Текст книги "1 АВГУСТА 1914"

Автор книги: Николай Яковлев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 25 страниц)

Начатая буржуазией кампания о сепаратном мире, как и другие надуманные утверждения, имела в виду не заботу о судьбах России, а диктовалась своекорыстными интересами капитала свалить соперников у власти, одновременно предотвратив революционный подъем масс.

ГАУ требует

В те самые дни, когда правительство забрасывалось увесистыми обвинениями с думской трибуны, а в стране все еще чествовали брусиловских героев, решительный и дерзкий демарш в отношении верховной власти предприняло Главное артиллерийское управление. Был ли он согласован с действиями руководителей «общественности» сказать наверняка нельзя, но дата многозначительна – 2 ноября 1916 года. Именно в этот день на стол военного министра лег доклад начальника ГАУ № 165392, посвященный, на первый взгляд,специальному вопросу,– программе заводского строительства. На деле то было ультимативное требование немедленной перестройки всей экономической жизни России.

В докладе категорически высказалась та часть командования армии, которая, окрыленная брусиловским прорывом, считала, что, хотя впереди тяжелые бои, кризис миновал. На фронт идет могучий поток вооружения и боеприпасов, повторение года 1915 невозможно. Текущие задачи боевого обеспечения действующей армии не волновали составителей, исходивших из того, что они в общем достигнуты. ГАУ заглянуло в будущее, настаивая на коренной перестройке народного хозяйства.

Конечно, «программа» была «привязана», хотя очень условно, к нуждам бушевавшей войны. В документе говорилось: «Неизвестно – когда кончится война. Все делавшиеся на этот счет предсказания до сих пор не оправдались. Враг еще не сломлен и не проявляет никаких признаков своего желания заключить мир на приемлемых для союзников условиях. Поэтому разговоры о том. что война скоро кончится, не могут иметь резонного значения. Она кончится лишь тогда, когда у нас окажется несомненный перевес в боевом снабжении, именно артиллерийском, так как только артиллерия решает ныне участь сражений, а это возможно лишь при наличии заводов, указанных в «Программе» «.

Последнее указание – не что иное, как словесное украшение документа чтобы отвести упреки, что составители его беспочвенные фантазеры. Больше того, в докладе указывалось, что ГАУ знает о возражении министерства финансов и государственного контроля против заводского строительства, а именно, что они «неизменно всякий раз при испрошении кредитов Главным артиллерийским управлением на постройку каждого нового завода выступали с категорическими протестами и исключительно во имя «государственной экономии», выставляя главнейшим аргументом единственное соображение, что данный завод для настоящей войны не поспеет… так как при самом ускоренном темпе стройки они, в услових переживаемого времени, не поспеют ранее как через 2-3 года. Следовательно, пользы ожидать от этих сооружений для текущей войны нельзя, а вред обороне, в ее нынешнем положении, будет нанесен несомненный ибо отвлекутся ресурсы людские и материальные, необходимые для нынешних военных усилий».

Эти соображения в докладе признавались неосновательными: « постройку всех больших заводов, требующих солидных сооружений и такового же оборудования, предположено завершить действительно, в течение 2– 3 лет. Конечно, этот срок можно и должно сократить по меньшей мере вдвое, если поставить это дело, как и подобает, на более коммерческую ногу и избавить строительные комиссии от многих бюрократических пут, пока этого нет – волей-неволей, приходится тянуть постройки 2—3 года. Но, когда обстановка повелительно потребует – эти путы, конечно, будут разорваны».

Утверждение не голословное – в докладе давались детальные расчеты количества материалов, необходимых для постройки заводов, и убедительно доказывалось, что Россия в состоянии выделить их, не нанося ущерба обеспечению фронта. С одним условием – установлением жесткого контроля над распределением металла, ибо «многие сотни тысяч пудов металла в сыром виде и в изделиях служат на рынке предметами самой бессовестной и открыто происходящей спекуляции». А как с транспортными возможностями, не сорвут ли поставки для новых заводов воинских перевозок? ГАУ, ссылаясь на данные министра путей сообщения, указывало: «Провозная способность отечественных железных дорог остается фактически и в значительной степени неиспользованной, причем процент неиспользованнсти для различных районов Империи колеблется от 5 до 70%».

Наконец, о людских резервах. Нужны «самые заурядные строительные рабочие: каменщики и бетонщики, плотники, столяры и просто чернорабочие. Эти категории рабочих сколько-нибудь значительного участия в работах на предметы собственно обороны не принимают и теперь. Затем, число их, даже для очень больших построек, требуется ограниченное, и они легко могут быть пополнены из команд нижних чинов и из кадров военнопленных, которые на наши заводы и фабрики, работающие на оборону, допускаются ныне лишь в очень незначительном количестве».

Деловые расчеты специалистов ГАУ в строго секретном документе для обоснования конкретной программы развенчивают миф о том, что на третьем году войны Россия исчерпала свои ресурсы. Их было более чем достаточно. Вопрос шел о рациональном использовании имевшихся и возможностях стремительного развития потенциальных. Следовательно, дело упиралось в управление.

В этом отношении ГАУ всегда стояло за самые жесткие методы. На протяжении войны оно неоднократно входило в Совет Министров, требуя перевести казенные заводы на положение мобилизованных. Работа на них должна приравниваться к отбыванию воинской повинности: «Целесообразно прикрепление рабочих к их заводам (во избежание крайне вредного факта сманивания рабочих другими заводами и оставления ими работы по политическим причинам и для полевых работ) и установление повышенного наказания за правонарушения промышленной жизни». Правительство отклонило эти предложения, сославшись на то, что претворение их в жизнь даст «повод к нежелательным толкам и волнениям». Даже царские сановники оробели перед решимостью технократов ГАУ» Конечно, это только часть объяснения – другая и, быть может, более существенная – ГАУ требовало ввести в определенные рамки и промышленников, которые не желали терпеть никаких стеснений. Как бы то ни было, не надо обладать большой долей воображения, чтобы представить себе, как собирались дисциплинировать рабочих»

Через весь доклад красной нитью проходит мысль – медлить нельзя: «Здесь, более чем где-либо, полезно помнить, что утрата времени – смерти подобна. Хотя осуществление программы потребует несомненных жертв финансовыми средствами, но эти жертвы не только будут в полном соответствии с высокой целью, ради которой они приносятся, но скоро и окупятся сторицей».

В чем же эта «высокая цепь»?

«Совершенно неизвестно, какова будет политическая конъюнктура по окончании войны,т.е. во время выработки условий мирного договора и в следующий затем период… В конечном результате каждый будет предоставлен своим собственным силам,и горе тому, у кого к тому времени не будут подготовлены боевые средства. Вот когда сослужат великую службу наши новые заводы, даже если к тому времени они не будут вполне закончены… Образование новых запасов военного времени при колоссальности сказавшегося уже масштаба настоящей войны и при безусловной необходимости значительного сокращения мобилизационного периода армии также потребует громадной мощности заводов, именно в ближайшее время после войны, к каковому эти заводы и должны быть готовы…

По окончании войны у нас появятся опаснейшие конкуренты за границей, успевшие уже за войну развить у себя до крайности военную промышленность, не подлежит никакому сомнению, что тотчас же по окончании войны начнется общая экономическая борьба, и эта борьба будет беспощадна. Если мы не будем готовы к ней, то могучая техника и наших друзей, и наших врагов раздавит нашу все еще слабую технику… И к новой войне Россия окажется отставшей от своих будущих противников еще в большей степени, чем теперь, т.к. эти противники уже успели так развить свою промышленность, что от них не потребуется впредь ни особых усилий, ни особых жертв.

Неизбежным выводом из всего приведенного выше является убеждение, что к выполнению намеченной Главным артиллерийским управлением программы военно-заводского строительства следует приступить немедлено, не теряя ни одной минуты».

Целью «Программы» было достижение Россией автаркии в сфере военного производства. ГАУ, накопившее внушительный отрицательный опыт ведения дел с иностранными фирмами, настаивало: «Ныне перед нами встает задача важности необыкновенной: хоть теперь встать на правильный путь, т.е. во что бы то ни стало избавиться по части боевого снабжения от иноземной зависимости и добиться того, чтобы наша армия все необходимое для себя получала бы у себя дома – внутри России… Без полной самостоятельности в этом отношении трудно остаться Великой Державой, несмотря ни на какие условия территории и внутренних богатств страны… Не надо терять ни одной минуты, и все, что можно сделать сегодня,– мы не имеем права откладывать на завтра. Только при полном напряжении всех сил в этом направлении возможно вывести Россию на новый путь – полной независимости по части боевого снабжения нашей армии от заграничных рынков».

Поддержание и расширение контактов с другими странами, с оттенком византийской хитрости указывалось в докладе, важно не столько для нужд бушевавшей войны, а в предвидении послевоенного периода. «Теперь, во время войны, наши союзники дают нам и деньги (займы) и принимают наши заказы… Это им приходится делать, так как иначе мы воевать не можем. Но, по отношению к будущему нельзя предаваться опасным иллюзиям и считать, что все так сохранится и после войны. Напротив, более чем вероятно, что тогда заграничные займы для нас будут если не невозможны, то крайне обременительны». Итак, не упускать военной конъюнктуры, тем более, что «многие заграничные заводы кончают наши заказы и пока охотно по дешевой цене уступят нам свое оборудование, чему уже есть примеры (если мы не дадим новых заказов), получив его, мы скоро можем пустить в ход свои новые заводы. Если же мы захотим проделать это после войны, то уже такой дешевки может и не быть».

Вопрос вопросов «Программы» упирался во взаимоотношения государства и частной промышленности. В этом отношении ГАУ требовало поломать сложившийся порядок зависимости от произвола предпринимателей. Обязательным условием осуществления «Программы» считалось решительное укрепление того, что марксисты называют государственно-монополистическим капитализмом. ГАУ властно требовало положить конец лихоимству заводчиков, беспощадному грабежу казны, ограничить аппетиты алчной буржуазии в интересах государства в целом. Всю войну Маниковский бился за то. чтобы пресечь рост прибылей, не основывавшихся ни на чем, кроме страсти к наживе. Невероятный разгул спекуляции последовал, когда в снабжение армии, начиная с 1915 года включились поднимавшиеся как грибы «общественные организации». Дело неоднократно доводилось до царя и без всяких последствий В очередной прием начальника ГАУ Николаем II между ними состоялся примечательный диалог:

«Николай II: На вас жалуются, что вы стесняете самодеятельность общества при снабжении армии.

Маниковский: Ваше Величество, они и без этого наживаются на поставке на 300%, а бывали случаи что получали даже более 1000% барыша.

Николай II: Ну и пусть наживают, лишь бы не воровали.

Маниковский: Ваше Величество, но это хуже воровства, это открытый грабеж.

Николай II: Все-таки не нужно раздражать общественное мнение».

Маниковский, конечно, не видел, что это было проявление рассчитанной тактики царизма – откупаться от буржуазии экономически, чтобы ослабить ее политическое давление. Он смотрел с точки зрения ущерба для концентрации усилий на ведении войны.

Теперь в докладе военному министру Маниковский во всеоружии опыта привел убийственные факты грабежа казны предпринимателями. В подробных таблицах показывалось сколько переплачивалось частной промышленности по сравнению с казенными заводами. Только по артиллерийским выстрелам переплата составила к исходу 1916 года 1094 млн. рублей. И было отчего – если на казенном заводе 122 мм гаубичная шрапнель обходилась в 15 рублей за снаряд то частный завод получал 35 рублей, 76 мм– соответственно 10 и 15 рублей,152 мм фугасный снаряд – 42 и 70 рублей и т.д. «Наша частная промышленность, особенно металлообрабатывающая, – говорилось в докладе, – взвинтила цены на все предметы боевого снабжения до степени ни с чем не сообразной… Хотя при сравнении заготовочных цен наших союзников с ценами нашей частной промышленности и выясняется, насколько дешевле им обходятся предметы боевого снабжения в сравнении с нами, но все же следует отметить что в общем гг. промышленники, и наши, и в союзных странах –проявили непомерные аппетиты к наживе».

Где выход? На время войны выборочное огосударствление предприятий – «как пример можно привести Путиловский завод, который до перехода в казенное управление почти не делал 6-дюймовых снарядов, с переходом же он стал подавать почти половину всего изготовляемого в России количества этих снарядов». Мощные казенные заводы должны быть эталоном цен на военную продукцию частной промышленности. «Все равно без частной промышленности военному ведомству не обойтись, и действительность показала, что эта промышленность удовлетворяет потребности армии в гораздо большей степени, чем казенные заводы».

По мнению ГАУ, частная промышленность должна после войны заняться своим прямым делом —«работать на великий русский рынок, который до войны заполнялся в значительной степени заграничными фабриками… Вот поистине благородная задача для нашей частной промышленности – завоевать свой собственный рынок .. Если же отечественная частная промышленность будет рассчитывать только на казенные заказы, правда, чрезмерно обогатившие гг. банкиров и промышленников в самую черную годину России, то она не исполнит своего долга перед родиной. А чтобы в нужное время частные заводы смогли быстро «мобилизоваться», т.е. чтобы в них не вытравливалось налаженное дело, то для этого они должны сохранить под контролем Главного артиллерийского управления ячейки тех «военных производств», на оборудование коих эти заводы получили от казны колоссальные суммы. На поддержание же работы этих ячеек казенных заказов хватит и в мирное время».

Стройный и строгий документ .охватывающий проблемы далеко выходившие за непосредственную компетенцию ГАУ. Составители не ждали окончательного утверждения предложенного, а смело заявляли, что в пределах их сил «Программа» уже выполняется. Нужно было быть большими смельчаками, уверенными в успехе каких-то предприятий, чтобы вписать в доклад военному министру: «Эти меры ясны сами по себе, они частью уже принимаются и ныне, – необходимо только не затормозить их дальнейшего развития, – а именно: надо в самом спешном порядке развивать свою отечественную промышленность, и притом в расчете не только на потребности текущей войны, но и в предвидении будущей» (курсив в тексте документа – Н.Я.).

Остается добавить немногое – имя генерала А.А. Маниковского всегда открывало список военных, входивших в масонскую организацию. Изложенное, надо полагать, в той или иной мере отразило взгляды российского масонства на экономическое развитие страны. О них Маниковский счел необходимым оповестить тех, кто доживал последние месяцы у власти, хотя и не понимал этого. На смену им, как видно из доклада, шли люди решительные, конечно, не чета дряблой массе русской буржуазии. Но они не оценили вес той самой бесформенной, безмозглой массы, которую двигал примитивный инстинкт обогащения. Последний оказался сильнее, чем сложные планы, имевшие в виду конечное благо буржуазии и во имя его требовавшие немедленных жертв. Российские скопидомы, не пожелавшие поступиться полушкой, потеряли все.

В своей книге «Боевое снабжение русской армии в войну 1914—1918 гг.», увидевшей свет при жизни автора в 1920 году, Маниковский написал о дальнейшей судьбе «Программы»; усилия ГАУ «находили лишь слабый отклик в правительственных кругах, а, напротив, гг. промышленники пользовались там особым покровительством и всегда умели находить верный путь к осуществлению своих планов… Лучшей иллюстрацией к этому может служить то обстоятельство, что тотчас же после февральского переворота гг. промышленники настояли на образовании особой комиссии с преобладанием их для уничтожения казенного строительства, что и было ими успешно выполнено».

Так, при Временном правительстве был определен предел идеям, высказанным Маниковским в тот самый краткий миг, когда он с «братьями» пребывал в эйфории в предвидении перемен.

Великий Октябрь открыл перед А .А .Маниковским иные перспективы. Он приложил свои способности к строительству новой страны, но трагически погиб в железнодорожной катастрофе в

1920 году. Обширное исследование генерала неоднократно переиздавалось, доработанное частично по сохранившимся наброскам, а главное, дополненное сухими фактологами. В предисловии к изданию 1930 года П.Е.Дыбенко написал: «Настоящая книга является необходимой настольной книгой не только для военных, но и для всех работников на хозяйственных предприятиях, связанных с задачами подготовки страны к обороне». Это правильно.

А.А. Маниковский,крупнейший знаток организации военного производства, и сказал об этом много поучительного. Что до его прогулки в страну высокой политики, монументальным памятником которой остался доклад 2 ноября 1916 года, то он сохранился почти полностью только в прижизненном издании первой части труда 1920 года. Автор, вероятно, придавал ему исключительное значение; обширные извлечения из документа взяли более 20 страниц из книги в 120 страниц. В последующих изданиях доклад решительно усечен. Экономической науке безразличны праздношатания пусть даже недюжинного ума.

Накануне

Выступать в ноябре 1916 года с теми предложениями, которые были выдвинуты в докладе ГАУ, было равносильно произнесению речей в вату. Военному министру Д.С. Шуваеву было не до них – он прослышал, что и его честят изменником. Старый служака обиделся, надулся и ходил, повторяя как помешанный:

«Я, может быть, дурак, но я – не изменник!»

Не исключение, а норма поведения министров в последние месяцы самодержавия, когда по выражению В.И. Ленина, правительство Николая Романова отличалось «беспомощностью», «дикой растерянностью» и «полной потерей головы» [10] .

Действительно, в той обстановке, которая сложилась в верхах России к исходу 1916 года, было не мудрено потерять не только ощущение реальности, но просто рассудок. Сосредоточенные усилия буржуазии сделали свое дело – над страной довлело представление о происходившем на фронте, не соответствовавшее реальности, а созданное кадетами и их единомышленниками. Силы врага невероятно, фантастически преувеличивались, кайзеровские генералы наделялись сверхъестественными качествами. Рука об руку с этим шло поношение всего русского, возводилась в абсолют «отсталость» России. Господа, засевшие в редакторских кабинетах и не нюхавшие пороха имели смелость рассуждать о боевых качествах русского солдата, всячески принижая его. Стремясь занять место царизма у руля правления Россией, руководители буржуазии не нашли более уместного способа расчистить для себя место, как со все возраставшей силой клеветать на великий русский народ. Они не видели, что эта кампания делает ее зачинщиков чуждыми для соотечественников в той же мере, в какой царизм был врагом народа.

И все же каково было военно-экономическое положение России на рубеже 1916-1917 годов? Не был же беспочвенным фантазером Маниковский! Ведь твердили об «измене», «отсталости» и прочем, а он только работал и считал – по масштабам как Западного, так и Восточного фронтов. Верденская битва, пожалуй, поставила рекорд по интенсивности артиллерийского огня. Маниковский исчислил: «Если взять расчет по той норме, сколько в течение пяти месяцев верденские орудия выпускали снарядов в сутки, и начать наступление по всему фронту, то есть от Балтийского моря до Персии, то мы могли на всем этом протяжении поддерживать из всех наших орудий верденский огонь в течение месяца. На складах у нас тогда имелось 30 миллионов полевых…»

Он, обладая избытком смелости и хитрости, умел предстать простаком перед сановниками . «Трудно, очень трудно, но на то война, чтобы преодолевать трудности. Ваше дело приказывать –мое исполнять». Исполнял, конечно, не столько по букве приказа, сколько по собственному разумению. «Таков был генерал,-любовался Шульгин, – заготовивший верденский огонь по всему фронту для спасения империи накануне революции. Но для спасения ее этого было уже мало. Не было власти…»

А какие были ресурсы? В ходе войны Россия утратила Польшу часть Прибалтики. Общие потери промышленности достигли 20% от довоенной, а в некоторых отраслях выше – по текстилю – 25%, химической промышленности 23%. Эвакуация промышленности из зоны военных действий прошла бессистемно, всего было вывезено свыше тысячи крупных предприятий. Владельцы, получив ссуды от правительства, не торопились налаживать производство на новом месте. Как так? Очень просто: они

были заняты главным образом выколачиванием новых миллионных авансов. Эвакуация на Восток существенным образом не усилила обороноспособности России.

В 1916 году добыли 2096 млн. пудов каменного угля против 2199 млн. пудов в 1913. Таким образом, не была полностью компенсирована утрата Домбровского каменноугольного бассейна, давшего в 1913 году 426 млн. пудов, хотя в Донбассе добыча значительно возросла. Выплавка чугуна с 257 млн. пудов в 1913 году уменьшилась до 232 млн. пудов в 1916, примерно так же упала выплавка стали.

По степени мобилизации промышленности (из 3,3 млн. рабочих в 1916 году 1,9 млн. рабочих, или 58% заняты в военном производстве) По этому показателю Россия находилась на уровне Германии и Франции, оставив позади Англию, где на войну работало 46% занятых. Основная группа обследованных предприятий (общее количество 2300) в России дала увеличение производства вооружения (1913 – 100%) в 1916 году до 230%, предметов снаряжения – 121%. Производительность труда на одного рабочего на заводах вооружения возросла за эти годы до 176%.

В непрекращавшихся боях летом 1916 года русская полевая артиллерия расходовала 2 млн. снарядов в месяц, именно такой ежемесячной производительности достигла отечественная промышленность к концу 1916 года. Другими словами, если в начале войны Россия, имевшая только два завода (Златоустовский и Ижевский), подготовленных для их производства, получала по 50 тыс. снарядов ежемесячно, то к концу 1916 года общее производство в стране увеличилось в 40 раз. В начале войны русская полевая артиллерия была обеспечена по 1000 снарядов на орудие, к 1917 году запас на орудие составлял 4000 снарядов – и это при ежедневной боевой работе.

В 1916 году армия получила 32 млн. снарядов, из них около 10 млн. по зарубежным заказам. Потребность в выстрелах для 76 мм орудий, по поводу чего били в набат в 1915 году, была с лихвой удовлетворена. Заводчики так «разогнали» их производство, что пришлось приложить нечеловеческие усилия, чтобы заставить их взяться за изготовление более сложных снарядов для тяжелой артиллерии. О величине приложенных в этой связи усилий говорит тот факт, что если пересчитать все изготовленные русской промышленностью в 1916 году снаряды в снарядных единицах (считая за одну 76 мм снаряд), то общий объем производства был равен 50 млн. условных единиц.

Хотя текущие потребности фронта в артиллерийских выстрелах теперь удовлетворялись с лихвой, вопрос о снарядах продолжал оставаться предметом политических спекуляций, катившихся частично по колее, накатанной «общественностью» в 1914—1915 годах. В 1916 году при ставке учредили Управление полевого генерал-инспектора артиллерии (УКАРТ), которым стал генерал Е.З. Барсуков. Главная задача управления – общее руководство снабжением, вооружением и боеприпасами, наблюдение за правильным использованием артиллерии в бою. Достижения УКАРТа безмерно превозносились в царской армии, советский генерал-полковник И.И.Волкотрубенко проницательно вскрыл неприглядную подоплеку неумеренных восторгов:

«Что касается расхода боеприпасов, то точных данных установить невозможно, так как ГАУ расход не учитывало, а УКАРТ начал свою деятельность только в начале 1916 года. Но истинных данных он не давал, чтобы не размагничивать тыл, т.е. фактически продолжал обманывать ГАУ. Известно, что в 1916 году было израсходовано около 18 миллионов снарядов, что составляло 1,5 миллиона снарядов в месяц. Однако это не мешало УКАРТ сделать заявку на подачу 4,5 миллиона снарядов (53 миллиона в год). Генерал Барсуков оправдывается, что этим они хотели напугать царя и установить в тылу твердую власть. Однако подобные трюки совершенно не давали возможности увеличить выпуск снарядов к тяжелой артиллерии, дезорганизовывали народное хозяйство, вносили хаос в снабжение». Возникал заколдованный круг – в тылу, ссылаясь на эту заявку, могли гнать «снарядный вал» в основном за счет 76 мм выстрелов!

Работа артиллерийских заводов превзошла самые смелые надежды. Если в 1914 году было выпущено 285 76 мм пушек, то в 1916 году фронт получил их 7238 плюс 220 по заграничным заказам. В войну было поставлено производство, которого не было до 1914 года: в 1915 году фронтам подали 2004 бомбомета и 1454 миномета, в 1916 году – 11 222 бомбомета и 1974 миномета.

Ахиллесовой пятой России оставалась тяжелая артиллерия, по которой противник по-прежнему превосходил нашу армию. На 1000 штыков в русской армии к началу 1917 года приходилось 1,1 тяжелое орудие, в Германии – 3,9, Англии – 2,7, Франции –3,5. Однако за этими средними цифрами крылся большой рост в абсолютных цифрах. Если общее число орудий в строю русской армии: перевалило за войну за 10 тыс. стволов, т.е. увеличилось на 45%, тяжелая артиллерия возросла в 7 раз. В начале 1917 года на русском фронте работало более 1400 таких орудий.

Несмотря на все усилия, нехватку винтовок преодолеть не удалось. Оружейная промышленность достигла пика в январе 1917 года – было изготовлено 130 тыс. винтовок при расчетной производительности русских оружейных заводов в 1914 году в 44 тыс. винтовок ежемесячно. Относительно хорошо обстояло дело с пулеметами, их производство увеличилось с 1200 в 1914 до 11 тыс. в 1916 году. Обеспечение патронами, которых было подано на фронт в 1916 году 1,5 млрд., было в общем достигнуто.

Тем не менее, даже в это время случались всплески «общественного» негодования по поводу патронного «голода». С большим пониманием дела генерал И.И.Волкотрубенко заметил: «Но патроны не делали особой погоды на фронтах. Только одна операция, предпринятая войсками Юго-Западного фронта и вошедшая в историю под названием Брусиловского прорыва потребовала большого количества патронов. Во всех остальных случаях их расход был небольшим. Все требования и вопли были отражением безответственных и порой преступных криков бездарных генералов, не хотевших воевать и отсиживавшихся в глубоком тылу».

Плюс так и не было устранено пренебрежительное отношение к разумному расходу патронов в войсках. «На них, – с сокрушенным сердцем констатировал Маниковский. – не смотрели, как на драгоценную часть боевого оружия, а как на какой-то ненужный и часто обременительный хлам; который можно и не очень беречь, а при случае, например при отступлении, и прямо бросить. Все протесты и обращения ГАУ к высшему командному составу армии и все грозные по этому поводу Приказания из Ставки особого действия не имели. А принятая потом мера в виде назначения денежных премий за доставленные патроны и гильзы, в расчете на поощрение к добросовестному сбору их, дала результаты неожиданные: начались хищения патронов со складов, парков, позиционных хранилищ и даже из своих носимых запасов самими бойцами ради получения за них обещанных денег». Этого, конечно никак нельзя было предусмотреть.

Подводя общий итог, И.И.Волкотрубенко в 1966 году писал: «Во втором периоде (1916 – 1917 годы – Н.Я.) боевое снабжение улучшилось и служба тыла сумела обеспечить такую блестящую операцию, как Брусиловский прорыв, при бездействии остальных фронтов. Рядовые работники нашей службы (подчеркнуто мною – Н.Я.), не покладая рук работали, чтобы дать армии вооружение. Но прогнившая система самодержавия, как разлагающийся труп, катилась стремительно к своей неизбежной гибели».

По простейшим видам военно– технического снабжения фронт был удовлетворен. Так. при месячной потребности в колючей проволоке в 1,5 млн. пудов все тыловые склады были завалены ею, и Ставка просила прекратить дальнейшую доставку. К концу 1916 года на складах скопилось более 6 млн. пудов колючей проволоки. В 1916 году в армию поступило 1 8 млн. ручных ножниц для резки колючей проволоки, миллионы единиц шанцевого инструмента и прочего.

Однако размах и сложность войны выдвинули такие потребности, которые на русском фронте далеко не удовлетворялись. Так. на 1 января 1916 года в армии было 240 радиостанций и 4 тыс. телефонных аппаратов, за год поступило еще 802 радиостанции и 105 тыс. телефонных аппаратов. Этого все же было мало, не говоря уже о том, что они были преимущественно иностранного происхождения.

Русская армия вступила в войну слабо обеспеченной автомобильным транспортом, было всего 679 автомобилей. К началу 1916 года в армии уже было 5,3 тыс. автомобилей, за тот год прибыло, еще 6,8 тысяч. Абсолютные цифры внушительны, но для сопоставления можно указать что вдвое меньшая по численности французская армия имела к концу войны 90 тыс. автомашин.

В 1914 году Россия, имевшая около 300 самолетов, вероятно, занимала первое место среди воюющих держав по военной авиации. В 1916 году русская армия располагала более, чем 700 самолетами. Но этого было мало. В Германии, Франции, Англии самолеты выпускались тысячами, союзники отправляли в Россию только устаревшие образцы. Авиапромышленность России была слабой – к 1916 году она дала 1,1 тыс. самолетов против 4,6 тыс. в Германии. Развитие военной авиации как и расширение автопарка, Россия могла связывать главным образом с закупками за рубежом. Особое Совещание в 1916 году приняло решение о доведении русской военной авиации почти до двух тысяч самолетов, выполнение его зависело в основном от заграничных поставок. В начале 1917 года Россия просила союзников доставить в ближайшие 18 месяцев 5,2 тыс. самолетов.