Текст книги "Лахтак"

Автор книги: Николай Трублаини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

Г л а в а  IV

        Одного мощного удара медвежьей лапы было бы достаточно, чтобы сорвать дверь штурманской рубки со слабенького крючка, на котором она держалась. Но медведь почему-то не спешил громить деревянную крепость, а юнга не шевелился. Он надеялся, что медведь, не слыша шума, уйдет восвояси. В то же время Степа старался придумать новые способы обороны. Темнота не давала разглядеть, нет ли поблизости какого-нибудь тяжелого предмета, который мог бы служить оружием в схватке с непрошеным гостем.

        Медведь поднял голову к оконцу, но, очевидно, ничего не разглядел сквозь стекло. Тогда он начал раскапывать снег под стенкой. Степа начал припоминать, какие вещи можно найти в штурманской рубке.

        «Если бы он умел читать, я бы ему пока что сунул в зубы книжку по мореходной астрономии», – подумал Степа, и эта мысль развеселила его.

        Внезапно он вспомнил, что в рубке должны быть ракеты и ракетный пистолет. В настоящее время пароходам, вооруженным радио, приходится очень редко пользоваться ракетами. Но каждый пароход должен обязательно их иметь.

        В нижнем ящике штурманского стола Степа нашел пистолет. Нужно искать ракеты. Степа уже представил себе, как прыгнет на лед перепуганный медведь, когда он выпустит ему заряд прямо в морду.

        Тем временем медведь начал стучать в стенку все сильнее и сильнее. Степа торопливо ощупывал рукою стол, стены, полки, но ракет не было. Он наткнулся на телефонный аппарат, соединявший штурманскую рубку с радиорубкой.

        Деревянная перегородка, отделявшая мальчика от медведя, начала трещать. Степа ухватился за телефонный аппарат и хотел уже оторвать его от стены, чтобы защищаться этой самой тяжелой из вещей, бывших под руками, но мальчика остановила новая мысль: «Если бы там, в радиорубке, кто-нибудь был...» Он покрутил ручку телефона и поднес трубку к уху. Никто не отвечал. Он еще раз покрутил ручку. Телефон зазвенел. Медведь услышал звонки и притих, но тут же перешел к другой стенке и начал опять разгребать снег.

        – Кто там? – вдруг услышал Степа в трубке чей-то знакомый голос.

        – Спасайте! Я сижу в штурманской рубке, а медведь ломает стену.

        – Что?

        – Медведь напал. Я в штурманской рубке.

        – Степа?

        – Да, да! Скорей... спешите!

        Голос больше не отвечал. Скоро товарищи появятся здесь. Но не придут ли они слишком поздно? Ведь медведь подошел к дверям. Это самое слабое место – крючок на двери слишком мал.

        Степа быстро сбрасывает под двери книги, карты, линейки. Но это, конечно, его не спасет.

        Медведь, услышав в рубке шум, толкнул дверь. Крючок слетел, и двери приоткрылись. Голова медведя просунулась в дверь. Вооружившись циркулем, Степа прыгнул на стол. Мишка полез вперед, и двери затрещали.

        «Медведь погибнет, но я раньше...» – промелькнула мысль у Степы, когда он вспомнил, что товарищи уже знают, в какой он опасности.

        «Вооружаются... минут через пять будут здесь... чтобы увидеть, как медведь меня грызет».

        Зверь наполовину уже влез в рубку. Степа зажег фонарь. Перед ним стоял страшный, разъяренный, хотя и несколько озадаченный светом зверь.

        Юнга поднял руку с циркулем, собираясь в последнюю секунду ударить медведя в глаз.

        Но внезапно зверь, вместо того чтобы прыгнуть на Степу, повернул голову, яростно заревел и отодвинулся назад. Он хотел выйти из рубки, но это нелегко было сделать из-за узких дверей.

        Степа услышал, как кто-то пробежал по палубе и затем по маленькой лесенке вылез на крышу рубки. Медведь бросился за неизвестным.

        «Наверное, Запара выскочил без оружия, угостил чем-то медведя, а теперь прячется на крыше», – подумал юнга.

        В ту же минуту кто-то спрыгнул с крыши и вскочил в рубку. Мальчик осветил его фонарем.

        – Степа, ты еще живой?

        Перед юнгой стоял Павлюк с топором в руках.

        – Винтовки у меня нет, – пояснил кочегар, – я схватил топор и айда сюда на разведку – узнать, что здесь за медвежья осада. Вижу – дела плохи: враг уже ворвался в твою крепость... Я не стал терять времени, ударил зверюгу по ногам – и в сторону. Только прыгнул на крышу, а он уже около меня. Но я его угостил по морде, правда легонько... Слышишь, как воет?

        И в самом деле, медведь, завывая, карабкался на стену.

        – Ну, сейчас я его раза два стукну топором, и хватит с него, – заявил Павлюк, подойдя к дверям. – Что это ты здесь понабросал? – спросил он, наступая на книги. – Ну-ка, посвети.

        Медвежья голова хрустнула под сталью топора. Двумя могучими ударами кочегар прекратил агонию зверя.

        – Павлюк, – обратился к своему спасителю Степа, выйдя из рубки и освещая фонарем мертвого медведя, – как ты очутился в радиорубке?

        – Я... так, – неохотно забормотал Павлюк и сразу же перевел разговор: – Пойдем расскажем поскорей о медведе, и пусть наш боцман принимается за свежеванье.

Г л а в а  V

        В ту ночь на небе особенно сильно блестели звезды, а воздух как бы замер. Силуэт парохода поднимался над льдиной таинственным привидением, протягивающим в небо обледенелые мачты. Человек, который осмеливался высунуть нос на палубу, чувствовал, как у него слипались губы и тяжелели веки от невидимой морозной пыли.

        За столом трюмной столовой две партии играли в домино. Торба с Соломиным мерились силами в шахматы. Стол освещался электрическими лампочками, но светили они, словно какие-нибудь плошки, – в углах комнаты оседала темнота, и оттуда тянуло сыростью и холодом. Раскаленная докрасна железная печь нагревала воздух около стола. Место у печи заняли шахматисты. Партия в шахматы была приравнена к трем партиям в домино. Кто раньше кончит, тому и достанется «лежбище», как называли на пароходе теплое место.

        Степа протестовал против условия, что одна партия в шахматы приравнивается к трем партиям в домино.

        – Они, – кивнул он головой на шахматистов, – не так интересуются игрой, как тем, чтобы поскорей кончить партию... Нужно установить: партию за партию.

        – Верно, – поддержал Степу Вершомет. – Хватит морочить нам голову.

        – Обратитесь к Павлюку, – смеясь, отвечал механик, – это его обязанность рассудить нас. Он же председатель товарищеского суда.

        – Да, к Павлюку! – недовольно бурчал Котовай. – А где он? Понесло же его в такой мороз на палубу...

        – Это не наше дело. Мы тут ни при чем, – насмешливо отвечал Соломин, радуясь, что взял у Торбы коня.

        – М-м... – замычал механик, но тут же, заметив недосмотр Соломина, снял его ферзя и продолжал уже бодрее: – И что за чудак этот Павлюк! В такую холодину сидеть наверху, в нетопленной каюте...

        Степа, который как раз в это время должен был положить дубль-шесть, услышав слова механика, задержал дубль в руке и задумался.

        – Степа, шесть есть? – спросил Котовай.

        – Что? Шесть... Да, есть.

        Степа вспомнил, как он наткнулся на Павлюка в радиорубке и как тот не ответил ему, что он там делает.

        – Но он молодец, братцы, – похвалил Павлюка Вершомет.

        – Я его спрашивал, почему он не возьмет туда маленькую печурку, чтобы протопить хоть иногда. Говорит – неудобно, топлива у нас очень мало. Замерзает парень, а держится.

        Кар поставил на стол дубль-четыре и обратился к Торбе:

        – Андрей Васильевич, выдайте Павлюку пудов десять – пятнадцать угля, а то и в самом деле замерзнет.

        Торба посмотрел на Кара и поморщился. Ему было жалко угля. Но без возражений ответил:

        – Хорошо.

        Открылись двери, и, сопровождаемый облаком пара, вошел одетый в меха гидролог.

        – Чего вы здесь скучаете, друзья? – спросил он, подходя к столу. – На палубе прекрасный воздух, и главное, небо чудесное. Товарищ капитан, сейчас будет всходить луна, и есть возможность определить наше местонахождение. А вы, физкультурники, лыжи у вас приготовлены? Неужели испугались мороза?

        – Ура! – закричал Степа. – Мы сейчас же на лыжи – и вокруг парохода. Долой это осточертевшее домино!

        Повеселели и остальные моряки.

        Кар, по-видимому, полностью согласился с предложением гидролога. Он приказал всем хорошо одеться и с лыжами выходить из помещения. Пока одевались, готовили лыжи и договаривались, кому остаться смотреть за печкой, прошло около часа. Когда наконец вышли на палубу, над горизонтом уже поднималась блестящая луна.

        От лунного света побледнели звезды, а у мачт легли длинные тени. Люди, бегая вокруг парохода, дивились своим собственным теням. Услышав шум и смех, Павлюк вышел из своей каюты. Его приветствовали выкриками:

        – Слава полярному пустыннику!

        – Павлюк, не мечтаешь ли ты стать Робинзоном?

        Вершомет подскочил к кочегару, обнял его за плечи:

        – Радуйся, друг! Общими усилиями выхлопотали тебе четверть тонны угля.

        Охотник позвал Торбу, чтобы тот лично подтвердил эту новость.

        Павлюк поблагодарил товарищей и, взяв лыжи, присоединился к ним. Этот великан всегда был компанейским парнем. Правда, некоторым морякам казалось, что он иногда любит почудить. Таким чудачеством все считали и его нынешнее постоянное пребывание на палубе и в радиорубке. Только у Степы шевелилось неясное подозрение, что это не просто чудачество. Юнга любил Павлюка, но ему не нравилась таинственность, которая окружала кочегара.

        – Степа! – крикнул ему Павлюк, сбегая с палубы на лед. – Айда наперегонки! Кто скорее вокруг парохода!

        – Есть! – ответил Степа и, подбегая к нему, закричал товарищам: – За нами, ребята!

        Сухой, перемерзший снег зашуршал под лыжами. Это была первая массовая лыжная прогулка. Большинство участников, непривычных к лыжам, падали на снег под громкий смех товарищей.

        Кар предложил организовать соревнование. Его ученики должны были разбиться на три партии, в зависимости от умения. Для каждой партии было назначено по три премии: пачка папирос, килограмм сухарей и коробка шпрот. Каждая партия состоит из четырех человек. В первую вошли лучшие лыжники. Это были Павлюк, Степа, Вершомет и Кар.

        – Отто Рудольфович, – предложил Торба, – переходите лучше к нам, в слабую партию. С ними останетесь без премии.

        Но Кар загадочно рассмеялся и свистнул – это был сигнал начала соревнований.

        Все двинулись с места.

        Несмотря на лютый мороз, разогрелись. Нужно было трижды обежать вокруг «Лахтака».

        Вершомет был уверен, что первым придет к финишу. Он не очень напрягался. Но Степа стал опережать его. Пройдя от носа до кормы, юнга немного опередил охотника. Вершомета это не беспокоило. Он думал, что все равно опередит всех в последнем круге. Но через несколько минут он забеспокоился. Во втором круге его и Степу опередил Павлюк. Вершомет рванулся вперед, не давая кочегару опередить себя. Как раз в этот момент они обгоняли третью партию, которая закончила только первый круг. Торба зацепил лыжей за выступ льдины, полетел вверх тормашками и, растянувшись, преградил дорогу Вершомету и Степе. Вершомет замедлил бег и обошел механика. Степа же, как квалифицированный спортсмен, воспользовался небольшим уклоном, перепрыгнул через Торбу. Тем самым он намного опередил Павлюка. Вершомет прилагал все усилия, чтобы обогнать передних лыжников. Он приблизился к ним на несколько сантиметров, но догнать не смог. Охотник не оборачивался и не знал, что почти рядом с ним шел Кар. Но вот на последнем круге Вершомета опередил еще один лыжник, и охотник увидел спину штурмана. На последнем полукруге Кар сравнялся с Павлюком и за несколько метров от финиша уже летел на целую лыжу впереди Степы.

        – Сто-о-о-оп! – крикнул Торба. – Слава капитану, ура!

        На соревнованиях победил Кар. Это поразило всех, потому что никто не знал, что он лыжник. Правда, Вершомет ссылался на «недостойный поступок» Торбы, который не вовремя упал и загородил им дорогу.

        Не получили премий Вершомет, Торба и Запара.

        Пока Вершомет пререкался с Торбой и Степой, Кар и Запара, отвязав лыжи, полезли на капитанский мостик, чтобы взять инструменты и определить координаты.

        Но внезапно все вздрогнули от громкого крика Степы:

        – Берег! Земля, земля!

        Все повернулись к мальчику. Он смотрел на северо-запад. Там, приблизительно в полумиле от парохода, луна осветила черные крутые скалы на фоне покрытых снегом холмов.

Г л а в а  VI

        Представьте себе радость моряков, неожиданно увидевших неизвестный берег. Их радость равнялась, быть может, радости матросов Колумба, когда те увидели берега Америки, потому что, если бы льды раздавили «Лахтак», то лучше бедствовать на какой-нибудь, пусть безрадостной, земле, чем вверяться изменчивой судьбе на плавучей льдине.

        Но какая это была земля? Берег ли неизвестных Новосибирских островов, или берег Северной Земли, или, может быть, новый неизвестный остров? После стольких темных дней дрейфа, когда небо было закрыто метелью и облаками и поэтому не было возможности определить местонахождение парохода, сразу ответить на этот вопрос было трудно.

        – Не будь я Запара, если это не новый остров.

        Моряки собрались на палубе под капитанским мостиком, а на мостике Кар и Запара вычисляли по луне географическую широту. Скоро удалось выяснить необходимые данные. «Лахтак» был на широте 82°35'. Хуже обстояло дело с долготой. В настоящее время ее вычисляют с помощью особых радиосигналов, которые ежедневно в определенный час подают специальные радиостанции. Эти радиосигналы сверяют по хронометру с местным временем и, высчитав разность между числами, определяют географическую долготу. Штурман абсолютно ничего не смыслил в радио. Зато, как хороший математик и астроном, он определял меридианы с помощью наблюдений небесных светил.

        Люди порядком намерзлись, пока Запара объявил долготу, определенную Каром. Они находились на 127°58'16'' восточной долготы. На всех картах, которые были на «Лахтаке», это место обозначалось белым пятном. Неизвестные течения моря Лаптевых несомненно придрейфовали вмерзший во льды пароход к неведомому острову. Если бы не светлая лунная ночь, они вряд ли и узнали бы про этот остров.

        Павлюк предложил дать острову имя. Степа, ссылаясь на то, что первым увидел остров, требовал права первым предложить название. С ним согласились.

        Юноша нахмурился и стал напряженно думать, но ни одно хорошее название, как нарочно, не приходило в голову.

        – Назовем его островом Лунной Ночи, – крикнул наконец юнга.

        Все подхватили так дружно, словно ожидали именно этого крика:

        – Пусть будет островом Лунной Ночи!

        – Слава острову Лунной Ночи! – закричал Вершомет.

        Высоко в небе холодно-стального цвета равнодушно плыл лунный диск. Над бескрайным ледяным полем спала замороженная тишина. Бледный, едва заметный столб северного сияния мерк над небосклоном. А вдали чернел обрывами скал берег острова Лунной Ночи.

        Степа и Павлюк жадно всматривались в него. По-видимому, их обуревало одно и то же желание, потому что они вместе обернулись к штурману и сказали одно и то же, хотя и разными словами:

        – Отто Рудольфович, этот остров совсем близко. Вот бы узнать, что там!

        – Товарищ капитан, разрешите махнуть туда на разведку.

        Все моряки повернулись к штурману.

        Кар ответил не сразу. Он задумчиво смотрел на остров.

        – Думаю, что можно пойти туда, пока светит луна. И следует поторопиться. Здесь, наверное, не больше мили. Кто хочет двинуться в разведку? Поднимите руки.

        Вверх поднялось одиннадцать рук, потому что Степа поднял обе.

        – В таком случае, я назначаю лучших лыжников: Вершомета, Павлюка и Степу.

        – А меня? – выпрямляясь, спросил гидролог.

        Это заявление было встречено громким смехом, потому что все вспомнили, что во время соревнования он не получил премии.

        Не смеялся только Кар. Он подождал, пока перестанут смеяться, и сказал серьезно:

        – Я не считаю вас лучшим лыжником, но надеюсь, что товарищи помогут вам. Поскольку в эту экспедицию нужно включить и научную часть, присоединяйтесь.

        Обрадованный гидролог сразу стал перечислять, что нужно взять в экспедицию:

        – Фотоаппарат, бинокль, компас, барометр, психрометр, шагомер...

        – ...ружья, сухари, медвежий окорок, тюлений жир... – перебил гидролога Вершомет.

        Наконец договорились. Кар приказал вернуться не позже чем через три часа.

        Был одиннадцатый час, когда экспедиция отправилась на берег. Кар никому не разрешил провожать экспедицию.

        – Увлечетесь и забежите кто знает куда, – ответил он на просьбу позволить пробежать несколько сот метров с товарищами.

        Начальником разведывательной партии Кар назначил Запару, а главным проводником – Вершомета.

        Охотник захватил с собой карманный компас и выверил направление от парохода на остров.

        Наконец двинулись.

        Идти первые несколько минут было легко. Гигантская льдина, в середину которой вмерз «Лахтак», была почти ровной. Устланная снегом, она представляла собой прекрасную дорогу. Но, пройдя эту льдину, сразу же попали в торосы. Вокруг, словно волны, замерзшие во время шторма, торчали обломки льдин. Торосы обходили, а иногда приходилось и перелезать через них.

        Чем ближе подходили к берегу, тем пароход становился все менее заметным среди льдов. Немного погодя уже нельзя было различить мачты, дымовую трубу, корму и бак, – на их месте над льдинами чернело пятно.

        – Не попасть бы нам в полынью, – сказал Запара, спускаясь с невысокой ледяной скалы, через которую пришлось перелезать, потому что она преграждала дорогу на несколько сот метров.

        – Разве в такой мороз можно думать о полынье? – удивился юнга.

        – В Полярном море есть трещины и полыньи даже в самые сильные морозы, – ответил Запара. – Это доказано наблюдениями многих выдающихся путешественников по Арктике. Но мы можем спросить Вершомета. Скажи, охотник, встречаются ли в полярных морях даже в сильные морозы трещины и полыньи?

        Вершомет, слышавший их разговор, ответил, обращаясь к Запаре:

        – Степан молодой парень, в полярных льдах он не бывал, а когда побывает – перестанет удивляться. Открытую воду среди льда мне самому приходилось встречать в самые трескучие морозы.

        Идти становилось все труднее, и Степа почувствовал, что разогрелся. Они шли уже полчаса и берег был совсем близко, но теперь разведчики продвигались вперед очень медленно.

        Наконец утомленный юнга заметил в нескольких метрах от себя береговые скалы. Степа с волнением побежал к этим скалам и первым оказался на берегу.

        Четыре лыжника стояли на никому не ведомом острове.

Г л а в а  VII

        Толстый слой снега покрывал остров. Из снега торчали обледеневшие скалы – единственные свидетели того, что здесь начинается берег. В трехстах – четырехстах метрах от лыжников поднималась гряда холмов, закрывающая внутреннюю часть острова. Кто знает, какой величины этот остров? Запара думал, что он небольшой. Милях в пятидесяти или ста к югу от этого места много лет назад продрейфовал во льду пароход «Фрам» и не встретил никакой земли.

        – Пойдем на вершину холма, – предложил гидролог.

        – А я советую поспешить на «Лахтак», – серьезным тоном ответил Вершомет.

        Три товарища удивленно повернулись к нему.

        – Смотрите! – сказал охотник и показал рукой на запад.

        Все посмотрели в этом направлении. Западный край неба помрачнел – не то от туч, не тот от тумана. Темнота быстро затягивала бледные звезды и двигалась навстречу луне. Повеял легкий ветерок.

        – С запада идет ветер, – сказал охотник. – Будет пурга.

        Если она захватит их на льду между островом и пароходом, то вряд ли они найдут «Лахтак» в снеговой мгле. Если же ветер достигнет силы урагана и разобьет ледяное поле, а потом понесет его обломки в океан, тогда их безусловно ожидает гибель. А если случится так, что они останутся на острове, ветер может далеко отнести ледяное поле, а вместе с ним и «Лахтак». Пусть метель и стихнет через несколько дней – они останутся одинокими среди ледяных просторов, обреченными на смерть от голода и холода. Продуктов у них, даже если экономить, только на два дня. Два ружья и пятьдесят патронов вряд ли помогут им на этом острове в обстановке полярной ночи.

        – А может быть... – сказал Павлюк, словно отвечая на общий вопрос, и показал под ноги.

        При лунном свете на снегу виднелись отпечатки какого-то небольшого зверя.

        – Песцы, – пояснил Вершомет. – Ими не прокормишься, если не будет хлеба, масла или хотя бы медвежатины.

        Решили возвращаться на пароход. Делать это нужно было немедленно, не теряя ни единой минуты. Ураганы в Арктике поднимаются быстро и продолжаются долго. Запара и его товарищи поняли, какая страшная опасность им угрожает.

        – Двигаемся! – скомандовал охотник.

        И все молча повернули во льды.

        А ветер усиливался, и уже слышалось скрежетанье первых льдинок, которые он срывал и катил по снеговому настилу.

        Поглядев на свой компас и выверив направление к пароходу, очертания которого становились совсем неясными, Вершомет подбежал к гидрологу:

        – Дмитрий Петрович, сверьте-ка свой компас с моим. Когда начнется вьюга и пароход исчезнет из глаз, нам придется идти только по компасу.

        – Идти на пароход по компасу? – Запара остановился и скептически покачал головой.

        – Это лучше, чем без компаса, – коротко ответил охотник.

        И они начали сверять направления стрелок компасов. Степа и Павлюк были метрах в тридцати впереди.

        Юнга сказал кочегару:

        – Павлюк, пойдем с гидрологом – ты с одной стороны, а я с другой. Лыжник из него плохой. Вершомет будет показывать дорогу, а мы – помогать Запаре.

        Начиналась вьюга. Засвистел ветер, поднимая тучи снега. В снеговой мгле померкла луна. Снег бил в лицо и скрывал от взглядов пароход. Вершомет чувствовал всю ответственность, которую он нес в качестве проводника. Приходилось идти против ветра, и это мешало лыжникам. Запара несколько раз спотыкался, его поддерживали юнга и кочегар. Но ученый не падал духом и подбадривал своих спутников. Он следил и за компасом и за шагомером, чтобы определять, сколько они уже прошли. Шагомер, висевший у него на поясе, показал от парохода до острова две с половиной тысячи шагов. Показания эти были неверны, потому что шагомер рассчитан на измерение расстояния во время ходьбы, а не во время бега на лыжах. Впрочем, он давал возможность определить, куда ближе – к пароходу или к острову. Когда шагомер показал, что от острова прошли тысячу триста шагов, Запара решил, что они приблизительно на полдороге до «Лахтака».

        Но теперь из-за ветра и пурги идти было труднее, и их шаги были безусловно короче, чем тогда, когда они шли к острову.

        Вершомет подсчитывал свои шаги сам: через каждую сотню он завязывал узел на шнурке, свисавшем с его пояса. По его подсчетам, они прошли более половины дороги. Боясь пройти мимо парохода, охотник пошел медленнее, напряженно всматриваясь в снежную пелену. На расстоянии нескольких метров уже ничего не было видно.

        Иногда он оглядывался и ждал товарищей. Наконец, когда ветер достиг силы шторма, Вершомет достал из своего мешка тонкую, но длинную и крепкую веревку и предложил всем обвязаться. Ветер мог отбросить кого-нибудь в сторону, а в таких условиях человека найти трудно, потому что даже голос его не долетел бы до товарищей.

        Теперь шли один за другим. Впереди всех, как и раньше, – охотник, за ним – Степа, затем – Запара, а в арьергарде – Павлюк. Кочегар должен был поддержать гидролога сзади, если бы тот упал. Но ученый держался чуть ли не бодрее всех и достаточно твердо стоял на лыжах.

        По мнению охотника и гидролога, они уже должны были быть где-нибудь поблизости от парохода.

        Вокруг них бушевала метель, свистел ветер, шуршал снег, и где-то вдали с шумом трескался лед. Время от времени из снеговой вуали выглядывала луна. Она едва освещала четырех отважных путешественников. Охотник несколько раз стрелял из ружья, но сухой треск выстрелов почти бесшумно расплескивался в хаосе урагана. От пурги и встречного ветра у людей подгибались колени. В глазах мелькали миллионы снеговых мотыльков. Если бы у охотника было что-нибудь вроде палатки, он уже давно дал бы сигнал остановиться. Но он знал, что такая остановка без палатки или меховых спальных мешков безусловно будет последней остановкой в их жизни. Борясь за жизнь, он вел своих товарищей против снежного самума. Люди жмурили глаза, падали, с помощью товарищей вставали и шли, шли в ледяную неизвестность.