Текст книги "Военные загадки Третьего рейха"

Автор книги: Николай Непомнящий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

Так, когда войска становились на отдых или на переформирование, особенно на территории, откуда были изгнаны немцы, среди красноармейцев имели место случаи самоволок, пьянок, связей с местными женщинами и венерических болезней. Это вызвало опасение командования, так как болезнь могла распространиться и повлиять на боеспособность воинов. Поэтому было объявлено, что последнее будет рассматриваться как сознательное членовредительство для убытия с фронта в госпиталь и за это будут переводить в штрафную роту. К чести солдатской, нужно сказать, что явления эти были достаточно редки. Но были.

Несмотря на боевые успехи армии, на прекратившиеся отступление и панику, разжалования и отправки в штрафбат командного состава продолжались, но причины были уже не те, что оговорены в приказе № 227. Например, при переправе затонуло орудие, летчик на боевом задании спутал окопы и отбомбился по своим, зенитчики сбили свой самолет, ответственный не сумел вовремя доставить боеприпасы, интендант не провел обоз через линию огня, не обеспечил питанием и т. д. Однако появилась и другая, уже отвратительная черта – это сведение счетов амбициозных командиров – старших с младшими, возродилось и доносительство в СМЕРШ.

Летом 1943 года в полк прибыл приказ командующего армией, предписывающий за плохое содержание стрелкового оружия (винтовок) и нехватку 2 винтовок по учету командира 4 отряда нашего 11-го полка аэростатов заграждения капитана В.И. Грушина разжаловать в рядовые и направить в штрафбат сроком на 1 месяц, чтобы кровью искупил свою вину. Грушин был один из опытнейших и уважаемых командиров в полку. Поэтому такое внезапное решение командующего армией (именно командующего, а не суда-трибунала) было нам непонятно. Тем более что Грушин не имел до этого замечаний и взысканий. Его отряд был всегда боеспособным и поднимал аэростатное заграждение перед налетом вражеской авиации. Но действительная причина офицерам полка была ясна. С ним свел счеты начальник аэростатов заграждения из штаба ПВО Ленинграда полковник Волхонский. Это был грубый, мстительный, чванливый, малограмотный человек. Он случайно выдвинулся из интендантов, когда многие опытные командиры из ПВО были направлены в стрелковые части на пополнение потерь. Волхонский не мог смириться с тем, что командир отряда Грушин отстаивал свое мнение и не допускал оскорблений в свой адрес и в отношении людей своего отряда. Что касается винтовок, то в полку были винтовки, прошедшие уже советско-финскую войну, частью трофейные, словом, порядочно изношенные, с сыпью в каналах стволов, уже не удаляемой. Офицер, проверявший стрелковое оружие в отряде Грушина, был из штаба армии и прислан Волхонским. И решение для наказания Грушина командующему армией генерал-майору Зашихину представил тот же Волхонский. Василий Иванович Грушин из штрафбата уже не вернулся. Все мы переживали за этого умного и честного командира. Такие бессмысленные потери на войне особенно горьки.

В штрафном батальоне разжалованным довелось побывать и мне. Для меня это было абсолютно неожиданным. Весной 1943 года в секретную часть полка пришел приказ, подписанный командующим армией войск ПВО Ленинграда генерал-майором Зашихиным, членом военсовета, бригадным комиссаром Веровым (третьего лица не помню). Этим приказом я был разжалован в рядовые в штрафбат сроком на 1 месяц, «чтобы кровью искупил вину». Мне ставилось в вину следующее:

1) плохо замаскированные две автолебедки, разбитые от артналета противника;2) исследуя обрыв тросов аэростатов, я якобы не отдавал под суд виновных мотористов;

3) во время боевого дежурства ночью на КП полка не мог точно доложить, приземлен ли последний аэростат, и при неоднократных запросах оперативного дежурного КП штаба армии обругал его по-матерному.

Так было написано в приказе «тройки». Я и командир полка подполковник Лукьянов и военком батальонный комиссар Коршунов были потрясены нелепостью этого решения. Мы понимали, что это дело рук того же Волхонского, который таким образом усиливал свое положение.

В то же время боевые лебедки, пострадавшие от артобстрела противника, находились в районе Васильевского острова, то есть в 10 км от меня, и были в распоряжения командира отряда. Мотористов под суд я не отдавал потому, что не было их вины. Последний аэростат был пробит осколками во время артобстрела, он был приземлен на 2 часа позднее, а что касается матерной ругани, то все мы на фронте не были ангелами и нелепо было ставить это в вину. Еще более дико было просто так разжаловать профессионала, военного инженера, каким я стал уже в 1943 году, и отправить в штрафбат…

Подобные случаи были и в других полках. И каждый раз приказ подписывала «тройка» во главе с командующим генерал-майором Зашихиным. К слову сказать, полки ПВО, защищавшие Ленинград, были опытные и дисциплинированные. За весь период боевых действий авиационные истребительные полки, зенитно-артиллерийские и полки аэростатов заграждения сбили над небом города и на подступах к нему 1561 вражеский самолет. Это была лучшая армия ПВО в тот период. Однако о причинах такой жестокости командующего по отношению к офицерам армии я узнал лишь через 30 лет после войны. Мне об этом рассказал в 1975 году И.И. Геллер, бывший начальник политотдела нашей армии.

С 1940 года Зашихин, получив звание генерал-майора, был начальником ПВО Балтфлота. Внезапные удары с воздуха, которые нанесли немцы в ночь на 22 июня 1941 года и ближайшие дни, парализовали и разрушили средства ПВО Балтфлота. Столицы Латвии, Литвы, Эстонии были захвачены. Остатки наших судов пришли в Кронштадт и Ленинград. Зашихин, конечно, тяжело переживал наши потери. Ведь только-только поступила директива Генштаба – в провокации не ввязываться. Он ожидал неприятностей. Его вызвал член Военного совета Ленинградского фронта А.А. Жданов, но не для привлечения к ответственности, а чтобы назначить командовать 2-м корпусом ПВО (впоследствии Ленинградская армия войск ПВО). Жданов сказал, что Зашихина, очевидно, назначат командиром корпуса ПВО, но предупредил, чтобы ни один вражеский самолет не появился в небе над городом. Немцы уже используют в Прибалтике наши аэродромы. Немецкие самолеты-разведчики набирают высоту до 7–8 км. Это не в достигаемости нашего зенитного прицельного огня, поэтому исключить их налеты нельзя, доложил Зашихин.

– Будете нести ответственность, мы еще не забыли, что вы ранее были исключены из партии как троцкист, – сказал Жданов, а он был одновременно членом Политбюро ЦК ВКП(б), секретарем ЦК и секретарем обкома. Это был удар в спину. Зашихин этого не ожидал. – Товарищ Жданов, ведь я был тогда совсем молодым членом партии, матросом был малограмотным. Я ведь потом просил прощения у партии и был восстановлен в 1929 году. – Да, мы это знаем, – сказал Жданов, – знаем, что партия вас простила. Но она не простит второй раз, если ПВО не защитит должным образом город Ленинград. Тогда пощады вам не будет. Идите воюйте, укрепите дисциплину и боеспособность и помните наш разговор… Так Зашихин оказался под дамокловым мечом. Впоследствии его профессионализм, строгость и жестокость были оценены высшим командованием и сыграли свою роль в выдвижении. Он закончил войну генерал-полковником, командующим одним из фронтов ПВО.

Я, согласно приказу, находился в штрафном батальоне, но внезапно был отозван из него в свой старый полк, но уже на звание и должность ступенью ниже. Приказ Военсовета был пересмотрен. Моего освобождения добились командир и комиссар полка. Боевое товарищество и порядочность я всегда высоко ценил, а через полгода я вновь был восстановлен в своем звании капитана и инженера 11-го полка аэростатов заграждения.

После разгрома немецко-фашистских войск под Ленинградом, с 1944 года я воевал на других фронтах, уже в должности старшего инспектора управления воздухоплавания центрального аппарата.24 июня участвовал в Параде Победы на Красной площади в 1945 году.

МИФ О «ВНЕЗАПНОСТИ»
Что знал Сталин о подготовке Гитлером нападения на СССР?

(Рассказывает Юрий Басистов)

«На рассвете 22 июня 1941 года фашистская Германия без объявления войны неожиданно и вероломно напала на Советский Союз…» Эти слова – из выступления Сталина по радио 3 июля 1941 года. Гитлеровское вторжение было действительно вероломным, но вот «неожиданным» его никак нельзя назвать. В том же выступлении сам Сталин признавал, что 170 дивизий, брошенных Германией против СССР, были придвинуты к границам СССР и находились в полной готовности, ожидая лишь сигнала для вторжения. О какой же «неожиданности» могла идти речь?

Архивные материалы советской внешней разведки, имевшей два подразделения – разведывательную службу НКВД и Главное разведывательное управление (ГРУ)Генштаба, свидетельствуют о том, что руководству СССР систематически докладывалось о нарастании военной опасности. Сталин обладал достаточно полной и надежной информацией о замыслах Гитлера.

В 1930-е годы советская разведка имела в ведущих странах Запада, а также в приграничных государствах разветвленную агентурную сеть. Опытными кадрами был укомплектован аппарат военных атташе при полпредствах за рубежом. Сталинские репрессии не обошли разведорганы, они были подвергнуты жесткой «чистке». Тем не менее в 1940–1941 годы зарубежная агентурная сеть была воссоздана. Особое значение приобретали источники информации непосредственно в Германии. Так, сначала 1940 года доверительные отношения с сотрудниками НКВД поддерживали жившие в Германии известная актриса Ольга Чехова и польский князь Януш Радзивилл, имевшие связи в высших нацистских кругах. Ценными информаторами были иностранные граждане, работавшие на советскую разведку, например, группа венгра Шандора Радо, действовавшая в Швейцарии. Одним из выдающихся советских разведчиков был Рихард Зорге, работавший в Японии. Насколько важны были добытые им данные, свидетельствуют его шифровки в центр ГРУ:

– 18 ноября 1940 года. Первое сообщение о возможном нападении Германии на Советский Союз.

– 28 декабря 1940 года. В районе Лейпцига формируется новая резервная армия вермахта из 40 дивизий.

– 1 марта 1941 года. Из Франции передислоцируются 20 немецких дивизий к советской границе, где уже находятся 80 дивизий. – 5 марта 1941 года. Получил микрофильм с телеграммы Риббентропа немецкому послу в Японии Отту с сообщением о том, что Германия начнет войну с Россией в середине июня 1941 г. Позже Зорге назовет точную дату нападения – 22 июня.

Уже за полтора года до начала войны из разных источников в Москву поступала тревожная информация о готовящемся нападении Гитлера. В донесении из Берлина от 20 января 1940 года говорилось: «Представитель Министерства иностранных дел сообщает, что СССР нам (немцам) нужен, чтобы разделаться на Западе… Нужно использовать теперешний момент, чтобы завоевать стопроцентное доверие СССР, а что Гитлер решит русский вопрос – это несомненно. Гитлер не будет делить господство в Европе со Сталиным». В другом донесении из Берлина от 26 июня 1940 года сообщалось, что Министерство путей сообщения Германии получило указание подготовить к концу 1940 года план перевозок с Запада на Восток. А вот информация из Парижа от 27 сентября 1940 года:

281«Немцы отказались от наступления на Англию, и ведущаяся подготовка к нему является лишь демонстрацией, чтобы скрыть переброску основных сил на Восток. Там уже имеется 106 дивизий». Работающий на советскую разведку сотрудник МИД Германии барон фон Шелиа сообщил 29 декабря 1940 года: из высоко-информированных кругов стало известно, что Гитлер отдал приказ о подготовке к войне с СССР, и война будет объявлена в марте следующего года. Это сообщение было перепроверено и после получения подтверждения доложено по «большому списку», начиная со Сталина.

Трудно переоценить значение информации о том, что в июле 1941 года Гитлер начал готовиться к войне против СССР, ио том, что 18 декабря 1940 года он подписал директиву № 21 – план «Барбаросса». Руководству СССР, благодаря усилиям разведки, было известно и об издании директивы главного командования сухопутных войск Германии от 31 января 1941 года о стратегическом сосредоточении и развертывании на востоке трех групп армий – «Север», «Центр» и «Юг».

Наиболее крупной советской разведывательной сетью в Европе была организация Харнака – Шульце-Бойзен, известная под именем «Красная капелла». Ее члены, имевшие связи в правительственных кругах Германии, систематически поставляли службе внешней разведки НКВД ценную информацию военного и политического характера. 18–19 июня 1941 года на основе этих данных был подготовлен обзорный документ, переданный наркому госбезопасности Меркулову для доклада Сталину. Зная отношение Сталина к донесениям иностранной агентуры и опасаясь отрицательной реакции, Меркулов не решился подписать документ и передать его Сталину. Содержание документа было рассекречено и опубликовано лишь в 1991 году. В нем сообщалось о подготовке гитлеровцев к нападению на СССР, о конкретных мерах, проводимых немецкими государственными и военными органами в этих целях. Донесения охватывали период с 6 сентября 1940 года по 16 июня 1941 года. В них, к примеру, говорилось: «Штаб авиации Германии в январе 1941 года отдал распоряжение начать в широком масштабе разведывательные полеты над советской территорией с целью фотосъемки всей пограничной полосы. В сферу полетов включен Ленинград. Верховное командование вооруженных сил дало указание о составлении карт промышленности СССР. Составляются планы бомбардировок важнейших объектов. В частности, разработан план бомбардировки Ленинграда и Выборга».

Одно за другим поступают сообщения «Красной Капеллы» о концентрации немецких войск на Востоке. Начиная с марта 1941 года указываются сроки нападения на СССР – весной-летом 1941 года.

Со слов двух фельдмаршалов, оно может начаться в мае, Генштаб сухопутных войск с прежней интенсивностью проводит в апреле подготовительные работы для операции против СССР, детально определяются объекты для бомбардировок. Далее сообщалось, что все подготовительные военные мероприятия должны быть закончены в середине июня. Сформировано будущее административное управление оккупированной территории Советского Союза во главе с Розенбергом. Назначены начальники военно-хозяйственных управлений будущих округов.

В архиве Министерства иностранных дел РФ обнаружена шифрограмма из Берлина от 4 апреля 1941 года с грифом «Особая. Строго секретно». Полпред Деканозов докладывал советскому руководству обобщенные данные о подготовке Германии к нападению на Советский Союз. Документ содержал сведения о проведении мобилизации запасных и призыве лиц 1922 года рождения, о переброске войск вермахта на Восток, о выпуске для солдат немецко-русских разговорников. В полпредство поступало много анонимных сообщений и телефонных звонков немецких граждан с предупреждениями о грозящей СССР опасности. О предстоящем военном конфликте между Германией и СССР открыто говорили в кругах дипкорпуса Берлина.

В предвоенные месяцы поток информации о подготовке Германии к войне нарастал. Из Берлина поступило сообщение о том, что с 12 января в немецкой армии запрещены отпуска. Источник из Бухареста сообщил 19 января, что в беседе с Антонеску Гитлер заявил, что первоочередной задачей Германии является завершение боевых действий с Югославией и Грецией, затем будет поставлен вопрос об СССР.

В марте 1941 года на основе поступивших в ГРУ новых донесений было подготовлено спецсообщение для руководства. В нем указывалось, что в министерствах Берлина убеждены в предстоящей войне против СССР. Датой нападения считают 1 мая 1941 года. Из Бухареста поступило сообщение, что нападение на СССР следует ожидать через три месяца, то есть в июне.

Военный атташе в Берлине генерал Тупиков доложил 9 мая 1941 года план возможных действий немецкой армии против СССР. ГРУ информировало Сталина, Молотова и военных руководителей о боевом составе германской армии, о распределении ее войск против Англии и СССР, о группировке немецких войск против западных военных округов. На 1 июня здесь было сосредоточено 120–122 дивизии.

10 апреля 1941 года были получены агентурные сведения о содержании беседы Гитлера с югославским принцем, во время которой Гитлер заявил, что он решил начать военные действия против СССР в конце июня 1941 года. В начале мая поступила информация о том, что военные приготовления на территории Польши проводятся открыто, немецкие офицеры прямо говорят о предстоящей войне между Германией и Советским Союзом. 6 июня из Софии поступили сообщения о переброске немецких войск из Болгарии и Греции в Румынию к советской границе. В тот же день была доложена информация о том, что на германо-советской границе сосредоточено около 4 миллионов немецких и румынских солдат. Все начальники аэродромов в Польше и Восточной Пруссии получили указание подготовиться к принятию самолетов.

9, 11 и 13 июня поступали данные о заседании финского правительства, на котором решался вопрос о вступлении в войну против СССР на стороне Германии. В это же время пришла информация о прибытии в Финляндию немецкого транспорта с 1500 солдат на борту. Всего в Финляндии размещалось три немецких дивизии, а еще две ожидали погрузки в Штеттине. В Финляндии началась частичная мобилизация.

Наиболее важные сведения были получены центром от двух разведгрупп из Берлина вечером 16 июня. В них говорилось: «Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время». Срочным спецсообщением эта информация была направлена Сталину и Молотову.

Действия советской разведки в Германии, по признаниям многих деятелей рейха, были хорошо организованы и эффективны. Шефполитической разведки Германии Шелленберг вспоминал, что в 1940 году русская агентура значительно расширила свою сеть и работала очень активно. В Берлине и других немецких городах, на территории «генерал-губернаторства», то есть в Польше, существовали хорошо законспирированные явочные квартиры, систематически работали радиопередатчики на московский центр.

Об обстановке, в которой действовали наши разведчики, свидетельствует эпизод со «Сводкой № 8». По докладам начальника ГРУ Ф. Голикова Сталину количество немецких дивизий на наших границах колебалось от 35 до 40. Это подтверждали и источники НКВД. Между тем в декабре 1940 году дивизий было уже на 15 больше и число их возрастало. Начальник отдела информации разведуправления подполковник Новобранец подготовил сводку № 8 об истинном положении дел, и на свой страх и риск, минуя Голикова, разослал ее всему начальствующему составу армии, а также по особому списку – руководству страны. Сводка вызвала настоящий переполох в Генеральном штабе, где не имели проверенных данных о сосредоточении германских войск на наших границах (!). Начальник Генштаба Мерецков был вскоре снят с должности. Автор «Сводки № 8» подполковник Новобранец был смещен, но ему повезло – он был отправлен на «бериевский курорт», как называли закрытый дом отдыха разведуправления для «паникеров войны».

Советская разведка располагала уникальным информатором в лице немецкого антифашиста Герхарда Кегеля, бывшего в 1940–1941 годы сотрудником посольства Германии в Москве. Кегель пользовался в посольстве доверием руководства, включая посла Шуленбурга, который старался не обострять отношения с Советским Союзом и пытался предостеречь Гитлера от недооценки советской оборонной мощи. В середине апреля 1941 года Шуленбург, изложив свою точку зрения по вопросу германо-советских отношений в обстоятельном меморандуме, отправился в Берлин для его вручения лично фюреру.30 апреля, вернувшись в Москву, он сказал своим ближайшим сотрудникам: «Жребий брошен, война неизбежна».

В этот период в Москве под видом представителя «химической промышленности» побывал Шелленберг. Во время застолий в «Национале» и «Метрополе» он с гордостью делился с Кегелем секретными сведениями о предстоящей агрессии против СССР. Предстоящую зиму, заявлял он, немецкие солдаты проведут в Москве, Киеве, Ленинграде, а может быть, в городах и селах Урала. Когда Кегель выразил скептическое отношение к этим перспективам, Шелленберг показал на карте исходные позиции немецких войск и главные направления планируемых против СССР ударов для достижения линии «А». Кегель поинтересовался, что это за линии, и получил ответ, что на линию Архангельск – Астрахань должна выйти германская армия примерно через три месяца после начала войны.

Иногда Кегель слышал разговоры сотрудников посольства, имевших родственников в различных берлинских ведомствах. Он был свидетелем начала скрытой эвакуации части семей дипломатов и служащих посольства. Вывозились также секретные документы. В середине мая большинство работников посольства знало, что война вот-вот начнется.

Когда Кегель утром 21 июня приехал в посольство, во дворе жгли документы. Из Берлина пришло указание уничтожить последние шифры, а также сообщалось, что «германские интересы» в Москве будет представлять болгарский посланник. В этой обстановке Кегель, пренебрегая всеми правилами конспирации, вышел на незапланированный контакт с сотрудником Главного разведуправления и сообщил, что война начнется через считанные часы. Много лет спустя Кегель, живший тогда в ГДР, с горечью вспоминал, что советский полковник ответил ему совершенно в духе того времени: «А вы не думаете, что это провокация?»

Посол Шуленбург и советник немецкого посольства Хильгер считали войну против СССР опасной для Германии. Когда стало ясно, что война неминуема, они пошли на беспрецедентный шаг – предупредили советское руководство о предстоящем нападении. Когда Сталину было доложено предупреждение Шуленбурга, он в присутствии членов политбюро сказал – будем считать, что дезинформация пошла уже на уровне послов.

Развитие событий в марте-апреле и вплоть до июня 1941 года отчетливо свидетельствовало: война стучалась в дверь Советского Союза. Маршал Жуков вспоминал, что в связи с сосредоточением крупных немецких войск в Польше Сталин послал Гитлеру в начале 1941 года письмо. В нем говорилось, что «нам это известно, нас это удивляет и создает у нас впечатление, что Гитлер собирается воевать против нас». В личном и «доверительном» ответе Гитлера утверждалось, что сосредоточение немецких войск в Польше связано с необходимостью обезопасить их от налетов английской авиации на Западе. Гитлер заверял в своей верности германо-советскому пакту «честью главы государства». По мнению Жукова, Сталин поверил фальшивым заверениям фюрера. У советского руководства были совершенно необоснованные надежды на решение возникших проблем с Германией политическим путем при полной недооценке военно-стратегических факторов.

Известно, что двое немецких солдат перешли на нашу сторону и предупредили о предстоящем нападении вермахта. В час ночи 22 июня в районе Волчина переплыл Буг перебежчик Ганс Шлютер. Он сказал, что в 4 часа утра германские войска начнут вторжение в Россию. Другой солдат Альфред Лисков, тайно покинув свое подразделение, перешел границу близ города Сокаль. На допросе в погранотряде он сообщил, что днем раньше командир взвода объяснил солдатам, что в ночь с 21 на 22 июня после артиллерийской подготовки будет форсироваться река Буг на плотах, лодках и понтонах. Полученная от перебежчиков информация была срочно доложена в Москву. Реакция была обычной – «это провокаторы, нас пытаются дезинформировать».

Трудно себе представить, как могло остаться без внимания руководства страны во главе со Сталиным совершенно секретное сообщение НКВД СССР в ЦК ВКП(б)и СНК СССР от 2 июня 1941 года. В документе докладывалось о широкомасштабных военных мероприятиях немцев вблизи границы с СССР, в том числе о ночных перебросках частей всех родов войск, сосредоточении двух армейских групп, рекогносцировках в приграничных районах, о сосредоточении вблизи пограничных рек понтонов, брезентовых и надувных лодок, наконец, о запрещении отпусков в германской армии.

Сталин обладал в июне 1941 года достаточно достоверной информацией для принятия действенных мер по отражению гитлеровской агрессии.

О нарастании военной опасности убедительно свидетельствовала тревожная обстановка на советско-германской границе. С 1 января по 10 июня 1941 года на границе с Германией было задержано 2080 нарушителей, разоблачено 183 германских агента, заброшенных на советскую территорию с разведывательными целями.

Постоянными стали нарушения советского воздушного пространства гитлеровской авиацией. Но советской зенитной артиллерии и истребительной авиации было запрещено сбивать вторгнувшиеся немецкие самолеты-разведчики. Не допускалось открытие даже предупредительного огня по нарушителям. За всем этим стоял патологический страх Сталина «спровоцировать» немцев, дать им «повод» начать войну.

Предупреждения о готовящемся нападении Гитлера поступали от правительства США и Англии.

Американский дипломат в Берлине Эдисон Вудс, имевший связи в немецких высших кругах, получил в августе 1940 года информацию о приготовлениях в ставках Гитлера к войне против СССР. Позже Вудс узнал о директиве № 21 – плане «Барбаросса», утвержденной Гитлером. Президент США Рузвельт сообщил в Москву о полученных сведениях.

На основании анализа военной обстановки в Европе весной 1941 года Черчилль решил проинформировать Сталина о немецких планах в личном послании. Английский посол в Москве Криппс тщетно пытался вручить его Сталину или Молотову. Лишь через две недели предупреждение Черчилля было передано в Народный комиссариат иностранных дел. Спустя три дня посла уведомили, что послание премьер-министра вручено Сталину.

Предупреждения, поступившие из Вашингтона и Лондона, были расценены Сталиным как очередная дезинформация, как попытка посеять подозрительность в отношениях СССР с Германией.

Советские разведывательные органы свой долг выполнили – руководство имело убедительные данные о надвигающейся опасности. Но пробить стену убежденности Сталина в непогрешимости его собственных суждений оказалось невозможным.

Сохранились весьма выразительные резолюции будущего генералиссимуса на разведывательных донесениях.

На сообщении советского военного атташе во Франции о том, что нападение Германии назначено на 22 июня 1941 года, Сталин начертал: «Эта информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор этой провокации, и накажите его». На срочном сообщении о назначении немецких начальников военно-хозяйственных управлений на оккупированной советской территории вождь собственноручно написал – послать источникк е… матери, добавив, что это «не источник», а «дезинформатор».

Венцом неспособности Сталина реально оценить обстановку является донесение Берии Сталину от 21 июня 1941 года, в котором отрицается сосредоточение 170 дивизий Гитлера на советской западной границе. Берия с холуйской угодливостью завершает донесение словами: «Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помнили Ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападет». Вот такая «мудрость»!

В воспоминаниях Молотова ясно сквозит недоверие и недооценка, которые они со Сталиным питали к разведке. «На разведчиков положиться нельзя, – утверждал Молотов, – их надо слушать, но надо проверять. Разведчики могут толкнуть на такую опасную позицию, что потом не разберешься. Если бы мы пошли за разведкой, дали малейший повод, он (Гитлер) бы раньше напал».

Миф о «внезапности» гитлеровского нападения был политическим маневром Сталина, с помощью которого он хотел снять с себя вину за неподготовленность страны и армии к войне. Не в характере вождя было говорить о своих просчетах и провалах. Ведь тогда нужно было бы признать свою полную некомпетентность в оценке военно-политической обстановки, а главное, признать свою вину за непомерную цену, которую наш народ заплатил за победу, отстаивая свободу и независимость своей страны.