Текст книги "Кто сильней себя"
Автор книги: Николай Кузьмин
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)
Вот ведь как в жизни бывает…
Про Максима Вундеркинда
Ещё в начале смены Надежда Петровна рассуждала про Максима, что он выделяется из среды. И ребята это, конечно, заметили не хуже. Они заметили всё после первого разговора в звёздочке по душам. Миша тогда сказал:
– Мой папа работает на такси, и я катаюсь с ним сколько влезет!
Боря сказал:
– А мой папа музыкант. У него есть фрак, такая специальная куртка с хвостиком. А скрипка у него – самая первая в оркестре. Во!..
Все другие тоже стали задушевно рассуждать о родителях и гордиться ими, кто как умел. И вдруг в лучший момент беседы один взял да хихикнул по-мышиному. Этот один был, конечно, Максим. Он, значит, пискнул от смеха, а вслед за тем и говорит:
– А у моего отца на голове коленка.
Сперва мальчишки онемели без слов. Но потом всё-таки спрашивают:
– Что?
– Коленка, – опять говорит Максим.
– Какая коленка?
– Обыкновенная. Костяная.
– Как так?
– А вот так, – потешается он и спрашивает: – Ну, кто ещё желает удивить уважаемую публику?
После этого всё, конечно, пошло насмарку. Никто больше не хотел высказываться вслух. И так происходило не однажды.
Максим всегда умел вставить такое, что у ребят руки опускались и замирал во рту язык. Он жил и всю жизнь в лагере почему-то выделялся из среды. Кстати, тут он сказал бы «из понедельника». Ведь любое слово переворачивалось в голове Максима вверх тормашками и наизнанку. Скажи ему «нельзя» – он ответит «льзя». Скажи «трикотаж» – и он ответит «нет, кота ж четыре». Правда, в запасе у него было ещё много нормальных слов, даже совсем взрослых и учёных. Поэтому люди, ни на что не взирая, подходили к нему и спрашивали, если нужно:
– Как это – экстренно?
– Максим, объясни, пожалуйста: кто такой престиж?
Он объяснял всё на свете, будто ходячая энциклопедия. А настоящая энциклопедия – это куча толстых книг, где записано что угодно от А до Я. Вот и Максим тоже. Во всяком случае так казалось ребятам из отряда «Ручеёк». А как в действительности, сказать трудно.
– Максим, кто будет карьерист, по-твоему?
– Карьерист? По-моему, рабочий в песчаном карьере.
Видите? Ведь это неверно! И главное, не понять, шутит он или всерьёз. Максим любил вредничать и приводить людей в замешательство. Иногда любил обзывать с добавлением нехороших слов. Но если кто-нибудь говорил в ответ похожие колкости, он сразу возмущался этим.
– Ты плохо воспитан! – кричал и уходил – нос в потолок.
А ещё, только огляделся в отряде, он стал давать всевозможные прозвища людям. Посмотрел на Вовика Тихомирова, как он ест. Посмотрел, засмеялся, сказал:
– Ничего себе. Вот это Пищеглот!..
Когда вышли из столовой, Максим опять:
– Эй, Пищеглот! Ребята, его надо звать Пищеглот!
Некоторые тоже засмеялись и начали дразнить Вовика не покладая рук. Один Ковалёв из первой звёздочки старался больше всех. Он приставал к парню, как репейник. Он бегал за ним, толпился перед ним и всю дорогу вопил:
– Пищеглот, Пищеглот! Хе-хе, Пищеглотик!
А вдобавок чуть не падал от восторга:
– Ох, умора! Ну и прозвище! Никогда не слышал такого! Цирк!
Каково было Вовику, каждый понимает. Что думал при всём этом Ковалёв, невозможно понять. Зато потом обстановка резко изменилась, и мысли Ковалёва изменились к лучшему. Только сперва произошла поучительная история, а для него так даже проучительная. Потому что Максим вдруг рассердился и сказал злому насмешнику:
– Ну, что ты заладил? Уши вянут и уже не смешно. Трындычиха!..
Ковалёв разинул рот, и ему стало не до Вовика. А кое-кто мгновенно обрадовался, подхватил:
– Трындычиха! Правильно, Трындычиха! Смотрите на него!
Теперь догадываетесь, какой вывод ударил в голову Ковалёва? И поделом ему, будет знать! Легко хохотать и смеяться, когда сам без клички гуляешь. А когда сам испытаешь обиду, то поймёшь, запомнишь урок.
Между прочим, Галя была, конечно, против дразнительных выражений. Если слышала, то заставляла извиняться на месте преступления. А это многие не любили и потому быстро образумились, коль на то пошло. Из кличек они оставили самые необходимые – про Колю, например, что Колобок. Но это уже не беда… А которые не сразу послушались Галю, тех невольно образумил Максим. У него здорово получалось. Так же, как с Ковалёвым. А ещё у него нашёлся и другой способ против несознательности некоторых октябрят.
Всё получилось из-за того, что в дразнительный период жизни «Ручейка» Максиму тоже перепало. Юля Цветкова придумала ему в отместку потешное название: Ундервуд. Не Вундеркинд – это значит невероятно талантливый ребёнок, а как раз наоборот – Ундервуд. А это, честно говоря, обыкновенная старая машинка, на которой печатают буквы. И что же? Максим расстроился, взбесился? Нет! В том-то и фокус, что нет. Он спокойно вышел из положения, а кличка отскочила от него, как от стенки горох.
Бывало, ему кричат:
– Э, Ундервуд!
Максим идёт и в ус не дует.
– Ундервуд! Ундервудище! – надрывается шутник со всех сил.
А он опять ведёт себя так, будто собака лает – ветер носит, его не касаясь. Только когда уже схватят за руку или возникнут поперёк дороги, он остановится и ответит врасплох:
– Ундервуд? Неужели? А меня звать Максим Николаевич. Будем знакомы.
Видали, какой хитрец! Но зато по его примеру многие тоже сообразили не обращать внимания на прозвища. Вот в чём снова была поучительная история. Вот ко всему прочему как Максим выделялся из среды.
Самое удивительное здесь, что с одного боку он был вроде отрицательный парень, а с другого – наоборот. Случалось, он хорошо влиял на товарищей своими подначками и придирками. Нарочно или нет, но он здорово помогал воспитателям. Вот, например…
Стоят однажды на веранде двое. Стоят себе и плюются – у кого длиннее полетит. А тут, откуда ни возьмись, Максим.
– Что, – говорит, – выясняете, кто из вас больше верблюд?
Он так сказал и пропал из виду. Его и в помине нет, а двое всё переживают и уже не хотят ставить рекорд по плевкам.
А в другой раз другая парочка поссорилась из-за чего-то. Ну, дело ясное: приготовились драться на кулаках. Один кричит:
– Вот как дам!
Второй кричит:
– Попробуй! Сам улетишь выше дерева!
В это время подходит Максим и слегка вмешивается:
– Эй, погодите! Не начинайте. Всем интересно драки смотреть. Сейчас я сбегаю, позову людей, тогда уж приступите с удовольствием…
Он исчезает в сторону, а забияки моментально мирятся всем назло. Вот ведь приёмчик! Максим не уговаривал, не стыдил, но добился успеха не хуже самой Гали. Поразительно!
И всё-таки заодно с полезным он сплошь да рядом обыкновенно вредничал направо и налево. Многие ребята не любили Максима за это, и в этом хорошего мало. Но ещё хуже было другое: Максим сам не любил никого в отряде и долго никого не уважал.
Читать он научился в пятилетней молодости. В школе получал поэтому замечания, что не умеет по складам, а всё – как пулемёт. И он подумал тогда: какие же глупые вокруг люди. Между прочим, его папа тоже так думал и говорил, а про Максима говорил вслух, что весьма развитой, подающий надежды мальчик. Вот с тех пор и перестал уважать простых товарищей, которые бывали развиты не весьма. Правда, порядок в лагере Максим не нарушал, был вежливый и во всех мероприятиях участвовал, если Галя просила. Но если к нему подходили без всяких: «Эй, Максим, будешь в футбол?» или «Бежим с нами, дело есть!» – он каждый раз в таких случаях задирал нос и говорил: «Это не входит в мои планы. Вам бегать, баклуши бить, а мне надо умственно развиваться. Уж извините…»
У него и правда были собственные планы на целое лето. Они сочинили и разработали вместе с отцом. И даже записали на бумажке. Там стояли пункты 1, 2, 3… А всего было восемь. По пунктам деловой Максим хотел выучиться плавать в воде, прочитать два тома писателя Житкова и ещё многое. Ни у кого, конечно, такой замечательной бумажки не водилось, тут ничего не скажешь. И всё-таки ребята не завидовали Максиму. Очень скоро они перестали приглашать его с собой или в игру. Может, поэтому он и вредничал напропалую – с досады и обиды?
Как-то раз Надежда Петровна читала на прогулке «Денискины рассказы». Ребята сидели под деревом и слушали, кто не прочь. Потом все начали обсуждать прочитанное. А потом воспитательница что-то задумала и вдруг спрашивает Юлю Цветкову:
– Скажи нам, пожалуйста: а у тебя какое заветное желание?
– Пускай будет мир во всём мире! – как из пушки отвечает она.
– А у тебя, Люда?
– Пускай никто никогда не болеет и не умирает, – тоже мгновенно говорит Люда Набережная и спрашивает сама: – Вам нравится, Надежда Петровна? Хорошо я придумала, да?
– Очень хорошо, – говорит на это воспитательница, но потом добавляет к слову: – А теперь давайте попроще. Давайте помечтаем, пофантазируем, почудим. Попробуйте-ка придумать что-нибудь волшебное.
Тогда одна тихая девочка Марина из четвёртой звёздочки и говорит:
– Если не будете смеяться, то лучше всего я превратилась бы в речку. Текла бы и текла. А по мне – красивые белые пароходы. А по берегам – деревья и красивые белые цветы. И люди в меня ныряют и пьют из меня. Всем хорошо, и мне тоже. Я большая-большая, вся такая солнечная, светлая, сильная…
Тут некоторые слегка улыбнулись, но не обидно. Вася Груднев прикинул, что можно отличиться, и говорит за себя:
– Хочу быть храбрым, чтобы ничего не бояться! Чтобы с Исаакиевского собора даже прыгнуть вниз…
– На асфальт, – вдруг ехидно добавляет Максим.
Вася, конечно, рассердился и поднял крик, что в воду прыгать. Но Максим его уже не слушал. Зато он прилежно слушал всех остальных и каждого поддевал без передышки.
– Хочу быть великаном. Хочу быть огромный и могучий, как столетний дуб, – пожелал Коля Смирнов.
А Максим ввернул:
– Ты и так дуб, только малолетний.
– Пускай заместо дождика капает лимонад! – размечтался Боря.
– Когда слипнешься, запоёшь по-другому…
– А я хотел бы на необитаемый остров. – Это Ромка Давыдов сказал.
Но Максим и ему не дал ходу:
– Всё ясно. Там двойки не ставят, красота!
В конце концов люди не вытерпели издевательства, заорали на Максима все сообща.
Тихая беседа под деревом превратилась в скандал и неувязку. Пришлось Надежде Петровне распустить ребят для игры на поляне. А с Максимом пришлось завести серьёзный разговор с глазу на глаз. Прежде всего воспитательница спросила:
– Ну, а у тебя, Максим, разве нет заветного желания?
– Есть, – ответил он. – Пускай бы эти тупицы поумнели.
– Ты думаешь, что главное в человеке только ум?
– Я в этом уверен.
– А доброта, честность, отзывчивость, смелость?
– Разве такие черты только у дураков?
Тут даже Надежда Петровна невольно замолчала. А потом, когда заговорила опять, Максим всё так же ни в чём с ней не соглашался. Смелости, что ни говори, у него хватало. И взрослых мыслей тоже, если воспитательницу ставил в тупик. А между тем он почему-то не мог понять самых простых вещей. Хотя бы про то, что обижает ребят и нервирует. Что без друга прожить на земле невозможно. Да и вообще, многого такого не понимал слишком заумный Максим…
Конечно, в душе у него было не так гладко, как на словах. В душе он вечно колебался и не одобрял свой характер почти каждый день. Но кто видел его странную заносчивую душу? Максима заносило и заносило на поворотах жизни, точно в гололедицу. Только не зря сказано: каждому овощу – своё время. Так и Максиму. Припало время, он тоже созрел и кое-что сообразил обыкновенно по-человечески. Сейчас узнаете, как это произошло…
Лунатик просит прощения
Шли дни, день за днём, и в этом нет ничего особенного. Но потом вдруг по лагерю стало бродить и шмыгать привидение. Представляете?! И даже не одно, а целая команда привидений в белой одежде и на босу ногу. Перед сном они до смерти пугали старших девочек, но под конец всё-таки попались. Утром их построили на линейке отдельно, и при свете дня они оказались ничуть не мёртвые, а просто мальчишки из первого отряда, за что и получили строгий выговор. Вот смеху-то было, между прочим!..
Ну, а в отряде «Ручеёк» пошли потом разговоры о всяких таких фактах и явлениях. После отбоя Боря сказал всем в своей палате:
– А то ещё встречаются лунатики, ага. По крышам ночью бегают. Умеют и по проводам – хоть бы хны…
– Известно, – сказал Вовик. – Они зелёные. Кожа у них зелёная, а так – ничего.
Тут некоторые засомневались про цвет лунатиков. Миша начал доказывать, что это – болезнь и каждый на неё способен.
– Он такой же человек, – говорил Миша. – С виду его не узнать. Он и сам может не знать, что колобродит ночью. Он колобродит и спит и поэтому всё забывает. Даже среди нас, может, найдётся лунатик, только мы не видели.
Ребята сильно разговорились в постелях, даже шум полетел и долетел до Галиных ушей. Она, конечно, пришла в спальню и навела тихий порядок. Она посидела на окошке, чтобы все заснули. Потом ушла в другую спальню проверить там крепкий сон.
И тогда Боря прошептал Коле по соседству кроватей:
– Колобок, спишь?
– Сплю.
– Постой, не надо, – попросил Боря. – Давай полежим и посмотрим: вдруг у нас тоже свой собственный лунатик?
Коля заинтересовался и сказал:
– Давай посмотрим.
И вот стали они не спать, поджидать редкий случай редкой болезни. И что вы думаете? Дождались! Нет, честное слово…
Внезапно зашевелилось одно одеяло, то есть человек под одеялом. Этот человек поднялся во весь рост. Коля и Боря затаили в груди дыхание. Перед ними был налицо настоящий, собственный, превосходный лунатик! Потому что Максим надел кеды совсем вслепую. И встал, и побрёл к двери при закрытых глазах. Ночь была светлая, летняя – ребята видели всё как на ладони. Когда Максим вышел на веранду, они растормошили тех, кто уснул, и после этого сообща повели наблюдение.
Максим прошёлся по веранде, растопырив руки. Потом опять прошёлся, ни на секунду не открывая глаз.
– Ходит, – шёпотом сказал Коля. – Он ходит, и, значит, он больной.
– Тише, разбудишь! – тоже шёпотом прикрикнули ребята.
Но Максим ничего не слышал, не видел, а просто залез на перила. Он постоял, держась за столб. Он без сомнения перебежал бы к другому столбу, потому что лунатикам такое – раз плюнуть. И надо же случиться беде! В самый ответственный момент на веранде появилась Галя.
– Так, – сказала она, – прекрасно!
Максим не проснулся.
– Как это понимать?
Максим стоял на перилах и не отвечал.
Чтобы внести ясность, Миша подбежал к вожатой и вполголоса вразумил, пока не поздно:
– Тише, тише. Он болен лунатиком. Не буди, их нельзя будить.
– Ах вот что! – сказала Галя, не удивляясь. – Хорошо, я умею обходиться с лунатиками. Все по местам, а за него не волнуйтесь. Я сегодня же вылечу его.
Даже после громкого разговора Максим остался спящим, как заколдованная царевна в сказке. Он спал так крепко, что некоторые уже не верили, а другие некоторые думали: «Ну и сильна болезнь!» Что думала Галя, неизвестно. Только она подхватила Максима с перил, вертикально установила ногами на полу. Потом взяла за руку и вертикально увела в свою комнату. Взамен оттуда вышла Надежда Петровна, чтобы угомонить возбуждение второй звёздочки. А потом события потекли таким образом…
Максим стоял да стоял в углу воспитательской, ни на что не взирая. Впрочем, при закрытом зрении он просто не мог куда-то взирать. Ну, а Галя, пока суд да дело, писала отчёт за прошедший день: чего хорошего было в отряде и как всем жилось. В общем, тишина и покой в комнате. Но вдруг Максим встрепенулся. Он встрепенулся, разожмурил глаза и вытаращил их, как удивлённая рыба. Потом воскликнул в полной панике и смятении чувств:
– Где я? Что со мной? Ничего не понимаю!
В ответ Галя сказала:
– Всё в порядке. Ты спишь.
– Да нет, – сказал Максим, – я уже не сплю.
– А я говорю: спишь и видишь странный сон.
– Это не сон, – возразил Максим.
– А что?
– Это наяву.
– Тогда объясни, пожалуйста, – задала вопрос Галя, – как ты сюда попал?
– Не знаю…
– Ну вот, не знаешь. И я не знаю. Выходит, тебя здесь нет и ты в своей постели. Повернись на правый бочок и продолжай. А когда проснёшься и совесть твоя проснётся, тогда и поговорим.
С этими словами Галя опять принялась отчитываться на бумаге и делать вид, будто она – сновидение. Ну ладно. А что было делать Максиму в таком случае? Как ему проснуться, если в действительности не спит? И вот он подумал, подумал и ничего не придумал, хотя весьма развитой. Оставалось одно: признать свою выходку, просить прощения и обещать, что в лунатики больше не играет. Максим так и выразился в конце концов. Он это отбарабанил бесшабашным тоном и хотел уже идти в палату: мол, шито-крыто и до свидания. Но тут приключилось обратное. Галя взяла и не отпустила в палату. Она угадала, что Максим извиняется для отвода глаз. И поэтому она сказала с невероятной строгостью в голосе:
– Нет, дружочек! Этот номер не пройдёт. Сегодня ты будешь наказан. Согласись, я вынуждена тебя наказать. Мало того, что не спишь сам, ты не даёшь спать своим товарищам. Ну, так вот. Чтобы не мешал и чтобы впредь запомнил, я изолирую тебя в порядке исправления…
Всё дальнейшее было ни на что не похоже. Вообразите, какой кошмарный позор! Галя велела Максиму собрать постель и уйти из мальчишеской палаты. Хуже того: она предложила пойти в палату девчоночью и улечься там и проспать, как будто это возможно, вплоть до следующего утра.
– Галя, Галечка! – взмолился Максим. – Я ведь, как ни верти, мужчина! Разве не видишь, какой я мужчина? Лучше ночь простою, а к ним не лягу!..
– Что ж, согласна, – ответила Галя, не споря. – Но не думай, в свою палату не попадёшь. Спать захочешь – ляжешь у девочек. А пока стой на здоровье, я подожду.
И вот началась небывалая бессонница. Максим пристроил постель на перила, сам ушёл в дальний угол, чтоб у Гали не на глазах. А она тем временем села с книгой под лампочкой посреди веранды. Села на стул. Стала читать.
«Чем это кончится? – уныло прикинул Максим на досуге. – Кто кого переторчит и перетерпит? Если книжка у неё интересная, то не выдержу я. Если книжка ерундовая, то она долго не протянет. Судя по всему, у меня шансов больше. Но допустим вероятность… Вероятность, что Галя…»
Тут Максим сбился с мысли и отвлёкся другим. «Веро-я-тность. Занятное словечко. Веро-ты-тность!.. Из него можно столько сложить. Вера, нет – Галя… Не хотите ли: Галя-ятность! А ещё – Миша-мытность… Впрочем, глупости всё. Вот слово «закат» куда способней. Пере-кат – пожалуйста, на воде. С-кат – это с горки. Об-кат – на машине. А на-кат? Что такое «накат»? Ведь поётся про землянку в три наката. Может быть, это высота потолка или жилая площадь пола? Тогда какого размера один накат, если на трёх помещалось сперва до восемнадцати человек?..»
Вопрос был трудный и даже не разрешимый в одиночку. Максим ни разу не видел землянки и поэтому стал смотреть по сторонам. Надо сказать, что смотрел он впустую. Кроме Гали и комаров, поблизости не водилось ни живой души. Причём Галя была сердита, а комары только зудели и впивались в кожу острыми носами. С кем тут поговоришь? Максим прихлопнул вредное насекомое на своей шее, потом прихлопнул ещё. Третий комар поглядел, что происходит, и скрылся, не связываясь с Максимом. Тогда он совсем упал духом, продолжая стоять в уголке.
Между прочим, солнце давно закатилось в чужие страны. Вернее, земля провернулась, и солнце теперь шпарило там. А здесь, вокруг Максима, сгущались сумерки, и дотлевал последний кусочек светлого неба, и наступала полнейшая ночь. Заодно текли да текли минуты, не переставая. И где-то играла музыка, но Максиму было не до неё. Прошёл пёс Джульбарс вместе со сторожем. Галя перевернула страницу. Постепенно Максим стал клониться… нет, склоняться к мысли прямо-таки незнакомой для себя. То есть раньше она была ему незнакома, а сейчас вот явилась внезапно. И даже не одна…
«Плохо, – подумал Максим, – когда человек никому не нужен, как, предположим, я. Папа говорил: «Не имей сто рублей, не имей сто друзей, а имей одну умную голову». Здорово сказано, конечно!.. Только на всякого мудреца довольно простоты. Ведь я никому не нужен впотьмах потому, что днём, при свете мне самому никто не нужен. За друга они вступились бы. А за меня – кому охота?.. Все спят не колеблясь. Галя, не колеблясь, читает. Что толку, что я умный? Умная голова, и даже на хороших плечах, – это ещё не всё, выходит. Выходит какое-то горе от ума, не больше. Так, может, Надежда Петровна и в самом деле права? Может, я всю дорогу ошибаюсь, ошибаюсь…»
И вот припомнил Максим свои плохие поступки и проступки. Вспомнил и разговор о главном в людях. Сейчас показалось ему: что-то пропустил он мимо ушей и мимо своего ума. Но вместо исправления характера и ошибочных мыслей Максим вдруг вспылил на веранде и чуть не заплакал от обиды.
– Обормоты! Кретины! – в гневе и со сжатыми кулаками шептал он. – Правильно презирал вас и презирать буду. Как любить таких недоразвитых? Какие вы мне товарищи – стадо ослов! Ведь только осёл захрапит спокойно, когда человек мучается под наказанием. Только дурак!..
В это время хлопнула дверь.
Максим осёкся и поперхнулся плохими словами. Он протёр мокрые глаза, но ничего не изменилось. Не изменилось потому, что ребята действительно высыпали на веранду. Всё его звено без исключения. И они без исключения построились вдоль перил.
– Так, – сказала Галя, отложив книгу. – Значит, солидарность?
Миша ответил:
– Да нет. Мы просто будем стоять заодно.
– И долго?
– Пока не отпустишь Максима в палату. В нашу палату, конечно. К девчонкам ему нельзя.
Ну, что тут расписывать, если нетрудно догадаться про дальнейшее. В дальнейшем Галя сказала маленькую речь по случаю всего. Вторая звёздочка намотала на ус, а потом, как и положено, вернулась на кровати вместе с Максимом. История закончилась крепким сном. Правда, один человек много ворочался в потёмках и шуршал одеялом. Но это был не лунатик, хотя и Максим. Он просто не мог успокоиться, решить что-то важное в связи с чем-то. Он всё не спал да не спал, а когда проснулся, уже трубили подъём другого дня.
В этот миг Максим бросил подушку на пол и внезапно взял слово для серьёзного заявления от чистого сердца. Он так и сказал. А ещё сказал:
– Во-первых, я никакой не лунатик. Во-вторых…
Тут он запнулся, умолк на секунду с лишним. Ребята смотрели и ждали во все глаза. Максим подскочил к двери, выглянул из палаты, прикрыл дверь поплотнее и только тогда набрался духу продолжать.
– Во-вторых, я был много неправ и признаю это. Не надо, не перебивайте, ребята! Я прошу прощения у всей звёздочки… За обиды и прозвища. За свои мысли про вас и вообще…
– Во как запел! – вставил насмешливый голос Боря.
– Ты-то молчал бы! – пихнул его Коля, а Славка Петров накинул одеяло на говорливую голову, после чего опять стало тихо.
– Ну, – сказал Миша, – продолжай.
– Всё, – сказал Максим, – я кончил.
– Понятно, – сказали остальные ребята, ничему не удивляясь. – Мы это запомним. Запомни и ты!..