Текст книги "«Авиакатастрофы и приключения»"

Автор книги: Николай Шуткин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Несдобровать нам, если на пути встретится дерево, понимаем оба, а о том, что под левым крылом только что пронеслись крыши домов поселка Новосоветский, нам и в голову не пришло.

– Земля! Добираем штурвал! – кричу командиру, так и не успевшему выпустить закрылки, а, может, и к лучшему. Алексей садился вслепую, а мне был виден, сквозь дым и брызги масла, летящие с лопастей винта, лишь небольшой кусочек поля, оказавшийся огородом председателя колхоза, да передняя кромка крыла.

На пробеге самолет имел несколько тенденций скапотировать, но жидкость в баке тонной весом плескалась с противоположной амплитудой пикирующему моменту и, словно веревкой, дергала за хвост самолет, пытающийся опрокинуться. Самолет словно кенгуру прыгал через поперечные грядки картофеля. Это нас и спасло.

Прожаренные маслом, с чугунными головами, наглотавшись ядовитого дыма, мы пулей вылетели из самолета, как только остановились и увидели, что стоим в нескольких метрах до двух кряжистых дубов, выросших на краю глубокого оврага. Повезло, ничего не скажешь!

С верхних плоскостей стекало масло, двигатель потрескивал, остывая на ветру, извергая клубы дыма. Словно из под земли у самолета появилась бабуся с ведерком воды, глянула на измазанные наши физиономии и всплакнула:

– Сыночки, родненькие, какой же супостат послал вас летать? Его бы сюда, анчихриста!

Знал бы Алифиренко, что он и «супостат» и «анчихрист», наверное не возрадовался бы. Тем временем к самолету сбегался народ. Подъехал, восседая на бочке с водой, запряженной старой клячей, такого же возраста дедок. Многие жители никогда еще не видела так близко «живой» самолет с его «бравым» экипажем, отмывающим масляные физиономии в ведрах с водой. Тут я припомнил капитана Орлова. Мы находились в сходной ситуации: его лицо было залито маслом и наши тоже, его самолет лежал в глиняном карьере, наш стоял в огороде. Он был в военной форме, а мы в одних трусах.

Коллектор двигателя остыл и масло перестало дымить.

– Все, товарищи, расходитесь по домам, – просил селян командир звена. – Беги, Коля, в сельсовет, позвони в управление, доложи о вынужденной и пусть везут новое уплотнительное кольцо втулки винта.

Винт с деревянными лопастями страдал подобным дефектом, и мы, облитые маслом, были не первыми.

– Алексей Алексеевич, у нас бумаги не сделаны, а ну как проверят! Может сам позвонишь?

– Как же я в одних трусах пойду по деревне? – размышлял Алексей.

– Надевай мои плавки, – предложил я командиру.

Оводы, словно сбесились, норовили оторвать кусок пожирнее. От их укусов вздувались шишки, да и комары уже проснулись.

– У вас в самом деле нет одежды? – недоумевал председатель.

– Какая одежда в такую, рань! – пожимал плечами Алексей.

– Сейчас что-нибудь придумаем, – пообещал хозяин деревни.

– И, пожалуйста, организуйте охрану, – попросил Алексей.

– Хорошо, все организуем, – отвечал на ходу председатель.

Вскоре нас сносно приодели, а мне даже соломенная шляпа досталась. Не сомбреро, но все же! Часа через три прибежал наш техник Володя Коромчаков:

– Что случилось?

– Успокойся, твоей вины нет, – обнимал молодого товарища командир.

Володя, мало того, что преодолел сорок километров пути бегом, на лошадях, тракторах, машинах, велосипеде, еще и принес нашу одежду и документы. Зона-то пограничная!

– Ну, молодец, ну герой! – восхищались мы молодым авиатехником.

– Как же ты нас нашел? – спрашиваю Володю.

– Бежал по курсу. Я же видел, куда вы полетели. Прошло тридцать минут, на большее горючего не было, тогда и побежал, придерживаясь вершины высокого дерева, за которым вы скрылись, – простодушно, но грамотно в штурманском отношении пояснял Володя, попивая прохладное молоко из трехлитровой банки, доставленное нашему экипажу гостеприимными жителями деревни Новосоветское.

После обеда приехала оперативная бригада из Хабаровска и к вечеру самолет отремонтировали, но полил дождь, и о взлете не было и речи. Трактором вытянули самолет на дорогу, перемесив в огороде все, что росло. Дугообразная дорога семьдесят метров в длину пролегала но краю балки, заросшей кустарником и ныряла под крутой яр. С нее-то и надо было взлетать.

Три дня мы ждали, пока подсохнет и подует ветерок. Конструкцию облегчили до предела, даже унитаз, весом три килограмма, выбросили. На краю, оврага собрались жители поселка. Малыши забрались на крыши домов и сараев понаблюдать взлет самолета или его падение. Самолет содрогался от рева двигателя, будто перед смертью, размышляя: унестись ввысь или сложить крылья в безвестном овраге.

Оторвались-таки на самом краю оврага, цепляя вращающимися колесами о макушки орешника. На прощание помахали крыльями добрым жителям деревни и полетели в ставшее родным село Гродеково.

За нервный стресс при посадке и взлете нам и спасибо никто не сказал. Видимо, в авиации не принято было отмечать заслуги пилотов.

Через годы, будучи командиром самолета, накануне Нового года шагал я на работу ранним утром. На пути встретилась Ольга Бянкина – диспетчер отдела перевозок – с пустым ведром.

– И откуда тебя вынесло, нет бы спрятаться в кустах, подождать пока пройду, – ругался я.

– Я тоже на работу спешу, некогда мне тебя поджидать, – парировала Ольга.

«Баба с пустым ведром – не к добру», – лезли в голову тревожные мысли. И правда… В столовой попался жесткий кусок мяса.

– Что за мясо? – спрашиваю официантку Юлю, жену нашего пилота Муратова.

– Нерпа жареная, – не моргнув глазом, шутит Юля.

Растягиваю на вилке от зубов вкусный жареный кусок, а он возьми да сорвись. Как из пращи полетел в потолок, срикошетил на грудь тучному мужчине, завтракавшему через три стола от нашего, и, надо же, угодил прямо в его тарелку. Мужчина недоуменно смотрел на потолок, соображая откуда свалилось мясо и что с ним – делать. Не знал и я, что делать: просить свой кусок – стыдно, заказывать поздно, сухую картошку есть неохота. Так и пошел на вылет не солоно хлебавши.

Грузчики загрузили катки и траки от трактора и заталкивали кабину, которая никак не вмещалась.

– Снимите рычаги боковых фар, – советую, сидя в кабине, чтобы не лезть через верхний люк.

Грузчики, не раздумывая, обломали рога фар и втолкнули кабину, хорошенько все привязав.

Набираем высоту 1950 метров, и держим курс на залив Николая. Если в Нелькане провозимся столько времени с выгрузкой, домой никак не успеем. Хочется резануть трассу напрямую, через море, но самолет только что пригнали из Львова. Черт его знает, как они там его делали – вдруг забарахлит!

Последние месяцы года меня то и дело преследовали отказы двигателя. «Надо набрать побольше высоты от Усолгино тогда и принять решение», – размышляю я. Выработав часть горючего, занимаю эшелон 2400 метров, и тут же начала расти температура масла и падать давление масла до нуля. Винт автоматически затяжеляется на большой шаг. Самолет «сыпется».

Отворачиваю от гор к косе Бетти. Докладываю диспетчеру Николаевска о следовании на вынужденную посадку на лес или лед Ульбанского залива, если дотянем.

Лес густой, деревья высокие, укутанные толстым слоем снега. Сесть на него можно, но жаль новый самолет 65806. Тянем что есть силы и умения, а деревья – вот они, рядом. Стряхиваем лыжами снег с верхушек деревьев последней сопки и, о счастье! Под нами берег высотой 900 метров. Спокойно рассчитываем и садимся на ровный участок то ли мари, то ли наледи. На пробеге перепрыгнули через валежину засыпанную снегом и остановились возле кромки сказочного леса целехонькие и невредимые.

Тут только спохватились, что вылезать надо только через верхний люк. А если бы при посадке на лес самолет опрокинулся, да, не приведи Бог, загорелся, что тогда? Сгореть заживо перспектива не из приятных. От таких мыслей, аж жарко стало. Но хорошо, что хорошо кончается. Летящие сзади экипажи так и не смогли обнаружить нас, пока мы не запалили большое корневище сосны, валявшееся неподалеку.

Второй пилот Слава Дернов искал окурки под креслами сидений, я сожалел об улетевшем куске мяса. Вздумал решить проблему питания при помощи пистолета ТТ. Ухожу далеко от самолета и обнаруживаю несметную стаю куропаток. Красивые птицы с черными перышками в хвосте, белые, как снег, очень похожие на голубей, копались в снегу, не обращая на меня никакого внимания. Ложусь на снег, пристраиваю тяжелый пистолет на пень и выжидаю, пока десятка полтора птиц не выстроятся на траектории полета пули. Птицы бегают туда-сюда, словно играются со мной.

Наконец нажимаю на спусковой крючок, но выстрела нет. В чем дело? Смотрю на ударник и глазам не верю: он остановился на полпути. Замерзла смазка. В оружейной книге, сам читал, о замене смазки на зимнюю. Ну, узнаю, кто «менял», – берегись.

Прячу пистолет за пазуху и бегом к самолету. Вокруг полно разлапистых свежих следов, может – росомахи, а может, и медведя? Вдруг он уже следит за мной? Если догонит и сожрет – позора будет на всю страну. С отказавшим двигателем сел в тайге, не убился и сам, добровольно пошел в лапы зверюге с пистолетом полным патронов. От навязчивой мысли унты сами несут к самолету по глубокому снегу в сорокаградусный мороз.

Через четыре часа после посадки прилетел вертолет МИ-4 с Анатолием Самсоновым, Алексеем Долматовым, Иваном Чмутом. Осмотрели двигатель и решили однозначно: менять его. После Нового года в тайгу направили бригаду из лучших авиатехников: Ким Шипицын, Анатолий Манин, Юрий Остроухов, Алексей Шестаков. Меня включили в качестве замполита и заведующего спиртом.

Десять дней на жестоком морозе работали ребята, закручивая гайки голыми руками. Командир вертолета Юрий Бойко возил нас на работу из поселка Тугур. Мужественные скромные трудяги-техники заменили двигатель без сучка и задоринки. Мы с командиром АЭ Анатолием Кузнецовым после взлета, без облета, как требует инструкция, направились прямиком в Николаевск-на-Амуре.

Вскрытие двигателя показало разрушение бронзового золотника главного шатуна. Это был шестой случай по Союзу на двигателях польского производства.

Приказом № 56 от 9.02.1965 года мне была объявлена благодарность: «За добросовестное отношение к выполнению задания в полевых условиях зимы по замене мотора на самолете 65806». Командир Объединенного Авиаотряда Николай Яковлевич Алифиренко таким кощунственным методом отблагодарил командира самолета за пережитое над тайгой, спасение самолета.

Про второго пилота попросту позабыли, будто он не смотрел смерти в глаза. Молодец бабуля из села Новосоветское – точно назвала командира «супостат».

В канун праздника, 6-го ноября 1973 года, с Валерой Харитоновым выполняли рейс № 385 по маршруту: Николаевск – Херпучи – П. Осипенко – Комсомольск. В Херпучах взяли на борт шесть пассажиров – женщин с грудными детьми и почту до Комсомольска. Набрали высоту 1350 метров и услышали смену звука в двигателе. Звук напоминал работу циркулярки. Немедленно перевожу самолет в набор высоты с разворотом назад в Херпучи.

Под колесами сухостоины, каменистые сопки и большая вода на реке Амгунь. Садиться некуда. До Херпучей 15 минут полета.

Посылаю Валеру проверить надежность привязных ремней у пассажиров. Они уже догадались о неисправности и тревожно глядят на нас.

Минут десять двигатель тянул и высота подходила к двум тысячам, затем начались перебои и страшный грохот, будто кто живой лупил внутри кувалдой, пытаясь вырваться наружу.

Плач женщин перерос в рыданья. Надо идти успокоить. Показываю на нагрудный знак пилота 1-го класса (а что еще делать?):

– Видите! Нечего хныкать, сядем нормально.

Отзываю в сторону мужчину, инструктирую правилам пользования огнетушителем, показываю, как открыть пассажирскую и грузовую двери, чтоб в первую очередь вывести из самолета женщин с детьми в наветренную сторону. Содержимое аптечки высыпаю ему в карман, рассказываю метод остановки крови на случай нашего ранения. Все это занимает 1-2 минуты.

Двигатель почти не тянет. Обороты вынужденно убираем из-за боязни полного разрушения его. Аэродром Херпучи виден, и высоты на планирование должно хватить. Служба движения следит за нами. В эфире тишина: все слушают наши переговоры. Нет-нет кто-то из друзей тревожно подскажет: «2767, держитесь!»

– Будем стараться, – отвечаю.

Кажется – вот-вот заденем закрылками вершины березок, ан нет, встречный ветер, как по заказу, поддувает и последние кусты минуем удачно. В двигателе грохнуло в последний раз, винт крутнулся в противоположную сторону, покачался и замер. Какая поразительная точность! Мягко приземляемся и по касательной катимся прямо на стоянку. Пассажиры молча покидают самолет и исчезают.

Довыполнить наш рейс прилетает Анатолий Николаев, но вместо пассажиров везет ведомость. Вечером с Николаевым возвращаемся домой.

В Хабаровске разрезали наш двигатель автогеном (разобрать было невозможно) и обнаружили оторванную шестнадцатикилограммовую щеку противовеса. Она-то и гуляла по картеру, наводя на нас ужас.

Командир Отряда Владимир Пилипенко наградил наш экипаж пятью бутылками водки. «За мужество по спасению дорогостоящей авиационной техники», как сказано в приказе № 109.

На многие отказы матчасти я уже перестал обращать внимание и старался о них, по возможности, никому не докладывать. Одна вынужденная посадка была не замеченной никем, кроме нас с Юрой Климовым.

В поселке Нижние Пронги привезли на лошадке восемь пассажиров, пьянющих в дымину. Не брать – жалоб не оберешься. Мороз сильный и ветер метров 15 в секунду, отрезвеют пока суть да дело.

Взлетели против ветра курсом на крутой, отвесный берег. Над берегом, на высоте метров двадцать, прямо над ракетными позициями, заглох двигатель. Пять ракет торчат по кругу во все стороны, и если заденем хоть одну, что будет – страшно подумать.

Крен влево под 90°. Ветер сносит самолет с кручи под обрыв, проносимся нижним крылом буквально в трех метрах от корпуса ракеты. Еле успеваю убрать крен, как грохаемся об лед. Затормозили бег самолета и стали думать, что же произошло.

Магнето было выключено, стоп-кран выключен, баки перекрыты. Ни Юра, ни я не могли вспомнить – когда кто что выключал. Поставили все в исходное положение, попробовали запустить двигатель. Запустили, опробовали. Работает как часы.

Пассажиры враз отрезвели. Решили взлетать вдоль берега, а там по Амуру до Николаевска. Над Амуром двигатель еще раза два глох, но запускался. Дотянули.

Рассказал по секрету технику-бригадиру Алексею Добшику о случившемся.

– Заруливай на стоянку, будем смотреть, – приказал Алексей.

Утром встретил улыбающийся:

– Ума не приложу, как вы летели? Четыре цилиндра сдернули. Полностью не работали!

– Там же еще пять, – отшучивались мы.

На АН-2 отказ двигателя не страшен, будь побольше высоты. Главное – мгновенно среагировать, отдать штурвал от себя и сохранить скорость до момента выравнивания. На скорости можно крутить крен любой, так же до самой земли уходя от столкновения с препятствием. Командиры, которые мешкали, теряли скорость, в лучшем случае, разбивали самолет. Обидно, когда есть высота, самолет управляем и, увы, по причине отказа в работе двигателя да неумелых действий экипажа самолет превращается в груду искореженного металла.

Другое дело, если самолет неуправляем. Бывали и такие случаи.

У командира самолета Виктора Изотова, взлетевшего в аэропорту Удское, заклинили элероны на вираже на высоте сто метров. Самолет опрокидывало на спину. Виктор мигом переместил пассажиров на противоположный борт. Неимоверными усилиями удерживали самолет в крене до самой земли и приземлились на одно колесо поперек полосы.

Самолет 1759 днем раньше пригнал из Хабаровска после капремонта Вячеслав Хрусталев. Балансировочный противовес на заводе болтом не закрепили, а замазали краской. Какое-то время балансир держался, а потом разболтался и заклинил элероны в положении левого крена, и Виктор чуть было не сыграл в ящик. Изотов – молодец, справился с труднейшей задачей, за что был награжден знаком «Отличник Аэрофлота». Выходит – можно выпутываться из, казалось бы, безнадежных ситуаций с достоинством и честью. Летные биографии многих пилотов тому подтверждение.

Не обидно, когда трагедии случались из-за отказа матчасти, но бывали настоящие курьезы из-за разгильдяйства или пренебрежительного отношения к споим служебным обязанностям отдельных работников.

Как-то принимал площадку у золотарей в Горном в жаркий июльский день. Там как раз садился на МИ-8 Алексей Лихачев. Прошу посмотреть полосу, дабы не наломать дров. После взлета Алексей передал мне, что полоса сухая и пыль столбом, можно на АН-2 садиться смело.

Сели, прорулили, все нормально. Загрузили двигатель – и на взлет, но самолет начал проминать грунт. В колеях от шасси появилась вода, и это на сопке высотой 600 метров. На развороте левое колесо провалилось по самую плоскость. Выгрузили двигатель, подняли самолет краном и налегке улетели в Аян для дозаправки.

В Мунуке нас поджидал бензозаправщик. На стоянке прозябали два пассажирских самолета. Спрашиваю у секретаря парткома Кузнецова Анатолия Алексеевича:

– Почему стоят самолеты в ясную погоду?

– Вылетали в Николаевск и почему-то вернулись, – был ответ.

Мы заправились под пробки и взлетели в сторону моря с разворотом на Белькачи. Набрав 1500 метров, заметили, что температура головок цилиндров двигателя начала резко расти до 250, 270, 300°. Дело приняло опасный поворот.

Разворачиваю самолет на аэродром вылета и передаю в Николаевск о вероятности некондиционного топлива. Двигатель тянул как зверь, но температура зашкаливала за все пределы. Двигатель того и гляди взорвется. Садимся удачно. Комиссия выяснила, что в баках у нас был гольный соляр. Оказалось – молодой инженер поставил в разделительный кран паронитовую прокладку, которая вскоре была разъедена, и соляр, имея больший удельный вес, оттеснил бензин и заполнил бензопровод. По этой причине и совершили три самолета вынужденные посадки, с той только разницей, что у первых двух в баках оставалось по 600 литров, у нас же всего около пятидесяти литров – потому и летели на чистом соляре.

Двигатель на старом самолете № 98323 начал работать лучше нового после такой температуры. Кто-то скажет, а куда же смотрели техники? А туда же, куда три молодые инженера: Ересыган, Новиков, Юдицкий, когда завскладом Лохов подсунул им бочку хлорки вместо бочки с жидкостью «И» для удаления смолки из двигателей и они залили хлорку в маслобаки и гоняли двигатели пока в аэропорту дышать стало нечем.

Командир отряда Анатолий Самсонов ругал «новаторов» на чем свет стоял:

– Эту гадость в туалеты льют, а вы в маслобаки!

Каких только чудес в авиации не бывает!

НЕБЕСНЫЕ ПОЧТАЛЬОНЫ

В шестидесятых годах, после известного сокращения в армии, демобилизованные из действующих частей, училищ летчики, естественно, двинулись в гражданскую авиацию. Устраивались на всякую работу, но с условием переучивания на гражданские самолеты в течение трех лет.

Краснокутское, Сасовское, Бугурусланское училища буквально задыхались от притока курсантов. Да и в авиаотрядах, понятно, было не легче.

Скажем, в том же Николаевске-на-Амуре на каждого командира АН-2 приходилось, подчас, по четыре вторых пилота из бывших летчиков-истребителей, бомбардировщиков.

Комэск Валентин Комаров, чтобы дать ребятам подработать, назначал их в экипажи «сбрасывающими». Это значит, что вчерашние лейтенанты снаряжались «бомбить» амурские селения мешками, наполненными почтой.

Выглядело это так. По сигналу сирены сбрасывающий, привязавшись веревкой, приоткрывал дверь пассажирского салона и складывал у порога как можно больше мешков. Ну, а по повторному сигналу сирены почту сбрасывали. Причем зачастую АН-2 нещадно болтало. Сбрасывающий был вынужден левой ногой упираться в приоткрытую дверь, а левой рукой изо всех сил держаться за нее, чтобы не вылететь оттуда вместе с грузом.

Мало того – положение осложняла и специальная крошка, приклеенная к металлическому полу самолета для предотвращения скольжения. Так вот, весьма скоро она отполировывалась до зеркального блеска, и трюки, которые был вынужден вытворять на ней бывший военный летчик, чтобы устоять на ногах, чем-то напоминали элементы фигурного катания.

Положение осложнялось еще одним: дверь нельзя было закрыть, не навалившись на нее всем телом. А это было рискованно – могла открыться другая, грузовая, дверь. Правда, лейтенанты нашли выход: били по двери пинком. Как результат – замки разбалтывались напрочь. Через щели всегда свистели ветры Охотского моря.

В мае шестьдесят второго в наши края занесло бывшего военного летчика Леонида Стрежнева. Приглянулась ему тут одна дивчина – медсестра, вот и прилетел жениться. Отыграли свадьбу, да застряли в Охотске, ожидая рейса на Николаевск-на-Амуре. Кстати, прямого воздушного пути отсюда туда не было. Сначала пассажиры летели в Хабаровск на АН-10, потом на ИЛ-14.

Как бы там ни было, а решил Леня полетать с нами в экипаже Юры Коваленко сбрасывающим почту.

Над поселком Улья сбросил мешок, двинул ногой по двери, а она вместе с грузовой и распахнулась! Коваленко выполнял левый вираж, а Леонид оказался лицом к вздыбленным волнам Охотского моря – вот-вот сорвется в пучину. И ведь по собственной глупости – решил накануне необязательным привязаться страховочной веревкой.

Высота метров тридцать. «Аннушку» валит на левый бок, стабилизатор лихорадочно вибрирует. Словом, чертовщина над морем и только. Коваленко командует мне:

– Привяжись и бегом к двери. Подтяни ее, закрепи проклятую, иначе – хана и жениху, и нам: можем рухнуть в море!

Что ж, какой-никакой опыт такого рода трюкачества у меня имелся – во время учебы в Бугуруслане, где инструкторы частенько организовывали полеты в Астрахань и Гурьев за рыбкой, икрой.

Так вот, летим как-то с открытыми форточками пилотской кабины. Смотрим, а полетная карта, лежавшая на верхней шторке, прыг за окно и зацепилась за расчалку. Инструктор говорит:

– Давай, Коля, в форточку – ты самый молодой. Мы тебя за ноги держать будем, чтоб не улетел.

«Сделал». Ну, а тут, обвязавшись веревкой, мчусь в хвост фюзеляжа. На верхние поручни подтягиваю дверь к борту – не закрывается. Не дают выпирающие штыри расшатанных замков. Кричу Леониду:

– Помоги!

А он словно остолбенел. Кроет непечатным и самолет, и это море. Юра видит, что дело – дрянь, решает помочь: резко кренит машину, злосчастная дверь прижимается к проему, но я трескаюсь в нее лбом до искр в глазах и отпускаю сантиметров на тридцать. Левая рука окончательно деревенеет. Сменить ее не могу – правой держусь за ремни сиденья. Отпустишь – вывалишься за борт.

Коваленко делает правый крен, страхуя меня от беды. Мигом привязываю дверь ремнем сиденья, наконец закрываю замки. Все.

Леонид, не простившись с нами, улетел в Хабаровск. У нас же началась череда невезения с почтой. Помню, слетали в Тугур и Чумикан, сбросил мешки Коля Кошеленко, возвратились, а Комаров протягивает телеграмму со словами: просим наказать экипаж за преступную халатность. Почта для Чумикана улетела под лед, мешок с деньгами Тугуру оказался в глухой тайге!

– Ну работников Бог послал, вы меня в тюрьму загоните! – возмущался комэск.

Нам повезло – почту море выбросило во время шторма. Деньги отыскал местный охотник.

Случались вещи и похлеще. Михаил Мильков с начальником аэропорта Нелькан Сашей Кобзевым придумали подкормить жителей поселка Джигда, где недавно организовали новый совхоз.

Загрузили пять мешков муки и семь ящиков со шпротами. За сбрасывающего полетел сам Кобзев, богатырского телосложения мужик.

На огороде, куда должны были сбросить продукты, собралось немало ротозеев. Первые мешки полетели кучно, значит нормально, но жители почему-то махали нам руками. «Наверное, радуются», – думали мы.

Ящики со шпротами Саша выбросил за один прием, и тут мы увидели любопытную картину: ящики взрывались, словно гранаты, и баночки осколками летели вслед разбегавшейся толпе. По прилету узнали, что и мешки с мукой разорвало в клочья. Муку развеяло по ветру, а широты утонули в глубоком снегу. Только весной удалось их собрать. Ничего, сохранились…

Развитие вертолетной авиации сняло проблему сброса, однако задания подобного рода нет-нет да появлялись.

Как-то затерялся катер геологов в волнах Охотского моря. Экипажи обнаружили катер, а начальник Удской экспедиции Рожков упросил Дементьева сбросить солярку экипажу катера.

Ефим решил проверить опыт в реке Уда. Метров с 25 сбросили бочку солярки в реку, но промазали, и бочка ударившись о камни косы, рванула так, что самолет чуть на спину не опрокинуло.

– Кончай опыты, летим в море! – взмолился Рожков.

Завидя снижающийся самолет, команда катера высыпала на палубу, радостно махая руками. Тут отделившаяся от самолета бочка с воем понеслась на катер. Моряков с палубы как волной смыло. Бочка ухнула в воду у левого борта, положив волной катер на правый борт. С искаженными от страха лицами, команда катера вновь появилась наверху, махая кулаками и одеждой экипажу самолета, красноречиво давая понять, что такая «помощь» может отправить их всех на тот свет.

Рожков с Ефимом решили больше не испытывать судьбу. Моряки бочку же выловили и вечером прибыли в Чумикан, а Дементьев благоразумно улетел ночевать в Удское. Пожалуй, это был последний сброс в нашем отряде.