Текст книги "1 АВГУСТА 1914"

Автор книги: Николай Яковлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 25 страниц)

Не удалось, полностью выполнить и этот план, немецкие войска терпели многочисленные поражения. Утром 28 августа при попытке охватить фланг XV корпуса была наголову разбита 41-я пехотная дивизия. Дивизия сама попала в окружение, и, констатируется в официальном немецком источнике, «войскам пришлось прорываться обратно через двух с половиной километровый широкий прорыв… было потеряно 13 орудий и 2400 человек… В последних боях 41-я дивизия потеряла треть своего состава, после этого последнего несчастного наступления остатки имели небольшое боевое значение». И.И. Вацетис комментирует: «Фактом разгрома 41-й германской дивизии у Ваплиц была ликвидирована единственная попытка командования 8-й немецкой армии окружить центральные корпуса ген. Самсонова». Так что же произошло в эти дни, были ли окружены крупные группировки армии Самсонова или нет? Советские военные историки дают категорический ответ – окружения не было, а шло очень беспорядочное сражение, частично с перевернутым фронтом. Осознав, наконец, превосходство сил противника, Самсонов утром 29 августа отдал приказ об отходе. Войска перемешались, и не все получили его, но сражение продолжалось с неослабевающей силой. Командир ХШ корпуса генерал Клюев писал: «Прикрывавший тыл 143-й пехотный Дорогобужский полк во главе с доблестным командиром полка, полковником Кабановым, имел славный бой с немецкой бригадой в 10-ти верстах к югу от Алленштейна. Целый день сдерживал он атаки немцев, три раза отбрасывая их штыками. Командир полка был убит, и остатки полка присоединились к корпусу лишь к ночи. На месте боя было похоронено 600 немцев, как значится на надгробном памятнике».

Немцы дрались отнюдь не согласовано, генералы часто теряли управление войсками. К вечеру 28 августа, свидетельствует официальный немецкий источник, на ряде участков, так называемого «окружения», германцы внезапно ударились в бегство. «Беспокойство, охватившее штаб 8-й армии, заставило ген. Гинденбурга отправиться на место паники и личным присутствием способствовать восстановлению порядка, но паника в районе Танненберга приняла уже стихийный характер. Навстречу автомобилю

ген. Гинденбурга неслись галопом транспорты,тяжелая артиллерия с криком: «Русские наступают!» Дороги были сильно запружены. Автомобиль командарма рисковал быть увлеченным потоком бегущих. Гинденбург при виде общей паники должен был свернуть на Остероде».

Не рассмотрел, В действительности шел отход 2-й армии, части которой огрызались огнем и часто переходили в контратаки. Потери с обеих сторон были велики, немцы шли по пятам за русскими. Вспыхивавшие схватки отличались крайней остротой. Участник боя Каширского полка, оставленного в арьергарде, рассказывает: «Около 5—6 утра из леса вышла большая немецкая колонна. Колонна шла без охранения. Это была 37-я пех. дивизия. Когда голова колонны подошла шагов на 600—800, по ней был открыт ураганный картечный, пулеметный и ружейный огонь, доведенный до стрельбы почти в упор. Немцы не выдержали и обратились в бегство, оставив на поле груды убитых и раненых. Через час то же повторилось с колонной, вышедшей из леса северо-западнее (дивизия ген. Гольца). После этого наступление затихло до 11 часов. За это время немцами был подготовлен артиллерийский огонь по Каширскому полку со всех сторон из легких и тяжелых пушек. Огонь был чрезвычайно сильный, стреляло не менее 100-150 орудий. Издали казалось, что каширцы вместе с землей приподняты в воздух. Спастись удалось немногим…»

Умирали с оружием в руках арьергарды, с отчаянной решимостью бросались на врага, выходившего на пути отхода авангарды. Генерал Клюев в мемуарах писал: «Приходилось отбиваться на все стороны». Капитан штаба XIII корпуса записывал: в ночь на 30 августа на опушке поляны отходившие части «встретил луч прожектора, а затем несколько очередей на картечь. Колонна остановилась, произошло замешательство, но вскоре части оправились. По частному почину бывших здесь офицеров выкатили 2 орудия на шоссе, 2 других поставили на соседнюю просеку, рассыпали по обеим сторонам шоссе пехоту, затем подняли и, когда вновь заблистал прожектор, встретили его ураганным огнем, а затем дружно перешли в атаку. Немцы поспешно бежали, оставив раненых и убитых. Пулеметы и орудия успели увезти. Путь был свободен».

К исходу 30 августа снова наткнулись на противника. «Немцы заняли артиллерией и пулеметами все просеки у поляны и нетерпеливо ждали подхода своей жертвы. Когда стало известно, что дальнейший путь прегражден, в колонне у всех от мала до велика явилось желание пробиться во что бы то ни стало. Быстро поданы на просеки орудия и пулеметы, был открыт беглый огонь, и части во главе с командиром Невского полка полк. Первушиным бросились в атаку. Прорыв был настолько силен и неожидан для неприятеля, что немецкая бригада здесь не выдержала и, бросив орудия и пулеметы, бежала. Около 20-ти орудий, некоторые с полной запряжкой, и большое количество пулеметов достались в руки атакующих».

Немецкое описание этого боя добавляет. «В 1-й бригаде завязалась краткая, но тяжелая схватка с русскими. В обширном лесу в сплошной пыли немецкие войска расстреливали друг друга. Ген. Тротта (командир бригады) и два батальонных командира были убиты. Потери были очень большие».

Героизм отдельных частей не мог обеспечить планомерного отхода. Штаб армии и даже штабы корпусов потеряли управление войсками. Потрясенный тем, что победоносный марш в два-три дня обернулся поражением, генерал А.В. Самсонов застрелился. В плен попали командиры XV и XIII корпусов и еще несколько генералов. Из 80 тыс. человек, входивших в эти корпуса и 2-ю пехотную дивизию, которым пришлось пробиваться с боем, вышло 20 тыс. человек, было убито 6 тыс. человек, 20 тыс. раненых остались на поле боя. В плен попало около 30 тыс. человек.

Потери немцев, за исключением, конечно, пленных были не ниже, чем во 2-й армии. Гинденбург докладывал в германскую главную квартиру: противник сражается «с невероятным упорством», Людендорф признавал, что опасения за «дурной исход операции» не покидали его до самого конца. Если бы Самсонов не утратил управления войсками 28 и 29 августа, то центральные корпуса его армии несомненно сумели бы в порядке отойти.

Немецкая военная пропаганда поторопилась раздуть «победу При Танненберге», утверждая, что только пленных было взято около 100 тыс. человек, а несметные массы русских утонули в болотах, которых в местах, где происходили бои, не было в помине. Вымыслы о случившемся имели точные адреса – подорвать веру союзников в Россию, попытаться убедить население Германии, что дела на Восточном фронте исправились Немецкие пропагандисты собрали дивиденды, на которые, видимо, не могли рассчитывать, – поражение Самсонова использовали буржуазные круги в России грезившие о власти. В местах где дрался

левофланговый корпус Самсонова, у Сольдау, случился зрителем напросившийся на фронт А.И. Гучков. В 1917 году он показал в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства: уже в августе 1914 года «он пришел к твердому убеждению, что война проиграна» на основе «первых впечатлений уже на самом театре военных действий, поражения у Солдау», которое ему довелось «одним крылом захватить»…

Исследовавший не эпизод, а всю Восточно-Прусскую операцию советский военный историк профессор А.М. Зайончковский недвусмысленен в своих выводах: «Германское командование не имело никаких оснований венчать себя лаврами Ганнибала провозглашать Танненберг «новыми Каннами», но дело не в форме, по которой были разбиты 5 русских дивизий, а в том что сами по себе «Канны» явились последним, случайным и при этом не главным этапом армейской операции 8-й германской ар ии. Русские войска в основном потерпели поражение не от германских войск, сколько от своих бездарных высших военачальников».

Как могло быть иначе, когда 1-я армия Ренненкампфа простояла без движения, в то время как решалась судьба самсоновской. Масса конницы Хана Нахичеванского жалась к пехоте,; не пошла в рейд чего смертельно боялись в немецких штабах. Только бездействие 1-й армии дало возможность Гинденбургу и Людендорфу собрать превосходящие силы против 2-й pyccкой армии. К этому нужно добавить небрежность русских штабов в пользовании радиосвязью: важнейшие сообщения шли либо oт крытым текстом, либо незамысловатым кодом, Людендорф без труда заглядывал в карты противника.

Что касается самой 2-й армии, то прав генерал Клюев: «Причины катастрофы: неготовность армии к наступлению, неустройство тыла и коммуникаций, несистематичность и чрезмерная форсированность марша, неосведомленность о противнике чрезмерная растянутость фронта, переполнение частей, брошенных в первую очередь против германцев, запасными, переутомлении от беспрерывного марша с боями, от бессонных ночей, недостатка продовольствия. Эти причины вызваны главным образом желанием спешно помочь союзникам в их тяжелом и безысходном положении, и спешка проходит красной нитью сквозь всю операцию, которую, повторяю, можно уподобить скорее кавалерийскому рейду, чем наступлению армии».

Армию А.В. Самсонова безоговорочно принесли в жертву, чтобы выправить положение на Западном фронте. Корпуса, снятые из ударной немецкой группировки, заходившей на Париж, не поспели к Танненбергу. Но их не было в сражении Марне.

Маршала Ф. Фоша никак нельзя отнести к числу любивших нашу страну. Размышляя в старости о событиях первой мировой войны, он тем не менее воздал должное России: «Большие вой

ны, особенно те, которые затрагивают несколько союзных государств, и большие сражения, разыгрывающиеся во время таких войн, нельзя рассматривать только с точки зрения каждой из участвующих в них групп сил… Мы не можем забывать о наших союзниках на Восточном фронте, о русской армии, которая своим активным вмешательством отвлекла на себя, значительную часть сил противника и тем позволила нам одержать победу на Марне». Ему, командующему 9-й французской армией, решившей исход битвы на Марне, это было ясно как день.

Победа в Галиции

Марна воспета на Западе. К этой саге ничего не добавить, –нельзя и буквы вставить между плотно пригнанными словами драгоценного национального эпоса Франции.

Составители того самого «Краткого стратегического очерка войны 1914-1918 гг.» видели это уже в 1918 г. Поэтому, приступая к описанию операций Юго-Западного фронта – Галицийской битвы, они сдержанно заметили: «10 (23) августа южнее Красника произошло столкновение нашей наступавшей 4-й армии с так же перешедшей в наступление австрийской армией. Этот бой, постепенно развиваясь, положил начало 21-дневному сражению на 500-верстном фронте от Вислы до Днестра, где участвовали 728 русских батальонов против 648 австро-германских, или 582000 русских штыков против 518000 штыков австро-германских. Это Галицийская битва совпала по времени с Марнской битвой 24-29 августа (6-11 сентября), в которой на 700-верстном фронте боролись 636 французких батальонов, или 508000 штыков против 480 немецких батальонов, или 390000 штыков». Написавшие эти строки по понятным соображениям не могли тогда точно подсчитать, сколько войск было по ту сторону русского фронта. Историки со временем установили – более 700 тыс. австрийцев и немцев.

Итак, в Галицийской битве с обеих сторон сражалось 1,5 миллиона человек, в то время как в Восточной Пруссии это число никак не превышало 300 тысяч человек.

Четыре армии Юго-Западного фронта сосредоточивались, имея в виду нанести концентрический удар в Галиции с севера и востока на правом фланге с линии Люблин-Холм на фронт Тарнов, Перемышль выступали 4-я и 5-я армии, а из района Ровно, Проскуров в направлении Львов—Станислав действовали 3-я и 8-я армии. Полагая, что противник придерживается плана, проданного Редлем, русское командование надеялось захватить основную группировку австро-германских войск в приграничной полосе, окружить и разгромить ее, не дав отойти к Карпатам. К сожалению, отнесение Конрадом линии развертывания внутрь не дало возможности ударить по флангам, и русские армии натолкнулись частично во встречном сражении на огневой фронт.

Пока сосредоточивались ударные русские группировки, вся граница полыхала – с обеих сторон выбрасывались разведывательные отрады, иногда до бригады. В некоторые приграничные русские города врывались немцы или австрийцы. Поведение их было неописуемо – массовый грабеж, расстрелы заложников, насилия над женщинами. В Ченстохове было расстреляно 18 человек, богатейший Ясногорский монастырь был разграблен и осквернен. Немецкая солдатня устроила там дикие оргии, куда сгоняли местных женщин.

Местом жуткой, кровавой бойни стал Калиш. В официальном сообщении главного управления генерального штаба России сухо перечислялись только считанные злодеяния, совершенные по приказу немецкого командования: «Когда президент города Буковинский, собрав с населения по приказу генерала Прейскера 50 тысяч рублей, вручил их немцам, то был тотчас же сбит с ног, подвергнут побоям ногами и истязанию, после чего лишился чувств. Когда же один из сторожей магистрата подложил ему под голову свое пальто, то был расстрелян тут же у стены. Губернский казначей Соколов был подвергнут расстрелу после того, как на вопрос – где деньги? – ответил, что уничтожил их по приказанию министра финансов, в удостоверении чего показал телеграмму». Местных жителей расстреливали на каждом шагу:. «трупы лежат неубранными на улицах и в канавах… За нарушение каждого постановления генерала Прейскера приказано расстреливать десятого».

Люди 1914 года были потрясены; вести о чудовищных зверствах потоком шли из Бельгии, Франции, России-отовсюду, куда вступал кованый сапог немецкого солдата. Мир еще не знал фашизма,Освенцима,Дахау гитлеровского геноцида,но разве не вещими, в свете узнанного нами в 1941 –1945 годах, звучат наивные слова предисловия к книге, составленной по документам и показаниям очевидцев, «Немецкие зверства», выпущенной в 1914 году в Петрограде :

«На поверку вышло, что немецкие офицеры, в особенности цвет их – пруссаки, лишены нравственных понятий культурного человека, потому что только нравственный урод или половой психопат способен на глазах родителей убить их ребенка или изнасиловать их дочь, или в присутствии оскорбленной и униженной девушки расстрелять ее отца только за то, что несчастный осмелился протестовать против наглого и циничного обыска, произведенного немецким лейтенантом. Пусть об этой предсмертной пощечине, полученной прусским наглецом, помнят наши внуки и правнуки, чтобы они знали, какой зверь, похотливый и кровожадный, таится в немце, выжидая лишь момента, когда ему позволено будет дать волю своим низменным инстинктам… Военная гроза пройдет, заживут раны, но память о зверских выходках швабов не должна глохнуть, и пусть всеобщее презрение будет возмездием рыцарям немецкой доблести».

Уже тогда, в августе 1914 года, хорошо знали, что враг систематически нарушает законы и обычаи войны. Пытки и убийство пленных в руках германцев и австрийцев были не исключением, а правилом. В первые недели войны немцы стали применять разрывные пули дум-дум, запрещенные Гаагской конвенцией. Мирные города беспощадно обстреливались из тяжелых орудий. Тот же Калиш перед уходом немцев был разгромлен артиллерийским огнем, сотни жителей погибли…

Русские командующие, зная о происходящем, сжав зубы, методично готовили. общее наступление, отклоняя настойчивые просьбы выгнать врага из того или иного города. Когда и верховный главнокомандующий попытался побудить командующего 8-ой армией А.А. Брусилова выбить австрийцев из захваченного Каменец-Подольска, то получил отказ. «Разбрасывать свои силы перед самым началом боевых действий я не считаю возможным, – телеграфировал Брусилов. – Когда я перейду в наступление и вступлю на австрийскую территорию, то эта колонна, боясь быть отрезанной, сама побежит назад без всякого понукания».

Так и случилось. Стоило Юго-Западному фронту прийти в движение, писал Брусилов, австрийцы «спешно покинули Каменец-Подольск и полностью вернули контрибуцию, которую собрали с жителей города. Это было совершенно естественно» потому что они хорошо знали, что если они возьмут контрибуцию с жителей Каменец-Подольска, то я, в свою очередь, заняв Тарнополь, Трембовлю и Чортков, не пощажу этих городов и обложу их такой же, если не большей контрибуцией». Впрочем это были в основном угрозы: не в обычае русской: армии предавать разграблению занятые города. Брусилов после занятия Львова заверил явившуюся к нему депутацию от городского управления: «Никакой контрибуции на город, накладывать не буду «.

Хотя облик врага вырисовывался достаточно четко, русские войска придерживались рыцарского кодекса ведения войны. В традициях соблюдения его и был воспитан офицерский корпус. Отступление от кодекса, помимо прочего, считалось вредным для успеха на поле боя. Нарушители немедленно призывались к порядку. Сплав этих соображений проявлялся даже по пустяковым поводам. Инспектор артиллерии Юго-Западного фронта во время Галицийской битвы делает замечание: «Командиру 3-го дивизиона 4-й арт. тяжелой бригады. Командир корпуса категорически запретил обстреливание города Ярослава. Вашу стрельбу по башне костела, где предполагался (?) неприятельский наблюдательный пункт, считаю бесцельным вандализмом и показывающую непонимание тактики, так как в Ярославе много крыш, могущих быть наблюдательными пунктами. Тратить на это дело 6 дм бомбы нельзя. Мне стыдно за эту стрельбу и за Вас». По понятиям русской армии, замечание генерала офицеру – серьезное взыскание.

Галицийская битва продолжалась месяц с небольшим (18 августа – 21 сентября 1914 года). Ставка требовала от Юго-Западного фронта вести не только «стремительное», но даже «непреклонное ураганное наступление». Терминология непривычная для штабных документов! «Такая спешка, – отмечал А А. Брусилов, – была вызвана необходимостью помочь англо-французам, которым приходилось плохо, чтобы нашими наступательными действиями оттянуть хотя бы часть вражеских сил с их Западного фронта на Восточный, против нас».

С потрясающей быстротой сражения в Галиции сменяли друг друга – у Красника и Томашува (Люблин– Холмская операция), на реках Золотой Липе и Гнилой Липе (Галич-Львовская операция) , бои у Городка. Русские войска с тяжелыми боями шли вперед, отбивая постоянные попытки австрийцев и немцев перейти в наступление. Поражение Самсонова побудило русские штабы быть осмотрительнее, и продвижение носило очень упорядоченный характер, даже с чрезмерной заботой о флангах. Но стратегически наступление было дерзким – командование фронтом презрительно игнорировало вполне реальную угрозу удара 8-й немецкой армии из Восточной Пруссии в свой тыл. Русские генералы признали тактическое умение немцев, но не верили в их стратегическое искусство. В этом они оказались правы.

В оперативно-стратегическом очерке советского военного историка Ф. Храмова «Восточно-Прусская операция 1914 г.», вышедшем в 1940 году, т. е. в самый канун Великой Отечественной, подчеркивалось: «До войны (1914 года – Н.Я.) германцы считали русские войска – в тактическом отношении слабо подготовленными. Однако ход всей операции показал обратное. Тактическая подготовка русских войск оказалась не ниже германской, а подготовленность русской артиллерии,бесспорно, стояла выше германской. Это подтверждается рядом замечательных тактических побед, одержанных русскими под Гумбинненом, у Орлау, в районе Ваплица и другие.

Германское, командование, ценою принесения в жертву своей союзницы Австро-Венгрии, оттеснило русских из Восточной Пруссии. Но это было достигнуто не столько мужеством и отвагой германских войск, сколько результатом ошибок, допущенных в этой операции русским командованием». Так отдались германские операции в Восточной Пруссии в Галиции.

Конрад 1 сентября умоляет Гинденбурга направить оба корпуса, прибывшие из Франции, в район сильнейшей австрийской крепости Перемышль. Несмотря на панику в Вене, тот отказался. Австрийское командование засыпало Мольтке просьбами бросить высвободившуюся 8-ю немецкую армию в тыл русского Юго-Западного фронта в направлении на Седлец. В телеграмме верховного главнокомандующего Австро-Венгрии эрцгерцога Фридриха Вильгельму II от 3 сентября просматривалась глубокая обида на Германию: «Исполняя верно наши союзные условия, мы пожертвовали Восточной Галицией во имя успеха наших операций между Бугом и Вислой с целью притянуть на себя главные силы России. Нас беспокоит, что немцы отмахиваются от общего наступления на Седлец. Для поставленной нами великой цели низвержения России наступление немецких сил на Седлец имеет решающее значение и является неотложным». Безрезультатно!

Перехваленные Гинденбург и Людендорф просто не были способны на смелый удар прямо в тыл Юго-Западного фронта. В те недели, когда Австро-Венгрия терпела унизительные и тяжкие поражения, они, бросив союзницу на произвол судьбы, выталкивали русскую 1-ю армию из Восточной Пруссии. В крайне бесцветной операции «победители при Танненберге» выдающимся образом продемонстрировали свое скудоумие. Вверенные им войска, много сильнее 1-й армии, совершили массу бесполезных переходов, «охватывая» пустые места – русские генералы после неудачи Самсонова стали много осторожнее.

Заплатив чрезмерную цену за пренебрежение к русской пехоте под Гумбинненом, германцы теперь крайне неохотно атаковали в лоб русские позиции. Героическая 43-я пехотная дивизия отбила врага, превосходившего ее в четыре раза! Людендорф потом жаловался на «неприступность» русских оборонительных сооружений. На деле обороняющиеся здесь имели всего-навсего окопы полного профиля без искусственных препятствий. Темпы отхода определяли русские, а не германские войска. Генерал Франсуа разочарованно обнаружил: «Главные силы русских от преследования ускользнули. Корпуса (германские) двигались скученно на Гумбиннен. На пути следования происходили задержки и даже имели место случаи взаимного обстреливания».

К середине сентября немцы, восстановив границу Восточной Пруссии, уткнулись в прочный русский фронт на Немане. В совокупности поражение Самсонова и потери войск Ренненкампфа ослабили русскую армию примерно на 8%.

Тем временем Юго-Западный фронт поставил австрийскую армию перед лицом катастрофы. Немцам нужно было принимать срочные меры для ее спасения. О согласованных действиях не могло быть и речи, в затяжной склоке «терялось дорогое время в тяжелой для австро-германского командования обстановке. Оказывается, когда дело касалось персонального престижа, такие требования были не только в русской, но и в хваленой германской армии», – писал Маршал Советского Союза Б.М. Шапошников, молодым офицером сражавшийся в Галицийской битве. Последовали неизбежные, безрезультатные импровизации, но положение осложнялось с каждым днем: русские шли к Верхней Силезии, району, куда более важному для Германии, чем Восточная Пруссия. Пришлось срочно тянуть германские резервы на австрийский фронт.

От вторжения русских войск Германию спасло не сопротивление австро-немецких войск, а нараставшая нехватка снарядов на Юго-Западном фронте, i С первых же дней боевых действий выяснилось, что артиллерия начинала бой, вела его и решала исход. Противник называл русскую артиллерию «волшебной», своя пехота боготворила ее, именуя «спасительницей». В отчете в русский генеральный штаб в период Галицийской битвы подчеркивалось: «Блестящие, выше всяких похвал, действия артиллерии в техническом (стрелковом) отношении заслужили полное одобрение и восхищение, наша артиллерия стрелять умела, она не забыла уроков полигонных, и каждый раз, когда надо, она давала то, что может дать современная артиллерия в умелых руках». Ужасающий урок был преподан австро-германской пехоте. В первое время войны она наступала густыми цепями с интервалами между пехотинцами в метр, двигавшимися на 100-200 метров друг за другом. Советский специалист Е.З. Барсуков отмечает: «Шрапнель 76 мм пушек русской артиллерии находила себе обильную жатву в скоплении 3000-4000 человек открыто наступавшего неприятельского пехотного полка на площади до 2 км по фронту и не более 1000 шагов в глубину; не исключением бывало, что наступавшая таким образом австро-германская пехота, попадая под убийственный огонь шрапнели 76 мм полевых пушек, уничтожалась почти до последнего человека».

Австро-германская артиллерия в ходе Галицийской битвы была жестоко наказана за промахи предвоенной подготовки – стрельбе только с открытых или полузакрытых позиций. Классический пример дала русская гаубичная батарея мортирного дивизиона в бою под Тарнавкой 26 августа, сумевшая, выпустив всего 200 гранат, прекратить огонь шести немецких батарей. На вражеской позиции было захвачено 34 орудия, вокруг них лежали перебитые расчеты и лошади. Немцы сунулись было вывезти орудия из-под огня, но тем лишь умножили свои потери…

Пехота Юго-Западного фронта шла вперед под оглушительный грохот своей артиллерии. Стрелковые начальники требовали вести огонь не только по видимым целям, но и для поддержания морального духа, звукового и зрительного эффекта. При таком темпе стрельбы «случайно падавшая на тело орудия шапка орудийной прислуги загоралась, как в печке». И было от чего – инспектора без восторга отмечали частые случаи, когда орудийные стволы от продолжительной и скорой стрельбы разогревались «до красного накаливания». Отсюда чудовищный расход нарядов – батареи Юго-Западного фронта (имевшего свыше 2000 орудий) расстреляли за три недели по 1000 снарядов на орудие, т.е. запас, заготовленный на всю войну. Во всяком случае, так считало командование (к обоснованности этих расчетов мы еще вернемся), атаковавшее тыл категорическими требованиями подвести снарядов.

На ближайших тыловых складах их не оказалось, и 21 сентября фронт приостановил операции, прося Ставку «местные парки довести до 100 патронов на орудие», ибо с 15 сентября их было «всего лишь 25». Сведения о снарядном голоде молниеносно разнеслись по фронту, просочились в тыл и произвели гнетущее впечатление. Пришедшие по пятам за поражением армии Самсонова, они ставили под сомнение способность страны вести войну. Доморощенные стратеги сокрушенно качали головами, молниеносно распространялись дикие слухи. Подхватив и усилив их, буржуазия открывает злобную кампанию против «бездарных царских генералов».

Осенью 1914 года тяжелая клевета еще не смогла подавить здравый смысл – Юго-Западный фронт одержал блистательные победы. Австро-венгерская армия лишилась 45% своего состава – 400 тыс. человек, из них 100 тыс. пленными. Было брошено свыше 400 орудий! Австрийские дивизии, потерявшие в среднем по 7,5 тыс. человек, были обескровлены. Перемышль попал в осаду, открывалась дорога на Венгерскую равнину.

Юго-Западный фронт добился внушительных успехов относительно умеренной ценой, потеряв 230 тыс. человек, или по 4,5 тыс. человек в среднем на дивизию.

За тридцать три дня Галицийской битвы русские войска продвинулись на 200 км, в сражении на Марне немцев удалось отогнать на 50 км. Бои на Юго-Западном фронте изобиловали примерами не только умения, но и выдающейся доблести русских воинов. 8 сентября 1914 года у города Жолква штабс-капитан П.Н. Нестеров в воздушном бою таранил вражеский самолет с тремя летчиками. Легендарный русский военный летчик при этом погиб, а г. Жолква ныне носит название Нестеров.

Из Галицийской битвы Австро-Венгрия вышла с подорванными силами, отныне, вплоть до самого конца войны, ее армия, на Восточном фронте могла держаться только при прямой немецкой поддержке. В сентябре 1914 года русские войска, оставив за собой Галицию, готовились нанести решающий удар по австрийцам, бежавшим за Карпаты и откатившимся к Кракову.