Текст книги "Пригорьевская операция"

Автор книги: Николай Шараев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

Гостеприимная деревня

Зная, что каратели следуют по пятам, бригада передвинулась ночью в другой лес. Прошли километров двадцать на запад, но гитлеровцы и там не заставили себя ждать. Сначала об этом возвестили взрывы мин, поставленных на дороге. Потом начался обстрел леса из минометов и пулеметов.

Ночью – переход целиной по глубокому снегу, днем – отдых у костров, наблюдение за противником. Так продолжалось до последнего дня декабря.

Наступал новый, 1943 год. Надо было дать партизанам по-настоящему отогреться и отдохнуть. Командование решило сделать большой переход, оторваться от карателей и занять одно из селений. Выбор пал на деревню Заведение, с трех сторон окруженную лесом.

Как только сгустилась тьма, двинулись полями и перелесками к намеченной цели. Сильный порывистый ветер пронизывал до костей, швырял в лицо тучи колючего снега, слепил глаза. Над деревнями, как и всюду, где обитали оккупанты, методично взлетали осветительные ракеты. А окна в домах не светились: русским людям, томившимся под пятой чужеземцев, было не до праздника.

Больно сжалось сердце, когда мы, крадучись, пробирались мимо деревни Беседки, где я родился и провел детство.

К середине ночи погода улучшилась: снегопад прекратился, ветер утих. Идти стало легче. Вздох облегчения вырвался у каждого, когда колонна вышла на торную дорогу, проходившую по лесу, за которым лежала деревня, сулившая долгожданный отдых.

В шесть часов утра бригада вступила в Заведение. В деревушке всего дворов тридцать. Разместиться всем было просто невозможно. Но крестьяне по-хозяйски берегли пустующие колхозные скотные дворы. Они помогли приспособить их под жилье. Загудели железные печки, наполняя помещение теплом, засветили фонари «летучая мышь», зашуршала ржаная солома, заменявшая постели.

Трое суток блаженствовали лазовцы в тепле. Ели горячую пищу. Поочередно мылись в деревенских банях, топившихся с утра до глубокой ночи. Никаких признаков приближения противника не замечалось. Данные разведки говорили о том, что каратели отказались от тактики преследования.

– Кажется, подходит время, когда можно будет вернуться поближе к нашей основной базе, – сделал вывод Коротченков.

В новогодний день нам с ним довелось отведать праздничный обед, запомнившийся на всю жизнь… В полдень дежурный по части, извинившись, прервал наш отдых. Старик, назвавший себя Моташневым, настойчиво требовал допустить его до главного командира.

– А чего хочет дед? – спросил комбриг.

– Об этом он скажет только вам лично. Так и заявил.

– Только лично, говоришь… Ну давай зови.

В дом вошел высокий, жилистый старик с негустой бородой клином. Степенно поздоровавшись, он без лишних слов перешел к делу. А дело оказалось очень скромное: дед хотел пригласить на обед «главного партизанского командира».

Семен Алексеевич Моташнев жил в просторной, срубленной своими руками избе. Во всем чувствовался строгий хозяйский порядок и опрятность. Усадив нас за стол, он кивнул хозяйке и на минуту вышел. На столе появились большая сковородка с жареным салом и домашней колбасой, пахнущей чесноком, большое деревянное блюдо с нарезанным хлебом, вилки, граненые стаканы. Хозяин вернулся с графином припахивавшего дымком самогона и тарелкой квашеной капусты. При виде всего этого у нас засосало под ложечкой.

Хозяин налил полные стаканы и предложил выпить за советских партизан. Комбриг поднял тост за скорую победу над гитлеровской Германией… Немного захмелев, старик разговорился, начал рассказывать о своей молодости. Я слушал с возрастающим вниманием и все больше проникался уважением к рассказчику. Попробуй узнай его: самый обычный, ничем не приметный деревенский старик, а какая жизнь за плечами… Служил в империалистическую войну матросом на Балтике. Сблизился с большевиками. Участвовал в революционных битвах. Видел Ленина. Сражался с белогвардейцами в гражданскую… А потом потянуло к земле. Вернулся домой – выращивал хлеб, ухаживал за скотом, строил и укреплял колхоз. Нигде и никогда не хвастал своими заслугами. И лишь при встрече с партизанами в трудную годину войны поведал о прошлом, как о самом сокровенном…

На четвертый день нашего отдыха в деревню сунулся было полицейский отряд, прибывший из Белоруссии. Десятков семь полицаев подъехали на лошадях почти вплотную к околице и пошли в атаку, но тут же попали под меткий огонь роты Абрамова. Сообразив, что дело плохо, полицаи кинулись врассыпную. Убежать удалось немногим. Четверых захватили в плен, начали допрашивать. Тут их и опознали партизаны Давыдов и Гайдаров.

– Эти гадюки уничтожили наши семьи. Смерть предателям! – крикнул Гайдаров.

Только вмешательство комбрига предотвратило неминуемую расправу.

– У нас не может быть самосуда, – спокойно сказал Коротченков. – Отведите арестованных в особый отдел. Там разберутся.

По решению командования предатели Родины были расстреляны.

Вечером 4 января бригада распрощалась с гостеприимными жителями Заведения. Партизаны 2-го батальона, состоявшего преимущественно из белорусов, были немного расстроены. Им очень хотелось, чтобы бригада перешла в Климовичский район Белоруссии, где в то время было относительно спокойно. Но командование решило держать путь в свой, Ворговский лес.

Вместе с нами из деревни ушел и старик Моташнев. Заметив приготовления к отходу, он ввалился в штаб с небольшой группой подростков. Все были тепло одеты, вооружены винтовками. За плечами торчали туго набитые вещевые мешки.

– Прошу принять в отряд! – обратился старик к комбригу.

– У вас даже оружие есть? – удивился тот.

– А как же! Не в нахлебники просимся!

Коротченков приказал зачислить всех во 2-й батальон и назначил Моташнева командиром организованного им молодежного отделения. Лица и командира отделения и его подчиненных сияли от радости.

Щедрая помощь

За два перехода бригада вернулась в Ворговский лес и снова остановилась в поселке «Галое». Обстановка в основном не изменилась. Все населенные пункты вокруг были заняты гитлеровцами. Их внимание было приковано к Клетнянским лесам. Ворговский лес каратели считали свободным от партизан, а потому беспечно передвигались по Мглинскому большаку небольшими подразделениями и даже мелкими группами…

Тайный партизанский госпиталь работал без помех. Лазарев послал раненым подкрепление продуктами. Заодно поехал Володя Филиппов с баяном – подбодрить выздоравливающих.

Капитан Клюев с командиром штабной роты Кутняковым отказались от отдыха после большого ночного перехода и отправились на поиски места для аэродрома. К обеду нашли подходящую поляну, куда самолеты могли сбрасывать грузы. Радисты отстучали на Большую землю координаты и на следующий день получили ответ:

При летной погоде ночью ждите самолеты, сигнал номер три. Попов.

Три дня стояла нелетная погода. Потом выпала ясная, звездная ночь. Штабная рота едва успела расчистить площадку, как появились четыре Р-5.

Радости не было конца. Никто не уснул, пока не прибыли подводы с драгоценным грузом, хотя было далеко за полночь: ждали не только боеприпасы, но и махорку, по которой давно тосковали.

– Порядочек! – торжествовал Коротченков, глядя, как растет груда ящиков с патронами. – Теперь можно будет подтянуть дисциплину среди карателей. А то обнаглели, разгуливают по дорогам, как у себя дома.

Следующей ночью прилетели еще три самолета. Кроме боеприпасов нам сбросили перевязочные материалы, газеты, литературу.

Пришла пора во весь голос заговорить с оккупантами. Командование решило обосноваться более прочно. Место для лагеря подобрали в восточной части леса, недалеко от речки с необычным названием Черный Пёт. Батальоны и штабные подразделения отправили половину людей на строительство землянок и теплых шалашей.

Получив солидное подкрепление литературой, политработники наряду с повседневной воспитательной работой в бригаде более обстоятельно занялись пропагандой среди населения. В ближние и дальние деревни ежедневно посылались газеты и брошюры, сброшенные самолетами, принятые по радио последние сводки Совинформбюро. Ни один разведчик, подрывник, ни один партизан не уходил на задание, не захватив литературу, газеты, листовки…

Послание карателям

Партизанский секрет у дороги на Ершичи задержал сани с тремя седоками в теплой крестьянской одежде. На вопросы постового они ответили, что живут в Старой Рудне и едут в «Галое» покупать сани. Такое объяснение показалось подозрительным.

Уполномоченный особого отдела бригады Елисеев пригласил Родивилина, Лазарева, Носовца и других партизан, знавших жителей Старой Рудни. «Покупатели» вынуждены были признаться, что служат оккупантам и получили задание обнаружить партизан.

Весть о задержанных моментально разнеслась по бригаде. У дома, где их допрашивали, собралась толпа партизан. Невдалеке, привязанная к столбу, понуро стояла покрытая инеем лошаденка. Она-то и привлекла внимание подошедшего Винокурова.

– Такой конь мне как раз нужен! – громко сказал он.

– На кой черт тебе эта кляча? – раздалось сразу несколько голосов.

– Понимать надо, – лукаво ответил Винокуров. – Мы сделаем лошадь вроде бы почтальоном: поднагрузим литературой и пошлем в Ершичи.

– Голодный конь всегда домой побежит. Это точно, – подтвердил Родивилин.

– Здорово придумал, парторг! Давай снаряжать «почтальона»! – поддержали партизаны.

– Хорошо бы еще письмишко карателям сочинить, – предложил кто-то. – Да такое, чтобы у них глаза на лоб полезли.

– Недурственно будет, – согласился Винокуров. – Только кто напишет?

– А хотя бы и я, – отозвался Данильченко.

Важно усевшись на край саней, он положил на колени планшет, вынул лист немецкой писчей бумаги, немецкую авторучку и начал сочинять. Напишет одно-два предложения, зачитает, выслушает поправки и опять за дело. А кругом галдеж, шутливые споры. Кто соглашается, кто кричит «Слабо!», кто предлагает словечко позабористей. Хохот стоит оглушительный. Как в этой обстановке не растерялся Данильченко, просто не знаю. Однако партизанское послание командующему карательными частями гитлеровцев все же родилось.

…В лесу таких дураков, как сыны твоей злосчастной матери, нет. Шлем тебе небезызвестную лошадь с упряжью. Сани у нас не продаются, и «покупатели» назад не возвращаются… Плоха псарня твоего бесноватого фюрера, коли дала тебе только бульдожью морду, волчью кровожадность и ослиные уши… На себя глядя, подыскал ты сподвижников. Скудный умишко не позволил тебе понять, что они способны только на одно: лизать поганый зад, севший им на голову. Не зря говорится: «Свояк свояка узнает издалека!»

Ты задался целью уничтожить народных мстителей… Скорее ты сумеешь раздавить голым задом ежа, чем достигнуть этой цели. Посмотри на «колечко» сталинградское, которым благословил наш народ триста тысяч твоих собратьев. Молись, чтоб с тобой не случилось хуже…

Мы знаем о твоих гнусных расправах над безоружными стариками, женщинами и детьми. По заслугам мы представляем тебя к награде крестом… Посчитай, сколько таких, как ты, бешеных собак, уже получили крест в наших лесах. Скоро получишь и ты свой…

Пока готовили письмо, Винокуров хлопотал возле подводы. Помощников у него было хоть отбавляй. Особенно старались Григорий Винник и Игорь Иванов. Они прикрепили к дуге, оглоблям и гриве лошади газеты «Рабочий путь» с красной полосой на полях (специальный выпуск для оккупированного населения), положили в сани десяток экземпляров «Правды» со схемой окружения армии Паулюса под Сталинградом. К головкам саней прибили деревянный щит: «Смерть фашистам!» Само же послание засунули под супонь хомута.

Винокуров еще раз обошел сани и остался чем-то недоволен. Подозвав Фомченкова, парторг попросил устроить что-либо устрашающее. Поняв с полуслова, тот побежал к дому и через минуту явился с пустой коробкой от мины. Положив ее в сено так, чтобы был заметен один угол, Фомченков соединил коробку тоненьким проводом с нахлесткой. Винокуров подсунул под провод газету, сложенную так, чтобы хорошо была видна схема сталинградского окружения.

– Теперь, пожалуй, все в порядке, – удовлетворенно заключил он. – Разрешите отправлять «почтальона», товарищ комбриг?

– Давай, да поторопись, – ответил Коротченков. – А то скоро стемнеет – эффект будет не тот.

Винокуров взял коня под уздцы, вывел на дорогу и подхлестнул березовым прутом. Под смех и свист партизан перемерзшая лошаденка охотно затрусила в сторону Ершичей.

– Ну, друзья, повеселились и хватит, – сказал Коротченков, когда люди немного угомонились. – Через час будьте готовы к переходу на новое место.

НА РЕЧКЕ ЧЕРНЫЙ ПЁТ

Воюем не только оружием

ригада основательно устроилась в новом лагере у речки Черный Пёт, в той части леса, которую местные жители называли Соколовщиной. Одно за другим подразделении зарывались в землю. Партизаны рассудили правильно: лучше кровавые мозоли на руках от долбежки мерзлого грунта, чем зверский холод в простых шалашах. Больше всех радовались новому лагерю раненые, вернувшиеся в родную семью.

Хозяйственники с помощью бойцов, выделенных батальонами, разгромили несколько полицейских гарнизонов. Положение с продовольствием заметно улучшилось. Заработала наскоро сооруженная пекарня.

Хорошие вести приносили подрывники. Группа во главе с комсомольцем Игорем Ивановым уничтожила в двадцати километрах от Рославля эшелон с горючим.

В погожие ночи к нам прилетали самолеты. Пользуясь близостью бригады к линии фронта, в одну из ночей звено Р-5 совершило три вылета подряд. Штабная рота буквально сбилась с ног, подбирая сброшенные грузы. Разбогатев боеприпасами, мы не только сполна удовлетворили нужды подразделений, но и создали в лесу надежно замаскированную резервную базу.

День и ночь строчили в швейной мастерской ручные машинки. Из парашютов шили белье. Стеганые упаковочные мешки превращались в теплые брюки, пиджаки и даже в спальные мешки для подрывников.

Газет и брошюр самолеты сбросили столько, что я порекомендовал комиссарам батальонов создать для их распространения специальные группы, включив в них местных товарищей, хорошо знавших ближайшие населенные пункты.

По этому поводу произошла даже стычка с комбригом. Кто-то из комбатов пожаловался, что комиссар загрузил распространением литературы слишком много людей. А тут еще не оказалось на месте командира разведчиков 3-го батальона Ильи Игумнова, когда тот срочно понадобился Коротченкову.

– Не знаешь ли, комиссар, где Илья? – спросил Коротченков каким-то необычным тоном.

– Я послал его наладить доставку литературы в Воргу.

– А где Кондрат Соловьев?

– Ушел с тем же заданием в Рославльский район.

– Это безобразие! – закричал Коротченков. – Доставкой твоей литературы занимается вся бригада!

– Людям, как воздух, нужна правда. А каждое печатное слово – это слово партии! Это тоже наше оружие! – вскипел я. – Неужели непонятно?!

– Не учи меня, – бушевал комбриг. – Я не хуже тебя знаю это. Но я командир и не позволю гонять по пустякам лучших разведчиков!

– Засылка литературы в Воргу не пустяк! – не сдавался я. – Ты сам говорил: Ворга – один из главных опорных пунктов карателей.

Чтобы погасить закипавшую ссору, присутствовавший при этом Клюев решил отвлечь огонь на себя.

– Извини, Батя, кажется, виноват тут больше всего я.

– А ты-то при чем? – недовольно уставился на него Коротченков.

– Комиссар спрашивал, свободен ли Игумнов. Я ответил, что никакого задания ему не предвидится…

Чуть поостыв, комбриг просмотрел строевую записку, убедился, что не так уж много бойцов занято доставкой литературы, кого-то ругнул про себя и уже совсем другим тоном предложил сходить вместе посмотреть, как живут раненые.

В последних числах января 1943 года наша разведка обнаружила передвижение крупных сил противника по Мглинскому большаку. В сторону Ершичей прошло больше ста машин с солдатами, до дивизиона артиллерии, два танка. Около двухсот гитлеровцев прибыло одновременно в Воргу. Удвоился гарнизон в Волконщине и в соседних с ней деревнях на северо-восточной стороне леса.

Когда мы обсуждали в штабе данные разведки, мнения о намерениях противника разошлись. Коротченков полагал, что это обычное передвижение сил. Я считал, что каратели готовятся напасть на бригаду. Другие колебались. Спор длился до ночи. Несколько раз в землянке появлялись командиры батальонов. Быстро уловив суть спора, они тут же исчезали, чтобы на всякий случай подготовить бойцов к предстоящему бою.

Так ничего и не доказав друг другу, мы улеглись спать… Но какой мог быть сон! Я без конца перебирал и сопоставлял известные факты и каждый раз приходил к одному и тому же выводу: завтра будет тяжелый бой. Видимо, неспроста сболтнул задержанный в «Галом» предатель, что каратели собираются прочесать лес… Пусть идут, не страшно – есть чем встретить. Но почему командир не согласен со мной? Клюев, Данильченко, Винокуров явно разделяют мое мнение. А Коротченков… Он всегда раньше нас разгадывал намерения противника и вдруг не хочет понимать очевидного…

Я делал вид, что безмятежно сплю. Коротченков, напротив, и не думал скрывать, что не находит себе места, без конца дымил трубкой. Кто-то из штабных уже начал похрапывать.

И вдруг раздался спокойный голос комбрига:

– Николай, ты не спишь?

– Нет.

– Так как? Будет завтра бой?

– Я думаю, да.

– Ну что ж. Бой так бой. Взглянем-ка на карту.

Он энергично встал, подошел к столу, зажег коптилку, развернул карту.

– Главный удар наиболее вероятен с запада – вдоль основной дороги, к центру Соколовщины, – сказал я.

– Да, по ней могут двинуться силы, сконцентрированные в Борге, Артемовне и ближних к ним населенных пунктах. Одновременно можно ждать удара с юга – от Троены, Короедовки и Петракова. На первом направлении я думаю поставить первый батальон, на втором – третий.

– В Волконщине и соседних деревнях тоже много карателей. Могут пойти и с востока и с севера.

– Вряд ли, – ответил Коротченков. – Но все-таки выдвинем сюда второй батальон. Основной массив леса идет на запад. Немцы будут стремиться оттеснить нас на север – выгнать в поле.

– У тебя, я смотрю, давно обдуман план обороны… Чего ж ты тогда спорил? Нехорошо шутить такими вещами!

– Не обижайся, комиссар, я не шутил… Хотел, чтобы, поверив мне, люди спокойно отдохнули ночь. Стычка может быть очень тяжелой.

– Но мы потеряли время на подготовку.

– Времени, я думаю, хватит. Начать рано каратели не смогут: основным их силам надо преодолеть порядочное расстояние.

Как всегда, я полностью согласился с планом и доводами комбрига.

Драться так драться!

Готовиться к бою в батальонах начали задолго до рассвета: каратели обычно появлялись рано утром. Но тут изменили своей тактике, и мы уже стали подумывать, что никакого боя не будет. Однако ровно в одиннадцать с запада, юга и востока заговорила немецкая артиллерия. На каждом направлении работало по две-три батареи. По лесу загрохотали разрывы снарядов и мин. Начав с обработки опушек и края большой поляны по дороге к лагерю, орудия постепенно перенесли огонь в глубину леса…

В штабную землянку заглянул крепко сложенный черноглазый автоматчик Хасан Джапаридзе.

– Товарищ подполковник! – подошел он к Коротченкову. – Разрешите обратиться к комиссару?

– Обращайтесь.

– Прошу, товарищ комиссар, принять меня в партию. Хочу идти в бой коммунистом! Вот заявление.

Джапаридзе протянул мне листок бумаги.

– Это ему, – передал я заявление сидевшему рядом секретарю партбюро Винокурову.

– Я понимаю, товарищ комиссар. – Голос автоматчика звенел от волнения. – Партбюро соберется нескоро. А сейчас бой… Я думал, можно прямо к вам.

– Ты правильно поступил, – сказал автоматчику Винокуров. – Командир и комиссар – члены партбюро. Мы немедленно рассмотрим твое заявление. Только как быть с рекомендациями?

– Не успел взять, товарищ секретарь партбюро. Думаю, коммунисты-автоматчики поручатся за меня…

– Я знаю Джапаридзе как отличного автоматчика, смелого, предприимчивого партизана, – сказал слышавший этот разговор Коротченков, – и рекомендую его в партию.

– Присоединяюсь к мнению командира бригады и даю рекомендацию Джапаридзе, – поддержал я Коротченкова.

– Я того же мнения, – сказал Винокуров, обращаясь к Хасану. – Так как вас рекомендует все присутствующие на заседании члены партбюро, считайте себя, товарищ Джапаридзе, коммунистом!

– Спасибо за доверие, я оправдаю его!

Большие черные глаза юноши сияли счастьем. Четко повернувшись, коммунист Джапаридзе вышел из штабной землянки. Начинался бой… Вслед за огневым валом артиллерии двинулась пехота.

Первым принял атаку 3-й батальон. Наткнувшись на огонь партизан, каратели залегли и начали яростно отстреливаться.

С угрожающим ревом к позициям партизан приближался танк. Комбат приказал подготовить связки гранат. Пулеметчики ударили по смотровым щелям, сбили пристроившихся на броне автоматчиков. Но танк проскочил через молодую поросль, за которой не могли укрыться партизаны, и оказался в тылу батальона. Комбат Родивилин мгновенно оценил обстановку.

– Ни шагу назад! – крикнул он. – Патронов не жалеть! Огонь!

Этого было достаточно, чтобы ликвидировать минутную заминку. Ободренные прорывом танка, каратели снова поднялись в атаку, но так и не смогли прорваться сквозь огневую партизанскую завесу. Понеся немалые потери, гитлеровцы опять залегли.

В это время в штаб примчался связной от Родивилина, сообщивший, что батальон прочно удерживает позицию.

– Передай Родивилину, – сказал комбриг, – держать пехоту! На танк не обращать внимания. Он в лесу слеп. Повертится и уйдет, если не нарвется на наши мины.

Проводив взглядом связного, Коротченков приказал Черезову заминировать дороги на подступах к лагерю, по которым может пойти танк.

Командир подрывников взял с собой пять человек и отправился выполнять задание. Поставив мины на одной дороге, минеры перешли на другую. И вдруг всего в полукилометре от лагеря наткнулись на большую группу карателей. Не растерявшись, партизаны резанули по ним из автоматов и бросились за деревья. Но двое больше не поднялись с земли. Сраженный пулеметной очередью, погиб искусный минер и отважный солдат, начальник диверсионной службы бригады Василий Черезов.

Коротченков понял – стык между 3-м и 2-м батальонами в опасности, послал туда штабную роту и хозяйственный взвод. Через несколько минут они атаковали не успевшую по-настоящему развернуться колонну и даже потеснили ее. Образовавшаяся брешь была закрыта.

Как мы и предполагали, главный удар противник нанес с запада. 1-й батальон, вступивший в бой вслед за 3-м, не имел ни минуты передышки. К двенадцати часам немецкие орудия умолкли. Только в тылу 1-го батальона и на речке Черный Пёт, за лагерем, продолжали рваться снаряды. Напрасно Майоров метался от роты к роте. Под давлением превосходящих сил и огневых средств противника батальон вынужден был постепенно отступать к лагерю.

На помощь Майорову комбриг послал всех автоматчиков. Однако и им удалось лишь задержать, но не остановить упорное продвижение карателей.

Драматические события разыгрались на просеке на правом фланге батальона. Просека находилась сравнительно недалеко от дороги, по которой двигались фашисты. Опасаясь обхода, Николай Майоров приказал поставить здесь станковый пулемет и ни на минуту не забывал об этом уязвимом месте. В разгар боя комбат послал лейтенанта Рыжкова проверить, что делается на просеке. Лейтенант был уже рядом с нашим пулеметом, когда приблизилась большая колонна гитлеровцев. Пулеметчик решил подпустить их как можно ближе… И упустил момент – гитлеровцы первые открыли огонь, пулеметчик был убит в ту же секунду. Рыжков швырнул в колонну гранату.

Воспользовавшись мгновенным замешательством неприятеля, второй номер заменил пулеметчика и пустил длинную очередь вдоль колонны. Ни одна пуля не пропала даром. Словно забыв о возможности свернуть в сторону, за спасительные деревья, гитлеровцы что было мочи убегали от огня пулемета. За две-три минуты просеку усеяли трупы.

Попытка карателей обойти 1-й батальон сорвалась. Далось это нелегко – вслед за пулеметчиком пал, сраженный пулей, лейтенант Рыжков. Тяжело был ранен и последний защитник просеки – партизан Корнилов. Но он не выпускал из рук пулемет…

Долго утюжил немецкий танк мелколесье между обороной 3-го батальона и лагерем. Точно обезумев, бросался он из стороны в сторону, бесцельно выпуская снаряды. Партизаны перестали обращать на него внимание… Но танк, будто освоившись в незнакомом лесу, двинулся к лагерю. Рев мотора становился все слышнее.

– Так он сослепу заберется в лагерь и передавит раненых! – крикнул Коротченков. – Надо встретить!

Встретить танк, кроме нас, было некому – все было брошено на помощь Майорову. Прихватив по нескольку противотанковых гранат, мы с комбригом выскочили из землянки и притаились за толстыми деревьями. Невидный за деревьями танк был где-то совсем рядом. Его снаряды летели через лагерь и рвались у речки Черный Пёт. Пулемет бил точно по лагерю.

Неожиданно рядом со мной появилась врач Анна Маслова. Через плечо у нее висела санитарная сумка, в правой руке была зажата лимонка.

– Вы зачем здесь? – спросил я строго. – Быстро в землянку!

– Место врача там, где могут быть раненые, – ответила женщина, прячась за дерево.

Между ветвями на секунду мелькнул хобот танка. Я заметил, что комбриг приготовил гранату, и сделал то же. Учащенно забилось сердце. «Еще пятнадцать – двадцать метров, и надо бросать». Но танк, взревев, повернул на девяносто градусов и стал удаляться…

Положение на участке 1-го батальона становилось все более напряженным. Лавина огня неотступно двигалась к лагерю, над землянками все чаще посвистывали пули. Комбриг принял решение перебросить на помощь Майорову часть 2-го батальона и поручил это капитану Клюеву. Не успел капитан покинуть штаб, сильный бой вспыхнул и на рубежах 2-го батальона. Не добившись решающего успеха на главном направлении, противник, как и следовало ожидать, ввел в дело все остальные силы.

– Придется отказаться от перестановки, – сказал комбриг. – Думаю, Майоров все-таки продержится, скоро стемнеет.

До вечера оставалось не больше часа. Каратели находились метрах в четырехстах от нашего лагеря…

В лагерь прибежал Лисицын:

– Комбат просит подбросить хотя бы один взвод – закрыть опасную брешь на просеке…

– Людей в резерве нет, – ответил комбриг. – Другие батальоны тоже ведут бой… Продержитесь еще пятнадцать минут. Бой будет выигран.

– Есть держаться пятнадцать минут!..

Командир батальона Майоров заметил, что гитлеровцы, хотя и усилили огонь, не стремятся продвинуться вперед. Это показалось подозрительным: не иначе, где-то готовится неожиданный удар. Предположение вскоре подтвердилось. Командир отделения, занимавшего просеку, сообщил, что против него скапливается большое количество карателей.

Это было чрезвычайно опасно: сбив отделение партизан, противник мог прямым ходом выйти в лагерь. Майоров приказал Абрамову незаметно вывести на просеку свою роту и атаковать гитлеровцев. Рубеж, оставленный 1-й ротой, тут же заняли два взвода соседней роты…

А на просеке уже шел бой. На отделение партизан навалилось больше трехсот карателей. Наши храбрецы, не дрогнув, встретили их меткими выстрелами. Но отделению недолго удалось бы продержаться, не подоспей 1-я рота. Скрытые молодым ельником, бойцы Абрамова появились как из-под земли.

Успешная контратака Абрамова сорвала планы гитлеровцев. Бой начал затухать.

С наступлением темноты все стихло. Только два немецких орудия продолжали методичный обстрел речушки Черный Пёт. И что самое удивительное, каратели впервые за время боев остались ночевать в лесу. Чувствовали, видно, свою силу.

Предвидеть дальнейшее развитие событий было нетрудно. Оставаться в лагере мы не могли. Противник располагал многократным превосходством и в численности и в вооружении. Создавшаяся обстановка диктовала единственно правильное решение: любой ценой выходить из вражеского кольца.

Батальоны и другие подразделения бесшумно стягивались к лагерю и спешно готовились к походу. Наши потери, к счастью, были невелики. Скорбную весть сообщил Майоров. В самые последние минуты боя вражеская пуля оборвала жизнь лейтенанта Абрамова. Погиб храбрейший из храбрых.

Бригада, вытянувшись колонной на север, ждала, пока закончатся похороны погибших. Раздался прощальный салют.

Прощайте, товарищи! Прощай, лагерь!