Текст книги "ГРУ: вымыслы и реальность"

Автор книги: Николай Пушкарев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

СТУДЕНТ МОСКОВСКОГО ИНЖЕНЕРНО-ФИЗИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА

Главный административный и учебный корпус института находился на ул. Кирова, напротив здания Главпочтамта. Ранее там находилась Российская Императорская академия живописи, ваяния и зодчества.

Меня принял проректор по учебной работе МИФИ, профессор Гусев Иван Трофимович. Это был профессор старой русской научной школы, интеллигентный и высокообразованный человек.

Профессор подробно расспросил меня, как я учился в Одессе, почему приехал в Москву, зачем бросил службу на флоте. Спрашивал и многое другое, говорил о трудностях обучения в МИФИ, о сложных предметах, включая атомную, ядерную и квантовую физику и все виды математических дисциплин, о которых я даже никогда не слышал. Одним словом, пугал меня, хотя сам я был не робкого десятка и боязни перед трудностями не испытывал.

Длинная и обстоятельная беседа закончилась словами: «Я вас приму в МИФИ на 3-й курс, но если вы будете плохо учиться и провалитесь на экзаменах, то придется вновь вернуться на службу флоту». Я согласился, и мы тепло расстались. Таким же образом был принят и мой друг – В. Зинченко, тоже выпускник мореходки.

Я бы на этот раз не стал испытывать свою судьбу воспоминаниями о трудностях, с которыми столкнулся, будучи студентом этого уникального института. Меня приняли хорошо не только представители ректората, деканата, профессорско-преподавательского состава, но, самое главное, студенты. Для них мы с Зинченко были какими-то необыкновенными людьми: почти каждый пытался нам помочь, в том числе, дополнительно заниматься, оказывать всякую моральную, а иногда и материальную поддержку. Нашлось много друзей, и они меня приглашали в гости, в свои семьи, и я им до сих пор благодарен и храню самые теплые воспоминания о них.

Время неумолимо шло вперед. С переменным успехом я сдавал сессию: например, с треском провалил экзамен по теории функции комплексного переменного. Экзамены по математике принимала у нас молодая, но очень строгая преподаватель-женщина – Лила Григорьевна Нарышкина (говорили, что ее предки – дворяне из рода Нарышкиных). Большая умница, строгая и несговорчивая. Дважды она мне ставила двойку. Я приуныл и решил складывать чемодан, чтобы снова отправиться в Одессу, на Черноморский флот. Но однажды мы столкнулись с ней в коридоре института, и она спросила, готов ли я снова сдавать экзамен. Я ответил – нет, так как собрался уезжать обратно на флот. Она выслушала меня и просила завтра прийти в ту аудиторию, где она обычно проводит занятия.

В условленное время я пришел в аудиторию, и она просит передать ей зачетную книжку. Я передал и не понял для чего, так как знал, что положительных оценок она не ставит вообще, если студент не владеет материалом. Получив обратно зачетную книжку, я увидел, что там стоит положительная оценка. Опешив, я даже не поблагодарил ее, но сказал, что я обязательно когда-нибудь представлю к защите диссертацию по специальности «Математические методы». Кстати, впоследствии я защитил не только кандидатскую диссертацию по математическим методам в Московском авиационном институте (1973 г.), но и докторскую в Институте кибернетики Академии наук Украины по той же специальности (1979 г.).

Мое обучение в МИФИ подходило к концу, и мне предложили работу в Новосибирском академгородке. Тогда он только формировался, и туда направлялись молодые и способные выпускники физико-математических факультетов различных институтов.

Конечно, я мог бы остаться работать в Москве, так как многие годы я был председателем студенческого совета института и был на хорошем счету как у руководства института, так и у деканата и преподавателей. Мне предложили на выбор Математический институт им. Стеклова Академии наук СССР или же Центральный экономико-математический институт (ЦЭМИ) АН СССР. Все же я добровольно решил ехать в Новосибирск и по этому случаю купил себе пальто с воротником, каракулевую серую шапку с кожаным верхом, теплые сапоги и меховые рукавицы.

ПРЕДВЕСТНИК МОЕЙ СУДЬБЫ

В 60-х годах прошлого столетия в Советском Союзе было много разговоров об американском разведывательном самолете, который на значительной высоте делал облет территории СССР. Этот самолет под названием У-2 был начинен современной американской радиоэлектронной аппаратурой, которая и позволяла собирать необходимые разведданные о вооружении Советской армии, ее пусковых ракетных установках, аэродромах боевых самолетов, стоянках в бухтах советских боевых кораблей.

Несомненно, полученная таким образом разведывательная информация, которая обрабатывалась в ЦРУ США, представляла определенную угрозу для СССР. Подобные У-2 летали не только над Советским Союзом, но и Кубой, Вьетнамом, Кореей и другими странами. К сожалению, в то время советские ракеты не могли сбивать такие самолеты и они облетали СССР и другие страны, не подвергаясь какой-либо опасности. Однако в 1960 году советское информационное бюро (Совинформбюро) на весь мир неожиданно объявило, что советской стратегической ракетой (с одного выстрела) был поражен американский разведывательный самолет У-2 над территорией Урала. Летчику удалось катапультироваться.

Идея создания такого самолета-разведчика принадлежала американскому президенту Эйзенхауэру, который одобрил планы ведения стратегической разведки против Советского Союза. В те годы самолеты этого типа летали на высоте 18 тысяч километров и без особых трудов могли обнаруживать радиоизлучение советских радарных установок.

Следует отметить, что впервые американский самолет-разведчик У-2 облетел территорию СССР еще в 1956 году[1]1
  Полмар Н., Аллен Т.Б. Энциклопедия шпионажа. М., 1999. С. 645.


[Закрыть]. Пилот должен был сфотографировать Москву. Кроме того, по указанию английского премьера Гарольда Макмиллана подобные шпионские облеты осуществлялись над территорией СССР с 1958 года. Только за четыре года, с 1956-го по 1960 год, шпионские самолеты залетали на территорию СССР двадцать четыре раза.

1 мая 1960 года американский самолет-разведчик У-2, пилотируемый сотрудником ЦРУ Фрэнсисом Гэнри Пауэрсом, был сбит советской ракетой класса «земля-воздух» вблизи города Свердловска. Летчик покинул самолет, не успев взорвать его.

Маршрут самолета лежал из Пешевара (Пакистан) до города Буда (Норвегия), где он должен был приземлиться. После приземления Пауэрс был схвачен советской контрразведкой. Обломки самолета длительное время выставлялись на всеобщее обозрение в Парке культуры и отдыха им. М. Горького в Москве. В то время я еще был студентом Московского Инженерно-физического института. Все студенты довольно детально обсуждали случившееся. А спустя два года, в 1962 году, подобный американский самолет У-2 был сбит над кубинским небом во время Карибского кризиса, тоже советской ракетой «земля-воздух». Пилот самолета-разведчика Андерсон погиб.

Подобные облеты осуществлялись и над территорией Китая. Эти самолеты китайские вооруженные силы также успешно сбивали над своей территорией.

В годы моей учебы в МИФИ, когда американские самолеты-разведчики так нахально летали над СССР и нашими союзниками, у меня и многих моих друзей по институту зародилась мысль противостоять давлению США и принять решение о возможной службе в военной разведке. Однако к кому можно было обратиться с таким вопросом, почти никто не знал. Выход был найден: представители Главного разведывательного управления (ГРУ) сами искали молодых и высокообразованных специалистов для службы в ГРУ. А наш институт, пожалуй, один из немногих, был элитным учебным заведением, где готовились специалисты в сфере электроники, вычислительной техники и автоматического управления.

Так, нечаянно-негаданно в стенах нашего института появился полковник В.И. Устюменко, который занимался поиском именно таких парней, в возрасте до 25 лет. О нашей с ним встрече я более подробно изложу чуть ниже.

Сейчас вернемся к сбитому американскому У-2. Помню, тогда все средства массовой информации СССР только и вещали об этом инциденте и советской ракете, которая поразила высоколетящую цель – американский самолет-шпион. Весь советский народ клеймил позором американцев и был готов встать на защиту от внешнего врага. В автобусах, троллейбусах, кинотеатрах, на рынках и в других общественных местах, где собирались толпы народа, разговор только и шел об американском самолете-шпионе, сбитом советской ракетой. Это была мощная пропаганда, которая возбуждала народные массы, чтобы дать достойный ответ любому врагу, в том числе и США.

Вообще в те годы пропагандистский аппарат ЦК КПСС и другие государственные органы работали без сбоя. С утра до поздней ночи клеймили позором американские спецслужбы, которые верили в свою неуязвимость, но просчитались. Советский Союз с блеском выиграл идеологическую борьбу. Следует, однако, отметить, что наравне с патриотическими лозунгами и призывами звучали и диссидентские голоса, превозносящие Америку и другие западные страны за их «демократию».

НАЧАЛО ВОЕННОЙ СЛУЖБЫ

Однажды меня вызывает к себе в кабинет заместитель декана факультета кибернетики Николай Владимирович Синицын, обаятельный, но строгий и справедливый человек. Вхожу в кабинет, рядом с ним сидит очень презентабельный полковник Советской Армии, в форме войск связи. Заместитель декана мне и говорит: «Вот с тобой, Пушкарев, хотел бы переговорить этот полковник», – и оставляет нас вдвоем в своем кабинете.

Полковник, улыбаясь, представился мне – Устю-менко Виктор Иванович из Генерального штаба Вооруженных Сил СССР. Ни слова не говоря о военной карьере, он мне рассказывает мой же жизненный и служебный путь на флоте и в МИФИ. Внимательно выслушав мои вопросы, он мне сообщает, что через несколько дней я могу получить повестку из райвоенкомата с просьбой прийти на более откровенный разговор. На этом мы мило расстаемся, и действительно через несколько дней я получаю повестку явиться в райвоенкомат к 10.00 утра к майору Н.С. Серпову. В обусловленное в повестке время я вхожу в указанный кабинет. За столом сидит моложавый капитан со значком выпускника Московского авиационного института на армейском кителе войск связи.

Начинается неспешная беседа о жизни, учебе, планах, семье, пожеланиях и т. д. Я, как и положено, отвечаю честно на все задаваемые мне вопросы. Капитан Серпов спросил, как я разбираюсь в средствах вычислительной техники, программировании и применении математических методов в анализе различной информации. Я ответил, что в соответствии с программой обучения МИФИ, чему там учили, тем и владею.

В конце разговора Серпов сказал: «Хотел бы предложить вам работу по специальности, но только в рядах Советской Армии». Я решил уточнить: где мне предстоит служить. Серпов ответил, что пока в Москве, а там – куда Родина прикажет. Кроме того, добавил, что воинская часть, в которой придется служить, находится в самом центре Москвы. Зашел разговор о зарплате, льготах, которые мне предстоит иметь, находясь на службе. Его ответ меня вполне удовлетворил: мне обеспечат нормальную зарплату, обмундирование, льготы по оплате квартиры, бесплатный проезд в отпуск, а также санаторно-курортное лечение и медицинское обслуживание в поликлиниках Генштаба ВС и санаториях Советской Армии.

Прощаясь с капитаном Серповым, я все же спросил, в каких войсках мне придется служить. Ответ: в войсках связи и больше ничего. Правда, добавил, что после призыва и прибытия к месту военной службы я более подробно буду информирован. Он пообещал мне, что я буду работать по специальности, полученной в МИФИ. На этом мы расстались. Разговор состоялся в мае 1963 года, а в ноябре того же года был подписан приказ о призыве меня на постоянную военную службу в Советскую Армию.

Наступил новый поворот в моей жизни, новый этап. Меня ждало много неизвестного, но я смело и решительно шагнул на этот путь. Быстро подписав обходной лист в связи с увольнением из Экспериментального научно-исследовательского института машиностроения (ЭНИИМС), я отправился к месту службы в центр Москвы, на Арбат, за высокий желтый забор. Так началась моя военная служба, и я не знал еще, какая меня ждет судьба и что предстоит испытать за время службы. Но это не особенно пугало, – ведь за плечами у меня была служба на флоте и учеба в МИФИ.

В соответствии с приказом я прибыл в свою воинскую часть, которая располагалась недалеко от Лефортовского парка, в старых военных петровских казармах. Когда я оказался уже на территории этих казарм, меня особенно впечатлила брусчатка, на которой отбивали шаги солдаты роты Почетного караула. Правда, я долго не мог понять, зачем здесь дислоцируется рота Почетного караула, но позднее во всем разобрался. Мало того, в этих же казармах располагались учебные корпуса Военного института иностранных языков (ВИИЯ). По иронии судьбы мне впоследствии предстояло в нем изучать два иностранных языка, но это было потом…

На складе вещевого обмундирования мне выдали полевую форму армейского лейтенанта, сапоги, фуражку и портупею с кобурой. Повседневную и парадную форму было решено заказать в армейском ателье.

На следующий же день я был представлен своему непосредственному командиру. Это был достаточно воспитанный и вежливый, хорошо подготовленный офицер. В недалеком прошлом он окончил Минское высшее военно-радиотехническое училище. И так я был призван для прохождения службы в Генеральный штаб ВС СССР.

В военкомате у меня изъяли гражданский паспорт, а в воинской части выдали удостоверение офицера Советской Армии, вскоре я получил и пропуск для постоянного прохода в воинскую часть. Указанная мною часть была передислоцирована в один из центральных районов Москвы. Где бы ни находилась воинская часть, она всегда была под определенным официальным прикрытием. На одном из собраний всем нам, призванным в одни и те же сроки, но разными военкоматами, наконец-то объявили, что мы будем служить в Главном разведывательном управлении Генштаба СССР. Мало кто из нас представлял, чем мы должны будем заниматься и каким образом предстоит использовать наши знания, полученные в вузах. Правда, через некоторое время все встало на свои места и каждый из нас получил должность, подразделение, командира и четкие должностные обязанности. Первым делом нам вручили пистолеты и отвели часы учебных стрельб в ближайшем военном тире. Кроме того, объявили, что каждый офицер обязан три раза в неделю заниматься физическим спортом на стадионе «Лужники». Мы, молодые офицеры, избрали футбол, а кто постарше – волейбол или плавание в армейских бассейнах.

Таким образом начиналась моя армейская служба в системе Главного разведывательного управления. Правда, тогда я еще мало что понимал под «специальной службой» ГРУ. В процессе прохождения службы все становилось на свои места и все мы понимали важность того, чем приходилось нам заниматься иногда даже сутками и неделями.

Первый служебный приказ, который я должен был выполнить – разбивать молотком какое-то электронное устройство. Это устройство называлось электронно-счетной машиной и имело в своем составе электронные лампы, соединительные провода и контакты, состоящие из золотых нитей.

Я и другие офицеры тщательно и аккуратно выполнили этот приказ в течение трех дней. Затем разбитую на мелкие кусочки машину погрузили в закрытый грузовик, вызвали солдат охраны и вывезли на свалку. Как нам впоследствии объяснили старшие офицеры, это секретная техника, которая по истечении срока службы подлежит списанию и уничтожению в соответствии с приказом командования спецслужбы ГРУ.

ТРЕТИЙ ТЕХНИЧЕСКИЙ ОТДЕЛ СЕКРЕТНОГО ОБОРУДОВАНИЯ

Вскоре мне объявили, что приказом командира воинской части я назначен на должность офицера 3-го технического отдела.

Я еще не знал, какие обязанности мне предстоит выполнять в этом отделе. Главное для меня было то, что офицеры отдела были очень квалифицированными. Многие из них окончили высшие военные радиотехнические училища, а также такие элитные гражданские вузы, как Московский авиационный институт, Московский энергетический институт, Московское высшее техническое училище им. Баумана, Московский инженерно-физический институт и др. В основном это были офицеры в звании лейтенантов и капитанов. Как я уже выше писал, наш отдел был передислоцирован с Арбатской площади в район Лефортовского парка.

К нам поступали ящики с различным оборудованием, к которому прилагались чертежи, где были обозначены основные узлы и соединительные каналы. Упомянутое оборудование, по заказу нашей спецслужбы, нам спроектировал и подготовил Почтовый ящик № 844. Это был достаточно солидный научно-исследовательский и проектно-конструкторский институт, который входил в зону профессиональных интересов оборонной промышленности и находился в центре Москвы.

Спустя несколько дней к нам стали приезжать для участия в монтаже оборудования ученые и инженеры данного НИИ. К нашей великой радости, среди них были и те, кто когда-то вместе с нами учился в МИФИ, и в соответствии с распределением, как молодые специалисты, были направлены на работу именно в это НИИ. Совместная работа с коллегами давала и соответствующие положительные результаты. Часть наших коллег были призваны Комитетом Государственной Безопасности СССР с присвоением воинских званий и находились на кадровой службе. Другие же, например девушки из МИФИ, были вольнонаемными служащими-специалистами и несли ту же ответственность, что и их коллеги в погонах. Правда, дополнительные обязанности, которые несли офицеры КГБ, их уже не касались. Руководил институтом полковник КГБ. Фамилию его я умышленно не называю, хотя он был достаточно известным ученым в научных кругах, кто занимался созданием секретной техники для КГБ и ГРУ. Вероятно, были заказы на подобную технику и из других спецслужб, а также из тех родов войск армии, которые в той или иной мере занимались подобной работой.

Для ясности дальнейшего изложения условно назовем это оборудование «Снежный барс», хотя по документам оно имело другое название. Но на то и есть специальная служба, чтобы строго хранить секреты.

В ту пору у нашей спецслужбы было достаточно много противников, поэтому ее дела, результаты и перспективы качественно охранялись контрразведывательными структурами, как армейскими, так и госбезопасности. Не дремал и собственный спецотдел, который строго выполнял предписанные каждому офицеру должностные инструкции по сохранению тайны и ее неразглашению даже среди других офицеров специальной службы.

Работа по сборке оборудования проводилась круглые сутки, по сменам. Офицеры спецслужбы и офицеры КГБ менялись в соответствии с утвержденным графиком, который без каких-либо отклонений строго исполнялся. Со мной в ночной смене были два офицера, один из которых только что окончил Московский авиационный институт им. Серго Орджоникидзе, а другой – Московский энергетический институт. Сотрудниками НИИ-разработчика были в основном выпускники Московского Высшего технического училища им. Баумана и Московского института радиоэлектроники и автоматики (МИРЭА). Все офицеры и вольнонаемные КГБ и ГРУ были очень квалифицированными специалистами и хорошо знали порученное им дело. Мы учились друг у друга и даже соревновались, кто лучше, быстрее и качественнее выполнит выданное нашей смене техническое задание по монтажу оборудования.

Следует сказать, что в процессе совместной работы по монтажу оборудования часть вольнонаемных служащих КГБ были мобилизованы в Советскую Армию и продолжили уже с нами работу в специальной службе ГРУ. Это были замечательные офицеры, которые впоследствии дослужились до высоких званий. А часть из них возглавила зарубежные центры нашей специальной службы. Подобные центры были везде, где находились советские воинские подразделения. В первую очередь в странах Варшавского договора, а также в Латинской Америке, Северной и Южной Африке, Корее, Вьетнаме, Камбодже, Лаосе и др. В общем, там, где были политические, экономические и военные интересы Советского Союза.

Монтаж вверенного нам секретного оборудования «Снежный барс» был осуществлен в короткие сроки. После испытаний техники выявились некоторые неполадки, но наши офицеры и разработчики совместными усилиями быстро их устранили. После окончательного приема технического оборудования за каждым офицером нашего отдела был закреплен конкретный блок и он нес полную ответственность за его работу и боеготовность.

После бессонных и кропотливых ночей наступило более-менее спокойное время. Было составлено расписание, кто, когда и с кем выходит на выполнение задания, кто кому подчинен, кому и что докладывает. Командиром технического отдела (официальное название – Третий отдел спецслужбы) был назначен доброжелательный, но требовательный офицер в звании капитана. От всех нас требовалось, чтобы вверенная нам техника работала бесперебойно и выполняла возложенные на нее оперативные (в части тренировок) и боевые (в части необходимости) задания. С этими задачами наши офицеры хорошо справлялись и делали свое дело на достаточно высоком уровне. Командование спецслужбы неоднократно отмечало нас благодарностями и поощрительными знаками внимания.

Так шла наша ежедневная служба в третьем отделе. При смене офицеры докладывали результаты сбоев техники, устраненные неполадки, давали рекомендации по эксплуатации вверенной нам техники. Особых затруднений мы не испытывали, служба, казалось, шла ровно и спокойно. Мы отсчитывали месяцы и мечтали быстрее получить очередное звание, а с ним соответствующие денежные оклады и различные льготы. Служба была безмятежной, и нам казалось, что все так и будет далее.

Шел 1964 год, в мире накалялась обстановка. Особенно это было заметно на востоке, на границе СССР и Китая. Не менее важные события происходили на Ближнем Востоке, а также на Кубе и в Африке. Сравнительно спокойно шли дела в Европе, хотя приближались события в Чехословакии, это уже ощущалось в 1965–1966 годах. Обо всем этом нашей спецслужбе было известно из информации, поступающей по многим каналам.

Вскоре на вооружение в наш Третий отдел поступила новая техника, на этот раз серийная. Условно назовем ее «Тайга». По представленным блок-схемам и чертежам наши офицеры быстро ее смонтировали, и техника была принята на вооружение нашей спецслужбы. Таким образом, одновременно эксплуатировались старые и новые технические средства. Постепенно отдел увеличивал свою численность за счет принимаемых на службу молодых офицеров.

Уже имеющие определенный опыт в работе с техникой и ее эксплуатацией, мы много и долго рассказывали молодым коллегам-офицерам о тонкостях работы с техническими средствами, их возможностях и основных целях, для которых они были предназначены.

Так складывалась наша воинская дружба и оттачивалось мастерство. Все офицеры, которые вливались в наш отдел, имели желание как можно быстрее освоить премудрости работы с необычной техникой. Глядя на них, мы, старшие лейтенанты, будучи уже опытными специалистами, зачастую как-то небрежно давали различные указания младшим офицерам. И нам казалось это нормой. По крайней мере, каких-либо ссор или необоснованных конфликтов не было. Правда, иногда спорили на производственные темы: как и в каких случаях необходимо использовать те или иные блоки машин или их узлы. Ведь все мы были инженерами-электронщиками, инженерами-физиками и инженерами-математиками. Каждый считал себя высокообразованным специалистом и пытался доказать это в споре.

Через день утром (а иногда и вечером) мы ходили на физическую подготовку, а затем на боевую (стрельба по мишеням боевыми патронами из пистолета). После каждого занятия подводились итоги, отмечались лучшие, и некоторые из нас представлялись к различным поощрениям.

К сожалению, у нас, офицеров Третьего отдела, не было возможности вступать в личные контакты с офицерами других подразделений, особенно Первого и Второго отделов, хотя некоторые из них были в свое время нашими однокурсниками в институте. Каждый отдел занимался своей специфической работой. Так было принято в спецслужбе еще задолго до нашего прихода. Это была традиция, которая складывалась исторически на протяжении многих поколений русской и советской армии. Такие же традиции были заложены и в спецслужбах других стран. К такому порядку каждый из нас относился с пониманием. С расспросами друг к другу не приставали, каждый делал свое дело, ради которого был призван на службу в ГРУ.

Так прошло три года, отношения между офицерами и нашими командирами укреплялись. Былая робость как-то медленно и незаметно уходила в прошлое. На службу мы всегда должны были приходить в военной форме и обращаться друг к другу только строго официально. Наша служба работала как часовой механизм, каждый был на своем месте в соответствии с должностной инструкцией и приказаниями наших командиров.

Такой порядок несения службы был заложен генерал-майором Юлусовым Евгением Александровичем, начальником спецслужбы ГРУ. Он очень четко соблюдал режим дня. Приходил на службу за пять минут до ее начала и уходил спустя пять минут после ее окончания. Это была уникальная личность. Когда-то он командовал разведкой Закавказского военного округа. Позднее я еще вернусь к этой уникальной личности, к этому талантливому генералу, нашему командиру и строгому наставнику – своего рода отцу молодых офицеров.

Но вот в моей жизни вновь происходят изменения. Я получаю приказ отбыть на учебу в Московскую область. Я догадывался, что меня отправляют на Высшие Краснознаменные курсы офицеров военной разведки. Преподавателями этих курсов были наши же начальники, многие из которых приезжали из Москвы для проведения соответствующих занятий.