Текст книги "Братья Святого Креста (СИ)"
Автор книги: Николай Шелонский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
XV
Когда я открыл глаза, первое, что я заметил, была знакомая обстановка помещения, занимаемая мною во дворце Мегди.
Смутно припоминал я пиршество, и вдруг вспомнил все происшедшее со мной.
– Агнесса! – воскликнул я, приподнимаясь. Но вместо нее к изголовью постели приблизился, к несказанному моему удивлению, мой верный Бедр-ал-Джемал и, став на колени, поцеловал край моего одеяла.
– Будь здрав, повелитель, – приветствовал он меня. – Агнесса, твоя невольница, и другие твои жены и невольницы целуют прах ног твоих!.. Все они остались, согласно твоему приказанию, под охраной и надзором дая иракского!..
– Как? – вскричал я, – но Агнесса была со мной!..
– Господин мой! – с сокрушением проговорил Бедр-ал-Джемал, – ты изволил быть на пиру Мегди!.. Гашиш ввел в усыпление твои чувства!..
Гашиш!.. Это слово объяснило мне все – и мое непонятное возбуждение и чудные грезы…
Но неужели то были только грезы?..
– Нет! – вскричал я, – я видел ее!..
– Повелитель, ты принял за Агнессу одну из невольниц Мегди!
Я подавил вздох, готовый вылететь из моей груди…
– Но ты, мой верный Бедр-ал-Джемал, – как очутился ты здесь?..
– Согласно твоему велению, господин! Пять тысяч преданнейших и отважнейших из людей твоих собрались около крепости и готовы броситься на нее по первому твоему знаку!..
Мысли мои, наконец, прояснились, и я вспомнил все отданные мною приказания.
– Благодарю тебя, храбрый Джемал, – сказал я, – но нельзя отплатить злом за оказанное нам гостеприимство.
– Как! – в испуге вскричал Джемал, – повелителю угодно оставить крепость во владении Мегди?..
– Нет, Джемал, я не хочу только без нужды употреблять насилие… Мы достаточно богаты. Попробуем, не продаст ли он нам замка?..
– Этого никогда не будет, повелитель!..
– А все-таки попробуем! – отвечал я, поднимаясь с постели.
Джемал с благоговением бросился мне прислуживать.
– Как только я пойду к Мегди, вели людям приблизиться под каким-нибудь предлогом к воротам крепости, – приказывал я Джемалу. – Возьми с собой троих отважнейших – ты вместе с ними будешь присутствовать при моих переговорах с Мегди. Если он продаст крепость и потом откажется от договора – тогда мы вправе будем употребить силу!.. Пусть воины готовы будут по первому знаку ринуться в крепость!.. Да не забудь скрытно пронести с собой зеленое знамя пророка!..
Джемал, видимо, сомневаясь в моих словах, тем не менее поспешил исполнить мои приказания. Через два часа он явился ко мне в сопровождении трех воинов.
– Веления твои исполнены! – сказал он.
– Хорошо, Джемал… Следуйте за мной!..
В сопровождении своей свиты я торжественно приблизился к дворцу Мегди и велел сказать ему, что посланный Измаилом желает видеть его, чтобы поблагодарить его за гостеприимство и отправиться в дальнейший путь.
Мегди вскоре показался из дворца сам и подошел ко мне.
– Что с тобой, Гассан? – с удивлением воскликнул он. – Почему хочешь ты так скоро покинуть меня?.. Или тебя оскорбили чем-нибудь?..
– Нет, господин!.. Но каждый, неймущий даже клочка земли, гость в каждом месте!.. А гости уходят рано или поздно!..
Мегди на минуту задумался.
– Ты, Гассан, ты хочешь, по-видимому, чтобы я подарил тебе во владение участок земли? На этом условии ты остаешься у меня?..
– Я был бы тогда счастлив, господин!..
– Ты был бы доволен клочком земли?..
– Даже таким, какой может покрыть воловья шкура!..
– Поистине, твое желание умеренно! Если бы землю просил у меня не ты, а твой господин – он не получил бы ее!.. Но тебе я согласен подарить…
– Продать, господин!.. Я внесу выкуп!..
– А, ты не хочешь, чтобы я зачислил тебя в число федаев!.. Какой же выкуп можешь ты внести?
– Тысячу золотых монет!..
– Тысячу золотых монет?.. А если я в самом деле за эту цену дам тебе столько земли, сколько может покрыть воловья шкура! Будешь ты доволен?..
– Буду, господин!..
– Ну, – со смехом вскричал Мегди, – давай твое золото!.. Я торжественно предоставляю тебе право за эту сумму не только выбрать по произволу, где ты хочешь, столько земли, сколько может покрывать воловья шкура, но, кроме того, возвожу тебя в звание дая!.. Принимаешь ты?
– Принимаю, господин! – серьезно отвечал я, взяв от Джемала кошель с золотом и передавая его Мегди. – Прикажи принести шкуру вола.
Со смехом Мегди отдал приказание.
– Выбирай место, Гассан! – воскликнул он, когда шкура была принесена.
Я пошел за ворота крепости вместе с Мегди; моя свита последовала за мной.
– Одно мне не нравится, – заметил Мегди, увидев громадные толпы, покрывавшие склон горы, – это присутствие стольких правоверных, пришедших, чтобы видеть тебя! Берегись, Гассан!..
– Все приходят, повелитель, – отвечал я, – чтобы в моем лице приветствовать Измаила-бен-Алию. Но ведь и ты его потомок. Следовательно, эта честь по праву принадлежит также и тебе…
– Хорошо, Гассан, это слишком хорошо и чересчур много почести для меня… я прошу тебя все-таки отослать твоих поклонников! – усмехаясь, заметил Мегди.
Бедр-ал-Джемал сделал незамеченный Мегди знак, и две тысячи отборных из моих людей, как бы увлеченные порывом восторга, с громкими криками приветствия, придвинулись к нам и заняли все пространство между открытыми воротами крепости, из которых мы уже успели выйти, и склоном горы.
– Ну, Гассан, – вскричал Мегди, – выбирай место! Договор заключен!
Мне подали шкуру. Наша небольшая группа стояла в стороне от толпы. Я достал острый, тонкий нож, всегда носимый при кинжале и, при помощи Бедр-ал-Джемала, разрезал шкуру по толщине на два слоя. Таким образом, у меня образовалось две шкуры. Затем я тем же ножом стал резать кожу на тончайшие ремешки, приказав одному из своих людей связывать их вместе.
Мегди побледнел и, выхватив у слуги кошель с золотом, положил другую руку мне на плечо.
– Возьми твое золото, Гассан! – воскликнул он. – Я вижу, ты затеваешь какую-то хитрость, хотя я и не знаю наверное, что ты придумал, но боюсь, что твоя затея кончится для тебя очень плохо!
– Позволь, повелитель, продолжать мне мою работу. Согласно твоему позволению, я возьму во владение столько земли, сколько обхватит воловья шкура, но только разрезанная на тонкие ремешки!..
Мегди усмехнулся.
Я стал резать кожу на тончайшие ремешки…
– Ты перехитрил меня, Гассан! – воскликнул он. – Что делать – кончай твою работу и выбирай самый плодоносный участок!..
Стены крепости все сплошь заняты были федаями Мегди, с любопытством наблюдавшими за моей работой. Мои люди также в нетерпении, едва сдерживаясь, придвигались все ближе и ближе.
Мегди, решив, что я просто хотел купить обширнейший из участков, отведенных для даев, – усмехаясь, следил за тем, как росла куча тонкого ремня.
Наконец, работа была кончена, и я поднялся от земли.
– Готово! – вскричал я. – Бедр-ал-Джемал и вы – обратился я к стоявшим около меня – оцепите крепость этим ремнем – согласно уговору, я ее выбираю и беру во владение!..
Слова мои долетели до слуха федаев, стоявших на стенах, и до моих людей: с одной стороны раздался глухой ропот, а с другой раздались громкие крики восторга.
– Изменник, – заревел Мегди, выхватывая кинжал и бросаясь на меня, – изменник Гассан!
– Не Гассан – нет! – воскликнул я, вырывая кинжал и повергая Мегди на землю – я наместник пророка, Измаил, сын Алия!.
В ту же секунду надо мной развилось священное зеленое знамя пророка, выхваченное Бедр-ал-Джемалом, и две тысячи моих людей ворвались в крепость, в то время как остальные придвинулись ко мне стройными рядами.
Федаи, бросившиеся было на помощь Мегди, замерли на своих местах, не зная, на что решиться: они повиновались слепо Мегди, но они видели в Мегди только наместника Измаила-бен-Алия, они все называли себя измаили-тами, и все жили надеждой на появление Измаила!
И вот он стоит перед ними под сенью священного знамени, наступив ногой на грудь поверженного Мегди!..
– Федаи! – воскликнул я. – Настало славное время для верных мне! Сын Алия явился, чтоб вести вас к могуществу и победам, чтоб вознаградить вас за долгое ожидание!.. Пойдете ли вы за ним, – указал я на Мегди, – или же за мною, давно вами ожидаемым…
– Пусть царствует повелитель верных, Измаил-бен-Алия!
– раздался громовой возглас моих людей.
– Да здравствует Измаил-бен-Алия! – отозвались все еще нерешительные голоса федаев.
Мегди сообразил, что дело его проиграно: над ним был уже занесен кинжал Бедр-ал-Джемала, и крики федаев страшной угрозой прозвучали в его ушах.
– Пощади, повелитель, раба твоего! – воскликнул он.
– Как мог я знать, что в лице Гассана вижу перед собой сына Измаила…
Я невольно усмехнулся, вспомнив отзывы умного старика о называющем себя Измаилом-бен-Алией.
– Встань, Мегди! – сказал я. – Ты бы заслуживал смерти, как заслуживает ее всякий, хотя бы и неумышленно поднявший руку на наместника пророка!.. Но я прощаю тебя!.. Встань!
Мегди встал и, распростершись передо мной по обычаю, поцеловал полу моей одежды.
При виде этого воздух задрожал от восторженных кликов федаев, сбегавших со стен, чтоб приветствовать меня!..
Я был признанным владетелем Аламута и области Рудбар, я вступил во владение наследием отца моего Алия!.. В сопровождении ликующей толпы вступил я в крепость и направился к жилищу Мегди, которое должно было сделаться отныне моим жилищем.
– Ты умный старик, Мегди! – шепнул я ему по-гречески, когда поднимался с ним и своими приближенными по ступеням лестницы.
– И ты умный, очень умный, Гассан, Измаил или кто бы ты ни был! – усмехнулся Мегди.
XVI
Весть о моем появлении и о занятии мною замка Аламут и области Рудбар всюду распространилась с быстротою молнии. Со всех сторон являлись ко мне подвластные мне дан, чтоб выслушать мои приказания и передать их федаям, находившимся на службе во всех областях Персии, Сирии и Палестины. Я имел теперь сведения обо всем, что делается и замышляется при дворе каждого властителя, не исключая и княжеств, основанных крестоносцами и уцелевших еще до сей поры.
Мелик-шах, властитель Персии, встревожился, узнав обо всем происшедшем в подвластной ему области; волнение его подданных, в большинстве принадлежавшим к измаилитам, вынуждало его принять крайние меры, и мне было сообщено, что войска его стягиваются в пограничные с Рудбаром области, чтоб нанести мне решительный удар. Мне стоило сказать слово – и находившиеся при дворе шаха федаи тотчас бы лишили его жизни.
Это было обычное средство, которым Мегди ограждал свою безопасность и которым он упрочил свое могущество. Но я не хотел прибегать к подобному средству; цель, стоявшая передо мной, не казалась мне такой необходимой, чтоб ради нее решиться бестрепетно убить человека.
Одному из федаев, находившемуся при дворе шаха, я приказал тайно пробраться ночью в его спальню и, воткнув у изголовья постели кинжал, положить записку.
«Мелик-шах, – говорилось в этой записке, – жизнь твоя в руках Измаила-бен-Алии, владетеля Аламута. Кинжал мог поразить тебя, но он миновал твое сердце, потому что Измаил не хотел твоей смерти. Но берегись: с каждым шагом, который ты делаешь против Измаила, ты приближаешься к смерти!»
Через месяц ко мне явилось посольство от Мелик-ша-ха, и заключен был договор, по которому область Рудбар отдавалась в мое владение. Я мог бы теперь направить свой взор на другие провинции Персии и легко подчинить их своей власти, но меня влекло в другую сторону: там, в Сирии и Палестине, лежали владения неведомого мне народа, исповедовавшего религию Христа. В другой стране света лежали их государства. По всему, что сообщено было мне Агнессой и учеными из моих даев, я видел, что там, в этих неведомых мне странах, жизнь идет иначе, чем на Востоке, что другие начала легли в основу этой жизни.
Я – человек без религии, не имевший даже отдаленного идеала истины и потому не признававший никакого закона – я каким-то непонятным образом чувствовал, что там, на далеком Западе, мне, после долгих лет мучительной борьбы, суждено в награду приобрести и веру и признание нравственного закона…
Я не признавал учения Христа за откровение, но даже при малом знакомстве с религией христианской я видел, что все, что есть хорошего в магометанстве, почерпнуто из учения Христа, а все неопределенное, туманное миросозерцание внесено в него учениями Будды или Сакия Муни.
Да, я считал учение христианское за совершеннейшую философию. Но я не признавал его за богооткровение, и потому не было для меня закона, и не было религии…
Чем могли направляться мои действия и к чему должны были они приводить?
Цель ускользала от меня, и смысл жизни терялся.
Я хорошо знал, что считают за истину последователи Магомета, я помнил, как складывалась жизнь народов Востока под влиянием их религиозных верований.
Но ни закон Магомета, ни эти верования не были для меня истиной… Там, в новом мире новых народов, хотел я проложить свои первые шаги на пути к истине…
Я жаждал узнать все, что только мог, про историю и устройство западных государств.
Я не только жаждал видеть Агнессу, но и слышать ее.
После захвата крепости я тотчас отправил Бедр-ал-Джемала к иракскому даю с приказанием немедленно доставить в Аламут моих жен и невольниц.
С каким нетерпением ожидал я прибытия Агнессы! С каждой минутой время для меня тянулось все медлительнее, и ничто уже не могло оторвать меня от единственного помысла и единственного желания, овладевшего мною.
Наконец, желанный миг настал – и Агнесса стояла передо мной.
Что-то новое появилось в выражении ее лица с тех пор, как я не видал ее: печаль и задумчивость виднелись в ее взоре и резче стала ее грустная улыбка. Когда ее привели ко мне и мы остались вдвоем, я несколько мгновений не мог произнести ни слова.
И ее щеки было вспыхнули румянцем и радостью блеснул взор. Но тотчас и прошло все, задернутое прежним грустным облаком.
– Какое счастье видеть тебя! – наконец, воскликнул я, пытаясь прижать ее к моей груди.
– Оставь, Аменопис! – воскликнула она, освобождаясь,
– помни – я не для тебя!..
При этом неизменном ответе вновь вспыхнуло во мне негодование и оскорбленное самолюбие.
– Для кого же, – вскричал я, – если ты любишь меня?.. Помни, твоя жизнь так же долга, как и моя… Умрут десятки, сотни поколений – но мы, мы будем еще жить…
– Не напоминай об этом, – прервала она меня, – страх наполняет мою душу при этой мысли…
– Страх? Страх перед жизнью?.. Полно, Агнесса!.. Я слишком кроток с тобой!.. Я – твой господин!.. Одумайся!.. Помни, что через день ты станешь моей женой!..
Она побледнела, как брошенное на ее плечи покрывало. Взор ее сверкнул знакомым мне огнем.
– Никогда!.. – воскликнула она, выпрямляясь.
– Сегодня!.. Сейчас!.. – вскричал я, делая шаг к ней.
Я не знаю, что было бы дальше. Но в эту минуту троекратный стук раздался из-за занавесы, прикрывавшей дверь.
Я пришел в себя, услышав этот стук.
На мой отзыв на пороге показался Бедр-ал-Джемал.
– Что случилось, Джемал? – спросил я. – Как осмелился ты взойти?..
– Прости, повелитель, – отвечал начальник моих войск,
– но прискакал гонец от сторожевых отрядов – войско франков находится в шести часах пути от Аламута.
Крик вырвался из груди Агнессы. Я понял, что его вызвало, и наполовину с горестью, наполовину с негодованием воскликнул:
– Не думай, что свобода ожидает тебя!.. Как тростник перед порывом бури, сломятся под моей рукой твои франки!.. Если же победа будет не на нашей стороне – то все-таки ты не уйдешь от меня!.. Если ожидает меня смерть – то умрешь и ты!..
Отдав приказание увести Агнессу и бдительно стеречь ее, я быстро надел вооружение и поднялся на сторожевую башню.
– Ударьте тревогу! – приказал я часовым.
Посреди башни утвержден был громадный медный диск, ударяя в который, часовые созывали в крепость федаев, живших в ближайших к замку селениях.
Загудела медная громада, и вскоре склоны горы покрылись всадниками и пешими, в полном вооружении спешившими к замку.
Гарнизон уже занимал свои места на стенах; в громадных котлах, помещавшихся на особо выстроенных очагах, растапливалась уже смола и свинец, кипятилась вода и накаливался песок, – все это должно было обрушиться на головы врагов, если б они решились на приступ.
Я пошел по стенам, осматривая порядок, как вдруг позади меня раздался голос:
– Повелитель, не лучше ли выйти навстречу франкам, чем ожидать их здесь?..
Я обернулся.
Позади меня стояла фигура старого Мегди, облеченного в ратные доспехи.
– И ты, старик, собрался воевать? – с улыбкой воскликнул я.
– Почему же нет, повелитель?.. Луна и крест ведут кровавую борьбу между собой!..
Эти слова Мегди и тон, которым они были сказаны, нашли живой отклик в моем сердце.
Я положил руку на плечо старика и сказал:
– Хорошо, Мегди, сражайся!.. Но помни – и потерянное может возвратиться! Эти слова были мне некогда сказаны мудрым человеком – и я на себе испытал их справедливость!..
Мегди загадочно улыбнулся и последовал за мной вдоль стены.
Скоро все было готово к бою, и ворота крепости затворились. Федаи из отдаленных селений должны были собраться в определенных заранее местах и действовать сообразно сигналам, подаваемым им со сторожевой башни или же чрез посланных, если б представлялась возможность пробраться из крепости.
Таким образом, осаждающие Аламут неизбежно должны были иметь неприятеля и в тылу у себя, и с боков.
Прошел еще час ожидания, и прискакал новый гонец.
– Повелитель, – сообщил он, – отряд неверных, числом около пяти сотен, расположился на холмах, не вступая в горы. Их начальник один, в сопровождении лишь нескольких человек, едет к замку с ветвью в руках. Что повелишь ты сделать?..
Ветвь в руках служила знаком мирных намерений и желания вступить в переговоры.
Я видел в своих людях явное желание сразиться. Но я не имел никакого повода объявлять войну христианам и потому приказал провести их в замок.
С высоты стены я в нетерпении ожидал прибытия этих, никогда не виданных мною людей.
– Повелитель, – раздался голос Мегди, – у нас нет никого, кто бы понимал язык неверных… Я слышал, что у тебя есть невольница-христианка… Но прилично ли при ее помощи вести переговоры, и не изменит ли она нам?..
– Не беспокойся, Мегди, – улыбнулся я, – я сам буду говорить с неверными…
– Ты, повелитель?..
– Я.
– Неужели же тебе известен и их язык?..
– Известен, Мегди!..
– Мудрость твоя не имеет границ, повелитель! – воскликнул искренне удивленный Мегди, смотря на меня с нескрываемой подозрительностью.
Я хотел было сказать ему в ответ несколько слов, но в эту минуту раздался из ущелья, по которому вела дорога, громкий, протяжный, троекратный звук военной трубы.
Я вздрогнул и направил взоры в ту сторону, откуда должны были появиться неведомые мне люди, пришельцы из далекой, чуждой земли.
Вот из расщелины горы показалось сверкнувшее на солнце острие копья и вслед за тем, на могучем, осторожно ступающем по неровной почве коне, выехал всадник – за ним другой, третий… Все они были закованы в латы, лица их были прикрыты спущенными забралами шлема.
При виде этих всадников живо встал передо мной чудный сон, который я видел бесконечно давно и от которого пробудил меня звучавший ужасом голос Ненху-Ра…
Да, именно таких воинов и в таком вооружении видел я, обративших в бегство рать мусульман!..
И я сражался в их рядах…
Невыразимое волнение охватило меня, и вдруг мне почудилось, что те люди, приближавшиеся ко вратам моей крепости, несравненно ближе мне, чем окружающие меня и готовые по малейшему моему знаку пожертвовать жизнью!
С трудом скрывал я свое волнение.
Вот снова прозвучала труба, и в ответ ей взвилось над стеной знамя и распахнулись настежь ворота.
– Мегди, – приказал я, – проведи вместе с Бедр-ал-Джемалом неверных на террасу дворца. Я буду ожидать их там…
Я поспешно сошел со стены, прошел чрез дворец и, войдя на террасу, опустил на свое лицо сетку из стальных колец, прикрепленную к моему шлему. Я не хотел, чтоб кто-нибудь видел мое лицо.
Прошло немного времени, как раздались в зале, выходившей на террасу, тяжелые, грузные шаги закованных в сталь и железо людей.
Чрез секунду передо мной стали два воина, – один, по-видимому, начальник, высокого роста и в шлеме с развевающимися перьями, другой, ниже его, кроме своего щита, держал в руках и щит своего господина.
– Добро пожаловать, рыцари! – обратился я к ним на языке франков, – я рад, что не с оружием в руках приблизились вы к моему замку!..
Оба рыцаря переглянулись между собою при этой речи, но ничем не выказали своего удивления.
Старший из них снял шлем и открыл свое лицо. Это был человек лет сорока на вид, страшно худой, видимо, изможденный долгой дорогой, голодом и жаждой.
– Благодарю тебя, благородный владетель, – отвечал он мне на том же языке. – Мы не привыкли к радушным встречам. Вот уже шесть месяцев, как мы скитаемся по горам и пустыням… Многие из нас погибли от невыносимых трудов и лишений, и только половина вышедших достигла до твоего замка!.. Верь, что не воевать мы пришли, и не меч, но ветвь мира принесли мы тебе!.. Принимаешь ли ты?..
– Охотно принимаю, рыцарь! – с живостью произнес я, – будь моим гостем. В лагерь твоих воинов будет тотчас доставлено все необходимое.
Я имел сильное желание спросить, куда именно направляются крестоносцы, но закон гостеприимства запрещал мне о чем-либо расспрашивать путников, ищущих убежища и приюта.
Рыцарь между тем, казалось, был сильно тронут моими словами. Он поклонился мне с достоинством и сказал:
– Я принимаю твое предложение и еще раз благодарю тебя. Если когда-нибудь тебе понадобится помощь рыцаря Корнелиуса Валька, – ты смело можешь на то рассчитывать… Теперь я убедился, что нельзя полагаться на слухи…
– А что же говорят обо мне?.. – засмеялся я.
– Прости, повелитель, – но имя Старца горы наводит трепет на все народы…
Старец горы — это было прозвище, носимое властителем Аламута и перешедшее, следовательно, и ко мне.
– Старец горы не стар еще, – пошутил я, снимая шлем.
Рыцарь отшатнулся, взглянув на мое лицо, и не мог скрыть явного смущения, овладевшего им.
– Прости, – проговорил он, – и не сердись, если я попрошу тебя отпустить меня тотчас. К сожалению, я не могу воспользоваться твоим гостеприимством…
Я был удивлен несказанно: я видел усталость и изнурение рыцарей, видел, с какой радостью согласились они принять мое предложение, так резко отвергаемое теперь.
– Ты оскорбляешь меня, рыцарь! – вскричал я, едва сдерживая гнев. – Объясни мне причину твоего отказа!..
– Как твое имя? – спросил тот, устремляя на меня взгляд, в котором виднелись и страх и как бы сожаление ко мне.
– Хотя Старец горы, – отвечал я, – и не должен иметь имени, но я скажу тебе свое: я Измаил-бен-Алия!.. Доволен ли ты?..
– А ты знал кавалера Лакруа? – опять спросил рыцарь, всматриваясь в меня.
– Нет!
В моих словах было столько искренности, что рыцарь поколебался.
– Будь по-твоему, хотя все это очень и очень странно!..
Он задумался.
– Ты все продолжаешь отказываться? – спросил я.
– Я не могу отказаться!.. Прости, если я оскорбил тебя напрасным подозрением!..
– Объясни, рыцарь, в чем дело, прошу тебя!.. Я даже могу требовать этого!..
– Правда!.. Видишь ли, один из храбрейших наших рыцарей, благородный кавалер Лакруа, пропал без вести… Спустя некоторое время прошел слух, что он изменил своей вере, изменил св. кресту и сделался начальником людей, называемых нами ассасинами или, по-вашему, измаили-тами. Утверждали, что он-то именно и есть тот, кого называют Старцем горы…
– Что же дальше? – спросил я, сильно заинтересованный.
– Я знал благородного кавалера Лакруа… Голос твой показался мне знакомым. Когда же ты открыл свое лицо, я был поражен невыразимой печалью, увидев перед собою кавалера Лакруа!..
– Неужели я так похож на него?..
– Ты его двойник!.. Но теперь, когда я лучше всмотрелся в твое лицо, я и сам начинаю думать, что ошибся. В твоем лице есть что-то особенное, оно способно внушать страх… Нет, не такое лицо было у кавалера Лакруа!..
– Но если б я действительно был тем самым Лакруа, неужели это заставило бы тебя отказаться от моего гостеприимства?..
– Конечно!..
– Но почему же?..
– Принять что-либо от изменника, от человека, отрешившегося от своей религии и от своего народа!.. Для рыцаря это невозможно!..
«Изменить религии» – эти слова были чужды сердцу человека, не имевшего никакой религии!..
– Я рад, что подозрения твои рассеялись, хотя я и поступил бы, быть может, иначе! – отвечал я. – Будь же моим гостем!..
Мои слуги помогли рыцарю снять доспехи и провели его в то помещение, которое занимал я, будучи гостем Мегди.
Сопровождавшие рыцаря Корнелиуса воины были поручены заботам федаев, и, наконец, согласно моему приказанию, в лагерь крестоносцев отправлены были тотчас обильные запасы провизии.
Вечером я пригласил рыцаря Корнелиуса и сопровождавших его к себе на пир. Подобно Мегди, я пользовался волшебными садами для того, чтоб переносить туда находившихся под влиянием гашиша неофитов – там они испытывали все наслаждения, обещанные Магометом правоверным, и потом, снова перенесенные в бесчувственном состоянии в свои жилища, они не могли решить, видели ли они все бывшее с ними наяву или во сне. Но память об испытанном была в них так сильна и жива, что они готовы были на все, лишь бы вновь пережить чудные мгновения. Я отдал соответствующие приказания, чтоб устроить для своих гостей именно такой праздник, какой я устраивал для федаев.
Этим праздником я хотел доказать моим гостям, что никакая религия не предохранит человека от увлечения в жизни… Я хотел доказать, что человек облечен телом для того, чтобы брать от жизни все, что она дает…
Волнения, сопряженные с событиями последнего времени, особенно же отношение, выказываемое мне Агнессой – все это волновало меня и поглощало все мои мысли. Теперь, когда я был уверен, что именно я заместил старого Мегди, я смотрел на подчиненных мне, как на слепых исполнителей моей воли…
Не я ли видел, как по мановению руки старого Мегди двое цветущих юношей лишили себя жизни, пылая радостной надеждой на будущее и ни секунды не задумываясь над страшным, роковым шагом, который они совершали!..
День кончался. Я обошел сады и убедился, что все исполнено согласно моему приказанию.
Из предосторожности я обошел и крепостные стены. Я не замечал сумрачных лиц встречавших меня федаев и не видел тонкой улыбки старого Мегди, когда он выслушивал мои приказания.
Я был властелином, которому слепо повиновались…
Чего было мне опасаться?..
