Текст книги "«Лахтак». Глубинный путь"

Автор книги: Николай Трублаини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 37 страниц)

Глава XIII

Сквозь голубое кружево мелких льдин из воды выставил голову зверь. Это была круглая черная блестящая голова. Глазки глядели сонно и неподвижно. Морской заяц интересовался пароходом. Видел ли он уже когда-нибудь такое чудовище? Пароход немного напоминал айсберг, а люди на нем выглядели удивительными зверьками, слегка напоминающими медвежат. На этом айсберге что-то треснуло, и одновременно черная круглая голова услышала шипящий свист в воздухе и плеск воды в двух шагах от своего носа. Это были незнакомые звуки, а все незнакомое может быть небезопасным, и голова в тот же миг спряталась в воду.

Прошло две-три минуты, и на палубе уже успели поспорить, попал Котовай или нет. Абсолютное большинство – все, за исключением самого стрелка, – считали, что зверь испугался и спрятался. Сам же Котовай настаивал на том, что убитый зверь сразу же потонул.

Любопытство – большая сила. «Что это за странный айсберг, нужно взглянуть на него», – подумал, наверное, зверь, и голова снова высунулась из воды.

– Ну, теперь я буду стрелять, – попросил Степа, потянувшись за ружьем к Котоваю. – Ты одного уже утопил, а теперь позволь мне.

Вокруг засмеялись, потому что все поняли, что это тот же самый заяц. Котовай отдал ружье Степе. Юноша долго целился. Заяц вместе со звуком выстрела подпрыгнул над водой и замер.

– Попал! Попал!

Степа радовался. Его похвалил Лейте, наблюдавший охоту с капитанского мостика. На звук выстрелов вышел Вершомет.

– Кто это? – спросил он и, когда ему показали на Степу, одобрительно хлопнул парня по спине. – Так всегда бей, с одного выстрела – в голову, – сказал Вершомет, – потому что иначе, если зверь не очень жирный, то ударит раза два хвостом по воде и потонет.

Шлюпка прибуксировала тушу зайца к борту, и ее подняли на палубу.

– Ну и зайчик! – покачал головой кок.

Действительно, этот зайчик был около полутора метров в длину и весил двести пятьдесят килограммов.

– А знаете, – сказал Запаре Кар, показывая на морского зверя, – это же наш шеф.

– Как – шеф?

– А вы знаете, что значит слово «Лахтак»?

– Нет.

– Лахтак – это одно из названий морского зайца, или иначе – бородатого тюленя. Так его называют на востоке, в Беринговом море. Там давным-давно начинал свое плавание этот пароход.

– Чудесное место для охоты! И в самом деле неплохо перезимовать в этом домишке, – философствовал Вершомет. – Дичь вокруг непуганая, должны быть и песцы. Капканы у нас есть. Можно взять большую добычу. Целый трюм мехом, шкурами, салом наполнили бы.

– Ты думаешь, – спросил кок, – на этом берегу много песцов?

– Ручаюсь, что одними капканами набрал бы за зиму не меньше сотни, а то и полторы.

– А голубых песцов тут не может быть? – настойчиво допытывался Аксенюк.

– Почему же… не знаю… Наверное, есть…

– За границей мех такого песца – целое состояние, – вздохнул кок. – Белый там тоже не дешев.

– Я бы не возражал отвезти туда несколько шкурок, продать и положить деньги в карман, – с хриплым смехом сказал Шор.

Разговор о мехах прервал Лейте. Он пришел с приказом, чтобы кок вместе с ним и Павлюком шел осматривать камбузную кладовую. Кар хотел точно подсчитать запасы продовольствия на пароходе. Неизвестно, сколько времени придется им провести в вынужденном плавании. Он знал, что запас продуктов на пароходе невелик, так что, наверное, придется уменьшить порции и строго их соблюдать. Но, прежде чем определять размер порции, Кар хотел знать, сколько на пароходе продуктов и каких именно. Он поручил Лейте сделать это немедленно и, вызвав к себе Торбу с Запарой, советовался с ними, что делать дальше.

– Товарищи, – сказал он, обращаясь к механику и гидрологу, – по моему мнению, имеются три варианта нашего дальнейшего путешествия: один – стоять, где мы стоим; собственно, не на этом самом месте, а подыскать какую-нибудь бухточку в проливе Шокальского. Стоять до тех пор, пока с нашего пути не сгонит тяжелые льдины. Очень возможно, что в этом случае нам придется пробыть здесь всю зиму и выйти отсюда только на следующее лето…

– Если будут благоприятные условия… – вставил Запара.

– Совершенно верно, ответил Кар, – потому что может статься, что следующее лето будет холодное, льды не растают и мы не вылезем отсюда, а просидим между этими горами еще зиму. Конечно, если хватит продуктов, не появится цинга или еще какая-нибудь напасть. Второй вариант – немедленно повернуть назад, в Карское море. Попробовать пробиться через льды, пользуясь щелями и разводьями. Дело это необычайно трудное. Это значит возвратиться в те самые льды, от которых мы убегали. Скорее всего, в Карском море пароход затрет льдами и зимой его раздавит в ледяных тисках. А если нет, то куда-нибудь отдрейфует, и неизвестно, сколько времени будет дрейфовать. Наконец, третий вариант – идти через пролив в море Лаптевых и если там не очень толстый лед, то повернуть на юг, вдоль берегов острова Большевик, и выйти в пролив Бориса Вилькицкого. Через этот пролив нам, может быть, удастся вернуться домой. Если же возвращаться домой будет поздно, то зазимуем около Мыса Челюскин, где есть достаточно глубокие бухты.

– А самое главное, – добавил Запара, – научная база и радиостанция Арктического института.

– Совершенно верно. Ваше мнение, товарищи? – спросил Кар.

Слово взял механик Торба.

– За нашей кормой, – сказал он, – такой лед, что не только наш пароход, но и «Красин» вряд ли справится. Зимовать здесь нет смысла. Угля очень мало. Зимой нам нужно согреваться, а летом на обратный путь топлива может не хватить. Радио у нас фактически нет, и вызвать помощь мы не можем. Нужно идти в море Лаптевых.

Запара поддержал мнение механика:

– Если нас затрет льдами в море Лаптевых и мы там зазимуем, все-таки больше будет пользы, чем дрейфовать в Карском море. В Карском можно хоть приблизительно вычислить, куда нас занесет. А вот в море Лаптевых еще никто не зимовал, да и далеко от берегов, ничего не вычислишь и ничего не угадаешь. Мы сделаем очень ценные исследования.

Но доводы Запары не совсем понравились Кару и особенно Торбе.

– Да… вы наговорите, – сердился Торба, – еще действительно захотите зимовать.

Как раз в это время в каюту Кара, где проходило совещание, зашел Лейте. Его коротко проинформировали о том, что там говорилось. Он тоже считал, что нужно идти через море Лаптевых в пролив Вилькицкого.

На том и порешили.

После этого Лейте рассказал о положении с продовольствием. Продуктов, если выдавать их по прежней норме, должно было хватить на семьдесят дней. По мнению Лейте, эту норму можно было бы безболезненно уменьшить, чтобы растянуть продукты на девяносто дней.

Кар написал приказ о том, что пароход выходит в море Лаптевых, что паек уменьшается и что охотники должны обеспечить команду продовольствием. Вершомету поручалось отобрать лучших стрелков и организовать из них охотничью команду.

Глава XIV

Ночью полярное небо чудесно сияло звездами. Туманы, наверное, спрятались за горами, над арктическими озерами, в ледяных расселинах. Ритмично работала паровая машина, и еле заметно дрожали палубы «Лахтака». Винт бурлил за кормой, и на воде мерцала пенистая тропка. «Лахтак» уверенно шел вперед средним ходом, иногда то отталкивая, то подминая под себя небольшие льдины. На тысячу миль вокруг над темным безлюдьем светились звезды полярного неба. Впрочем, нет: если пойти напрямую на север через горы, котловины и проливы, на острове Домашнем можно найти маленький домик. А если пройти сто двадцать миль на юг, можно встретить большой дом. Это станция на мысе Челюскин. Вот и всё.

Красота полярной ночи баюкает мечтами и фантазиями. Не мечтают только Кар, Лейте и Соломин. Они на капитанском мостике. Матрос крепко держит в руках штурвальное колесо и настороженно ждет, не будет ли приказаний от Кара, а Кар вместе с Лейте, не выпуская из рук биноклей, хоть и мало пользы от бинокля ночью, стоят, опершись на фальшборт, и всматриваются в темноту, чтобы случайно не наскочить на берег или айсберг.

– Луна взойдет позднее, – говорит Кар, обращаясь к Лейте, – а пока что крикни, чтобы дали самый малый.

Лейте переводит ручку машинного телеграфа – где-то в глубине пароходных помещений раздается звонок. Движение парохода замедляется.

Кар и Лейте всматриваются в темноту.

– Лейте, – говорит Кар, – я пойду подремлю. Когда луна взойдет, разбудите меня.

– Есть! – прогудел басом Лейте.

Кар зашел в капитанскую каюту и, не раздеваясь, повалился на диван, подложив под голову кожаную подушку.

Тихонько плескали о борт волны, мерцали огни на мачтах – морским зайцам они, наверное, казались плавучими звездами.

Лейте ждал появления луны.

На корме тоже не спало трое людей. Завернувшись в кожушки, они сидели на канатном ящике и разговаривали шепотом. Это были Аксенюк, Шор и Попов.

– Этот приказ не предвещает ничего хорошего, – хрипел Шор. – Паек урезали…

– Чепуха это, а не приказ! – ответил кок. – Все равно продуктов хватит только на три месяца, а может быть, и еще меньше.

– Да… да… – задумчиво бормотал Шор. – Нужно, братцы, бежать, – предложил он.

Очевидно, для кока эта мысль не была новой, потому что он только тихо поддакнул:

– Да… да…

Зато Попов встрепенулся:

– Куда бежать? Ты с ума сошел?

– Почему – сошел? – промолвил кок.

– Мы же пропадем…

– Чего боишься? – презрительно спросил машиниста Шор.

– Он тебе расскажет, куда бежать, – кивнул кочегар на Аксенюка.

– Слушай, – прошептал Аксенюк, – ты же видел за несколько миль отсюда прекрасный домик с хорошим запасом продуктов на трех зимовщиков. Есть спирт, вино, шоколад, консервы мясные, рыбные, овощные и молочный порошок. Есть мясо. Мы захватим с собой свой паек, винтовки, патроны, песцовые капканы и хорошо перезимуем. А иначе затрет нас, чего доброго, во льдах моря Лаптевых и погибнем мы, спасая это корыто. Нет, пускай дурни заботятся о государственном имуществе, а я буду заботиться о себе.

– И опять-таки, – говорил Шор, – мы набьем за зиму горы песцов. Тогда нам останется только встретить летом норвежца, и золото будет бренчать в наших карманах во всех портах – от Тромсе до Марселя.

– Но где мы встретим норвежца? – колеблясь, спрашивал Попов.

– Летом они бывают в Карском море, а нет – так переберемся в Баренцево. Не так страшен черт, как его малюют. Карское море – не ледяной подвал. Наконец, если и не встретим, то доберемся до Архангельска вместе с зимовщиками с острова Домашнего. А они сюда наведываются.

– Ну, – спросил Попова кочегар, – согласен?

– Э, была не была! А когда?

– Сейчас, – ответил Аксенюк. – Мы уже кое-что заготовили.

И правда, на камбузе лежало несколько ящиков с продуктами, большие жестянки с маслом, четыре ружья, из них два – с судна, одно – погибшего капитана и одно – Запары. Здесь же ящики с патронами, порохом и дробью. Над бортом свисала на приспущенных талях самая лучшая шлюпка – та, в которой сегодня ездили на берег. Оставалось перенести все вещи из камбуза в шлюпку, спустить ее на воду, потихоньку отплыть и спрятаться за одним из айсбергов, а потом, пересидев какой-нибудь час, смело двигаться к берегу. Нужно только действовать тихо и осторожно, чтобы не разбудить кого-нибудь из команды и не всполошить вахтенного матроса, который каждый час бегал на корму смотреть на циферблат лага, много ли прошел за час пароход. Три фигуры одна за другой входили и выходили из камбуза, таская ящики в шлюпку. Три вора грабили пароход, и никто этого не видел и не слышал. Да и могло ли кому-нибудь прийти в голову, что под 78° северной широты, среди пустынного ледяного моря могли ночью обокрасть пароход? Крадучись двигались по палубе три фигуры. Наконец, перетаскав все, что было нужно, еще раз проверили, все ли спят. Да, спят все, кроме механика и кочегара в машинном отделении и Лейте и Соломина на капитанском мостике. Матрос только что вернулся с кормы, где смотрел на лаг и отметил, что за час прошли две мили. Теперь он снова не выпускает из рук штурвала, переданного ему Лейте. А Лейте дожидается луны и пристально вглядывается в темноту, чтобы не наскочить на айсберг.

Никто не видит, как покачивается приспущенная на талях лодка, как она медленно спускается на воду. Вот она уже на воде. Трое людей спускаются в нее по талям, и лодка тихонько отделяется от парохода, чтобы через десять минут спрятаться за небольшой айсберг. Лейте видит, как на востоке бледнеют звезды, как, наконец, над снежной вершиной горы навстречу пароходу поднимается полная луна. Черные ущелья и серебряные скатерти покрывают горы над заливом – и на много миль вперед серебрится чистый водяной путь.

Лейте будит Кара.

Штурман жмурится, трясет головой, потягивается так, что трещат кости, и выходит на мостик; посмотрев на простор пролива, звонит по машинному телефону и кричит:

– Полный вперед!

Глава XV

Утром, когда в тумане всходило солнце, вокруг «Лахтака» шумели волны моря Лаптевых. Свежий нордовый ветер дул морякам в спину, иногда бросал на палубу несколько брызг и подгонял пароход на юг. Справа, вдоль берега острова Большевик, простиралась узкая полоса льда, и Кар приказал рулевому немного отклониться к востоку, чтобы обойти этот лед.

Но Кар успокаивал себя тем, что полоса была неширокая.

Утром менялись вахты. Степа вышел будить смену. В холодном воздухе на палубе дышалось легко. Внимание Степы привлекло стадо моржей. С десяток зверей плескались в волнах почти у самого парохода. Они то перегоняли друг дружку, то ныряли, выделывая в воде какие-то странные фигуры, то, высунув голову, поглядывали на пароход и тяжело сопели.

«Прямо как дельфины», – подумал Степа.

К юноше подошел Вершомет, застегивая кожаную куртку.

– Ого, сколько зверья! Остановил бы наш капитан на полчаса пароход, как ты думаешь?

– Сам знаешь, что не остановит, – ответил Степа.

– Да, он изо всех сил спешит убежать от зимы и льда. Но, наверное, придется нам зазимовать, если не здесь, то в Карском море.

– Зазимовать так зазимовать, – словно давая свое согласие, сказал Степа. – Зазимуем – не погибнем.

– А зачем же гибнуть? – удивился Вершомет. – Ты не смотри, что я рыжий, – пошутил он, намекая на отсутствие седины на своей голове, – а я, братец, пять раз тонул, два раза горел, раз под медведем был, морж меня ранил, восемь дней без еды в ледяной щели сидел, а живой остался и теперь гибнуть не собираюсь.

– Ого!

– Вот тебе и «ого»!

Оба они несколько минут смотрели на моржей, которые отплывали от парохода к прибрежному льду. Когда моржи исчезли в тумане, Степа снова обратился к охотнику:

– Дядя Юрий, а как же мы будем с пищей, если зазимуем во льдах?

– А охотничью команду для чего капитан приказал организовать? Только остановимся во льду, сразу же и возьмемся за ружья. До зимы успеем освежевать нескольких моржей и нерп. Ну, а самый основной зверь – это, безусловно, медведь. Если возьмем десятка два медведей, то еды у нас хватит. Тебя я первым зачисляю в охотничью команду. Не возражаешь?

– Я с большим удовольствием. Павлюк тоже пойдет, он хороший стрелок.

– А каждый медведь – это десять – двадцать пудов очень вкусного мяса… Морж – сорок или шестьдесят пудов. Хотя, правда, мясо уже не такое… Ласты у него хороши, мне нравятся.

– Заговорился я с вами, дядя Юрий! Нужно идти будить сменную вахту к машине и в кочегарку. – И Степа пошел в кубрик, где спали Попов и Шор.

Сейчас их очередь становиться на вахту. С ними же должен идти и Аксенюк, спавший в маленькой каюте возле камбуза.

Не ожидая никаких сюрпризов, Вершомет двинулся по палубе, осматривая свое хозяйство. Он знал, что боцман – это хозяин палубы, и потому втайне очень гордился доверием Кара.

Кар не ошибся, назначая боцманом охотника. Вершомету было сорок два года. Двадцать девять из них он жил на севере – то на островах, то на побережье Полярного моря. Он много плавал на пароходах, а еще больше – на парусных лодках, охотясь весной во льдах на гренландских тюленей. Большой знаток охоты, он хорошо разбирался и в матросском деле.

Боцман собирался вытащить шланг и вымыть палубу. Но внезапно его взгляд остановился на опустевших шлюпбалках с правого борта на корме. Мокрые тали свисали над самой водой, словно кем-то оборванные. Висевшая здесь шлюпка исчезла. Растерянный боцман подбежал к поручням, заглянул за борт с одной стороны кормы, кинулся к противоположной стороне и, ничего не найдя, метнулся к лагу. Но его последняя надежда, что шлюпка, может быть, буксует за кормой, под лагом, исчезла.

Стремглав бросился он на капитанский мостик – известить о пропаже вахтенного помощника капитана. На мостике стоял Запара.

– Запара! – заорал Вершомет. – С правого борта пропала кормовая шлюпка.

– Куда же она пропала?

– Моржи, наверное, стянули!

– Ты что, смеешься?

– Да нет, факт! Нет лодки! Была и нет!

Запара подошел к борту и посмотрел на корму. Действительно, на правом борту шлюпки не было. Запара подозрительно посмотрел на охотника. «Шутит. Наверное, сам отцепил лодку», – подумал гидролог, зная, что моряки любят самые оригинальные шутки. Когда-то давно, когда он впервые попал на пароход, к нему обратились с просьбой почистить якорь и наточить его, как бритву, потому что он, видите ли, затупился. А после того, как он принял эту просьбу всерьез и пошел точить толстенные лапы якоря, над ним много смеялись. Но, взглянув еще раз на лицо Вершомета, гидролог решил сам пойти на корму.

– Не верит! – возмущенно сказал Вершомет, обращаясь к Котоваю, стоявшему рулевым.

Но через пять минут Запара убедился в справедливости слов Вершомета, а через десять его совсем сбил с толку Степа.

Юноша скорым шагом приблизился к нему и взволнованно отрапортовал:

– Дмитрий Петрович, где Попов, Шор и Аксенюк? Мы обшарили весь пароход – их нигде нет.

Запара совсем растерялся. Он выругался:

– Что за несчастное утро! – и пошел будить Кара.

Вершомет поднял с кровати Лейте. Вместе зашли в помещение кока, в кочегарский кубрик. Выяснили, что вместе с людьми пропали все их вещи и кое-какие судовые. Всем стало ясно: трое негодяев убежали, захватив самую лучшую шлюпку, самые лучшие продукты, причем больше, чем приходилось на их долю, и большую часть оружия. Из оружия остались только пароходный манлихер и винчестер Кара. У штурмана был еще револьвер, а у Степы – мелкокалиберная учебная винтовка, но их нельзя было считать охотничьим оружием. Двенадцать моряков, оставшихся на пароходе, были охвачены возмущением.

– Найти их и наказать! – закричал кто-то.

– Я знаю, где они, – заявил Вершомет: – в доме в проливе Шокальского. Там им и будет каюк!

Но Кар прекратил все эти разговоры:

– Некогда их догонять! Нужно спешить спасать пароход. Работы станет еще больше. Теперь палубная команда будет работать и в кочегарке. Все на места. Механик, заново разделите людей на вахты!

Глава XVI

Сам Кар пошел на вахту к котлам. Когда моряки увидели, как искусно забрасывает он лопатой уголь и каким ровным слоем рассыпается уголь на колосниках, они прониклись к нему еще большим уважением. Только механик, машинист Зорин и Запара были освобождены от кочегарки. Первые два потому, что почти без отдыха работали в машинном отделении, а Запара потому, что работал только на палубе, где одновременно проводил и научные наблюдения. Он измерял температуру воды, воздуха, направление и силу ветра, брал пробы воды для химического анализа и выполнял ряд других работ.

Все больше приходилось «Лахтаку» уклоняться к востоку от своего курса. Прибрежное ледяное поле расширялось в виде треугольника. Пароход шел от вершины этого треугольника, словно по гипотенузе. Северная Земля исчезла за туманом. Температура воды по измерениям Запары падала медленно, но беспрерывно. Это означало, что льда вокруг «Лахтака» становилось все больше.

Когда гидролог указал на это Кару, тот нахмурился и, словно спрашивая совета, сказал:

– С норда в спину нам дует ветер, вот он, наверное, и гонит лед. Спереди похоже на то, что льды загораживают дорогу в пролив Вилькицкого. Что же делать? – И, посмотрев на молчавшего гидролога, сам себе ответил: – Попытаться пройти к устью Хатанги или Лены, используя их теплые воды, и там зимовать…

– Это чудесная мысль! – И Запара начал сыпать аргументы в защиту предложения Кара. Гидрологу очень хотелось провести зиму в каком-нибудь малоизвестном краю.

– Да, – сказал Кар, – если мы не попали в ледяной мешок.

Запара ничего не ответил, но, проанализировав свои наблюдения за последние несколько часов, подумал, что они, наверное, уже в мешке. Когда стемнело, пошли малым ходом. Запара отметил в дневнике: «Ветер утих, а луна спряталась в тумане».

Кар, Лейте и Запара сидели в штурманской рубке и курили, разглядывая карту того моря, по которому они плыли. Это был почти чистый лист бумаги с едва намеченными пунктиром контурами берега на юге и западе. Несколько цифр в южной части моря показывали, как мало пароходов посетили это море. В северной же его части не плавал никто. Карта побережья показывала, что оно совершенно безлюдно и почти не исследовано. Никто как следует не знал течений моря Лаптевых и его ледового режима. Только в его южной части были кое-где измерены глубины. Вот об этом и разговаривал со своими помощниками Кар.

На мостике, в рулевой рубке, Соломин не спускал глаз с компаса и с линии курса, которая указывала почти прямо на восток.

Это льды с правого борта заставили их взять такой курс.

– Лена и Хатанга, – говорил гидролог, – вливают в море Лаптевых много теплой воды, текущей с юга. Это дает основание предполагать, что ледовый режим южной части этого моря не так суров, как, скажем, в Восточно-Сибирском море и даже соответствующей части Карского. Впрочем, никто не может сказать точно, на сколько повышают температуру моря воды этих рек. Научные экспедиции этого моря еще не изучали. Это большой пробел в гидрологии Полярного бассейна.

– Снова завел свое! – усмехнулся Лейте. – Ему таки хочется зимовать в этом проклятом море.

– Мне – да, но я совсем не хочу, чтобы вы, дорогой Лейте…

Запара не кончил. Его прервал удар парохода обо что-то такое, от чего все судно содрогнулось и задрожало. Как вихрь вылетел Кар из штурманской рубки. За ним, позабыв шапку и рукавицы, выскочил Лейте. За Лейте бежал Запара. Штурман прыгнул к телеграфу и приказал: «Стоп!»

– Лево руля! – кричал рулевому Кар, перегибаясь через борт и всматриваясь в темноту перед носом парохода, где что-то серело.

Кар немного успокоился: это была льдина, а не мель или подводный камень. Как ни была она велика, но «Лахтак», ударившись о нее на тихом ходу, не мог причинить себе большого вреда.

Лейте с Вершометом уже стояли на носу. Они осматривали льдину и проверяли, нет ли повреждений.

– Нет, удар был мягкий, – сказал Соломин, понимая волнение Кара.

Торба уже остановил машину. Все стихло: не дрожала палуба, не волновали воду лопасти винта за кормой. На море тоже стояла тишина, и только перегнувшись через борт, можно было услышать, как тихо-тихо вода плескалась о льдину.

– С востока тоже льдина, – сказал Кар.

По его приказу рулевой круто повернул влево, на северо-восток, и Торба снова пустил в ход машину.

Кар искал в темноте чистую воду. Но через двадцать минут «Лахтак» снова наткнулся на льдину. Тогда остановили машину и решили ждать утра. Немного подумав, Кар поручил вахту Запаре и лег спать. Он уже несколько ночей или совсем не спал, или спал по два-три часа. Запара приказал и Соломину идти спать. Матрос тоже переутомился за эти дни. Но он не пошел спать в кубрик, а, постелив около штурвала тулуп, лег на него, укрылся другим тулупом и, шутливо бросив Запаре: «Буду спать на боевом посту», – захрапел.

Запара пожелал матросу спокойной ночи и медленно зашагал по мостику от левого борта к правому и назад – от зеленого фонаря к красному. Эти фонари вместе с топовыми лампочками были единственными огнями на судне. Все спали. Только Запара ходил, протирая носовым платком стекла очков. Он раздумывал о судьбе «Лахтака», вспоминал погибших товарищей и трех дезертиров. А потом вспомнил Ленинград, где осталась его жена с двумя детьми. У них нет никаких вестей о нем. «Лахтак», наверное, запишут в число пропавших судов, а семью известят, что Запара погиб.

Он так любил Север, столько лет посвятил ему, исследуя море! Гидролог взглянул на Соломина, вспомнил других моряков и подумал, что эти его товарищи также посвятили морю всю жизнь, тоже, наверное, любят его и что у них тоже есть семьи; их матери, жены и дети тоже тоскуют по ним… Зато какая радость будет, когда они возвратятся! Но возвратятся ли?..

Наступало утро. Сквозь рассветный туман расплывался, ширился горизонт. Перед глазами расстилалось ледяное поле. Холод, усиливаясь, заползал за воротник и в рукава тулупа. Все спали. Дремота охватывала и гидролога. Неподвижно лежал возле штурвала Соломин. Но вот послышались чьи-то легкие шаги. Кто-то поднимался по трапу на мостик. Это шел Степа. Розовый после крепкого сна, юноша приветствовал Запару.

– Что хорошего, мой друг? – спросил вахтенный.

– Товарищ помкапитана, вокруг нас лед.

Гидролог содрогнулся: он услышал подтверждение той мысли, которая всю ночь тревожила его. Именно это предвидел и Кар: «Лахтак» попал в западню, в ледяной мешок. Выберутся ли они когда-нибудь из этой западни?.. Лед окружал пароход тесным серым кольцом.