Текст книги "Серый мир"

Автор книги: Николай Марчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– А куда тебя «кидали», если ты в наших краях вывалился? – продолжал он задавать вопросы. – Что ж ты так, с двумя автоматами – и от волков отбиться не мог? Да, а чего это у тебя два ствола? Не многовато?

– Вызови атамана, а лучше вначале пропусти к знахарке, а то сейчас ласты склею, и на вопросы некому будет отвечать, – устало произнес я. – Автоматы можешь оставить у себя.

Я протянул ему АК-74, потом снял с плеча АКСУ и тоже протянул проверяющему. Он забрал оба автомата, махнул рукой второму проверяющему, и сани пропустили внутрь изгороди. Отъезжая от ворот, я увидел, что один из проверяющих занес автоматы в сторожку, потом вышел и быстро пошел куда-то в сторону центра села. Митяй сразу за воротами свернул направо, и сани покатили в сторону отдельно стоящего домика на краю села. Видно, что бабку Митяя в селе не слишком любили, а может, просто боялись. С колдунами и магами всегда так: и с ними рядом жить не хотят, и без них обойтись нельзя. Сани подъехали к хлипкой ограде вокруг одинокого домика, сил встать с повозки у меня уже не было, чувство было такое, будто из тела вытащили все кости, а голову набили ватой.

– Что, сам подняться не можешь? Совсем плохо? – засуетился вокруг меня Митяй. – Потерпи немного, сейчас в дом войдем, там тебя бабка каким-нибудь отваром напоит, и сразу полегчает.

Митяй закинул мою руку себе на плечо и буквально потащил меня, я лишь слегка ворочал ногами, помогая ему, как мог. Не успели мы дойти до дверей дома, как они открылись, и на пороге возникла бабка Митяя. Она была невысокая, сгорбленная, видно было лишь лицо, все в глубоких морщинах. Только глаза смотрели ярко и броско, они были бледно-голубые, если бы я встретил такие глаза в старом мире, то подумал бы, что у владельца контактные линзы.

– Митяй, ну что ты за человек такой, подбираешь всякую дрянь на улице и в дом тащишь! – Голос оказался скрипучим и противным.

– Баб Нюра, ну чего ты, как же это можно – живого человека и в чистом поле бросить умирать? Не по-христиански это, грех великий! – заканючил Митяй.

– Расскажи другому, что ты грех на душу побоялся брать! Поди, опять купился на деньги, – продолжала отчитывать баба Нюра Митяя. – В дом я его не пущу.

– Бабуля, а можно продолжить ваш спор после лечебных процедур, – вмешался я в разговор. – Деньги у меня есть, вы только исцелите, я заплачу, не обижу.

– О, а я думала, он уже Богу душу отдал, а он еще и говорит, – удивилась целительница. – Ладно, тащи его в баню, там, на топчане, и положишь. Разденешь его, а я за водой и травами схожу.

Мы с Митяем в обнимку доковыляли до маленькой баньки, он открыл дверь, и я повалился на топчан в предбаннике. С меня сняли разгрузочный жилет, куртку, свитер и ботинки, штаны и рубашку Митяй разрезал ножом. Процесс раздевания выпил из меня последние силы, и я провалился в темный омут беспамятства.

В себя я пришел от резкой боли в груди, чувство было такое, как будто мне в легкие насыпали горящих углей. К горлу подкатил ком тошноты, и я только и успел, что свеситься с топчана и вывалить содержимое желудка в кем-то заранее поставленное ведро. Из горла вырвались потоки чёрной как смоль жидкости. Странно, но ничего такого я не ел, чем это я, интересно, сблевал? Боль в груди слегка поутихла, в голове прояснилось, я даже смог произнести пару слов:

– Дайте воды!

– Ну вот, а ты говорила, что он умрет! А он вон – живее всех живых, – судя по голосу, это Митяй. – На, попей!

Я судорожно отхлебнул пару глотков холодной воды, тут же меня скрутил новый приступ боли, и меня стошнило, только на этот раз – водой.

– Нельзя ему сейчас пить, – раздался из темноты скрипучий голос знахарки. – И жить ему осталось всего ничего, до утра не дотянет.

– Добрая ты, бабуля, как я погляжу, – прохрипел я. – А чего это вы в темноте, керосин экономите?

– Видишь, у него зрение уже пропало, верно тебе говорю – и пары часов не протянет, – поставила свой диагноз бабка.

– Неужто ничего нельзя сделать? – взволнованно спросил Митяй. – Может, Клавдию Петровну позвать?

– Ой, тоже мне нашел целительницу, – недовольно пробурчала вредная старуха. – Да она еще под стол пешком ходила, когда я уже людей врачевала!

– А прошлой зимой, когда болотники подрали патруль, она же им помогла! – продолжал гнуть свое Митяй. – А ты сказала, что они не жильцы! Выходила же она их! Так, может, и этого спасет.

– Во-первых, тебе какой с этого прок? Деньги ты и так все его заберешь. – До чего голос-то у бабки противный. – Во-вторых, горе у неё: сына её старшего на каторгу отправляют, не до лечения ей сейчас. Когда проклятия и порчи снимаешь, душа должна быть чистая и спокойная, а у неё сейчас спокойствия еще долго не будет, Васька-то, её старшой, любимым сыном был. Он же точная копия мужа её погибшего. Хоть я и не люблю Клавку, но все равно жалко мне её.

– Что, не получилось Ваську от каторги отмазать? Эх, хороший парняга был – знатный кузнец, – сокрушался Митяй.

– А как тут отмажешь, если он двух мужиков до смерти забил, – продолжала скрипеть старуха. – Если бы еще кого-то из наших, а так прихвостни торгашеские. А с ними атаману ссориться не с руки. С кем он потом дела торговые вести будет?

– А куда хоть Ваську-то сошлют? – спросил Митяй. – Может, по дороге сбежит?

– Слухи ходят, что в Драконьи горы, на рудники, – ответила бабка. – Оттуда не сбегают, каторжан всех клеймят.

– Да-а, конец Ваське, Драконьи горы – это верная смерть, – грустно произнес Митяй.

– Зови эту Петровну, разговор у меня к ней будет, – прохрипел я из последних сил.

– Дурак ты, человек, сказано тебе: не в деньгах дело, – усмехнулась бабка. – Для таких дел настрой нужен.

– Веди её, я вместо сына её, Васьки, на каторгу поеду, – устало произнес я и опять потерял сознание.

В себя я пришел от того, что кто-то щупает мою грудь, пальцы были тонкие, но нажимали они очень сильно.

– Очень сильная порча на нем, удивительно, как до сих пор жив. Хотя по тому, какая у него дыра в энергетике, нет ничего удивительного – весь негатив уходил, а ему достались только излишки, но все равно с таким проклятьем дольше часа не живут. – Голос был очень мягким. – Открывай глаза, я же вижу, что ты уже пришел в себя.

– А толку открывать глаза, если я ослеп, – грустно произнес я, но веки все равно поднял, резкая вспышка света ударила по глазам. Зрение ко мне вернулось, это хорошо, да что там, это просто замечательно, я с детства очень сильно боялся ослепнуть.

– Это правда, что хочешь заменить моего сына в тюрьме и отправиться вместо него на каторгу? – произнес чей-то мелодичный, слегка хрипловатый голос. – Зачем тебе это? Драконьи горы – это верная смерть, пускай не сразу, но с Драконьих рудников еще никто не возвращался живым. Никогда!

– Это я и без вас знаю! – зло огрызнулся я. – Вы мне лучше скажите, меня излечить можно? А то тут некоторые особо вредные бабульки утверждают, что не доживу я до утра! Если это так, то наш дальнейший разговор теряет всякий смысл!

– Нет, ты посмотри на него, одной ногой уже в могиле, а еще и торгуется! – Узнаю скрипучий голос Митиной бабки. – Ты его, Клавка, не лечи, он всяко тебя обманет, у него же на лбу написано, что он врун и шельмец!

– Нет, баба Нюра, этот не обманет, – уверенно произнес грудной голос. – Ведь не обманешь, а, горец?

Вот, блин, как она догадалась, что я принадлежу к клану Гор? Оставлять свидетелей за спиной опасно, но что делать, без их помощи мне верная смерть. Да-а, задача!

– Вы, тетенька, ошибаетесь, я к жителям гор отношения не имею, – попытался отвертеться я. – Вы меня с кем-то перепутали.

– Хорошо, если я ошиблась, то тебе ничего не стоит принести клятву на крови во имя здравия Горной Княжны, – с издевкой в голосе произнесла целительница. – Ведь так?

Клятва на крови – это не просто так, этого обета нарушать нельзя, и не потому, что совесть замучает. Нет, совесть здесь ни при чем: нарушивший клятву умрет в страшных муках. Весь фокус в том, что во время принесения подобной клятвы ты как бы связываешь воедино слова обета и свою внутреннюю энергетику, которая в свою очередь зависит от клана, к которому ты принадлежишь. Подобная клятва приносится в присутствии мага или чародея. В общем, подловила меня эта Клавдия Петровна, и дело тут даже не в клятве, мне все равно надо в Драконьи горы, так что клятву я не нарушу, дело в том, что магичка легко определила мою клановую принадлежность, а если она смогла, то и другие смогут.

– Клятву я принесу, – повернув голову и посмотрев ей в глаза, уверенно произнес я. – А вы? Вы меня излечите?

– Скажу честно – попробую. Случай у тебя непростой, я такой порчи еще не видела. Я не понимаю, почему ты еще жив. Митяя я уже послала, он принесет все необходимое, твоих денег и автоматов едва хватит на все нужные для лечения ингредиенты.

– Проще было дать ему умереть, – проскрипел старушечий голос в углу.

– И вам, бабуля, долгих лет жизни и крепкого здоровья, – не остался в долгу я.

На улице прогромыхали чьи-то шаги, и в баньку ввалился медведь, вернее, мужчина огромных размеров, банька, и без того маленькая, сразу показалось еще меньше. На вошедшем был одет легкий бушлат, под ним свитер. Шапки на голове не было, хотя с такой густой и длинной шевелюрой он мог не бояться застудить голову. За спиной великана маячило испуганное лицо Митяя.

– Клавдия, тебе кто давал право распоряжаться общинными запасами стратегического значения? – пробасил великан.

– Петр, ты не забыл, что это лично мои камни и травы? – сухо ответила целительница.

– Ну и что, что нашла их ты, но тратить их на чужака я не дам! – Великан, коротко размахнувшись, влепил кулаком в бревенчатую стену бани. Стены содрогнулись, как будто в них попал снаряд.

– Эй, поосторожней! – запричитала старуха. – Ты, бугай окаянный, еще мне баню развали. Размахался своими кулачищами.

– Этот чужак, как ты выразился, может спасти моего сына, заменив его собой на каторге, – парировала Клавдия. – Или ты хочешь сказать, что мой сын – тоже чужак?

– Не хочу я такого сказать. Чего ты начинаешь? Сын твой не чужак, это и ежу понятно. Помощь, может, какая нужна? – явно смутился великан.

– Все, что нужно, у меня есть, все зависит от того, переживет он эту ночь или нет, – сказала Клавдия. – Вон баба Нюра мне поможет. А ты, Петр, иди, не надо тебе на это смотреть.

Большой человек Петр вышел, а на пороге возник Митяй с большой холщовой сумкой в руках, он подошел к столику и начал выкладывать на стол все, что было в сумке. Клавдия начала рисовать мелом на полу какие-то символы.

– Митя, запомни: когда мы закончим, баньку придется сжечь, – громко, так чтобы услышала и баба Нюра, сказала Клавдия. – А сейчас иди, запарь травы.

– Как это баньку сжечь? – удивленно ахнула вредная старуха, – Клавка, ты с ума сошла, не дам баню жечь!

– Баб Нюра, успокойся, сын вернется, он тебе новую баню поставит, лучше старой, так что ты еще и в выигрыше останешься, – устало произнесла Клавдия. – Все, хватит говорить, пора начинать!

Все, что дальше со мной происходило, я помню урывками и очень смутно. Вначале мое тело стащили на пол и расположили его в центре рисунка, нарисованного мелом на полу. Клавдия взяла у меня из вены кровь и с помощью этого же шприца полила линии рисунка моей кровью, потом я потерял сознание. В те моменты, когда сознание возвращалось ко мне, мне казалось, что мое тело стало невесомым. Нет, не так, тело осталось лежать на полу, а я парил над ним, как воздушный змей парит в потоке восходящего горячего воздуха, так и мое сознание парило в потоке энергии, которая наполняла внутреннее пространство старой бани. Хотелось взмыть выше, лететь быстрее, а не парить на одном месте, но что-то меня держало, как воздушного змея держат за натянутую бечевку, так и мне что-то мешало оторваться от моего тела и взмыть в потоках восходящей энергии. Но даже этот небольшой полет давал ощущение свободы. Безграничной свободы, как будто я стал частью чего-то огромного и светлого, все вдруг встало на свои места. Я понял, что должен делать и для чего существую. Мне нужно только одно – ощущать стремительную силу потока, быть частью его. Пусть хоть маленькой частичкой, пусть такой медленной и неуклюжей, но лететь, стремиться вперед, быть частью целого. Поток вдруг как-то резко, рывком, стал быстрее, а я поднялся еще выше, почти под потолок бани. Теплые струи энергии, наполнявшие каждую клеточку моего сознания, стали горячими, вначале это было приятно, но становилось все горячее. А потом пришла боль. Боль! Я все так же продолжал лететь вперед, но поток вокруг меня был уже не теплым, как божественная нега. Нет, теперь он был подобен огненной лаве. Он был до того горячим, что на какое-то мгновение мне показалось, что на самом деле он обжигает не огнем, а холодом. Жутким холодом, как из космоса, когда мгновенно замерзшее мясо начинает отваливаться от костей.

Яркая вспышка – и темнота. Нет больше потока. Боли тоже нет. Есть только темнота и пустота. Я всегда знал, что у пустоты обязательно чёрный цвет. Чёрный-чёрный. Чернее ничего быть не может. В этой пустоте я окончательно и растворился. Я перестал быть собой. Я сам стал пустотой. Я умер.

Когда я открыл глаза, то вначале даже не понял, что передо мною. Как будто я смотрю на кусок дерева через увеличительное стекло: вот видны древесные волокна, а вон там, с краю этой деревяшки, видны следы пребывания древоточца, все было настолько крупным, что казалось, что кто-то просто увеличил обычную деревянную доску в сотни раз. Я попытался пошевелить рукой, мне хотелось пощупать то, что я вижу, может, я просто сплю и это сон. Резкая боль в руке заставила меня сморщиться, а когда я опять посмотрел перед собой, то видение прошло. Я лежал на кровати, и надо мной был обычный дощатый потолок, который есть в любом крестьянском доме. В целом, я чувствовал себя нормально, присутствовала общая слабость, но голова была ясная, и особо ничего не болело, только рука сильно затекла и пульсировала, оттого что я ей начал шевелить, по жилам побежала кровь.

Нашел в себе силы и поднялся с кровати. Но не стал слезать на пол, а наоборот, встал на кровать и начал внимательно рассматривать доски потолка. Так и есть, вот ярко выраженные древесные волокна, а вот и дырочки от жуков-древоточцев. Интересная у меня галлюцинация только что была?! Я смог рассмотреть миллиметровую дырочку на расстоянии в пару метров, да еще и в темном помещении. Попытался пару раз сфокусировать зрение, но ничего не получилось, сверхзрение не возвращалось.

– Что, ищешь крюк, на котором повесишься? – раздался скрипучий голос бабы Нюры.

– До чего вы, бабушка, добрый человек, прям мать Тереза, – огрызнулся я. – Долго я в отключке провалялся?

– Нет, кто тебе даст в отключке валяться? Клавдии надо сына вызволять. Она все сделает, чтобы тебя сегодня к вечеру в Краснознаменск доставили. Завтра утром её сына отправят по этапу.

– К вечеру так к вечеру! Мне бы с вашим старостой поговорить, ну или кто у вас тут самый главный в вашей деревеньке?

– Здоровый такой бугай. Ты его видел. Петром кличут, – ответила вредная старуха. – Он у нас и староста, и воевода, и завхоз. Во дворе стоит, ждет, когда ты проснешься. Поговорить с тобой хочет насчет сына Клавдии. А ты и вправду вместо него на каторгу поедешь? Зачем тебе это?

– Я так понимаю, что долг у меня теперь перед матерью этого вашего каторжанина, – усмехнулся я. – А долги надо отдавать. Если бы вы меня не исцелили, то, скорее всего, я бы уже разлагался. Правильно?

– Так-то оно так, но я так понимаю, что тебе самому надо было в Драконьи горы, – прищурилась бабка, глядя на меня. – А тут так удобно все получилось: и в горы попадешь, и от порчи смертельной тебя излечили.

– А с чего это вы, бабушка, решили, что мне нужны Драконьи горы? А? – настороженно спросил я. – Добром за добро решил отплатить. Грех с души снять. А вы меня в чем-то лихом подозреваете!

– Да, хорош-то кривляться, – как от зубной боли, скривилась старуха. – Нашелся тут праведник, добром он решил отплатить. Я, между прочим, всю твою душонку черную насквозь вижу, задумал ты чего-то и нас в это дело впутываешь.

– Слышь, бабуля, я за лечебную волшбу заплатил? Заплатил. Чего тебе еще надо? – зло ответил я. – Цвет ей моей души не нравится! Сама-то сильно праведная? Сколько ты на тот свет людей извела? А?!

– Да уж поменьше твоего, упырь! Сразу видно, что злодей ты и душегуб!

– Ну что вы как кошка с собакой, и на минуту оставить нельзя. – Густой бас Петра грохотал, как набат. – А вы, я вижу, уже на ногах? Очень хорошо! Баба Нюра выйди, нам с молодым человеком поговорить надо.

Петр подвинул к себе стул, критически осмотрел его, проверяя, выдержит ли он его вес. Видимо, поверил в прочность и уселся на него.

Баба Нюра вздернула нос и вышла из комнаты, сильно хлопнув дверью, при этом она что-то там бурчала себе под нос про всяких там лиходеев, которые выгоняют её из собственного дома.

– Ну что, мил человек, давай излагай, как ты хочешь сына Клавдии вызволять? – спросил великан по имени Петр.

– Товарищ Петр, а пожрать у вас ничего нет? Я без бутерброда думать не умею, – начал я тянуть время, честно говоря, я не думал, что переживу эту ночь. – Ты мне лучше скажи, вы что-то пробовали? Денег дать? Побег организовать?

– Понятно, ничего толкового ты не придумал, – огорченно произнес Петр. – Тут такое дело, понимаешь, так просто не решить.

В ходе разговора выяснилось, что пару дней назад в городе Краснознаменск сын Клавдии Василий имел неосторожность заступиться за девушку, которую хотели затащить в подворотню двое мордоворотов. В ходе следствия оказалось, что девка-то была жрицей продажной любви, но с пацанами не сошлась в цене и именно поэтому очень ожесточенно сопротивлялась, при этом, зараза такая, была еще и чересчур молода, вот это и смутило нашего сельского героя. Он, недолго думая, дал по морде обоим любвеобильным хлопцам. Но все оказалось не так просто! Пацаны кровавые сопли утерли, но обиду не забыли и к вечеру нашли нашего былинного героя Василия. Видно, оценив его бойцовские качества, решили взять его хитростью, а точнее магическим ударом, который должен был оглушить и обездвижить будущую жертву на безопасном расстоянии. Вроде все хорошо придумали и рассчитали, магическая формула была очень сильная и надежная, но в дело вмешался случай. Случай в виде оберега, который носил Василий на шее. Оберег ему еще в детстве на шею повесила мать, которая уже тогда была сильной магичкой, а с годами сила оберега только увеличивалась, подпитываясь жизненной силой хозяина. В общем, подкрались наши мстители к жертве, направили на него жезл, в котором была упакована магическая формула обездвиживания, и, радостно представляя себе, как они будут расправляться с оглушенной жертвой, активизировали заклинание. Дальше события понеслись, как бешеный паровоз, оберег полностью принял и нейтрализовал действие магической атаки, но при этом он перегорел, и Василий принял на себя эхо остаточного магического фона. Этого хватило, чтобы у нашего богатыря упала планка, или, выражаясь научным языком, башню снесло напрочь. Нападающая сторона выдала себя слегка ранними радостными криками, была замечена, на свою беду, разъяренным Василием. Наш герой не заставил себя ждать, стремительно приблизился на расстояние уверенного удара и произвел окончательный пересчет зубов и костей у бедолаг. Но этим история не заканчивается, оказалось, что горе-мстители хотели показать свое геройство знакомым и друзьям. Известности им, блин, не хватало, ну зрители толпой и накинулись на нашего богатыря. Как потом выяснилось, Василий бился против двенадцати человек, десять из них принадлежали к клану Торговли. В итоге два убиты, еще трое на всю жизнь инвалиды, у остальных повреждения различной тяжести. От расправы на месте Василия спас казачий патруль. Так уж получилось, что Краснознаменск всегда был казачьим городом и патрулировали его, соответственно, казаки, а наш горе-богатырь тоже был родом из казачьей станицы. Но в дальнейшем ему это не сильно помогло, в дело вмешалась политика. Клан Торговли и казаки общий язык никогда не могли найти, но вместе им приходилось сосуществовать, одни продавали, другие покупали, а поскольку в некоторых вопросах клан Торговли был монополистом, то спорить с ним было сложно. После быстрого разбирательства атаман принял решение виновника, то есть Василия, наказать и отправить его для отбывания наказания на каторгу в Драконьи горы. Тем самым обе стороны были удовлетворены, казаки не испортили отношения с торговцами и сделали, как хотели торговцы: наказать виновника по всей строгости, так как Драконьи горы – это верная смерть. И одновременно дали Василию хоть небольшой, но шанс выжить. Тут ведь как: с одной стороны, рудники в Драконьих горах – это смертельно, но не сразу, может, и выживет, пробьется в охранники или в мастеровые, человек с руками всегда найдет себе применение. А вот если бы Василия отправили в любую другую точку на карте этого мира, то длинные руки клана Торговли обязательно бы до него дотянулись. Тут уж, как говорится, без вариантов, и недели бы не протянул, а в Драконьих горах есть шанс, хоть и мизерный, но шанс. В Драконьих горах не было представительства клана Торговли, вся торговая деятельность велась через Краснознаменск, в который заходили караваны. На рынке Краснознаменска происходил обмен драгоценных камней, редкоземельных металлов и прочих богатств Драконьих гор на оружие, продовольствие, технику и каторжан – преступников, которых обрекли на каторгу. Поскольку караваны заходили редко и останавливались ненадолго, то информации о жизни по ту сторону гор было мало. Драконьи горы были последним рубежом человеческих поселений, за ними начинались земли, в которых жили аборигены этого мира. Рудники, на которые отсылали провинившихся, находились на внешнем склоне гор, прямо на нейтральной земле. Последний гарнизон объединенных сил людей находился на вершине перевала, все северные предгорья были нейтральной территорией, а уж равнины просто кишели аборигенами, которых выдавили за горы объединенные силы во время последней войны за территории.

Заправляли на рудниках некие братья Севастьяновы, старшего звали Егор, младшего Артем, как ни странно, но главным был младший брат. Севастьяновы появились в этом мире случайно, впрочем, как и многие до и после них.

На дворе стояли лихие девяностые, время, когда у всех на слуху были такие слова, как «дань», «разборка», «стрела», «развод», «движение» и «братва». Молодые крепкие парни, спортсмены сбивались в команды, группы и облагали данью предпринимателей и кооператоров, которые как грибы после дождя появились на руинах плановой экономики. Ехали бравые братья со своими бойцами на разборку, на самую обычную «стрелу», которую забили каким-то деревенским валенкам. Деревенские возомнили себя не понять кем и решили, что можно безнаказанно продавать лес-кругляк в городе, где именно Севастьяновы контролировали продажу древесины. Братьям платили дань все, кто продавал и ввозил в Челябинск лес, все! Причем братья Севастьяновы не были обычными отморозками, которые только и умели, что доить барыг, нет, они были умными и расчетливыми, особенно младший Артем, они понимали: чем больше зарабатывает барыга, тем больше он им заплатит, значит, надо контролировать сбыт и не допускать в город конкурентов. А тут появляются какие-то деревенские пеньки и «проваливают» в городе два полных лесовоза кругляка, причем очень дешево. Как же такое можно терпеть? Надо наказать, чтобы другим неповадно было, так бы сделали обычные рэкетиры, но Артем Севастьянов решил сделать по-другому – он хотел подмять под себя деревенский леспромхоз. Севастьяновы давно хотели иметь свою личную лесопилку, но все как-то не получалось, а тут такой хороший шанс. Рано утром в деревню Верхние Велки со стороны Челябинска должна была въехать колонна из шести легковых автомобилей. В машинах находились оба брата Севастьяновы и наиболее активные члены их группировки. В общей сложности двадцать четыре бойца. При себе у них было четырнадцать пистолетов, десять автоматов, ручной пулемет Калашникова и даже один РПГ-7. По задумке младшего Севастьянова, они должны были показать себя во всей красе, чтобы деревенские пеньки сразу поняли, что имеют дело с серьезными людьми. Но, как всегда, в дело вмешался его величество случай в лице аномального явления. Вместо того чтобы повернуть в нужном месте, бандиты свернули не туда, заехали в густой лес и провалились в этот иной мир.

В этом новом мире Севастьяновы пытались заниматься старым, привычным для них делом – рэкетом и разбоем. Вначале они хотели предложить свои услуги клану Торговли, потом пытались подмять под себя несколько деревень, потом на время исчезли из виду и всплыли уже по ту сторону Драконьих гор, где и организовали рудник. Рудник поначалу добывал только золото и серебро, все добытое свозили караванами в Краснознаменск, где меняли на нужные им товары.

Приходящие с рудника караваны забирали всех несчастных, кого только могли, и из этого можно было сделать вывод, что на рудниках люди долго не живут.

У меня был расчет на то, что я устроюсь охранником в караван, который курсирует между Краснознаменском и рудником. Но, пообщавшись с Петром, я понял, что это мне вряд ли бы удалось. Интересно, а как Щука мог мне помочь в этом вопросе? То, что он не врал, когда обещал мне должность охранника в рудничном караване, это я видел. Уж ложь я определял сразу. А после разговора с Петром я понял, что вряд ли Щука мог мне в этом посодействовать. А это что означает? А это означает, что Щука и вправду связан с караванщиками с рудников, но вот пускать меня к ним он никак не хотел. Поэтому, наверное, и послал на убой, к черному магу в гости. Если все дело лично во мне, то это одно, а если дело в моей клановой принадлежности, то это совсем другое. А может, Миша Щуков понял, для чего я хочу попасть с Драконьи горы? И поэтому он решил меня убрать, чтобы не дать мне закончить начатое дело. Но это глупо, вместо меня придут десятки других. Если у Щуки не было времени прикинуть последствия такого шага, то он мог и поспешить, тем самым совершив ошибку. Неужели Щука как-то связан с тем делом, которое я сейчас расследую? Вот это будет номер, если я общался с виновником взрыва на стадионе и этого не знал! Надо срочно послать сообщение своим о немедленной проверке Миши Щукова. А мне скорее надо в Драконьи горы, нутром чувствую, что хозяева рудника тоже завязаны в этом деле по самую макушку.

Насчет того, как вызволить Василия, мы с Петром придумали следующую комбинацию: меня проведут к пленнику в камеру, там я его обстригу налысо и сбрею бороду, а потом он просто переоденется и выйдет вместо меня, а я займу его место. Расчет ставится на два фактора: во-первых, охрана тюрьмы Краснознаменска состояла полностью из казаков, и проблем с тем, чтобы туда попасть, у меня не будет. Ну и, во-вторых, человека, которого все знают и видят с обильной растительностью на лице, редко кто узнает, после того как он эту растительность сбривает. Казаки и сами были готовы на то, чтобы заменить Василия на кого-то другого. Но если просто подбросить в камеру труп и выдать его за Василия, то торгаши обязательно что-то заподозрят и начнут разбирательство, а добровольно поехать на рудники дураков не нашлось. А тут такая удача – дурак нашелся. Дурак, который добровольно обрекает себя на смерть.

За то время, что мы общались с Петром, я успел плотно перекусить, но чувство голода меня не покидало. Ох, чувствую, что Клавдия на пару с бабкой Нюрой что-то там напортачили в моей энергетике.

– Клавдия, забыл, как вас по батюшке, а не подскажете, что у меня за недуг был? И как вы его излечили? – обратился я к вошедшей в комнату целительнице.

– Порча, очень сильная, смертельная штука, – с милой улыбкой произнесла Клавдия, глаза при этом у неё не смеялись и оставались серьезными. – Тебе повезло, что у тебя в энергетической оболочке была здоровенная дыра, причем очень старая, я так понимаю, что получил ты её в момент перехода в этот мир. Правильно?

– Ну, вообще-то, да, – удивленно протянул я. – А как свищ в оболочке помог мне с порчей?

– В первое время через свищ, как ты выразился, ушла львиная доля темной волшбы, – ответила Клавдия. – Но и того, что осталось, тебе бы хватило, чтобы сгнить заживо.

– Так это получается, что укус темных тварей настолько опасен, что передает порчу? – усомнился я.

– А при чем здесь твари? Укусы темных тварей прекрасно нейтрализуются спиртом и серебром, они, конечно, опасны, но примерно так же, как и укусы обычных животных, – объяснила целительница. – Порча у тебя появилась совсем недавно. Ты в течение дня ничего странного не ел?

– Ах, вот в чём дело! – воскликнул я. – Ну что ж, спасибо, теперь я знаю, кто мне теперь должен.

Луза, сука! Пластический хирург хренов! Увижу – убью! Значит, по замыслу Миши Щуки, я не должен был выйти живым из дома некроманта, а может, и не было никакого некроманта? Уж очень все это похоже на подставу! Ладно, потом с этим буду разбираться, надо только поставить себе зарубку на память, что есть у меня неоплаченные долги!

– Петр, в Краснознаменск будем телепортом перемещаться? Или как? – спросил я у великана.

– Да, так быстрее! Времени мало, надо еще успеть тебе пару картинок набить, ну и немного лицо разукрасить, – как-то очень осторожно произнес Петр.

– Чего? Каких картинок? Чем лицо разукрасить? – почуяв что-то неладное, произнес я.

– Ну ты сам посуди, ты ж теперь казак. А что это за казак без родовых наколок? Сделают тебе на правом плече «шашку с булавой» и на груди «солнце» – именно такие татуировки у Василия набиты.

– Ну если так, то ладно. А что значит – лицо разукрасить, а?

– Ну как бы тебе сказать, Василя помяли немного. Согласись, будет подозрительно, если утром из камеры выйдет человек без единого синяка и кровоподтека.

– Ну вы, блин, даете! – только и смог произнести я. – Прям как в «Двенадцати стульях»: и тут Бендер почувствовал, что сейчас будут бить, возможно, даже ногами.

– Бить буду сильно, но аккуратно, – голосом Папанова произнес Петр.

К вечеру мне успели сделать две татуировки: одну «солнце» на левой стороне груди – у казаков символ мирной жизни, и вторую, на правом плече, – «саблю с булавой», это должно было означать, что казак готов взять оружие по первому приказу атамана. Свежие татуировки Клавдия намазала каким-то пахучим отваром, и они на глазах состарились и выцвели, всем, кто на них посмотрит, сразу становилось понятно, что набили их очень давно.