – пришлось упокоить…

Васек, Петька, теперь вот Валерка – Артем в одночасье лишился всех своих приятелей… Да, а батя что же?

Когда они подошли к дому Кузнеца, Артем с радостью увидел, что отец, хотя и бледный, сидит, прислонившись к скамейке, вкопанной рядом с колодцем. Рукав куртки у него был отрезан. Раненая рука перевязана, а в другую руку по прозрачной трубке капалась какая-то жидкость из пакета, подвешенного прямо на ворот колодца. В трубку подкалывал что-то шприцом еще один член команды – довольно пожилой уже дядька с седой головой.

– Живой… – Отец тоже обрадовался ему, улыбнувшись серыми губами. – А я уж думал, все…

– Они Валерку застрелили, – сглотнув комок в горле, проговорил Артем.

– Тут тоже, видишь, и Васек, и Петька… И Степаныч…

– Ну здравствуй, бача! Старый, чего у него там? – Подошедший Крысолов кивнул на отца, присев рядом на корточки.

– Мягкие ткани. Крови только потерял много – правда, артерии целые. Я ему давящую положил. Раньше можно было бы заражения опасаться. А сейчас, – тот кого назвали Старым, махнул рукой, – преднизолона только ввел. Обойдется, я думаю.

– Тебе тоже не болеть, – через силу улыбнулся отец. – Вовремя ты, Саша, подоспел: еще немного – и нам всем хана была бы.

– Ладно, это я только тот должок отдал. За Баграм, помнишь?

– Баграм… Сколько уж с той поры прошло…

Артем знал, конечно, что отец воевал в стране под названием Афганистан. Там, правда, и Америка воевала, так что он не понял толком: батя что, с американцами вместе воевал там? Или против них? Тем более что отец совсем не любил говорить о той войне, да ее и забыли как-то – еще до Хрени Этой столько войн новых появилось, куда уж там той, афганской. А интересно все же: как он такого крутого дядьку в том Баграме выручил? Может, там тоже морфы были?

– Сикока где? – спросил тем временем Крысолов седого бойца.

– Там, – показал тот рукой за дом. – Дорогу контролирует.

– А ты все хозяйничаешь? Воздухом деревенским дышишь? – вновь обратился командир охотников к отцу.

– Дышалось бы, – с тоской ответил он. – Кабы не эти. – Он кивнул в сторону упокоенных «крестовых», которых могучий Кусок одного за другим оттаскивал за пределы двора.

– Что, тоже зона неподалеку была?

– А где у нас зон не было? – криво усмехнулся отец. – Разве что в Кремле да на Рублевке, да и то многие выходцы отсюда там рулили. – Он помолчал, тихо выругался и угрюмо продолжил: – Я вот думаю, ребята, что вы у нас тут крепко попали. Завтра утром, ну максимум к обеду, сюда вся их кодла нагрянет. Вы, конечно, бойцы хорошие, спору нет, только их там человек сто, не меньше. Да еще прихватят с собой кого-нибудь типа соседей наших разлюбезных. Короче, вам за нас умирать, резона нет. Уходить вам надо.

– А ты что ж, один тут останешься? – с усмешкой спросил Крысолов.

– Сюда скоро наши мужики подбежать должны, – пожал плечами батя. – Да, ты там предупреди бойца своего, чтобы не положил их, не разобравшись. Если сейчас все уйдут, в лесу вполне можно скрыться успеть. Ну а я – да, тут останусь, вроде как я их пострелял. Тем более что заварушка нынешняя, как я понимаю, и по моей вине началась…

– Угу, Ремба колхозный. Даже если они поверят этому – что от твоей деревни останется? – жестко сказал Крысолов. – Возвращаться куда все будете? На пепелище? В общем, так: мы тут останемся, пожалуй. Я тебя давно не видел, команде моей отдохнуть надо – мы же к тебе последние два дня пехом полтинник километров шли. Да и с «крестовыми» твоими найдется о чем поговорить. Да, Дима, а баня у тебя есть?

…А насчет вымирания вида – так вообще есть мнение, что все мы, так называемые гомо, сапиенсы и не очень, а также лягушки, дельфины, медведи и прочие стрекозы – суть не что иное, как самодвижущийся кокон, который предназначен, со всеми своими инстинктами и эмоциями, любовью, ревностью и ненавистью, содержимым мозга и кишечника, – со всем, короче, для одной-единственной цели: выживания и размножения половой клетки. И чем совершеннее кокон, тем больше и шансов у половой клетки высокоразвитого существа продолжить дальше свое существование. Половые клетки человека блестяще это доказали, доведя число своих носителей за каких-нибудь несколько миллионов лет до 6,5 миллиарда. Самое большое количество высокоразвитых носителей за всю историю Земли, единовременно проживающих на ней.