Текст книги "Невероятные истории. Сборник рассказов и повестей"

Автор книги: Николай Носов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Клякса

Я расскажу вам про Федю Рыбкина, о том, как он насмешил весь класс. У него была привычка смешить ребят. И ему было все равно: перемена сейчас или урок. Так вот. Началось это с того, что Федя подрался с Гришей Копейкиным из-за флакончика туши. Только если сказать по правде, то никакой драки тут не было. Никто никого не бил. Они просто вырывали друг у друга из рук флакончик, а тушь из него выплеснулась, и одна капля попала Феде на лоб. От этого на лбу у него получилась чёрная клякса величиной с пятак.

Сначала Федя рассердился, а потом он увидел, что ребята смеются, глядя на его кляксу, и решил, что это даже лучше. И не стал смывать кляксу.

Скоро зазвонил звонок, пришла Зинаида Ивановна, и начался урок. Все ребята оглядывались на Федю и потихоньку смеялись над его кляксой. Феде очень нравилось, что он одним своим видом может смешить ребят. Он нарочно сунул палец в флакончик и измазал нос тушью. Тут уж никто без смеха не мог на него смотреть. В классе стало шумно.

Зинаида Ивановна сначала никак не могла понять, в чём тут дело, но она скоро заметила Федину кляксу и даже остановилась от удивления.

– Это чем ты лицо испачкал, тушью? – спросила она.

– Ага, – кивнул головой Федя.

– А какой тушью? Этой? Зинаида Ивановна показала на флакончик, который стоял на парте.

– Этой, – подтвердил Федя, и рот его разъехался чуть ли не до ушей.

Зинаида Ивановна надела на нос очки и с серьёзным видом осмотрела чёрные пятна на лице Феди, после чего сокрушённо покачала головой.

– Напрасно ты это сделал, напрасно! – сказала она.

– А что? – забеспокоился Федя.

– Да, видишь ли, тушь эта химическая, ядовитая. Она разъедает кожу. От этого кожа сперва начинает чесаться, потом на ней вскакивают волдыри, а потом уже по всему лицу идут лишаи и язвочки.

Федя перепугался. Лицо у него вытянулось, рот сам собою открылся.

– Я больше не буду мазаться тушью, – пролепетал он.

– Да уж думаю, что больше не будешь! – усмехнулась Зинаида Ивановна и продолжала урок.

Федя поскорей принялся стирать пятна туши носовым платком, потом повернул своё испуганное лицо к Грише Копейкину и спросил:

– Есть?

– Есть, – шёпотом сказал Гриша. Федя снова принялся тереть лицо платком, но чёрные пятна глубоко въелись в кожу и не стирались. Гриша протянул Феде ластик и сказал:

– На вот. У меня есть замечательная резинка. Потри попробуй. Если она тебе не поможет, то пиши пропало.

Федя принялся тереть лицо Гришиной резинкой, но и это не помогло. Тогда он решил сбегать умыться и поднял руку. Но Зинаида Ивановна, будто нарочно, не замечала его. Он то вставал, то садился, то приподнимался на цыпочки, стараясь вытянуть руку как можно выше. Наконец Зинаида Ивановна спросила, что ему нужно.

– Разрешите мне пойти умыться, – попросил жалобным голосом Федя.

– А что, уже чешется лицо?

– Н-нет, – замялся Федя. – Кажется, ещё не чешется.

– Ну, тогда посиди. На переменке успеешь умыться.

Федя сел на место и снова принялся тереть лицо промокашкой.

– Чешется? – озабоченно спрашивал Гриша.

– Н-нет, кажется, не чешется… Нет, кажется, чешется. Не разберу, чешется или не чешется. Кажется, уже чешется! Ну-ка, посмотри, нет ещё волдырей?

– Волдырей ещё нет, а вокруг уже все покраснело, – шёпотом сказал Гриша.

– Покраснело? – испугался Федя. – Отчего же покраснело? Может быть, уже волдыри начинаются или язвочки?

Федя снова стал поднимать руку и просить Зинаиду Ивановну отпустить его умыться.

– Чешется! – хныкал он.

Теперь ему было не до смеха. А Зинаида Ивановна говорила:

– Ничего. Пусть почешется. Зато в другой раз не станешь мазать лицо чем попало.

Федя сидел как на иголках и всё время хватался за лицо руками. Ему стало казаться, что лицо на самом деле стало чесаться, а на месте пятен уже начинают вздуваться шишки.

– Ты лучше не три, – посоветовал ему Гриша. Наконец прозвонил звонок. Федя первым выскочил из класса и во всю прыть побежал к умывальнику. Там он всю перемену тёр лицо мылом, а весь класс над ним потешался. Наконец он начисто оттёр пятна туши и целую неделю после того ходил серьёзным. Все ждал, что на лице волдыри вскочат. Но волдыри так и не вскочили, а за эту неделю Федя даже разучился на уроках смеяться. Теперь смеётся только на переменках, да и то не всегда.

Федина задача

Раз как-то зимой Федя Рыбкин пришёл с катка. Дома никого не было. Младшая сестра Феди, Рина, уже успела сделать уроки и пошла играть с подругами. Мать тоже куда-то ушла.

– Вот и хорошо! – сказал Федя. – По крайней мере, никто не будет мешать делать уроки.

Он включил телевизор, достал из сумки задачник и стал искать заданную на дом задачу. На экране телевизора появился диктор.

– Передаём концерт по заявкам, – объявил он.

– Концерт – это хорошо, – сказал Федя. – Веселей будет делать уроки.

Он отрегулировал телевизор, чтоб было погромче слышно, и сел за стол.

– Ну-ка, что тут нам на дом задано? Задача номер шестьсот тридцать девять? Так… «На мельницу доставили четыреста пятьдесят мешков ржи, по восемьдесят килограммов в каждом…»

Вместо диктора на экране появился певец в чёрном костюме и запел густым рокочущим басом:

 
Жил-был король когда-то,
При нём блоха жила.
Милей родного брата
Она ему была.
 

– Вот какой противный король! – сказал Федя. – Блоха ему, видите ли, милей родного брата!

Он почесал кончик носа и принялся читать задачу сначала:

– «На мельницу доставили четыреста пятьдесят мешков ржи, по восемьдесят килограммов в каждом. Рожь смололи, причём из шести килограммов зерна вышло пять килограммов муки…»

– Блоха! Ха-ха! – засмеялся певец и продолжал петь:

 
Позвал король портного:
– Послушай, ты, чурбан!
Для друга дорогого
Сшей бархатный кафтан.
 

– Ишь что ещё выдумал! – воскликнул Федя. – Блохе – кафтан! Интересно, как портной его шить будет? Блоха ведь маленькая!

Он прослушал песню до конца, но так и не узнал, как портной справился со своей задачей. В песне ничего про это не говорилось.

– Плохая песня, – решил Федя и опять принялся читать задачу:

– «На мельницу доставили четыреста пятьдесят мешков ржи, по восемьдесят килограммов в каждом. Рожь смололи, причём из шести килограммов зерна…»

 
Он был титулярный советник,
Она – генеральская дочь,
 

– запел певец снова.

– Интересно, кто такой титулярный советник? – сказал Федя. – Гм!

Он потёр обеими руками уши, словно они у него замёрзли, и, стараясь не обращать внимания на пение, принялся читать задачу дальше:

– Так. «…Из шести килограммов зерна вышло пять килограммов муки. Сколько понадобилось машин для перевозки всей муки, если на каждой машине помещалось по три тонны муки?»

Пока Федя читал задачу, песенка про титулярного советника кончилась и началась другая:

 
Легко на сердце от песни весёлой,
Она скучать не даёт никогда,
И любят песню деревни и села,
И любят песню большие города!
 

Эта песенка очень понравилась Феде. Он даже забыл про задачу и стал пристукивать карандашом по столу в такт.

– Хорошая песня! – одобрил он, когда пение кончилось. – Так… О чём тут у нас говорится? «На мельницу доставили четыреста пятьдесят мешков ржи…»

– Однозвучно гремит колокольчик, – послышался высокий мужской голос из телевизора.

– Ну, гремит и пусть гремит, – сказал Федя. – Нам-то какое дело? Нам надо задачу решать. На чём тут мы остановились? Так… «Для дома отдыха купили двадцать одеял и сто тридцать пять простынь за двести пятьдесят шесть рублей. Сколько денег уплатили за купленные одеяла и простыни в отдельности…» Позвольте! Откуда тут ещё одеяла с простынями взялись? У нас разве про одеяла? Тьфу, черт! Да это не та задача! Где же та?.. А, вот она! «На мельницу доставили четыреста пятьдесят мешков ржи…»

 
По дороге зимней, скучной
Тройка борзая бежит,
Колокольчик однозвучный
Утомительно гремит…
 

– Опять про колокольчик! – воскликнул Федя. – На колокольчиках помешались! Так… Утомительно гремит… в каждом мешке… рожь смололи, причём из шести килограммов муки вышло пять килограммов зерна… То есть муки вышло, а не зерна! Совсем запутали!

 
Колокольчики мои, цветики степные!
Что глядите на меня, темно-голубые?
 

– Тьфу! – плюнул Федя. – Прямо деваться от колокольчиков некуда! Хоть из дому беги, с ума можно сойти!.. Из шести килограммов зерна вышло пять килограммов муки, и спрашивается, сколько понадобилось машин для перевозки всей муки…

 
Не счесть алмазов в каменных пещерах,
Не счесть жемчужин в море полуденном.
 

– Очень нам нужно ещё алмазы считать! Тут мешки с мукой никак не сосчитаешь! Прямо наказание какое-то! Двадцать раз прочитал задачу – и ничего не понял! Пойду лучше к Юре Сорокину, попрошу, чтоб растолковал.

Федя Рыбкин взял под мышку задачник, выключил телевизор и пошёл к своему другу Сорокину.

Находчивость

Мы с Вовкой сидели дома, за то что разбили сахарницу. Мама ушла, а к нам пришёл Котька и говорит:

– Давайте играть во что-нибудь.

– Давайте в прятки, – говорю я.

– У, да здесь и прятаться негде! – говорит Котька.

– Почему – негде? Я так спрячусь, что ты вовек не найдёшь. Надо только находчивость проявить.

– А ну-ка, спрячься. Найду в два счета.

Котька пошёл в коридор и стал считать до двадцати пяти. Вовка побежал в комнату, а я в чулан. В чулане лежала рогожка. Я залез под неё и свернулся на полу комочком.

Вот Котька сосчитал до двадцати пяти и пошёл искать. Вовку он сразу нашёл под кроватью и стал меня искать. Обыскал всю комнату и кухню. Зашёл в чулан, остановился возле меня и говорит:

– Тут кастрюли какие-то, стул сломанный, рогожка старая. Никого нет!

Потом вернулся в комнату и спрашивает:

– Где он? Ты не видал, Вовка?

– Может, в шкафу сидит? – говорит Вовка. – Ну-ка, открой шкаф… Нету!

– Может быть, в буфет забрался?.. Нету! Куда же он делся?

– Знаю! – закричал Вовка. – Он в сундуке!

– Правильно! Больше ему негде быть. Как мы раньше не догадались!

Они подбежали к сундуку и принялись открывать крышку, но она не открывалась.

– Закрыта, – говорит Котька.

– А может, он изнутри держит?

Они стали стучать по крышке и кричать:

– Вылезай!

– Давай перевернём сундук, – говорит Вовка. – Ну-ка, подхватывай с той стороны! Рааазом!

Бух! Сундук перевернулся, даже пол задрожал.

– Нет, наверное, его там нету, – говорит Котька. – Не может же он вверх ногами сидеть!

– Должно быть, он в кухне под печкой, – ответил Вовка.

Они побежали на кухню и стали тыкать кочергой под печку.

– Вылезай! Теперь все равно попался!

Я насилу удержался от смеха.

– Постой, – говорит Вовка. – Я, кажется, кого-то поймал.

– Ну-ка, тащи его!

– Сейчас, зацеплю кочергой только… Есть! Ну-ка, посмотрим, кто это… Тьфу! Старые валенки!.. Где же его искать?

– Не знаю. Я не играю больше. Выходи! – закричал Котька. – Игра окончена! Не хочешь, ну и сиди себе!

Они вернулись в комнату.

– Может быть, он в комоде? – спрашивает Вовка.

Послышался скрип.

– Ну что ты ищешь в комоде! Разве в ящике спрячешься? – рассердился Котька и пошёл в коридор.

– Почему не спрячешься? Надо проверить, – ответил Вовка.

Он долго скрипел ящиками и вдруг закричал:

– Котька, иди сюда!

– Нашёл? – отозвался Котька.

– Нет, я не могу вылезти.

– Откуда?

– Из комода. Я в комоде сижу.

– Зачем же ты залез в комод?

– Я хотел проверить, можно спрятаться в ящике или нет, а ящик перекосился, и я не могу вылезть.

Тут я не выдержал и громко расхохотался. Котька услышал и бросился искать меня.

– Вытащи меня сначала! – взмолился Вовка.

– Да не кричи ты! Я не разберу, где это он смеётся.

– Вытащи меня! Мне здесь в ящике страшно!

Котька выдвинул ящик и помог Вовке выбраться.

Они вместе побежали в чулан. Котька споткнулся об меня и упал.

– Ещё эту рогожку какой-то дурак здесь бросил! – закричал он и со злости как хватит меня ногой.

Я как заору! Вылез из-под рогожки.

– Ты чего дерёшься?

Он увидел меня и обрадовался.

– Ага! Попался! – и побежал в коридор. – Палочка-выручалочка! Тра-та-та!

Я говорю:

– Можешь не трататакать, я не играю больше. Это не игра, чтоб драться.

Прихожу в комнату… Батюшки! Все разворочено. Шкафы открыты, из комода ящики вытащены, бельё на полу кучей, сундук вверх дном!

Пришлось нам целый час после этого убирать комнату.

Наш каток

Осенью, когда стукнул первый мороз и земля сразу промёрзла чуть ли не на целый палец, никто не поверил, что уже началась зима. Все думали, что скоро опять развезёт, но мы с Мишкой и Костей решили, что сейчас самое время начинать делать каток. Во дворе у нас был садик не садик, а так, не поймёшь что, просто две клумбы, а вокруг газончик с травой, и все это заборчиком отгорожено. Мы решили сделать каток в этом садике, потому что зимой клумбы все равно никому не видны.

Костя сказал:

– Только надо, ребята, сначала получить разрешение у управдома. Иначе и начинать нельзя. Дворничиха все равно ничего делать не даст.

– А вдруг управдом не позволит? – сказал Мишка. – Летом просили волейбольную площадку устроить – не разрешил, зверь такой!

– Я думаю, разрешит, – сказал Костя. – Дмитрий Савельевич хороший человек. Только с ним надо дипломатично поговорить.

– Это как – дипломатично? – не понял Мишка.

– Ну, значит, вежливо. Взрослые любят, чтоб с ними вежливо разговаривали; а такие слова, как «зверь», никому не могут понравиться.

– Что ты! – замахал Мишка руками. – Да разве я такие слова когда говорю? Это я ведь за глаза только.

– «За глаза»! – усмехнулся Костя. – Ты в глаза ещё и не такое скажешь! Я тебя хорошо изучил. Вот придём в домоуправление, так ты уж лучше молчи, я сам поговорю с управдомом как надо.

Мишка говорит:

– Ладно.

Мы тут же отправились в домоуправление. На наше счастье, управдом оказался на месте. Он сидел за столом, заваленным ворохом разных бумажек. Посреди этого вороха лежала тетрадка. Левой рукой управдом водил по цифрам, которые были в тетрадке, а правой что-то записывал.

– Здравствуйте, Дмитрий Савельевич, – сказал Костя вежливо.

– Здравствуй, дружок, здравствуй! – Управдом даже не обратил на нас внимания и продолжал водить пальцем по цифрам.

– Мы к вам, Дмитрий Савельевич.

– Вижу, дружок, вижу. Зачем пришли?

– Хотим немножко поговорить с вами, – продолжал Костя.

– Ну, говори, говори.

– Хотим спросить у вас.

– Спрашивай, спрашивай.

– Мы хотим спросить у вас, Дмитрий Савельевич, одну вещь: скажите, пожалуйста, вы должны вести у нас какую-нибудь спортивную работу?

– Какую это спортивную работу? – спросил Дмитрий Савельевич и, прижав пальцем цифру в тетрадке, посмотрел на нас поверх очков.

– Ну, как управдом, вы должны вести у нас спортивную работу.

Дмитрий Савельевич поставил карандашом отметку возле прижатой цифры, провёл по голове рукой, будто хотел причесать волосы, и сказал:

– То есть, по-моему, это вы…. Вы сами должны вести спортивную работу.

– Мы это понимаем, – ответил Костя. – Мы сами должны вести спортивную работу. А вот вы нам помогать будете?

Управдом наклонил набок голову, развёл над столом руками:

– А что вы хотите сделать?

– Мы хотим устроить каток на зиму.

– А, хорошо, хорошо! Делайте, что ж… А где вы его хотите сделать?

Костя рассказал, что мы хотим разровнять в садике землю, полить водой и провести электричество, чтобы можно было кататься при свете.

Управдом одобрил наш план. Он заметно повеселел, так как сначала испугался и подумал, что мы хотим заставить его самого вести спортивную работу, но, увидев, что от него ничего такого не требуется, сказал:

– Действуйте, ребятки, а если что понадобится, приходите ко мне.

– Вот что значит дипломатический разговор! – сказал Мишка, когда мы вышли от управдома. – Ты молодец, Костя. Я теперь тоже так буду.

После этого мы сорганизовали ребят и сказали, что, кто не будет работать, того не пустим кататься, Поэтому все рьяно взялись за дело. Кто-то из ребят придумал разломать с одной стороны заборчик и отнести его шагов на десять в сторону, чтобы каток получился шире.

Все у нас шло очень ловко и хорошо, но только до тех пор, пока нашу работу не заметила Лелькина мама.

– Это что у вас за строительство? – спросила она. – Зачем разоряете садик?

Мы с Костей стали объяснять ей, что здесь будет каток.

– Ну каток, – говорит она. – А зачем же клумбы уничтожать? Делайте себе каток вокруг клумб.

Мы с Костей хотели объяснить ей все вежливо, но тут в дело вмешался Мишка.

– Как же вокруг клумб кататься? – с презрением на лице сказал он. – Разве вы не видите, что они четырехугольные? Или вы ничего не понимаете своей головой?

– Я-то своей головой все понимаю, – ответила Лелькина мама. – А вот ты, видно, не понимаешь. Вот пойду скажу управдому, что вы здесь затеяли.

– Ха-ха! – сказал Мишка. – Идите. И скажите. И посмотрим, что вам управдом скажет.

От управдома Лелькина мама вернулась злая-презлая. Видно, он объяснил ей, что разрешил нам делать каток. Она больше ничего не сказала нам, но вместо этого стала говорить всем жильцам, что теперь маленьким детям даже погулять будет негде, а Григорию Кузьмичу из пятой квартиры наябедничала, что мы перенесли заборчик и теперь он не сможет выехать из гаража на своей автомашине. Григорий Кузьмич моментально из дома выскочил и стал требовать, чтоб мы перенесли заборчик обратно. Мы с Костей вежливо начали объяснять ему, что машина проедет, но тут снова вмешался Мишка.

– Смотрите, – закричал он, – сколько здесь для проезда места! Разве вы не понимаете, что машина свободно проедет? Должна же у вас голова хоть немного соображать?

Услышав такую грубость, Григорий Кузьмич страшно рассердился, привёл управдома и стал доказывать, что заборчик надо поставить на место, а управдом стал доказывать, что заборчик может и здесь стоять. Кончилось тем, что они поссорились и Григорий Кузьмич побежал писать на управдома жалобу, а управдом сказал нам:

– Имейте в виду, больше я ни с кем из-за вас ругаться не стану. Если ещё хоть кто-нибудь на вас пожалуется, запрещу делать каток!

– Это все ты виноват! – сказал Костя Мишке. – И что ты все лезешь со своими грубостями! Не можешь говорить дипломатично – молчи!

– Я ведь дипломатично, – ответил Мишка.

В общем, из-за Мишки мы со всеми жильцами поссорились. Все были недовольны нами и только и делали, что ворчали на нас.

Через несколько дней наступила оттепель, и работать нам стало легче. Мы разровняли площадку, сделали по краям земляной бортик, даже заборчик покрасили и принялись за устройство электрического фонаря. Деньги собрали со всех ребят, купили электрический шнур, лампочку и патрон. Столб для фонаря у нас уже давно был. Он остался после ремонта дома и лежал посреди двора. Мы его врыли в землю, а проводку нам помог сделать дядя Серёжа из девятой квартиры. Такой хороший человек оказался. Мы даже хотели про него написать в газету, но сначала некогда было, а потом как-то забыли.

И вот, когда всё было сделано и наш фонарь готов был засиять над катком ярким светом, в дело вмешалась дворничиха тётя Даша.

– Вот что, ребятушки, – сказала она, – столб вам придётся отдать, потому что на будущее лето он для ремонта понадобится.

Костя принялся доказывать ей, что столбу мы ничего плохого не сделаем, и в конце концов он, наверное, уговорил бы её, но тут Мишка не выдержал.

– Постой, – говорит, – сейчас я ей все дипломатически объясню. – Он оттолкнул Костю и давай кричать:

– Это что, по-вашему, столб? А для чего, по-вашему, сделали столб? По-вашему, столб сделали, чтоб он, дожидаясь ремонта, целую зиму под снегом гнил? У вас что на плечах, голова или ещё что-нибудь?

Кончилось тем, что тётя Даша рассердилась и побежала в домоуправление.

– Вот видишь, что ты наделал, – сказал Костя. – Управдом ведь предупредил, что больше терпеть не станет.

Все ребята на Мишку набросились.

– Из-за тебя, – говорят, – каток запретят! Даром трудились только!

Мишка готов был рвать на себе волосы от досады.

– И как это у меня вырвалось? – убивался он.

Вдруг смотрим – тётя Даша обратно бежит, а за ней управдом. Мишка увидел, уцепился руками за столб и как завоет:

– Не отдам столб, не отдам! Я накоплю денег и заплачу вам за него. Целую зиму не буду мороженого есть.

Управдом услышал и только рукой махнул.

– Ладно, – говорит, – берите себе этот столб.

И ушёл. А тётя Даша увидела, что у неё ничего не вышло, и говорит:

– Хорошо же! Мы ещё поговорим с вами!

И вот потянулись самые тяжёлые дни. Две недели подряд стояла оттепель, даже лёгонького морозца не было. Снег иногда падал, но тут же таял и только разводил слякоть. Мы с Мишкой начали думать, что в этом году уже совсем не будет зимы, и приходили в отчаяние.

Наконец ударил долгожданный мороз. И тут у нас начались новые приключения. Никто не хотел нам давать воды для катка. Сначала мы пошли к тёте Даше и стали просить, чтоб она дала нам свой дворницкий шланг, чтобы полить каток из шланга, по она не дала. Говорит:

– Я вообще против вашего катка. Весной растает, а убирать мне! Все жильцы против катка. Вот мы напишем управдому заявление, чтоб разорил.

Мы говорим:

– Не даёте, мы и без вас польём. Каток замёрзнет, сами придёте к нам кататься.

– И не приду! А замёрзнет, так я его золой посыплю, все равно никто не будет кататься.

Мы стали таскать воду вёдрами из кухни шестой квартиры, но нас скоро оттуда прогнали: сказали, что мы нанесли им грязи. А какая там грязь, когда во дворе никакой грязи не было! Стали мы таскать воду из первой квартиры, но нас и оттуда выгнали. Мы пошли в четвёртую, нас стали и оттуда гнать.

Тут Мишка вспомнил, что у дяди Андрея из двадцатой квартиры есть маленький шланг. Мы все видели, как дядя Андрей обмывал летом из этого шланга свой мотоцикл. Мы пошли и попросили у него этот шланг. И какой оказался человек добрый! Дал шланг и даже сказал, что пусть будет у нас до конца зимы. Бывают же такие люди на свете! Мы про него тоже решили написать в газету, но потом тоже почему-то забыли. Всё было как-то не до того.

Завладев шлангом, мы пошли на кухню четвёртой квартиры. Там два водопроводных крана. Мишка сказал:

– Здесь мы никому не помешаем: к одному крану привернём шланг, а из другого пусть жильцы берут воду.

Мы присоединили шланг к крану и принялись поливать каток. Сначала дело шло хорошо. Струя воды с силой била из шланга и доставала во все уголки площадки. Мишка держал шланг обеими руками и улыбался во всю ширину лица. Струя шипела, трещала, так что у всех становилось радостно на душе. Неожиданно произошла задержка: струя вдруг стала слабее, потом словно увяла и совсем перестала течь.

– Что такое? – удивился Мишка. – Наверно, шланг отскочил от крана.

Прибежали на кухню. Шланг на месте, а вода не течёт. Смотрим – кран закрыт.

– Что за ехидство? – говорит Мишка. – Кому это понадобилось привернуть кран?

Отвернули мы кран, стали поливать снова. Вдруг опять – стоп! – не течёт вода. Прибегаем на кухню, снова никого нет, а кран привернут.

И так несколько раз.

Наконец мы догадались поставить у крана стражу, и только после этого дело пошло на лад. Поздней ночью мы кончили поливать каток, но так и не узнали, кто придумал это озорство с краном.

За ночь вода замёрзла крепко-накрепко. На следующий день состоялось торжественное открытие катка Все ребята собрались вокруг. Лёд блестел, что твоё зеркало. Мишка первый выехал на середину льда.

– Каток объявляю открытым! – закричал он и тут же шлёпнулся.

Все, как по команде, бросились на лёд, и пошло катание. Катались и на коньках и без коньков. Все смеялись и падали. Коньки звенели и с шипением резали лёд. Катались даже те, которые не строили катка, но мы им не запрещали. Хотелось, чтоб в такой день все были радостные и счастливые. Даже взрослые вышли во двор и смотрели на наше веселье. А управдом Дмитрий Савельевич тоже пришёл и сказал:

– Вот куплю себе коньки и буду приходить по вечерам кататься. Вспомню молодость!

Потом он на самом деле купил коньки и часто ночью, когда ребята уже давно спали, приходил и катался на нашем катке. Настолько хороший человек оказался, что хотелось написать о нём в газету!

Наш каток был хороший, большой и крепкий. Про него ничего нельзя было сказать плохого. Но скоро катающихся оказалось так много, что всем не хватало места. И вот Мишка, чтоб разгрузить каток, придумал меру: у кого двойка – не пускать на каток, пока не исправит. С тех пор каждый, кто приходил кататься, должен был показать свой дневник. Некоторым двоечникам пришлось подтянуться.

Кончилось дело тем, что Мишка сам схватил двоечку по русскому языку. Уж очень он увлёкся катанием. После школы он даже не пошёл на каток. Ему стыдно было показывать свой дневник ребятам.

В этот день на катке шла игра в хоккей. Многие взрослые пришли посмотреть на нашу игру. Все глядели на нас, и никто не ругался. Даже тётя Даша смотрела и ласково улыбалась. Она была довольна, что её маленький Шурик играет вместе со старшими ребятами и никто не прогоняет его. Когда хоккейный мячик выскакивал с катка за бортик, она поднимала его и бросала обратно на лёд.

Вдруг Глебкина мама заметила, что среди играющих нет Мишки.

– Слушайте, где же Миша? – спросила она. – Строил, строил каток, асам не катается. Может быть, он болен?

– Надо бы проведать его, – сказала Лелькина мама.

Они обе решили пойти проведать Мишку. Я пошёл проводить их. Когда мы пришли, Мишка сидел за столом и делал уроки.

– Почему же ты, Миша, не катаешься? – спросила Глебкина мама.

Мишка сказал, что ему задали много уроков и сегодня он на каток не пойдёт.

– Ты хороший мальчик, – сказала Глебкина мама. – Это вы хорошее дело придумали – устроить каток.

А Лелькина мама сказала:

– С катком и родителям стало гораздо спокойнее. В прошлую зиму моя Лелечка каталась на улице и чуть не попала под автомобиль. В прошлом году все ребята катались на улице, а теперь их на улицу и калачом не заманишь. Все липнут к этому катку, как не знаю к чему!

Они поговорили между собой и ушли.

– Вот видишь! – сказал Мишка. – А помнишь, как все нас ругали, говорили – золой засыплют, не давали нам шланг, не давали воды! А теперь сами благодарят. Да ладно, – махнул он рукой. – Что с них спрашивать!

Мне было жалко, что Мишка не может пойти на каток. Я тоже решил не кататься в этот день, а вместо этого засесть за уроки, потому что и у меня кое-что было сильно запущено. Я пошёл домой и занимался до поздней ночи, сделал уроки как следует, а когда всё было выучено, я, вместо того чтоб лечь спать, нацепил коньки и вышел во двор.

Над нашим катком ярко горела лампочка. Вокруг стояли деревья с белыми, точно сахарными, веточками. Сверху падали крупные хлопья снега и мягко ложились на лёд. А среди этих хлопьев кружилась по катку маленькая фигурка. Я присмотрелся получше и увидел, что эта фигурка был просто Мишка. Он тоже, вроде меня, не мог прожить ни одного дня без катка.

Недавно в вечерней газете писали, что первым в этом сезоне открылся каток динамовцев на Петровке. Но это не правда! Первый каток в эту зиму был открыт у нас во дворе. Он начал работать на полторы недели раньше, чем каток на Петровке, только никто не догадался написать об этом в газету.