Текст книги "Лахтак"

Автор книги: Николай Трублаини

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 17 страниц)

Г л а в а  V

Сбросив резким движением спасательные круги, штурман Кар перестал смотреть на шлюпку, подпрыгивавшую вверх дном на волнах. Он должен был сберечь свое судно или спасти хотя бы тех, кто остался на пароходе. В его распоряжении было пять-шесть, максимум десять минут.

        – Боцман! – прогремел штурман, пересиливая бурю. Его голос изменился и стал звонким, а обычно мягкие серо-голубые глаза потемнели. – Всех наверх! Надеть пробковые пояса – и в шлюпку.

        Лейте двадцать лет был боцманом, и ни разу не случилось, чтобы он не плюнул перед тем, как выполнить какой-нибудь приказ. Однако на этот раз боцман съехал по трапу на нижнюю палубу, прежде чем язык его успел пошевелиться во рту.

        Кар наклонился к телефону, свистнул в машину, а потом закричал:

        – Полный вперед! И все наверх!

        Котовай выхватил из небольшого сундука пробковый пояс, подошел к штурману и обвязал его. Кар этого не заметил. Оставив незакрытой трубку телефона-свистка, он, облокотившись на фальшборт и прищурив глаз, казалось, вычислял, когда нос парохода ударится в берег. Котовай, взяв другой пояс, подошел к Соломину. Матрос оставался неподвижным. Только время от времени он быстро перебрасывал из руки в руку колесо штурвала, держа курс на мысок, расположенный на зюйд-остовой оконечности острова. Только бы проскочить мимо этого мыска, и пароход будет спасен. Но шторм сбивал пароход с курса и быстро относил к берегу.

        – Два градуса на себя! – крикнул Кар Соломину, наклоняясь к нему.

        – Есть! – Соломин быстро крутнул штурвальное колесо.

        На палубе собрался весь экипаж, оставшийся на пароходе. Лейте насчитал одиннадцать моряков. Не хватало только механика Торбы и кочегара Павлюка.

        – Где механик? – налетел Лейте на машинную команду.

        – Остался в машине.

        – Черти бы его там оставляли! – выругался боцман и прыгнул в машинный люк.

        Через полминуты он стоял в машинном отделении. Паровая машина так грохотала и дрожала, что казалось, вот-вот вылетит из своего крепления. Механик дал полный пар. Но, очевидно, этого было ему еще мало. Лейте увидел, как Торба и Павлюк, побагровев от напряжения, нажимали на какой-то рычаг. Они закрывали пару буквально все выходы, чтобы направить всю его силу на вал, вращающий винт парохода. Из-за грохота машины Лейте не слышал, как механик говорил кочегару:

        – Вместо семидесяти максимальных мы дадим сто двадцать оборотов винта...

        Может быть, механик сказал бы еще что-нибудь, но Лейте не дал ему закончить, потому что знал, что жить им оставалось вряд ли более пяти минут.

        – К черту отсюда! – заорал боцман, хватая их за плечи. Наверх!

        По выражению лица боцмана механик понял всю опасность положения и крикнул:

        – Павлюк, наверх!

        – А ты? – И боцман схватил механика за руку.

        – Я оставлю машину последним! – крикнул Торба.

        Разъяренный боцман мигнул Павлюку. Немедля четыре сильные руки подняли низенького механика и, не обращая внимания на его возмущенные выкрики, потащили по трапу наверх. Машинное отделение опустело, только гулко гремела машина. Подходила последняя минута. Пароход приближался к зюйдовому мыску острова.

        Обвязавшись пробковыми поясами, люди готовились спустить шлюпку в тот момент, когда «Лахтак» ударится килем о берег. Только Котовай, который всем раздавал пояса, забыл обвязать себя самого. Грустными глазами глядел он на корму, которую заливали волны, и на вспененное бурливое море. Рядом с ним стал юнга Степа. Взгляд юнги скользнул по борту парохода и остановился на канате лага[8]8
  Л а г – прибор для измерения расстояния, пройденного пароходом.


[Закрыть], тянувшемся по воде.

        Он возбужденно обернулся, толкнул Котовая и показал рукой туда, куда смотрел сам. Матрос выпрямился и нахмурился.

        – Ого! – Он взмахнул кулаком над головой и, подбежав к группе людей, ожидавших на спардеке своей последней минуты, закричал: – Боцман, человек за бортом!

        За кормой в волнах боролся за жизнь человек. Он ухватился за лаг, и пароход буксировал его за собой. Волны заливали голову тонущего, не давая его рассмотреть. Да в тот момент никто и не пытался это сделать. Лейте забыл, что через минуту ему самому придется спасаться от разбушевавшихся волн берегового прибоя, и смело бросился на корму. Волны гуляли по корме, заливая людей до колен. Котовай и боцман потянули за лаг-линь [9]9
  Л а г– л и н ь – веревка лага.


[Закрыть] . Корма подпрыгивала на волнах, словно мяч. Моряки едва стояли на ногах. Человек, которого подбрасывало волнами на конце лаг-линя, напоминал большую рыбу на крючке. Матросы боялись, чтобы не оборвался линь, тогда человек безусловно погибнет. Но вот он уже около самой кормы. Самое страшное, самое опасное место: здесь волна может убить, ударив его о борт. Кроме того, пароходный винт образует здесь водоворот. Если человека затянет туда, его могут изрубить острые лопасти.

        Но этот сумасшедший великан – кочегар Павлюк! Он вытащил длинный флагшток, торчавший из кормы, обвязал себя и лаг-линь пробковым поясом и прыгнул за корму, держа один конец флагштока. Остальные моряки держали другой конец. Именно в этот момент решилась судьба парохода. Но теперь это видели только Кар и Соломин да еще, пожалуй, кок[10]10
  К о к – повар на пароходе.


[Закрыть], от страха забравшийся под дымовую трубу парохода.

        Пароход отнесло к самому мыску и промчало метрах в ста от берега. Кару казалось, что он слышит, как киль чиркнул по дну. Штурман махнул рукой, и Соломин круто повернул руль. Зюйдовый мысок острова остался далеко позади. Здесь берег шел в юго-восточном направлении.

        Теперь остров ослаблял ветер, и волны относили пароход от берега. Штурман вздохнул с облегчением и повернулся к рулевому. Глаза Соломина светились радостью, а руки на штурвале совсем ослабли.

        – Рулевой, не спать! – крикнул Кар. Глаза и губы его смеялись.

        В этот момент они совсем забыли о несчастье – гибели шлюпки.

        Кар взял курс в открытое море.

        В то же время на корме Павлюк вытаскивал из воды утопающего.

        Здесь тоже почувствовали ослабление ветра, хотя волны все еще прыгали на палубу. Спасенный потерял сознание, но не выпускал из рук лаг-линя. Руки его, казалось, одеревенели. Боцман ножом разрубил линь и подхватил на руки пловца. Все увидели его лицо и узнали охотника Вершомета, выезжавшего на берег в шлюпке. Значит, он был в шлюпке, когда та опрокинулась.

        Боцман подумал, что Вершомет, наверное, наглотался воды, и вместе с Котоваем потащил охотника на спардек. За ним поспешили остальные.

        В это время среди них появился Кар:

        – Эй, там! На места!

        Этот крик заставил всех оглянуться. Моряки увидели, что пароход быстро отдаляется от острова. Его относило на восток.

Г л а в а  VI

        Все вернулись на свои места. Шло время второй вахты, но никто не отдыхал. Вся подсменная вахта съехала с капитаном на берег. Кое-кто там остался, а большинство погибло во время аварии шлюпки. Перед Каром и Торбой стояла задача распределить людей таким образом, чтобы часть из них немедленно пошла отдыхать. Штурман отослал в кочегарку кока и юнгу, чтобы усилить машинную команду.

        Тем временем боцман и Павлюк так протрясли охотника, что вся вода вылилась из него, и он пришел в себя. Охотник тихо стонал. Штурман приказал перенести беднягу в кают-компанию, положить на диван и дать немного вина из аптечного запаса.

        Охотник выпил, облизнулся и попросил еще. Котовай, сидевший возле больного, усмехнулся и хитро подмигнул:

        – Ну, не пропадешь, жить будешь!

        Вершомет улыбнулся в ответ и хотел было подняться, но слабость не позволила ему сделать это. Он снова положил голову на кожаную подушку и, закрыв глаза, прислушивался к глухим ударам волн в борт парохода. Иногда он вздрагивал. Ему казалось, что волны накатываются и давят на него.

        – Выздоровеешь, – ободряюще сказал ему матрос и вышел из кают-компании.

        А море все бушевало. Грозные валы, поднимаемые ураганным ветром, становились еще грознее. Ветер безумствовал. Он срывал с гребней волн ливень брызг и поднимал их в воздух. Этот дождь заливал палубу «Лахтака».

        Кар надел резиновый плащ и зюйдвестку. Он спрятался в надстройку на капитанском мостике и думал о том, как защититься от напора волн, мчавшихся вдогонку за пароходом. Он решил минут двадцать – тридцать держаться этого курса, а потом для безопасности повернуть и идти в противоположную сторону.

        Ветер, неожиданно налетевший два часа назад, наконец пригнал тучи и начал заволакивать горизонт завесой серых полярных туманов. За клочьями туманов исчезли берега острова Уединения. Вокруг виднелся только бушующий морской простор.

        Над головой штурмана с шумом вырвалось облако пара.

        «Пар выпускают», – догадался Кар.

        Действительно, Торба велел выпустить лишний пар, потому что механик все-таки боялся, как бы не взлетели в воздух старые котлы вместе со всем пароходом.

        Кар спокойно оглянулся на море и поднес к глазам большой двенадцатикратный бинокль. Но и с помощью бинокля разглядеть что-либо сквозь клочья тумана было невозможно. Он медленно обернулся, не отводя глаз от бинокля, и взглянул в противоположный угол капитанского мостика. Перед ним возникла какая-то фигура, прижимающая к лицу бинокль. Напротив него, на капитанском мостике, стояла знакомая фигура гидролога Запары.

        Запара немного удивленно смотрел на Кара.

        – Отто Рудольфович, разве сейчас ваша вахта? – спросил гидролог.

        Но Кар смотрел на Запару с еще большим удивлением:

        – Дмитрий Петрович, откуда вы?

        – Я откуда? Из каюты. Чего вы так удивляетесь?

        – Разве вы не были на берегу?

        – Да в том-то и дело. Гордей Иванович, наш любимый радист, обещал меня разбудить, когда поедут на берег... Но где остров? – Запара оглянулся. – В тумане?

        Кар молча смотрел на гидролога. Он понял, что гидролог не был на берегу, все время спал и понятия не имеет о трагедии, которая разыгралась несколько часов назад у вестового берега острова Уединения.

        Кар посмотрел на море, а потом пригласил гидролога в штурманскую рубку.

        В маленьком помещении рубки он рассказал Запаре обо всех событиях. Они показались гидрологу тяжелым сном.

        Охваченный ужасом, сидел Запара перед штурманом, слушая его рассказ. Значит, он никогда не увидит этих прекрасных людей – капитана Гагина, радиста Гордея Ивановича, второго штурмана Михайлова, кочегаров, матросов, охотника Вершомета.

        – Неужели все погибли?

        – Нет, не все. В шлюпке было девять человек, остальные остались на острове. Кто именно, об этом нам, наверное, расскажет Вершомет.

        – Он? Не понимаю... Как?

        Штурман рассказал о чудесном спасении охотника. Когда он кончил, гидролог схватился руками за голову и замер.

        Кар вышел из рубки на мостик.

        Наступала ночь. Туман и темнота стеной окружили пароход. За бортом ревело море, и пароход содрогался от ударов волн. Когда они заливали палубу, он, казалось, задыхался, как живое существо. На просторе малоизвестного моря в невыразимой тьме еле заметно то поднимались, то падали, то клонились с боку на бок топовые огни на мачтах.

        Определить, где находится пароход, не было возможности. Если бы на небе была хоть одна звезда, Кар сумел бы это сделать. Ведь астрономию он знал прекрасно. Если бы был радист, они вдвоем сделали бы то же самое с помощью радиопеленгации[11]11
  Р а д и о п е л е н г а ц и я – способ определять с помощью радио местопребывание парохода в море.


[Закрыть], но сам он в радио не смыслил. Внезапно в мыслях его мелькнуло, что «Лахтак» следовало бы назвать «Немой корабль».

        Не надеясь больше определить местопребывание корабля, Кар позвал боцмана и, приказав заменить рулевого, оставил его на вахте вместо себя, а сам, завернувшись в плащ, бросился на диван в капитанской каюте.

        Он заснул сразу же как убитый. У штурмана Кара были железные нервы. Но период несчастий еще не закончился. Через полтора часа его разбудил Лейте:

        – Испортилась штурвальная машина. Руль не работает.

Г л а в а  VII

        Кар обмакнул перо в синие чернила и начал записывать в судовой журнал:

        «12 октября. Северо-восточная часть Карского моря. Точно координаты местопребывания парохода установить невозможно – третий день в густом тумане. Сегодня шторм стих. Попали в девятибалльные льды. Управлять пароходом во время шторма после того, как испортился руль, стало почти невозможным. Поставили временный деревянный руль. Управлять этим рулем очень трудно. Дано распоряжение механику подробно выяснить, в чем состоят повреждения руля, чтобы, пользуясь тихой погодой, сделать требуемый ремонт.

        Сегодня охотник Вершомет вспомнил фамилии тех, кто был в шлюпке во время ее гибели. По его словам, это: 1) капитан Гагин, 2) штурман Михайлов, 3) радист Соловей, 4) машинист Содин, 5) матрос Деревянко, 6) матрос Панин, 7) кочегар Зубко, 8) кочегар Ботман.

        Итак, на острове Уединения осталось пять человек, а именно: 1) механик Столяренко, 2) машинист Гей, 3) матрос Орлов, 4) кочегар Лип, 5) кочегар Фурман. У них есть ружья, небольшой запас патронов и запас хлеба, консервов и шоколада на два-три дня».

        Штурман положил ручку и задумался. Подумав немного, он снова начал писать. Писал твердо, как всегда, словно что-то давно обдуманное. Закончив, два раза перечитал написанное:

        «Сегодня мною дан такой приказ по судну:

        Ввиду того, что капитан парохода «Лахтак» т. Гагин погиб, считать, что я принял на себя исполнение обязанностей капитана судна с 13 часов 10 сентября. Своим первым помощником назначаю механика корабля т. Торбу. Вторым помощником назначаю боцмана т. Лейте. Юнга Черлак переводится в машинное отделение.

        Гидролог т. Запара и охотник т. Вершомет включаются в состав экипажа. Первый назначается штурманом-практикантом, а второй – боцманом.

        На судне объявляется авральное положение. Всем товарищам предлагаю соблюдать дисциплину и проявлять максимум энергии и инициативы, чтобы сберечь пароход, который является государственным имуществом.

        Исполняющий обязанности капитана парохода «Лахтак» штурман дальнего плавания Кар».

        Сознавая большую ответственность, которая легла теперь на него, Кар созвал общее собрание команды, где и объявил этот приказ. Утомленная команда встретила его тихим гулом одобрения.

        – Товарищи, – обратился к экипажу Кар, – положение наше чрезвычайно серьезно. С поврежденным рулем мы попали в такие льды, выбраться из которых нашему пароходу было бы тяжело и с исправным рулем. Как только прояснится, я определю, где мы находимся. Затем по разводьям между льдинами постараемся подойти к ближайшей земле и стать там на якорь. Самая страшная для нас опасность – попасть в ледяные тиски. В этом случае льды могут так стиснуть «Лахтак», что он лопнет, как орех. А если его и не раздавит, то какая радость быть предоставленным воле морских течений и непостоянных ветров? Они могут носить нас вместе со льдами и два и три года. Чего доброго, занесет до самого полюса. Чего бы это ни стоило, мы должны ударными темпами отремонтировать руль. Нас осталось мало, а поэтому и работы на каждого придется вдвое больше. Нужно все силы направить на то, чтобы спасти пароход, чтобы спасти свою жизнь, а если удастся – и тех пятерых товарищей, которые остались на острове Уединения. Вы знаете, что погиб председатель нашего судового комитета матрос Орлов и некоторые члены комитета. У меня есть предложение избрать новый судовой комитет. Это должен быть боевой комитет, или, как можно назвать его в данном случае, авральный. Такому комитету мы поручим распоряжаться общественными делами на пароходе.

        – Согласны! – сказал Павлюк.

        – Вылезем из этой заварухи, Отто Рудольфович, – уверенно добавил Котовай.

        У Соломина уже было конкретное предложение, кого выбрать в судком. Васька Соломин на пароходе отличался тем, что никогда не вступал ни в какие споры, но всегда выступал с предложениями. Ему даже дали кличку Васька Предлагатель.

        – Я хочу предложить, – начал он, высоко задирая голову и поднимая руку, – не терять времени на разговоры и выбрать в судком Шелемеху, Лейте и Черлака.

        – Подожди! – закричали одни.

        – Какой быстрый!.. – возражали другие.

        – А кого ждать? – выступали на защиту Соломина третьи.

        Голосовали недолго. Против кандидатов, выставленных Соломиным, никто не возражал, только кок запротестовал против семнадцатилетнего Степы Черлака, с которым был в давней размолвке. Но кока никто не поддержал.

        Проголосовали, и собрание было объявлено распущенным ввиду авральной работы по ремонту руля.

        Торба обнаружил, что около самого руля в воде оборвался штуртрос[12]12
  Ш т у р т р о с – металлический трос, соединяющий рулевую машину с рулем.


[Закрыть]. В обычных условиях исправить такое повреждение можно только с помощью водолаза. Но водолаз парохода матрос Деревянко погиб, а кроме него никто не мог спуститься под воду.

        По мнению Торбы, был только один способ помочь горю. Он предлагал перенести все грузы с кормы в носовой трюм. Тогда нос парохода погрузится в воду, а корма, наоборот, поднимется, и руль выступит из воды. Только после этого его можно исправить.

        Кар согласился с предложением Торбы. Разделившись на две смены, по семь человек в каждой, команда немедленно начала работу. Во главе одной смены стал Вершомет, а во главе другой – Павлюк. В сменах не работал только Кар: он не покидал капитанского мостика.

Г л а в а  VIII

        Павлюк объявил пятиминутный перерыв на курение. Бригада постановила делать такие перерывы каждые два часа, потому что бригада Вершомета курила через каждый час.

        – Когда же мы осилим этот груз? – спросил Котовай и сам же ответил, недовольно покачав головой: – Здесь работы на месяц.

        – Вот уж и на месяц! Это для таких увальней, как ты, на месяц! – огрызнулся Степа Черлак.

        Степа лежал на мешках с углем, стараясь во время отдыха не двигать ни руками, ни ногами. По его глубокому убеждению, это был наилучший способ сберечь энергию. Лицо юнги было вымазано жирным углем. Только зубы блестели, когда он скороговоркой рассыпал слова.

        – Закуришь, Степа? – предложил ему папироску Котовай.

        – Нет. Охота была легкие портить!

        Из всего экипажа «Лахтака» только Степа и Павлюк не курили и курение не поощряли. Бригада даже подозревала, не по этой ли причине они предлагали сократить перерывы «на перекур». Павлюк, горячо выступая против курящих, всякий раз ссылался на свое прекрасное здоровье и свои мускулы. А мускулы у кочегара и в самом деле были геркулесовские. На здоровье он тоже никогда не жаловался, потому что, сколько помнил себя, не знал, что это за штука – головная боль. К сожалению, Степа не мог похвастаться такими качествами. Но и он был не из слабеньких – всегда мог постоять за себя и от работы не отлынивал.

        Чувствуя на себе ответственность, как член судового комитета, Степа решил доказать Котоваю необоснованность его утверждения, будто на работу, за которую они взялись, нужен целый месяц.

        – У нас на корме, – сказал Степа, – есть триста тонн угля, в кормовой цистерне – сто двадцать тонн воды. Разного груза, который нужно перенести, тонн двести. Всего шестьсот двадцать тонн. Из них сто двадцать тонн воды механик перекачает помпами. Это нас не касается... Значит, пятьсот тонн. Работает нас тринадцать человек. Сколько это выходит на каждого? А? Мм... Почти сорок тонн на каждого... Почти два с половиной вагона. Так, по-твоему, я буду месяц перегружать?

        – А разве нет? – уперся Котовай.

        – Да ты разжуй как следует то, что я тебе говорю! Сорок тысяч кило. Если каждый из нас каждые пять минут будет переносить по шестьдесят кило, то за час это составит семьсот двадцать. Мы решили работать по двенадцати часов в день, это значит восемь тысяч шестьсот сорок кило. Таким образом, всего выходит лишь немногим более чем на четыре дня. Так неужели мы не сделаем за пять дней?

        – Может быть, – начал было сдаваться Котовай, но сразу нашел новый аргумент: – А потом назад нужно будет тащить.

        – Ну, назад не так срочно, – успокоил его Павлюк и закричал, поднявшись: – Кончать перерыв! Подымайся!

        И моряки, соревнуясь, кто скорей отнесет свою ношу, брались за работу. Набирать больше чем по шестьдесят – семьдесят килограммов Павлюк никому в своей бригаде не позволял:

        – Еще надорвется кто-нибудь. Лучше меньше, да быстрее. – Но сам брал двойную норму. – Я некурящий, мне можно носить за двоих, – шутил он.

        Все работали с увлечением. Но Кар, наблюдая, как постоянный дрейф сносил пароход на восток, и видя, что льда вокруг парохода становилось все больше, боялся, что через пять дней ремонтировать руль будет уже поздно.

        Через две ночи после начала аврала из тумана неожиданно выплыл кусочек звездного неба.

        Гидролог разбудил Кара. Штурман увидел созвездия обеих Медведиц. Опасаясь, чтобы туман или тучи не закрыли звезды, он бросился к ящику, в котором лежал секстант[13]13
  С е к с т а н т – прибор, употребляемый на кораблях для астрономических измерений. С его помощью вычисляют местонахождение судна.


[Закрыть]. Вытащив прибор, он взбежал на мостик. Рука слегка дрожала от волнения. Запара стал возле хронометра.

        – Есть?

        – Есть!

        Оба переглянулись, когда Кар поймал секстантом Полярную звезду. Он взял углы нескольких звезд и, записав необходимые данные в блокнот, засел за вычисления.

        Через час, проверив себя несколько раз, он торжественно обратился к стоявшему около него гидрологу:

        – Можете кричать «ура» и поздравить себя с тем, что вовремя меня разбудили.

        Действительно вовремя: пока штурман решал задачи, звезды скрылись не то в тучах, не то в тумане. Тьма снова поглотила все вокруг.

        – Так где же мы? – Запара вопросительно глянул на штурмана.

        – Если верить звездам, секстанту, компасу, картам и моим вычислениям, то место, на котором мы сейчас находимся, – семьдесят восьмая параллель тридцать четыре минуты сорок секунд северной широты и девяносто третий меридиан пятьдесят шесть минут тридцать пять секунд восточной долготы.

        – То есть, насколько я понимаю, мы где-то возле Северной Земли?

        – Да, эта уже не таинственная после экспедиции Шмидта и Ушакова земля должна быть у нас под носом. Если я не ошибаюсь, нас несет в пролив Шокальского, который соединяет Карское море с морем Лаптевых.

        В этот момент в дверях штурманской рубки появилась маленькая, коренастая фигура Торбы.

        – Ура! – захрипел механик (последние дни ему пришлось столько кричать, что он даже охрип).

        – В чем дело? Разве ты уже знаешь? – спросил сбитый с толку Запара.

        – Конечно, знаю.

        – Кто тебе сказал?

        – Да он же!

        – Отто Рудольфович? – показал гидролог на Кара, потому что он был уверен, что разговор идет об определении координат местонахождения парохода.

        – Да нет: наш чертенок, юный комитетчик, Степка...

        – А откуда он знает?

        – То есть как – откуда? – На этот раз очередь удивляться пришла механику.

        – Кто ему сказал? – допытывался Запара.

        – Никто не сказал. Он сам додумался. Вычислил.

        – Ты о чем?

        – О том, что корма уже полезла вверх. Воду уже выкачали. А у нас в носовой части есть пустая цистерна на сто пятьдесят тонн. Степа додумался накачать ее водой. Это займет три-четыре часа. Сразу же пароход наклонится на нос. Завтра утром сможем ремонтировать руль. Поняли?

        – А я думал, про координаты.

        – При чем тут координаты? Степка про координаты ничего не говорил. Может, он вам что-нибудь говорил? Вот, хитрец, догадливый!

        Слушая этот диалог, Кар смеялся, опершись руками о стол. Запара объяснил Торбе, в чем дело, и механик обрадовался еще больше.