Текст книги "Порошок идеологии (сборник)"

Автор книги: Николай Панов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Юбилей д-ра Фрайса

На широком письменном столе лежал полуисписанный лист, освещенный ярким рефлектором стоячей лампы. Грузный седой человек в халате, сидя в кресле, плотно налег на стол локтями. Доктор химии Амос Фрайс писал черновик своей завтрашней публичной речи.

«Газ, известный под названием фрайсит, – медленно писал доктор, – есть улучшенная разновидность горчичного газа, в просторечии именуемого ипритом. Он изобретен мной путем весьма простых химических процессов. Все гениальное – просто. Как в древности сталь заменила кремень, как порох в средние века пришел на смену мечу и луку, так теперь фрайсит заменил и вытеснил собой бризантные снаряды…»

Написав эти строки, Амос Фрайс встал и, подойдя к окну, открыл тяжелую раму.

Была ночь, но пылающий свет стоял за окном. С высоты восьмого этажа доктор видел улицу – многоцветный провал в движении бесчисленных авто и трамваев. Магазины выбрасывали сгустки людей, зеленые и синие сигналы регулировали движение. Яркие метеоры вагонов пролетали над бурной сутолокой улиц. Хрипло кричали громкоговорители, огни реклам дрожали на фасадах. Шум, скрежет, движение подымались снизу в черное непроницаемое небо.

Доктор Фрайс зевнул и потянулся. Он подумал о завтрашнем дне, о статьях бесчисленных газет, о торжественных речах и тостах, о всех почестях, которыми тщеславная страна ознаменует юбилей творца фрайсита.

Свежий весенний ветер рванулся в окно. Амос Фрайс плотней закутался в зеленый шелк халата. Он отошел к столу и снова сел в рабочее кресло.

«Как известно, фрайсит вообще не газ, – продолжал писать доктор, – это бесцветная жидкость с температурой кипения свыше двухсот градусов. Благодаря этому фрайсит устойчив – местность, отравленная им, заражается на дни и недели. Распыляемый с самолетов или распространяющийся при взрывах снарядов, он производит на организм смертоносное действие. Своим запахом фрайсит напоминает чеснок, растения, гниющие в болоте или же свежую обыкновенную горчицу».

Доктор Фрайс вздрогнул и застыл с пером между пальцев. Ему показалось – нет, он ясно чувствовал это – он различил раздражающий запах горчицы в воздухе, идущем от окна. Он протянул руку, схватил плоскую коробку и поднес ее к груди.

Звякнула жестяная крышка – резиновый серый ком заболтался на соединительной трубке. Доктор раздвинул резину и стал натягивать на лицо маску.

Наступил на мгновение мрак, и затем в круглом зеркале над столом доктор снова увидел себя. Коробка угольного фильтра качалась над застежками халата. Коленчатый хобот бежал от нее к лицу и переходил в плоскую серую маску. Два круглых стеклышка, два мутных мертвенных глаза смотрели на Фрайса.

Доктор взглянул на свои руки. Они дрожали мелкой дрожью. Он подбежал к окну и потянул к себе раму.

В круговом повороте стекла вновь на секунду мелькнули потоки огней, движение толпы и темное небо. Доктор захлопнул окно и бросился в спальню.

Противогаз сжимал лицо и затруднял дыхание. У кровати доктор сбросил халат и распахнул дверцы шкафа. Газоуловитель – круглый блестящий инструмент – стоял на ночном столике. Со смутной надеждой Амос Фрайс мельком взглянул на него.

Лаковый диск прибора менялся у него на глазах: из ярко-желтого он становился мутным, кроваво-темным. Фрайсит, смертельный газ, в сильной концентрации наполнял воздух.

Доктор извлек из шкафа груду одежды. Он быстро натянул на себя поверх белья желтые клеенчатые брюки и такие же сапоги до колен с твердой и толстой подошвой. Коробка фильтра, подскочив, стукнула его по глазам, когда он рванул через голову узкую резиновую куртку и затянул ее у горла шнурком.

Только надев на руки перчатки из того же материала, Амос Фрайс перевел дух. Теперь он был одет в боевой костюм химического солдата.

Торопясь и дрожа, прошел он в кабинет и рассовал по карманам бумаги и деньги. Ночная атака… Нужно бежать… Много дней город будет негоден для жизни. Бежать сейчас же, пока не началась паника. Он открыл дверь в прихожую и на цыпочках подошел к комнате прислуги.

Там было тихо. Затаив дыхание, Фрайс приоткрыл дверь – девушка спала. Доктор секунду поколебался, снова закрыл дверь и подошел к вешалке.

Он надел пальто, мягкую шляпу с полями и, что-то вспомнив, снова прошел в кабинет. Марлевым длинным бинтом он обмотал лицо поверх противогаза. Потом снова надел шляпу, поднял воротник и поверх всего закутался в пуховый шарф…

Среди нежной бархатной обивки, металлического блеска ручек, мерцания толстого стекла лифта возник сгорбленный долговязый субъект в пальто песочного цвета, в котором доктор едва узнал себя. Мягкая шляпа пригибалась к бортам воротника, забинтованный край лица выступал из-под толстого шарфа. Оттуда смотрел единственный стеклянный мутный глаз. «Зубная боль», сообразил Фрайс. Лифт остановился, и Амос Фрайс решительно шагнул наружу.

Небьющиеся стекла противогаза отдалили действительный мир, сделали его призрачным и нереальным. Улица была зловеще бурной. Вагон надземной дороги загремел над Фрайсом, заставив его поскользнуться. В нервном блеске фонарей, в свете пылающих реклам радужный туман висел над тротуаром. Туман густел. Бесцветной росой он оседал на шляпах и костюмах. Только один Фрайс понимал значение этого тумана.

Молодая девушка в поношенной короткой кофте внезапно закашлялась, прижимая руку к груди. Она задержалась около Фрайса. Карие удивленные глаза поднялись к его лицу. «Она умрет, – с легкой тошнотой подумал доктор, – умрет через два часа». Он отступил, сжимая зубы. Но девушка уже прошла. Фрайс двинулся к краю тротуара и шагнул в такси.

– Сэр? – спросил оборачиваясь толстый шофер. Он не спускал с доктора узеньких красных глаз. «Он умрет! – снова подумал доктор, сжимаясь под этим взглядом, – он заподозрил меня».

– Взморье, к Северным дачам, – крикнул он и с ужасом услыхал свой невнятный голос. Сейчас узнает, сорвет шляпу.

Но шофер ничего не подозревал. Он налег на руль – и мотор рванулся вдоль улицы…

Доктор Фрайс не любил людей. Вернее, погруженный в науку, он не видел их, не обращал на них внимания. Двадцать лет прошло со времени рождения фрайсита, и ни разу с тех пор не подумал он о том, что будет, когда фрайсит ворвется в жизнь. Только теперь…

Возможно, что личная опасность повлияла на его нервы. Но эта девушка, шофер, радужный туман… – главное выбраться самому, уехать подальше. С тошнотой, подступившей снова, он увидел, как оборванный газетчик, задержавшись на углу, сжав худыми коленями серую пачку, усиленно начал тереть кулаками глаза…

Авто задержалось на перекрестке. Три противоположных потока скрещивались здесь, регулируемые световыми сигналами. Здесь плотной массой сжимались автомобили и люди. Легкая тревога, подобно смутному предчувствию, уже зарождалась в этой толпе.

И внезапно разгадка наступила. Три далеких невнятных удара врезались в уличный гул. Над уносящимися в воздух домами мелькнул белый луч, и чудовищный палец прожектора остановился посредине неба. И еще один звук – тоскливый, надрывный вой сирены – пронизал стихающий гул.

Из-за дальнего угла, показываясь и скрываясь, вырвался мотоцикл и понесся через перекресток. На мотоциклисте была противогазовая маска, он склонялся к рулю и не переставая нажимал сирену. Он пронесся, как тень, и затерялся в перспективе улицы.

Жизнь замирала. Люди каменели. Останавливались авто и вагоны. Наступила на один момент тишина, дикая и неестественная. Тысячи бледных лиц поднялись к небу.

А небо уже ломалось и дрожало в ощупывающих его лучах. Среди зловещих туч выступило и вновь исчезло плоское крыло аэроплана. И в то же время дробный гром пропеллеров, падая сверху страшной музыкой, проник в цепенеющее сознание обреченных.

И тогда улица ожила. Люди поняли, в чем дело, поняли, что нужно бежать. Две машины с треском сшиблись на углу. Ехать было нельзя, – все устремилось в одном направлении.

Бежать, укрыться куда-нибудь, все равно куда. Люди соскакивали с машин и бежали на тротуары. Надписи вспыхивали вдоль домов:

«Граждане, спокойствие! Граждане, надевайте противогазы! Не толпитесь у противогазовых убежищ!»

– Амадей Брукс с семьей бежал на самолете! – крикнул голос с тротуара.

Фрайс взглянул. Курчавый рабочий выкрикнул эти слова. Его выпуклый лоб был рассечен, кривая струйка крови медленно текла по щеке.

– Капиталисты приготовились, – кричал рабочий. – у них есть свои убежища, туда пускают за большие деньги. Я хотел попасть туда, видите! Он поднял руку ко лбу. В следующий момент толпа унесла его.

Амос Фрайс растерялся. Не то чтобы растерялся, по в строгий, выработанный заранее план вдруг ворвалась сама жизнь, нарушив его логическое развитие. Оставаться здесь – среди авто, на виду у всех – это будет самое лучшее. Но наверху начинается бой, за распылением последует обстрел снарядами. Бежать вместе с другими…

Дикая сцена разыгралась в двух шагах от него. Толпа бежала неизвестно куда, противогазовых убежищ не хватало. Из-за масок уже сражались. Богато одетый человек в маске выбежал из дома и остановился на ступеньках подъезда. Несколько других с криком бросились к нему.

Они требовали противогазов. Человек в маске опустил руку в карман, в его кулаке блеснул револьвер. Размахивая им, он стал пятиться к двери.

Кто-то из толпы бросился к нему и упал, размахивая руками.

Джентльмен выстрелил два раза. Потом на него навалились. Разорванный противогаз взлетел в воздух. И тут обычный здравый рассудок изменил доктору Фрайсу.

Он решил скрыться в более безопасное место. Уйти от толпы куда-либо в переулок, забежать в какой-нибудь дом, спрятаться. Фрайс вылез из авто и слился с людским потоком. Подхваченный толпой, потеряв возможность двинуть хотя бы одним членом, он побежал вперед, семеня ногами, думая об одном – не упасть под ноги этой живой лавине.

Вверху начался бой. Гремели зенитные орудия, самолеты города тусклыми крестами скользили вверх, к неподвижно ждущей их враждебной эскадрилье. Небо рушилось и возникало снова, вырывая из тьмы отдельные эпизоды боя.

А толпа неслась вперед и вперед, слишком испуганная, чтобы остановиться, слишком плотная, чтобы предпринять что-либо разумное. Люди выбегали отовсюду, из всех домов, из всех переулков. Люди падали под ноги друг другу. И все же толпа росла и росла. Со страшным сердцебиением, задыхаясь в плотной резине, Фрайс все быстрей перебирал ногами.

Поток свернул в переулок. Блестящие магазины кончились – здесь чаще встречались бакалейные и закусочные лавки. Перед глазами Фрайса в диком танце мелькали пестрые вывески. Противогаз на нем сполз, он видел только одним глазом. Новая картина на миг приковала его внимание.

В двух шагах перед ним бежал рабочий с израненным лбом, верней не бежал – толпа, стиснув, тащила его. Рот его был судорожно сжат, кровь из раны текла все сильнее.

И вдруг голова нырнула вниз. Рабочий что-то крикнул, кровавое, полное яркого ужаса лицо показалось снова, затем исчезло совсем. Бегущие сзади приподнялись, как бы минуя невысокую горку. Под своими ногами доктор Фрайс почувствовал что-то мягкое, скользкое, еще не перестающее шевелиться.

Это было сверх человеческих сил. Доктор рванулся вбок, в сторону, куда угодно, только не в ногу с этими одичавшими людьми. Толпа подавалась.

Острым локтем он уперся в женскую обнаженную грудь. Стены надвигались на него. Он рванулся снова и, ступив в пустоту, с ужасом начал падать в темный бездонный провал…

Когда он очнулся, ему показалось, что огромный камень навалился на ногу. Тело сильно болело, нога же, огромная и омертвелая, ныла, будто схваченная тисками. Он сел, поправил противогаз и с трудом повернул голову.

Он сидел на каменной площадке, перед открытой дверью какого-то помещения. Две лестницы, параллельные мостовой, спускались сюда от тротуара. Наверху слышались топот и гул бегущей толпы. Доктор шевельнулся и со стоном пополз в помещение.

Круги красные и черные плыли перед его глазами. В этих кругах проступила сначала фигура человека в пиджачной паре, с русой бородкой и бледно-голубыми глазами на белом испуганном лице. И уже затем прояснился фон – внутренность закусочной с полными блюдами на прилавке, с рядом бутылок вдоль полки на стене.

Человечек отступал, не сводя глаз с Фрайса. Доктор был страшен в эту минуту. Он был без шляпы, серый резиновый череп и стеклянные глаза смотрели из-под бинта, съехавшего набок. Он попробовал встать и удержался на одной ноге, обеими руками опираясь на прилавок.

– Что случилось? – резко спросил человечек, и его голос, как сквозь сон, прозвучал в сознании Фрайса. – Революция? Землетрясение? Хозяин ушел узнать и не вернулся. Кто вы такой и как сюда попали?

– Налет аэропланов! – хрипло крикнул Фрайс, он покачнулся и еле удержался за стойку. – Налет аэропланов. Город в газовом тумане. Живей, есть у вас противогаз? Скорей надевайте его.

Приказчик секунду стоял в нерешимости, потом схватил с полки противогаз и торопливо натянул на голову.

– Подвал, есть у вас подвал? – снова крикнул Фрайс. Он кричал, склоняясь к самому уху лавочника. – Это одно спасет нас. Дайте ключ, дайте же ключ, говорю вам!

Приказчик колебался. Фрайс снова схватил его за плечо.

– Вы не верите? Вы боитесь ловушки? Верьте мне, – я Фрайс, доктор химии Фрайс. Вы слышали обо мне? Откройте подвал – и вы избежите смерти. Вы слышите?

Наверху, заглушая все звуки, заглушая гул толпы и звон разбитых стекол, раздался громовой удар. Минуту царило молчание, потом гул снова возобновился.

– Это первый газовый снаряд, – крикнул Фрайс. – Там смерть! Город заливают газом. Торопитесь – или мы опоздаем.

Доктор шагнул вперед, и невыносимая боль кольнула его. Холодный пот покрыл лицо. Стиснув руки, он повалился на стойку.

– Помогите мне, – тихо сказал он, – я, кажется, сломал ногу.

Человечек с бородкой и голубыми глазами не слышал его. Он быстро взял ключ и направился в заднюю комнату. Фрайс пополз за ним.

В стене этой комнаты была тяжелая низкая дверь. Приказчик открыл ее. Фрайс сорвал зараженное пальто, бесполезный теперь бинт. Они закрыли дверь и спустились по лестнице вниз.

Продуктовый погреб закусочной лавки был низкой небольшой комнатой с земляным полом и кирпичными стенами. Здесь было холодно и сыро – это с радостью заметил Фрайс. Слабая лампа освещала бочонок в углу, груды мешков, телячью ногу, свисающую с потолка. Фрайс снял противогаз и обернулся к приказчику.

– Здесь холодно, и дверь крепка, – бодро сказал он. – Газ не проникнет сюда. Но на всякий случай – придвиньте к двери эти мешки. Нужно хорошенько закрыть ее. Ну, теперь мы в безопасности.

Он сел на пол и закрыл глаза. Его нога болела меньше. Он был почти счастлив, так удобно устроившись на первое время. Но тихий голос приказчика привел его в себя.

– Доктор Амос Фрайс, – зазвучал этот голос, и Фрайс задрожал, услышав свое имя, – сэр, вы знаете, конечно, какой газ пустили на город. Это, конечно, не фрайсит, не газ, изобретенный вами. Но почему вы в этом странном костюме.

Наступило молчание.

– Прошу вас, – сказал Фрайс упавшим голосом, – прошу вас, дайте мне чего-нибудь выпить. Я очень устал, и у меня болит нога…

Приказчик возился с бутылкой, а тем временем Фрайс старался собрать свои разбросанные мысли. Да, этот человек на краю смерти… Нет, не то… – он сделал огромный промах, открыв свое имя… Ведь, этот человек – труп, по крайней мере, десять минут он жил и двигался в смертельном тумане. Знает ли он свойства газа? Из его кармана торчал номер вечерней газеты, в которой в статье о Фрайсе было изложено действие великого изобретения. Но тогда… он будет умирать, зная… Зубы Фрайса звякнули о стакан, когда он залпом выпил душистое и крепкое вино.

– Я еще не знаю, что за вещество этот газ, – отрывисто сказал он. – Нужен анализ… Вы… вы, ведь, не чувствуете себя плохо?

Они снова долго молчали.

– Сэр, – доверчиво сказал человечек, – но вы уверены, что это не ваш газ? Я читал: он действует не сразу… Он покрывает нарывами тело. Прежде всего глаза…

Страшно побледнев, он вдруг зажмурил веки. Стоя посреди подвала, он поднес к ним сжатый кулак. Он попробовал улыбнуться, но улыбка не вышла на задрожавших губах. Он сильно протер глаза и растерянно взглянул на Фрайса.

– У меня, – сказал он отчетливо и хрипло, – у меня немного жжет глаза… Если я ослепну… Доктор…

Его фигура потонула в густом мраке. Лампочка мигнула и потухла. Веки Фрайса заполнила густая ночь.

Слабый крик раздался около него. Дрожащие руки схватили его за плечо. Вскрикнув от резкой боли, он оттолкнул от себя цепкое тело.

– Не хватайтесь за меня! – крикнул Фрайс, и сам не поверил своему голосу. – Слышите, не смейте за меня хвататься! Вы не ослепли, стала электростанция, служащие истреблены или разбежались. Вы спасетесь, уверяю вас, вы спасетесь, как и я.

Ответом было молчание. Кто-то тяжело сел на пол. Вино горячо разливалось по жилам Фрайса.

– Сэр, – снова сказал человек из мрака, голос его заставил Фрайса похолодеть, – сэр Амос, ради всего святого, есть у вас спички?

Спички были у Фрайса в боковом кармане. Он вытащил их и сжал в кулаке.

– Ради Христа, – продолжал голос, – дайте свет, мне очень нехорошо.

Прыгающими пальцами – что-то нечеловеческое было в этой мольбе – доктор чиркнул спичкой. В желтом свете возник маленький приказчик. Он сидел в углу, скорчившись, сжимая голову руками. Из его глаз катились крупные слезы.

Спичка обуглилась и канула в мрак. Доктор ждал. И снова тот же голос послышался из дальнего угла.

– Доктор Фрайс, – сказал этот голос, – я просил вас зажечь спичку. Разве они отсырели? Я слышал чирканье! Горела спичка.

– Нет, она не зажглась, – Амос Фрайс замолчал, задыхаясь: – спички отсырели, у нас нет света.

– Вы лжете, – завизжал человек из угла! – Вы лжете – спичка горела! Я ослеп, я совершенно ослеп. Умоляю вас, зажгите спичку снова.

Снова деревянными руками доктор Фрайс зажег тусклый огонек. Он оглянулся: бочонок стоял у стенки не совсем вплотную, за ним было место для одного человека. Приказчик сидел, опираясь на скрюченные руки с устремленными вперёд огромными и мутными глазами. И снова, медленно обгорев, спичка выпала из разжавшихся пальцев.

– Вы зажгли свет? – прорыдало в углу.

– Зажег, – хрипло ответил Фрайс.

– Но я не видел его. Я ослеп, ослеп, как крот, и у меня так жжет внутри. Доктор, это фрайсит. Дорогой сэр, спасите меня! Вы ученый, вы умный, о вас так много писали в газетах. Скажите, он пропитывает одежду? Говорят, вода помогает против него. Я разденусь. Доктор, скажите же мне!

Доктор не отвечал. Сдерживая стоны, он подполз к бочонку и сел, прижавшись к нему. Ледяная сырость пронизывала его тело.

В углу слышалось шуршанье одежды. Упали башмаки, человек лихорадочно раздевался. Затем заструилась вода – приказчик старательно обмывал лицо и тело. Потом вода затихла. Снова наступила тишина.

– Доктор Фрайс, – зашептал голос, – доктор Фрайс, я вымылся. Зажгите спичку.

Фрайс молчал, затаив дыханье. Человек в углу всхлипнул. Потом послышались шаги. Босиком человек направился к нему.

Звук неудержимой рвоты наполнил воздух. Гнилой, противный запах ударил доктору в нос. Приказчик топтался на месте, потом упал на пол. Он дрожал и давился в резких конвульсиях…

Рвота прекратилась, только легкие стоны доносились до слуха Фрайса. Стоны перешли в вой: человечек выл жалобно и безнадежно, все повышая свой страшный и тонкий голос.

Доктор химии Амос Фрайс сидел за бочкой и замирал, придерживая прыгающее сердце. Он знал: через несколько часов этот человек умрет. Вот теперь лопается его кожа, пухнут глаза, внутренности покрываются нарывами. Это действие фрайсита, его обычное действие, проверенное во всех лабораториях мира.

Тысячи наверху, наверное, гибнут таким же образом. И это вещество изобрел он, вызвал его к жизни!

– Доктор Фрайс, – неожиданно позвал окрепший голос, – доктор Амос Фрайс!

Переждав минуту, голос зазвучал снова.

– Доктор Фрайс, откликнетесь, говорю вам, скажите мне, могу ли я спасти пойду, я нащупаю вас, доктор, вас своими руками. Великий, гордость отечества, как еще называли вас газеты? Я пойду, я искусаю вас, подлый отравитель.

Он тяжело встал. Приказчик шел, ощупывая стену. Доктор стиснул зубы – и под своей ладонью ощутил горлышко винной бутылки.

– Доктор Фрайс, – над самым его ухом послышался голос, – доктор, умрем вместе, мне страшно одному. Доктор…

Слабая рука коснулась его груди. Доктор вжался в стену. С хохотом и визгом маленький человечек кинулся на него. Что-то лязгнуло, что-то мокрое коснулось его лица. Дико закричав, Фрайс ударил его тяжелой бутылкой…

Фрайс пришел в себя в полной тишине. Сильно тошнило, болела голова, едко жгло глаза и сухое горло. Доктор встал на колени и зажег спичку.

В двух шагах от него лежало что-то бесформенное, голое, с вздувшимся животом и тонкими ногами. Фрайс поспешно отвернулся. Но он успел заметить, что это нечто было человеком с разбитой головой. Багровая краснота и белые пузыри покрывали темно-синюю массу.

Покачиваясь и припадая, зажигая спичку за спичкой, доктор Фрайс проковылял в другой конец подвала. Там валялся смятый противогаз. Надев его, он начал яростно оттаскивать мешки от двери.

Он был почти в полубреду. Только бы уйти отсюда, расстаться с этим страшным гниющим трупом. Он распахнул дверь и упал от резкого усилия. Волоча ногу по земле, он выполз наружу.

В лавке была тишина, слабый свет проникал в открытую дверь. Закуски на блюдах приобрели жемчужно-серый оттенок, стенки бутылок были покрыты нежным зернистым налетом. Свет шел из входной двери.

Доктор выполз на площадку и стал подниматься по лестнице.

Наверху тоже было тихо: мертвая, неестественная тишина простиралась со всех сторон.

Здесь и там тяжелые прозрачные лужи скоплялись на сером асфальте. Около этих луж раскинулись люди в противогазах и без них, в неестественных положениях подвернув руки, отворотив распухшие лица. Вся улица была покрыта трупами.

Новенькое блестящее авто стояло у тротуара. В бредовой задумчивости доктор подошел к нему.

На шоферском месте скрюченный труп сидел, наклонившись к рулю. Рука, покрытая белыми нарывами, сжимала рулевое колесо. Доктор толкнул его, и труп отшатнулся. Фрайс напряг все силы, и труп, перевалившись через край, тяжело упал на мостовую.

Доктор сам сел на шоферское место. Перед ним были рычаги управления. Он понимал кое-что в этом деле.

Он нажал рычаг мотора. Контакта не было – рычаг вяло поддавался давлению пальца.

Доктор вспомнил – газ, изобретенный им, действует не только на человеческий организм, он отравляет и металл: сталь, обрызганная фрайситом, становится мягкой и вялой. Авто испорчено, и ни один мотор в городе не поможет ему выбраться отсюда.

Амос Фрайс сошел с автомобиля. Он испытывал чувство, похожее на голод, но пища в домах была пропитана страшным невидимым ядом. У него разламывалась голова, но он не смел снять мучительную маску. Он сделал неверный шаг, и нога, огромная и неуклюжая, отозвалась в нем острой болью. Не удержавшись, Амос Фрайс упал лицом вперед, в бесцветную лужу.

Он приподнялся и сел на сырой тротуар. Рассветное небо было прозрачно; темные тучи покрывали его. Круглый месяц, как белый нарыв, стоял на небе. Но ночь уже прошла, и красный свет солнца окрасил горизонт и тучи.

Наступил новый день, день юбилея доктора Фрайса. Амос Фрайс хорошо встречал его, окруженный плодами своего великого изобретения. Неожиданным движением он сорвал с себя противогаз.

Его широкое полное лицо было неподвижно и сурово; так, верно, склонялось оно над бесчисленными препаратами в светлой лаборатории. Доктор сидел, расставив ноги, упершись руками в асфальт, полной грудью вдыхая прозрачный отравленный воздух.

И вдруг он завыл – сначала тихо, потом все громче и громче, как тот в подвале. Доктор замолкал и начинал снова, и его старческий голос рвался к небу между рядами опустошенных зданий…

– А… да… что? – пробормотал доктор, выпрямляясь в кресле.

Возле него стояла прислуга – молодая девушка с озабоченным лицом. Яркий дневной свет вливался в окна. Недописанный лист бумаги лежал на столе.

– Мистер Фрайс, простите, – сказала девушка, – вы, кажется, совсем не ложились. Но я должна была разбудить вас. Сейчас десятый час, торжество начнется ровно в десять.

– Да, это так, – хрипло сказал доктор, – торжество… Это был сон… Я подумаю…

Он думал, сидя в прохладной воде ванны, растираясь мохнатым мягким полотенцем, застегивая перед зеркалом ослепительные углы воротничка. Чудовищные воспоминания сна теснились в его мозгу. Он обдумывал их всесторонне, подвергал научной оценке.

Да, все это так. Именно таким образом будет действовать фрайсит. Его сон был правдой, он только воспроизвел, предвосхитил действительность завтрашнего дня. Он, Фрайс, изобрел новый вид смерти. Там на юбилее он должен взять себя в руки, встать, бросить в лицо всем страшную правду о фрайсите.

* * *

Грохот аплодисментов, напоминающий падение рвущихся снарядов, приветствовал его выход на эстраду. Вокруг парадного стола сидели в ряд члены юбилейного комитета – сливки страны, цвет науки, политики, капитала. Дальше – из лож, из партера, с балконов – отовсюду тысячи пар глаз скрещивались на юбиляре. С сосредоточенностью обреченного на казнь Амос Фрайс погрузился в бархат почетного кресла. Начались приветственные речи.

Мистер Габриэль К. Джонс от имени правительства поздравил его с юбилеем и пожалованным почетным орденом. От лица объединенных университетов выступил достопочтенный Иеремия Смит, известивший Фрайса о присвоении ему профессорского звания. Вереница приветствующих – военных, ученых, капиталистов – проходила через эстраду в громе растущих оваций.

Доктор Фрайс прослезился. Это были радостные слезы умиленного человека. Под градом этих блестящих речей он опять начинал верить в значительность своих заслуг. Но он был тверд. В заключительном слове он скажет все. Он развернет перед собранием истинную подоплеку дела…

Встал Амодей Брукс, «некоронованный король», главный пайщик большинства предприятий страны. Амодей Брукс был стар, но неутомим; его морщинистое румяное лицо херувима улыбалось под серебряным облаком волос.

– Я скажу два слова, – произнес Брукс и благосклонно взглянул на поднявшегося юбиляра. – Доктор Фрайс, вы сделали большое и славное дело. Вы дали могучее оружие нашей стране. Как лицо неофициальное, далекое от политики (перья всех репортеров сейчас же отметили эту забавную шутку), в связи с вашим праздником я позволю себе бросить некоторый взгляд вперед.

Может быть, настанет день, тысячи дирижаблей, груженных вашим замечательным составом, подымятся с наших аэродромов, чтобы покарать страну, искушающую благость бога. Я говорю, может быть, и не называю этой страны… Может быть, еще скорее нам придется применить фрайсит против внутренних врагов, подрывающих промышленность и наносящих удар культуре…

Мы не дети, – продолжал оратор и угрожающе поднял дрожащий розовый, украшенный перстнем палец, – мы знаем, что каждое оружие о двух концах. Но, направив фрайсит против врагов, мы сумеем обезопасить себя от его обратного действия… Что же касается вас, – Брукс опустил палец, и лицо его снова детски просияло, – в связи с вашими заслугами, я предлагаю вам пост главного директора синдиката по выработке фрайсита. Скажу между нами, в тесном кругу (новая шутка была встречена одобрительным гулом собрания), это место не будет совсем бездоходно. Помимо жалованья, главному директору причитается один процент со всех доходов синдиката.

Амодей Брукс сел, протирая пенсне кончиком голубого платочка. Амос Фрайс поднялся для ответа.

Сверкающий зал гремел аплодисментами…

Новая лаборатория, свой автомобиль, вилла на морском берегу, яхта для летних прогулок – все последствия нежданного богатства сразу возникли перед ним. Он не мог говорить, – его захлестнул новый восторг, восторг человека, вступившего в мощную семью капиталистических магнатов. Аплодисменты стихли, юбиляр начал говорить.

– Я благодарю нацию за любовь и оказанную мне честь, – сказал он, и волнение снова сдавило ему горло. – Я постараюсь не обмануть доверия моих сограждан. Я постараюсь улучшить качество фрайсита. По мере моих сил я буду поднимать производительность заводов синдиката.