Текст книги "Повести об удачах великих неудачников"

Автор книги: Николай Шпанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)

16

Прошли годы. Ленуар решил навсегда остаться в Ла-Варенне, куда привело его бегство от революции.

Франкфуртский мир был давно заключен. Обязательство правительства Тьера об уплате пятимиллиардной контрибуции победителям быстро претворилось в реальную форму непосильных налогов и тягот для рабочей и земледельческой Франции. От грозной Коммуны ничего не осталось, кроме могил на Пер-Лашезе. «Законность» и «порядок» торжествовали.

2600 слесарей, медников, литейщиков,

   1600 плотников, столяров, мебельщиков,

      1500 башмачников, кожевников, шорников,

         100 конторщиков, приказчиков, чертежников,

            528 ювелиров, часовщиков, гранильщиков,

               106 учителей математики, литературы, танцев,

артисты, кучера, художники, ассенизаторы,

   студенты, гарсоны, кровельщики, портные,

      их жены,

         матери,

            сестры,

               сыновья,

                  дочери, —

все в возрасте от восьми до восьмидесяти лет, кто был на баррикадах и около баррикад;

все, кто дрался с оружием в руках,

готовил пищу бойцам,

перевязывал их раны,

оплакивал мертвых;

кто говорил о них без пены злобы,

кто думал о них, как о честных бойцах за правое дело, —

все, все, все,

все нашли возмездие по формуле Тьера: «именем закона, на основании закона, при помощи закона».

Закон буржуа, защищающих свою собственность, был суров. Он определил для коммунаров только две кары:

3000 человек – расстрелять!

10 000 – сослать в колониальную каторгу!

Самый призрак Коммуны был погребен.

Ленуар чутьем стяжателя, дрожащего за свое добро, старался проникнуть в смысл эпитафии, начертанной Гюго на стене коммунаров:

«Они обращаются к будущему со словами сострадания, а не мести».

Ленуар полагал, что ничего, кроме мести, не завещали парижским стенам француз Даррак, поляк Домбровский и, может быть, даже старый итальянский патриот Маринони.

Нет, довольно – Ленуар не вернется в Париж. Провинциальная Франция благонамеренней и патриархальней. Здесь, в тихом Ла-Варенне, он останется навсегда, здесь попытается вернуть себе утраченное благополучие.

Но благополучие заставляло себя ждать. Французская промышленность оправлялась слишком медленно. Она не могла, как прежде, быстро обновлять свое силовое хозяйство. Спрос на газовые машины был очень незначительным, и производство Жана влачило жалкое существование.

Черт побери! Маринони был, по-видимому, не так далек от истины, предсказывая, что не только рабочим придется расплачиваться своими боками за воинственную прогулку немецких генералов. «Пострадают и карманы господ-фабрикантов», – говорил старик. Так и выходило.

В добавление ко всему, уход из Франции немецких полков явился сигналом к новому нашествию: им на смену явились мирные завоеватели – немецкие купцы. Эти пасынки мирового рынка, еще не могущие по-настоящему конкурировать со старыми промышленными странами, как саранча, устремились сюда на разведку. Правда, они пока больше покупали, чем продавали. Но это никого не могло обмануть. Промышленная Европа понимала, что им нужны образцы.

Одним из первых, кто обратился к Ленуару за машиной, был австрийский немец Пауль Хенлейн. Хенлейн придирчиво осматривал и даже ощупывал каждую деталь двигателя, а когда его запустили, прислушивался к его дыханию, точно врач к биению сердца больного. Он ревниво проследил за расходом газа и наконец дошел до того, что не случалось еще ни с одним заказчиком: потребовал взвесить машину. Для такой операции сооружение оказалось слишком громоздким, но Хенлейна это не смутило: он настоял на том, чтобы двигатель разобрали и взвесили каждую его часть в отдельности. А выяснив, что в машине полторы тонны, всплеснул руками:

– О, колоссально! О том не может быть и речи. Вес нужно уменьшить по крайней мере втрое.

Этот чудак весьма удивил Ленуара.

– Какое же значение имеет вес, если машина исправно работает?

– О, вы ничего не понимаете! Разве можно поднять такую махину в воздух? Она поглотит всю подъемную силу моего корабля.

Перед Ленуаром промчалось воспоминание о «кирасирском аэронавте». Неужели так быстро? Германия уже нуждается в двигателе для управляемого аэростата?

Приходилось поверить и в это. Перед Жаном стоял не легкомысленный кавалерийский офицер, а солидный инженер. Оказалось, что он спроектировал управляемый аэростат объемом в две тысячи четыреста кубических метров. Сигарообразная оболочка должна иметь пятьдесят метров в длину и девять и две десятых метра в диаметре.

В качестве двигателя изобретатель решил применить мотор Ленуара, а как горючее – светильный газ, который наполнит оболочку аэростата.

После демонстрации модели аэростата в Майнце и изучения проекта компетентными специалистами Хенлейну удалось организовать целое акционерное общество для постройки и эксплуатации воздушных кораблей.

В глазах Ленуара деньги делали серьезным всякое предприятие, а серьезное предприятие всегда заслуживает внимания.

Ленуар занялся заказом Хенлейна.

Предстояло решить две основные задачи, поставленные заказчиком: снизить вес двигателя и уменьшить расход газа. Хенлейну был дорог каждый кубометр светильного газа, перешедшего из оболочки аэростата в цилиндр двигателя. Потеря его означала и потерю подъемной силы корабля.

Хотя Ленуар и пообещал немцу вплотную заняться этими вопросами, но сам он хорошо понимал, что второе требование невыполнимо. Он даже не представлял себе, как подойти к решению этой задачи, – ведь не случайно его двигатель стяжал себе кличку «пожирателя газа».

В конце концов Жан решил, что и это не так существенно. Если дать немцу действительно легкий и надежный мотор, он должен будет его взять. Ведь ничего иного рынок ему не предложит!

Ленуар устремил все свои усилия на понижение веса мотора. Быть может, он был первым человеком в истории двигателестроения, кто задумался над такой задачей. Ему не могли помочь ни опыт предшественников, Ни практика современников. Оставалось придумать что-то свое.

Несколько месяцев ушло на эту работу. Зато, когда новый четырехцилиндровый двигатель был собран, Ленуар и сам пришел в восторг от его изящества и легкости. Он весил всего двести тридцать три килограмма! Испытав мотор, Ленуар получил мощность в 3,6 лошадиной силы при заданных девяноста оборотах. Расход газа, к удивлению самого конструктора, понизился с прежних трех кубических метров на силу-час до двух. Это было еще более приятной неожиданностью.

Удовлетворенный полным успехом, Ленуар телеграммой вызвал Хенлейна. Он ждал, что и заказчик будет в восторге.

Каково же было его разочарование, когда выяснилось, что ни Хенлейн, ни Ленуар не предусмотрели одного обстоятельства: в полете мотор будет лишен притока свежей воды для охлаждения цилиндров. Стало быть, воду нужно взять с собой! Естественно, что запас ее должен быть как можно меньше, а достичь этого можно, лишь охлаждая воду в воздухе. Значит, при моторе должен быть установлен постоянно действующий холодильник.

Совместными усилиями Ленуар и Хенлейн сконструировали такой холодильник. Нагревавшаяся в рубашках цилиндров вода поступала в специальные трубки и, протекая по ним, охлаждалась об их стенки. Изобретатели рассудили, что при полете тепло будет уходить в атмосферу благодаря обдуванию трубок встречным воздухом.

Казалось бы, задача была решена. Однако установка холодильника утяжеляла двигатель еще на сто десять килограммов. Но и это было еще не все. К общему весу установки теперь нужно было прибавить вес семидесяти литров воды, заполняющей рубашки двигателя и трубки холодильника. Таким образом, во всей системе оказалось четыреста три килограмма! Ленуар был просто подавлен. Но, к его удивлению, Хенлейн, испытав двигатель, увез его в Брюнн, где строился аэростат….

Наступили дни ожидания – таких волнующих дней Жан не переживал, пожалуй, со времени первых испытаний Треска в Консерватории ремесел. Ленуар ждал всеевропейского признания своей конструкции. Он надеялся, что известность поможет ему не только поправить дела на земле, но завоевать и новый, еще никем не тронутый «воздушный» рынок. В печати все чаще проскальзывали известия об интересе, проявляемом публикой к аэронавтике. Из сферы фантастических бредней воздухоплавательные аппараты переходили в область реального. Быть может, именно тут и предстоит Ленуару взять реванш за все прежние потери.

Чтобы не терять времени в ожидании известий от Хенлейна, он снова занялся некоторыми историческими изысканиями, решив изучить все, что было сделано до него в области создания воздухоплавательного двигателя.

Как и во времена первых исканий, он сделался постоянным посетителем нотариальных контор. Его рабочая комната вновь стала складом старых фолиантов, разных справок, чертежей. Разбирая материалы, Ленуар тщательно систематизировал их, заносил в реестр, сопровождая краткими справками о датах и системах; собирал подробные патентные описания.

Но, к его сожалению, на этот раз сведения, какие удавалось почерпнуть, были еще более скупыми и разрозненными, чем в аналогичной работе, проведенной им много лет назад.

Ленуара поразило, как долго человечество тратило усилия на разработку проектов воздушных судов, приводящихся в движение мускулами. Ведь известно же, что лошадиная сила равняется работе в семьдесят пять килограммометров в секунду. Самая сильная лошадь может удержаться на такой мощности лишь в течение очень короткого времени. Здоровый взрослый мужчина может поначалу дать четверть лошадиной силы, а затем не более одной двенадцатой части ее. Таким образом, для того чтобы располагать устойчивой мощностью в одну лошадиную силу, нужно поместить на воздушное судно двенадцать человек. Но такой «двигатель» весил бы целую тонну!

Мотор Ленуара, построенный им для Хенлейна, заменял собою без малого пятьдесят человек. Значит, если бы не этот мотор, аэростату предстояло бы поднять мертвый вес еще в четыре тонны!..

Как же могло человечество не понять нереальности проектов с «человеческим» двигателем?!

Заинтересовавшись технической стороной дела, Ленуар не забывал знакомиться и с тем, надежная ли финансовая база подведена под современное ему воздухоплавание? К его сожалению, выяснилось, что все проекты использования аэростатов для коммерческих целей терпели крушение. Техническое несовершенство аппаратов, отсутствие веры в возможность такого решения, при котором воздушные корабли будут давать доход, вполне оправдывали сомнения в том, что новое средство передвижения имеет смысл. Все это приводило к тому, что мало охотников решалось вкладывать деньги в это дело. Ленуар был разочарован.

Оставалось военное воздухоплавание. Крупнейшие государства Европы интересовались им и создавали военные воздухоплавательные парки. Но парки эти занимались лишь свободным и привязным воздухоплаванием. Основываясь на опыте прошедших войн (главным образом франко-прусской и американской), они разрабатывали методы использования аэростатов для наблюдения за противником и фотографирования вражеских позиций издали. Работы по конструированию управляемых воздушных судов тяжелее и легче воздуха носили случайный характер. Правительства неохотно давали деньги на подобные предприятия. Изобретатели в большинстве случаев действовали на собственный риск, изредка получая деньги от меценатствующих богачей.

Оценив положение, Ленуар забросил свои исторические изыскания. Он вернулся к своей постоянной работе – постройке промышленных двигателей – и стал ожидать сообщений Хенлейна.

20 декабря 1872 года, в канун рождества, госпожа Ленуар, постаревшая и обрюзгшая, хлопотала с праздничными приготовлениями, когда почтальон подал ей письмо. Бианка с удивлением взглянула на длинный плотный конверт – она уже отвыкла получать письма.

– Посмотри-ка, Жан, нет ли здесь ошибки? Кто бы мог написать мне?

– Ошибка? Нет, почему же! Письмо адресовано тебе… Немецкая марка!

«Уж не от Хенлейна ли, – мелькнула мысль, – но почему жене?.. И что означает эта золотая корона в углу конверта?»

Он торопливо разорвал конверт, и, по мере того как читал письмо, брови его недовольно сходились, а бородка начинала нервно подрагивать.

Дочитав, он в сердцах воскликнул:

– Экий болван! Послушай, что он тебе пишет.

– Да кто же, кто?

– Твой лошадиный кавалер – этот немецкий граф…

И он прочитал вслух:

«Милостивая государыня!

От души сожалею, что во Франции, когда я имел честь и удовольствие познакомиться с вами, мне не была известна специальность вашего супруга. Лишь теперь, из сообщений о неудачных опытах Хенлейна, я узнал о тождестве господина Ленуара с известным фабрикантом газовых машин. Мне приятно просить вас передать мое расположение вашему почтенному супругу и спросить его, не сочтет ли он интересным вступить со мною в переговоры по вопросу о постройке двигателя для задуманного мною воздушного корабля. Быть может, если бы он внес некоторые улучшения, которые я ему предложу, газовая машина «Ленуар» оказалась бы полезной для воздухоплавательных целей.

Я твердо решил сдержать свое обещание. К назначенному сроку нашего свидания будет сооружен управляемый воздушный корабль, способный доставить вам удовольствие прогулки над Боденским озером.

В надежде на вашу высокую протекцию перед почтенным супругом вашим

             остаюсь покорным слугой.

Граф фон Цеппелин».

– Он еще смеет издеваться! – воскликнул Ленуар. – Нахальный лошадник! Но хотел бы я знать, о каких это неудачах Хенлейна он пишет?

Ждать разъяснение пришлось недолго. Вскоре газета принесла подробные известия о первом и последнем полете Хенлейна. Сообщалось, что дирижабль, обладающий прекрасной устойчивостью и управляемостью, благополучно поднялся в воздух. Пока царило безветрие, послушный воле аэронавта воздушный корабль совершал вполне отчетливые эволюции со скоростью до десяти километров в час. Но при первых же порывах ветра корабль вследствие слабости мотора не смог бороться с воздушной стихией и вышел из повиновения пилоту.

Как? Виноват мотор? Его, Ленуара, мотор? Этого не может быть!

Не доверяя местному листку, Ленуар бросился за парижскими газетами. Увы, они подтверждали это известие. Результатом неудачи явилось то, что акционерное общество, субсидировавшее Хенлейна, распалось и он остался без всяких средств для продолжения опытов.

Ленуар был убит. Опыт Хенлейна не только не поднял его репутацию, но из-за болтливости газетных писак мог уронить ее!..

На вопрос Бианки, что он намерен делать, Жан мрачно ответил:

– Во всяком случае не вступать в нежную переписку с твоим фанфароном. Стоит ли тратить силы на деятельность, не только лишенную всякой будущности, но не могущую обеспечить никаких выгод даже сегодня? Нет, небеса не для меня. Бог с ними! Я уж лучше займусь опять моими фабрикантами. Право же, буржуа из ткачей и чулочников реальнее воздушных графов!

17

Шли годы. Обстановка осложнялась. Международный торговый обмен усиливался. Новые промышленные страны выступали на мировую арену. Индустриальная нива молодой германской империи, оплодотворенная дождем французского золота от контрибуций, рождала всё новые отрасли производства. Немецкие комми разъезжали по Европе, дымя дешевыми сигарами, предлагая изделия, сработанные по образцу английских и французских, и покупая на франки неистощимой контрибуции кое-что для своего фатерланда.

В числе образцов германской продукции, пользующихся наименьшим доверием, были машины. Европа издавна привыкла к машинам английского производства. Эти массивные, не слишком изящные, но добротные и без экономии металла сколоченные механизмы заслужили хорошую репутацию – они были надежны. Что до паровых машин, то они занимали первое, почти монопольное место в двигательном хозяйстве Европы.

Франция тоже имела чем похвастаться. Некоторые образцы ее машиностроения были изготовлены с большим искусством, обнаруживающим технический вкус и знания инженеров. Так же как английские паровые машины, французские газовые двигатели шумели на мировом рынке. Молодая немецкая промышленность и техника не в состоянии были конкурировать в этой области с французами.

Среди строителей газовых моторов почетное место принадлежало Жану Ленуару. Равномерность хода, бесперебойность работы и бесшумность завоевали его моторам прочное место. Жан снова – в который раз! – строил планы расширения своего дела и даже возвращения в Париж. Покупка лицензии англичанами убедила его в том, что и за границей его двигатель имеет шансы на распространение. Германия?.. О ней едва ли можно говорить как о серьезном конкуренте. Ленуар полагал, что при определенных усилиях он сумеет захватить немецкий рынок. Вот когда можно будет по-настоящему развернуть дело в Париже! Да, именно в Париже! Теперь уж Ленуару не страшны революции. Рабочие заняли свое место у станков и прочно прикованы к ним цепями безработицы и голода. Правительство Третьей республики, при всей его кажущейся демократичности и мягкости, сумело так скрутить парижский пролетариат, что ему не до восстаний.

Впрочем, зачем гадать! Недалек день, когда машины Ленуара снова будут продемонстрированы всему миру. Приближается международная выставка 1878 года. В Париж съедутся представители всех стран. Выставочные павильоны посетят инженеры всех наций. Они воочию убедятся в превосходстве моторов Жана Ленуара.

Фабрика в Ла-Варенне работала полным ходом, подготовляя к выставке лучшие образцы моторов. Они должны были отличаться точностью работы и изяществом отделки. Правда, они не содержали в себе никаких новых принципов, но чего стоит французская работа – это увидит каждый!

Маленький толстый человек с лысиной во всю голову, с седой выхоленной эспаньолкой иногда появлялся на фабрике и давал указания мастерам. Было забыто время, когда нынешнему директору самому приходилось стоять у верстака. Ослепительные манжеты заставляли его теперь сторониться брызжущих маслом и мыльной водой станков. Копоть, разъедающий глаза дым литейной, пыль от формовочной земли – все это гнало Жана подальше от мастерской. Он почти и не заглядывал туда, предоставив все руководство наемному технику.

Ленуар предпочитал теперь, сколько позволяло приличие, сидеть в ресторанчике за стаканом вина или чашкой кофе. Среди торговцев и промышленников городка он был выдающейся фигурой. Ему льстило почтение коллег. Он не прочь был играть роль оракула, когда возникали беседы о торговых и промышленных судьбах города. А уж если дебатировались промышленные новости парижских газет – тут Ленуар чувствовал себя прямо-таки министром среди провинциалов.

Весь Ла-Варенн принял участие в приготовлениях фабриканта к Парижской выставке. Когда экспонаты были готовы, взглянуть на них забегали не только владельцы местных механических мастерских и их жены, но даже башмачники, корсетники и торговцы галантереей. С глубокомысленным видом высказывали они свои суждения, а Ленуар плавал в блаженстве.

В день отъезда его, как триумфатора, провожал на станцию весь город. Разряженные в сюртуки и цилиндры горожане кричали «ура», когда Ленуар влез в вагон. Дамы махали платочками.

Трясясь на своей скамейке, Ленуар размышлял об открывшихся перед ним перспективах. Не будет ничего невероятного, если он переберется в Париж не только в качестве твердо стоящего на ногах фабриканта отличных двигателей… Возможно и другое! Разве отказался бы он от мандата депутата Ла-Варенна? А шансы на это есть! И не такая уж, право, беда, что он был несколько далек от политической жизни. Он твердо знает, чего хочет сам и чего будет требовать для своих избирателей. О, он будет достойным представителем своего сословия на скамьях палаты!

– Как ты думаешь, душенька, – обратился он к Бианке, вздрагивавшей от толчков поезда всем своим жидким телом, – не время ли подтвердить мое французское гражданство?

Но жена не слышала его вопроса. Она сладко сопела большим мясистым носом, едва не касавшимся тройного подбородка. Ей было теперь мало дела до честолюбивых планов Жана. Она ехала в Париж только по его настоянию. Он хотел, чтобы официальная наследница старинной фирмы Маринони приняла участие в его триумфе. Быть может, будет не бесполезно напомнить парижанам, что за плечами Ленуара стоит долгий опыт итальянского механика.

Дни, оставшиеся до выставки, Ленуар провел в ознакомлении с парижской обстановкой. Все как будто бы складывалось благоприятно. Отдел тепловых машин, или, как их теперь называли, «калорических двигателей», был невелик. Главенствующее положение в нем занимали экспонаты французских фирм, а они не давали Ленуару поводов к волнению. В иностранном отделе было еще меньше примечательного. Немецкая моторная промышленность демонстрировала несколько экспонатов, в том числе мотор фирмы «Отто и Ланген» из Дейтца, близ Кёльна. Этот мотор одним своим нескладным видом вызвал смех Ленуара. Все в нем говорило о незрелости конструктора и неопытности фабриканта. Нет, это не конкурент ленуаровским чемпионам!

Был полдень. Весело посвистывая, Ленуар в самом благодушном настроении шел по бульвару. Только что он закончил осмотр помещения, которое предполагал арендовать под фабрику. Цена сносная, место отличное. Остается приглядеть где-нибудь по соседству хорошенькую квартирку. Сразу же после выставки, которая безусловно даст новый приток клиентов, можно будет переехать в Париж. Ах, Париж!..

Наконец-то Жан идет по его бульварам походкой хозяина жизни; наконец-то он может позволить себе все, что захочет: зайти в магазин и купить вот эту трость с яшмовым набалдашником или даже вон те часы – отличные золотые часы! Он может приобрести их, не моргнув глазом…

Черт возьми, жизнь становится занимательной! Идти по бульвару, чувствуя на груди приятную пухлость бумажника, – это, право же, лучше, чем стоять с салфеткой через руку и, испытывая щемящую легкость пустого желудка, с завистью глядеть на фланирующих франтов. Разве он, Ленуар, никогда не смотрел на клиентов почтеннейшего дядюшки Юннэ, как смотрит на него сейчас вот этот тощий гарсон с физиономией, похожей на лик святого, постящегося сороковой день?

– Эй, почтеннейший, чем знаменито ваше заведение?

Ленуар небрежно бросил шляпу на столик и уселся так, что спинка стула угрожающе заскрипела.

В ожидании своего вина он принялся рассматривать прохожих. Благодушие, охватившее его сегодня, в этот замечательный солнечный полдень, делало симпатичными всех этих бульвардье, бесцельно слоняющихся по панели и заглядывающих под шляпки встречных дам. Дамы! Черт побери, почему, право, он, Жан Ленуар, за всю свою жизнь ни разу не заглянул под такую шляпку! Ну, прежде было не до них, потом была молодая красивая жена… А теперь?.. Теперь, когда есть время, есть деньги, а жена стала старой, жирной бабой, – ничто не мешает ему улыбнуться хотя бы вон той блондинке, что так привычно уселась за соседним столиком.

Рука Жана уже потянулась, чтобы подкрутить усы, как вдруг над самым его ухом раздался скрипучий голос:

– Разрешите воспользоваться вашим столиком?

Черт бы побрал этого нахала! Мало ему столиков!

Ленуар неприветливо взглянул на говорившего, намереваясь как следует отбрить его, но осекся. Вид незнакомца был просто отталкивающим. Он походил на тонкого червя, затянутого в длинный черный сюртук.

Когда незнакомец приподнял цилиндр, Жан увидел желтый вытянутый, как дыня, череп без всяких признаков растительности. Луч солнца, упавший на этот череп, отразился на нем, словно в зеркале. Глаза были прикрыты большими темно-синими очками, и взгляд их от неуловимости казался особенно проницательным.

Прежде чем Ленуар успел что-либо ответить, незнакомец уже сидел против него.

– Судя по несколько растерянному виду, – сказал он, – вы удивлены. Но два слова – и все станет понятно. Я искал вас. Я Югон. – И, приблизив лицо к Ленуару, он зашептал…

Так вот каков он, этот Югон, крупнейший фабрикант, самый сильный и опасный конкурент Ленуара! Но почему он пришел к нему с этим «дружеским» предложением?

Югон говорил так убедительно, приводил такие веские доводы, что Ленуару наконец ничего не осталось, как прийти в восхищение от продуманности всего плана: в результате некоей махинации немецкий конкурент Отто будет уничтожен в самом начале своей деятельности. Его машины никогда не смогут конкурировать с машинами новой фирмы – «Югон – Ленуар». Это в худшем случае. В лучшем же компаньоны смогут воспользоваться идеей Отто, и тогда…

Югон многозначительно поднял палец и стал похож на проповедника.

Ленуар засмеялся.

– Но с чего вы взяли, что этот конкурент так опасен? – спросил он.

– Его машина…

– Ну что ж, я ее видел: пустяки, – важно перебил Ленуар.

Югон снял очки и маленькими глазками, едва просвечивающими сквозь тяжелые веки, насмешливо уставился на Ленуара. Потом, положив на рукав Жану свою узкую, похожую на клешню омара, руку, с расстановкой произнес:

– Вы самоубийца! На смену вашим вертушкам идет настоящая машина. Отто только подует на вас, и ваша слава рассеется, как облачко…

– Н-ну, нет! – запротестовал было Ленуар. – Я кое-что понимаю в этом деле.

– Сядьте! – тихо, но властно приказал Югон. – Мы не дети. Давайте говорить серьезно. Нельзя же воображать, что техника вечно будет ютиться в ладонях таких, в сущности, малограмотных людей, как мы с вами. Неужели же вы не видите, что наука идет вперед гигантскими шагами? Неужели проглядели, что сегодня Германия уже делает попытку обогнать нас на некоторых тропах теоретической мысли? И перегонит! Это говорю вам я, Югон, француз! Дело вовсе не в том, что немцы настойчивее нас, и даже не в том, что они хотят стать образованнее нас. Беда в том, что наша жизнь не предъявляет нам тех требований, какие она предъявляет немцам. Новая Германия молода, у нее особые, новые запросы. Это заставляет немцев и думать по-новому.

– Я не политик, сударь…

– Черт побери! Но всякий фабрикант должен быть купцом, а купец такой же политик, как министр, – не меньше! Впрочем, – Югон скрипуче засмеялся, точно провел ножом по тарелке, – впрочем… я не собираюсь делать из вас министра. Предоставьте действовать мне. Я пришел к вам только потому, что наши интересы сходятся. Уничтожив Отто и создав единую фирму, мы сможем захватить рынок. Мне не нужны ваши капиталы – у меня их больше, чем у вас. И не делайте таинственного лица – я это отлично знаю…

– Чего же вы от меня хотите?

– Объединения сил и доверия.

Доверия? Доверия к этому страшному червяку, пытающемуся уверить его, Ленуара, в том, что его машины – это отжившие вертушки, что какой-то Отто грозит ему гибелью? Нет, здесь что-то не так. Над этим нужно подумать.

Жан выговорил себе день отсрочки. За этот день, вдали от синих очков Югона, он пришел к выводу, что конкурент задумал против него какую-то темную комбинацию, а покупка патента Отто – это просто предлог. Он хочет парализовать Жана. Но нет, дудки! Не пойдет Ленуар на эту удочку. Моторы Ленуара еще покажут себя. Он не верит в мнимое превосходство немецких идей. Разговоры об опасности, грозящей со стороны Отто, – не больше как интриги Югона.

И Жан не явился на назначенное Югоном свидание. Все вопросы борьбы с конкурентами были им для себя решены.

На открытие выставки фабрикант Ленуар пришел уверенный в себе и своем успехе.

С видом победителя расхаживал Жан по павильонам. Ему казалось, что все здесь сверкает радостью его успеха. Французская техника поражала посетителей продуманностью конструкций; промышленность пленяла тонкостью и изяществом изделий. Даже портные привлекали выдумками, а рестораторы и виноторговцы – тонкостью яств и напитков. Франция банкиров, промышленников и купцов, Франция буржуа – его, Ленуара, Франция – праздновала свое возрождение, она стряхивала с себя воспоминания о революциях и войнах. И Ленуар чувствовал себя участником этого торжества…

С торжеством отметил он, что в немецком отделе калорических машин значительно пустыннее, чем во французском. Лишь немногие посетители останавливались перед образцами немецкой моторостроительной техники. А машина Отто, на которой пытался поймать его этот пройдоха Югон, вообще не привлекала ничьего внимания.

Только когда наступили дни испытаний, Ленуара охватила некоторая тревога. Впрочем, ненадолго. Он видел, что весь состав жюри, не стесняясь, обходит немецкие экспонаты, уделяя им ничтожно мало времени и внимания. Их даже не хотели испытывать и взялись за это дело лишь по настоянию немецких членов комиссии. Испытания проходили кое-как. Французы скептически посмеивались, оглядывая машины ненавистных конкурентов.

Каковы же были удивление и гнев Жана, когда, не удовлетворившись первым циклом испытаний, комиссия приступила к детальному ознакомлению с машиной Отто во всех стадиях ее работы. Теперь лица немецких экспертов расплывались в довольных улыбках, а физиономии французов постепенно вытягивались.

Через несколько дней были объявлены результаты испытаний мотора Отто из Дейтца:

«Появление этой новой модели двигателя Отто является событием мирового значения. Мотор такой необычайной экономичности имеет все шансы на завоевание мирового рынка. Нужно думать, что прежние типы газовых двигателей – «Ленуар», «Югон» и другие – без спора уступят место новому мотору, которому присуждается большая золотая медаль…»

Выслушав отзыв, Ленуар стоял как потерянный. Он уже понимал, что произошло нечто ужасное, но никак не мог уловить истинного смысла случившегося. А когда наконец понял, бросился искать в толпе похожего на червяка Югона.

– Послушайте, – прошептал он, ловя его за рукав. – Я согласен, покупайте патент Отто.

Югон разразился хохотом:

– Неужели вы думаете, что этот немец так же глуп, как вы?

Оскорбление подействовало на Ленуара, как ушат холодной воды. Он понял, что совершившееся непоправимо. Схватив под руку Бианку, он потащил ее к выходу:

– Будь прокляты пруссаки! Не хватает только твоего лошадиного графа, чтобы посмеяться над нами.

Жан хотел задеть Бианку, хоть на ней сорвать свою злобу. Но, равнодушная ко всему, она как ни в чем не бывало несла к выходу свое расплывшееся тело.

У ворот супругов нагнал плотный человек с развевающейся гривой седых волос:

– Господин Ленуар!

Ленуар пренебрежительно поморщился: судя по неряшливой бархатной блузе, это был художник. Вероятно, надо оплатить какой-нибудь счет за оформление павильона.

– Завтра в гостинице, – сердито бросил он.

Но предполагаемый художник так непринужденно рассмеялся, что Ленуар остановился.

– В гостинице? Нет, зачем же?! Мы поговорим здесь. Неужели вы до сих пор ничего не поняли?

– Что, собственно, я должен был понять?

– Признайтесь, что пятнадцать лет тому назад вы прогадали.

Ленуар сердито пожал плечами. Он ничего не понял и хотел уже пройти. Но собеседник бесцеремонно схватил его за руку.