355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Непомнящий » Военные загадки Третьего рейха » Текст книги (страница 10)
Военные загадки Третьего рейха
  • Текст добавлен: 21 сентября 2016, 17:02

Текст книги "Военные загадки Третьего рейха"


Автор книги: Николай Непомнящий


Жанры:

   

История

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Но при первой нашей встрече Небе интересовало главным образом местонахождение Муссолини. Индийская астрология предлагает методы вычислений такого рода. Я уже имел случай опробовать их в своей практике. Во второй половине того же дня я смог сообщить Небе, что Муссолини находится не более чем в ста двадцати километрах к юго-востоку от Рима. Как выяснилось, эти расчеты были точными. Хотя впоследствии его переправили на другой остров, а затем спрятали на вершине Гран Сассо в Абруццких горах, поначалу Муссолини был доставлен на остров Понца, и там он находился, когда я производил расчеты. Местоположение этого острова точно совпадает с указанным мною.

В тот вечер Небе пригласил меня отобедать с ним в «Кайзерхофотеле», который был почитаем нацистской верхушкой, поскольку тут до 1933 года часто бывал Гитлер. За обедом я должен был прокомментировать Небе гороскоп Кромвеля, Валленштейна и Наполеона. Я обратил его внимание на частичные совпадения этих гороскопов с гороскопом Гитлера. После этой встречи мне было разрешено ненадолго вернуться в Гамбург. Вскоре Небе прислал мне данные о рождении двадцати пяти высших нацистских чинов, чьи гороскопы я должен был составить в предельно короткий срок. Все эти люди подозревались в коррупции. Их имена и должности мне были неизвестны, но в одном из них опять фигурировал Небе. В Берлине, куда меня доставили в сопровождении офицера гестапо, я встретился с адъютантом Гиммлера Суханеком, и тот мне сделал выговор за то, что я слишком долго делал свои расчеты. Суханек сказал: «Рейхсфюрер велел передать, что вы должны работать быстрее и прилежней, иначе вас ожидает участь алхимика Таузенда, который сейчас сидит в концлагере и будет там сидеть, пока не получит золото».

Все же работа с Небе для меня обернулась удачей. Почти все книги и бумаги, конфискованные гестапо весной 1941 года, были мне возвращены по указанию Небе. Он сумел сделать то, что, несмотря на все старания, не смогли ни Циммерман, ни Керстен. Конечно, Небе это сделал не по доброте сердца. Он старался выжать из меня как можно больше, а потому и вернул столь необходимые в моей работе вещи. Недоставало только двух ящиков с индийскими рукописями и переводами. Позже я узнал, что сам Гиммлер реквизировал эти бесценные сокровища, сыгравшие важную роль при моей первой встрече с ним. Это Гиммлер позже устроит мне встречу с генералом Вальтером Шелленбергом, одним из тех, кому он полностью доверял. Отчасти Гиммлер это сделал, чтобы не терять меня из виду, но больше все же для того, чтобы воспрепятствовать мне работать на противников Небе в командовании СС, уже тогда расколотом на две враждующие группировки.

Моя первая встреча с Вальтером Шелленбергом

С Вальтером Шелленбергом, руководителем контрразведки и шефом Отдела VI в Главном управлении имперской безопасности, я впервые встретился на одной из гамбургских вилл. Был холодный январский день 1944 года, через заледеневший Альстер с востока дул студеный ветер.

Глава Отдела VI в свои тридцать четыре года был одним из самых молодых генералов третьего рейха. Свиду это был застенчивый, неброской внешности человек. Его спокойные и сдержанные манеры были приятным исключением среди кичливого высокомерия нацистских главарей. У него был уравновешенный характер, он был хорошо сложен, его походка и жесты отличались живостью. Глаза у него были маленькие, но проницательные.

Шелленберг сел подальше от окна, в самом углу комнаты, и тотчас завел со мной разговор. Его блестящие способности к дедукции проявились уже через несколько минут. Располагая немногими фактами, он быстро сумел составить для себя ясную картину о людях и событиях. У меня сложилось впечатление, что этот человек с превосходным аналитическим умом не слишком хорошо себя чувствует в своем элегантном мундире СС.

Шелленберг завел разговор об астрологии, и мы обсудили созвездия в его гороскопе, который я успел изучить. Я сказал, что период, объемлющий 1909 год, в котором он родился, астрологически крайне неприятный: «Созвездия Нептуна, Сатурна, Марса, Юпитера, Урана и Солнца тогда доминировали. На языке астрологов это означает, что тех, кто родился в эту пору, ожидают суровые испытания. Многие из них уже убиты, депортированы или пропали без вести. Другие сами стали инструментами массовых убийств. Если бы только этот факт был подвергнут статистическому анализу, результаты, вне всяких сомнений, оказались бы удручающими».

Затем я сказал Шелленбергу, что его здоровье вызывает опасения; длительное время подвергая себя перегрузкам и перенапряжению, он может истощить свою в высшей степени чувствительную натуру, а это приведет к тому, что присущее ему стремление к самовыражению и самоутверждению будет сковано излишней осторожностью.

Шелленберг был осведомлен о преступлениях и промахах своих коллег и начальников. Руководя особой сферой контрразведки в системе Главного управления имперской безопасности, он в этом качестве унаследовал часть того, что осталось после Гейдриха. В какой-то мере Шелленберг прославился среди немецких разведчиков, захватив двух английских шпионов, Беста и Стивенса, которых сумел заманить через датскую границу в Венло в ноябре 1939 года.

Шелленберг вел очень опасные интриги против Эрнста Кальтенбруннера, ставшего после убийства Гейдриха в Праге в июне 1942 года его номинальным начальником, а также против своего коллеги, Генриха Мюллера, шефа гестапо. Все трое стремились расширить сферу влияния своих ведомств и укрепить свою личную власть, добиваясь поддержки и доверия Гиммлера, который защищал преданных ему друзей, карал их врагов, а кроме того, оказывал им тысячу разных услуг. Будучи главой контрразведки, Шелленберг был лучше осведомлен о военно-политической обстановке за границей, как и об отношении там к Гитлеру и Гиммлеру. Ему приходилось вести жестокую закулисную борьбу, чтобы предотвратить или хотя бы смягчить некоторые чудовищные преступления, о которых ему становилось известно. В какой мере это мотивировалось чувством гуманности, в какой – желанием обеспечить себе оправдание на будущее, трудно сказать.

При первой встрече мы лишь слегка коснулись этого вопроса. В тот вечер Шелленберг пожелал услышать мое мнение об астрологии; он отметил, что астрология пользуется дурной репутацией и что у него лично возникают большие сомнения по поводу многих аспектов этого феномена. «Возьмем такой пример, – сказал он, – железнодорожная катастрофа произошла по вине стрелочника, забывшего перевести стрелку. Астролог нам скажет, что катастрофа была в тот момент неотвратима по причине такого-то расклада звезд. Этого я не могу понять».

Я пояснил, что на самом деле последовательность событий тут совсем иная. «В данном случае, – сказал я, – определенное созвездие, соответствующее определенной точке земной поверхности, положило начало целой цепи событий внутри космобиологической системы. Возможно, врач объяснил бы происшествие болезнью стрелочника, а психолог, химик или метеоролог сделали бы это по-своему. Я же объясняю это расположением определенного созвездия, представляющего внешнюю оболочку системы «микрокосм-макрокосм», той сущности, что всех нас объемлет. Для астролога созвездие – это всего лишь небесное соответствие событию, происходящему в определенной точке на поверхности Земли».

Тогда Шелленберг выдвинул следующее возражение. «Астрологи допускают фундаментальную ошибку, – сказал он. – Составляя гороскоп, они его привязывают к моменту рождения, которое и считают началом жизни. На самом же деле жизнь начинается при зачатии. Как вы объясните это, господин Вульф?»

Это был другой типичный вопрос, который обычно задают астрологам интеллигентные дилетанты. «Но гороскоп можно составлять на любой момент человеческой жизни, – ответил я. – Мы отдаем предпочтение рождению хотя бы потому, что это некий определяющий фактор. Всякий согласится, что рождение – это поворотный пункт в биологическом потоке жизни человека. Гороскоп, привязанный к этой точке, включает в себя все прежние точки и фазы – момент зачатия, рост зародышевых клеток родителей и даже линию предков, одновременно предвосхищая все важнейшие биологические процессы и события, которые последуют с момента рождения».

«Но момент рождения может быть прерван произвольно хирургическим вмешательством или при помощи медицинских препаратов. Роды могут наступить преждевременно в результате каких-либо случайностей», – возразил он.

Этот довод мне также был хорошо известен. Я объяснил, что все подобные обстоятельства в гороскопе будут отмечены особыми созвездиями, а следовательно, тут противоречий нет. Непрофессионалу это кажется невероятным и странным, сказал я, поскольку он не способен разглядеть связующие звенья единой цепи и поскольку у него неверное представление о времени и пространстве, которое в современной физике уточняется теорией относительности Эйнштейна.

«В таком случае, – заключил Шелленберг, – предшественницей современной научной мысли была астрология, и тем не менее у нее дурная репутация».

В этом я с ним согласился. «Злейшие враги астрологии – сами астрологи, – сказал я, – точнее, так называемые астрологи, шарлатаны и газетные писаки. Но есть серьезные астрологи, которые стремятся привести знания и методы традиционной астрологии в соответствие и согласие с естественными науками. Атомная физика прекрасный тому пример».

Шелленберг понял меня с полуслова. Затем с присущей ему неожиданностью он задал мне вопрос совсем другого рода: «Считаете ли вы астрологию средством пропаганды политических доктрин, а также средством политического контроля нации?»

«Разумеется, – ответил я, – астрологию можно использовать в государственных интересах, тем более в пропагандистских целях. Англичане это делали в крупных масштабах в годы Первой мировой войны. Лорд Нортклиф, известный специалист по пропаганде, в полной мере оценил значение астрологии как средства влияния на массы. Конечно, подобная практика чревата злоупотреблениями, и вряд ли уважающие себя астрологи на это пойдут. Сегодня все наши видные и серьезные специалисты сидят за решеткой, а шарлатанам и самозванцам разрешено продолжить свои занятия».

Прошло несколько месяцев, Шелленберг снова вызвал меня в свое ведомство и показал небольшой астрологический журнал под названием Der Zenit. За исключением одной детали, а именно артикля «Der», титул у него был тот же, что у широко известного астрологического ежемесячника, журнала Zenit, печатного органа наиболее влиятельной немецкой астрологической ассоциации, однако он прекратил свое существование в 1939 году.

«Вот интересная публикация, – сказал Шелленберг. – Журнал переправили морем из Швеции, не так давно он появился в Штеттине. Мы захватили несколько ящиков. В качестве издателя и редактора на нем значится имя доктора Корша, но, как вы знаете, Корш находится в концлагере с 1938 года [3]3
  К тому времени Корша уже не было в живых.


[Закрыть]
. Что вы об этом думаете?»

Я пролистал этот лже-Zenit. В нем оказался хороший универсальный гороскоп на 1943 год, а также гороскопы адмиралов Деница и Редера вместе с гороскопами нескольких немецких боевых кораблей. Последние были составлены по дате их спуска на воду. Я сказал Шелленбергу, что с точки зрения астрологии издание превосходное, это работа профессионалов. Несколько достаточно тонких пропагандистских штучек как бы невзначай было обронено на страницах этого в остальном безобидного текста. Мы рассудили, что подделка была изготовлена в Англии. Я сказал Шелленбергу, что в этой стране есть несколько толковых, знающих свое дело астрологов. Годы спустя Эллик Хау поведал мне о своей причастности к изданию этого псевдо-Zenit вместе с Сефтоном Делмером и покойным Луисом де Волем. Я рассказал Шелленбергу о неудачных попытках министерств пропаганды и иностранных дел использовать так называемый оккультизм в психологической войне во Франции и других европейских странах. Особенно подробно остановился на стараниях доктора Геббельса использовать в своих целях туманные стихотворные пророчества Нострадамуса.

«Кампания» Нострадамуса проводилась с конца 1939го и до осени 1940 года. Издавались 16-страничные брошюрки с предсказаниями Нострадамуса, отобранными швейцарским астрологом Краффтом, а ловкие писаки из Министерства пропаганды так обрабатывали «интерпретации» Краффта, что предрекали неизбежность падения Британской империи и победы Германии. Грубая подделка истинных предсказаний и очевидная тенденциозность комментариев не остались незамеченными в тех странах, где эти брошюрки распространялись. В один прекрасный день ведущие английские, шведские и испанские газеты вышли с заголовками: КТО ТАКОЙ НОСТРАДАМУС?

А несколько дней спустя был напечатан ответ этой загадки, НОСТРАДАМУС – ЭТО АДОЛЬФ ГИТЛЕР!

Шелленберг был прекрасно осведомлен о методах фальсификации и подделок, к которым прибегали министерства пропаганды и иностранных дел. В конце концов он и сам держал целый институт, служивший своеобразной кузницей, где с помощью последних достижений науки и техники производились искусные подделки для его шпионского ведомства.

Затем мы перешли к обсуждению проблем универсальной астрологии. Шелленберг был в приятельских отношениях с Керстеном, а потому знал, что со мной можно говорить совершенно открыто.

С большим беспокойством он высказал свои взгляды на зловещий для третьего рейха оборот событий, ведущих страну к полному краху.

«Гитлера необходимо убрать, устранить, только восстановление законности способно дать мир Германии и другим странам. Но ему это совершенно чуждо. Для меня, человека, исповедующего подобные взгляды, очень трудно добросовестно выполнять свои непосредственные обязанности», – заключил Шелленберг.

«К сожалению, отстранение Гитлера не изменит хода событий, – ответил я. – Для этого произошло слишком многое. Двадцать лет я уже изучаю гороскоп Гитлера, иу меня совершенно четкое представление о том, что ему уготовано судьбой. Возможно, он погибнет от руки убийцы, безусловно, при «Нептуновских», то есть при загадочных обстоятельствах, в которых женщина сыграет немаловажную роль. Пожалуй, мир так никогда и не узнает подробности его гибели, поскольку в гороскопе Гитлера Нептун занимает крайне неблагоприятное положение по отношению к другим планетам. Более того, позиции Нептуна в его гороскопе чрезвычайно сильны, а это всегда наводило на мысль, что все его широкомасштабные военные предприятия будут иметь сомнительный успех».

«С некоторых пор я ломаю голову, стараясь понять, что можно было бы сделать, – прервал меня Шелленберг. – Возможно, судьбу немецкого народа удалось бы облегчить, если бы произошла смена правительства. А как вы считаете, для Сталина и Советского Союза созвездия благоприятны?»

«Если только данные о рождении Сталина, которыми я располагаю, точны, – ответил я, – он может рассчитывать на многие благоприятные движения планет с 1945–1946 годов. Они отнюдь не указывают на поражение Советов. Но данные о рождении Сталина не мешало бы уточнить. Вы можете выяснить точное время его рождения, чтобы я смог перепроверить свои вычисления?»

«Посмотрим, что можно сделать, – ответил Шелленберг. – А каковы астрологические прогнозы относительно Великобритании и Соединенных Штатов?»

«Во многом тождественны прогнозам, касающимся Советского Союза! Прямо скажу, созвездия этих двух народов чрезвычайно благоприятны вплоть до 1947 года. А своего пика они достигнут в середине мая 1945 года. Необходимо что-то срочно предпринять, чтобы избавить Германию от еще больших бед».

«Могли бы вы составить исчерпывающий доклад для рейхсфюрера относительно всех этих вопросов? – спросил Шелленберг. – Я нахожу наш разговор в высшей степени полезным и важным как для моих собственных, так и для планов рейхсфюрера. Я вам очень признателен за откровенность. И знаете, – добавил он, – то, что вы сказали о моем гороскопе, абсолютная правда».

Обед с Генрихом Гиммлером

Погожим весенним утром ранним поездом я приехал в Берлин. Личный секретарь Вальтера Шелленберга встретил меня на вокзале и повез к Ванзее. Новенький «мерседес» остановился перед большой виллой. Окружавший ее сад спускался прямо к берегам Ванзее.

Меня представили невысокому, полноватому человеку, сотруднику Шелленберга. Он и секретарь должны были подготовить меня к поездке в неведомом мне направлении. Тот человек не знал, кто я такой, но мне удалось выяснить, что его зовут Франц Геринг. Коллеги называли его «маленьким Герингом». Он был из породы служак, которые постоянно чем-то заняты, всегда себе находят дело. Он был в штатском, хотя, конечно, служил в СС.

Моя первая встреча с Генрихом Гиммлером была надежно засекречена. Путешествие в специальном воинском поезде в Бергвальд – это было кодовым названием поместья Гиммлера – прошло без оказий. Пополудни следующего дня, с опозданием в пять часов я прибыл к месту назначения. О конечной цели меня уведомил в дороге офицер СС, ответственный за курьерский вагон поезда.

После недавнего воздушного налета Зальцбург был все еще окутан дымкой. В Айгене близ Зальцбурга находится построенный в стиле позднего барокко замок, который Гиммлер облюбовал для своего уединения. В целях конспирации замку дали другое название – Бергвальд. А когда-то этот замок с парком сказочной красоты принадлежал князю Шварценбергу. Расположен он у подножья горы Гайзберг, откуда открывается великолепный вид на Зальцбургские Альпы и овеянную легендами гору Унтерсберг. Добраться туда непросто, дорога узкая, со множеством крутых поворотов. То поднимаясь, то опускаясь по этому серпантину, мы приближались к замку. Миновав эсэсовские кордоны, наш элегантный «мерседес» подкатил к внешней стене укреплений с кованными железными воротами необыкновенной красоты. Водитель подал условный сигнал, и охранник пропустил нас. Мне не пришлось предъявлять никаких документов. С той минуты в течение трех дней я оказался полностью отрезанным от внешнего мира под опекой эсэсовцев.

Я был встречен оберштурмбаннфюрером Занне и другими офицерами личного штаба Гиммлера. Затем меня – по ошибке, как выяснилось позже – отвезли в гостиницу «Естеррайхишер хоф». Едва успел я привести себя в порядок и передохнуть с дороги, как в номере зазвонил телефон. Адъютант Гиммлера сообщил, что у подъезда ждет машина, которая доставит меня к Гиммлеру. Когда я приехал, обед только начинался. Гиммлер и его люди уже сидели за столом. Как только я вошел, Гиммлер поднялся, чтобы встретить меня. Сердечность его приветствия была настолько искренней, что всякий, кто увидел бы его впервые, возможно, был бы приятно поражен. Гиммлер усадил меня справа от себя. И вот сижу бок о бок с шефом СС, который, похлебывая суп, ведет со мной учтивую беседу.

Кто был Гиммлер? Властитель? Человек железной воли? Или политическая счетная машина? Робот в очках с роговой оправой и куском стали в груди вместо сердца, вложенным неким злым духом при помощи магических заклинаний?

В прошлой своей жизни он торговал домашней птицей и удобрениями. Впервые мир о нем услышал 30 июня 1934 года в связи с делом Рема, когда Гиммлеру пришлось отдать приказ уничтожить «заговорщиков».

С тех пор в антинацистских кругах за ним закрепилась кличка «кровожадный пес». Говорят, что Геринг называл его Wurstchen, то есть человеком незначительным, «сосиской», а Дениц отзывался о нем не иначе, как der Himmler («этот Гиммлер»), что было завуалированной формой презрения к шефу С. Но что они в действительности знали о Генрихе Гиммлере?

Просторные окна наполняли столовую обилием света, и когда рассеялся туман, открылась величественная панорама Альпийских гор. Простая пепельно-серая мебель создавала атмосферу покоя, уюта. Здесь все разительно отличалось от гнетущей роскоши убранства столовой на вилле Хоршнер. За большим овальным столом сидело человек двенадцать. По левую руку от Гиммлера – молодая женщина с ослепительно-голубыми глазами. Рядом с нею Киррмайер, в прошлом сотрудник криминальной полиции, ветеран СС. Этот бывший полицай был «сторожевым псом» Гиммлера. Он был вне всякой политики и фанатично предан своему хозяину. Его колоритный баварский акцент был под стать деревенским замашкам. Киррмайер был человеком простым и грубым. Квадратная форма его головы говорила о несокрушимой воле, энергии, фанатизме. Вместе с тем я в нем подметил скрытые черточки благодушия, дружбы, прямоты и преданности старого служаки, который ради Гиммлера позволил бы с себя заживо кожу содрать. Выбирая Киррмайера на роль сторожевого пса, Гиммлер, как кажется, руководствовался здравым смыслом и безошибочным чутьем.

Справа от меня сидел оберштурмбаннфюрер Занне, специалист по «расовым вопросам», ученик профессора Вюста из Мюнхена, знатока санскрита, директора исследовательского института «Атлантис». Сразу за ним сидели три симпатичных офицера СС, которые с другого конца стола робко поглядывали на своего кумира, рейхсфюрера. Они молчали даже тогда, когда разговор оживился и принял шутливый оборот. Офицеры внимательно слушали, время от времени бросая на меня восторженные взгляды, какими обычно дети смотрят на Деда Мороза. Все трое были в безукоризненно подогнанных мундирах и при всей своей скромности демонстрировали прекрасные застольные манеры. Напротив меня сидел доктор Рудольф Брандт, адъютант и личный секретарь Гиммлера, к тому же начальник департамента правительственного ведомства со званием штандартенфюрера СС. Его близорукие глаза из-под увеличительных стекол очков внимательно присматривались ко мне, в то время как Гиммлер, Киррмайер и Занне вели оживленный разговор, в котором и я принимал посильное участие. Мертвенно-бледный цвет лица Гиммлера выделял его из всех сидевших за тем столом как человека, обремененного многими тяжелыми обязанностями. Если не считать его и Брандта, все гости выглядели свежими, здоровыми, упитанными. Задумчивые, грустные глаза доктора Брандта должны были на своем веку перевидеть столько ужасных вещей. И, несмотря на это, он был идеалистом, притом верой и правдой служил Гиммлеру. За обедом этот сумрачный человек не проронил ни единого слова. Рядом с Брандтом сидели две молодые дамы, его секретари.

Блюда разносили двое слуг в белоснежных ливреях и перчатках. Они внимательно за всем следили, но сами не произносили ни слова.

У Гиммлера это был один из разгрузочных диетических дней. Меня это устраивало, поскольку я вегетарианец. Моя личная философия близка к буддизму и его восприятию космоса. Еще в ранние годы я проникся убеждением, что не следует потреблять в пищу ничего, что хоть как-то связано с трагедией. И я всегда старался по возможности придерживаться этого правила. Но у Гиммлера были иные мотивы. Он перешел на обезжиренную, постную пищу по причине желудочно-кишечных осложнений.

Разговор зашел о вегетарианстве. Гиммлер сказал, что он ненавидит охоту, поскольку не может смотреть на страдания животных. Он расчувствовался и стал нас уверять, что не выносит даже вида крови. Поистине странных субъектов подчас выбирает провидение на роль кровавых палачей. Мне почему-то часто вспоминается это сентиментальное признание Гиммлера. Для близких то был приятный, милый человек. Говорят, был заботливым и любящим отцом. Как и всякая хищная птица.

То, что «сторожевой пес» Гиммлера демонстрировал за столом дурные манеры и вел себя как неотесанный деревенщина, никого не удивляло. Но подобные манеры казались недопустимыми для начальника полиции, министра внутренних дел третьего рейха, рейхсфюрера СС. В чем-то Гиммлер даже превосходил Киррмайера – ставил локти на стол, вытягивал вперед руки, по-крестьянски звучно хлебал суп. Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер не старался скрывать отсутствие хороших манер, как не скрывал того же его верный страж Киррмайер. В сравнении с другими гостями эти двое здесь казались совершенно неуместными. Молодые офицеры СС исподтишка мне улыбались через стол, заметив, что крестьянские манеры их Рейхсхайни привлекли и мое внимание. Затем Гиммлер завел со мной разговор:

«Я вам весьма признателен за то, что вы приехали, и за то, что рассказали Шелленбергу об «Arthasastra» (сборник наставлений в области политики и фальсификаций). Это поистине бесценная книга, в своем роде совершенно уникальная. Древние индийцы были столь основательны, что не упустили ни один из аспектов управления государством. В самом деле, я очень вам благодарен, господин Вульф. Странно, что никто из моих людей не обратил мое внимание на существование подобной литературы».

На мгновение я лишился дара речи. Гиммлер говорил о том индийском сочинении, которое гестапо конфисковало у меня дома и которое мне так и не вернули.

Придя в себя, я сказал: «Согласен, удивительное произведение. В нем содержится вся мудрость, необходимая правителю». И дальше я пояснил: «Мир Древней Индии, в которой жил Каутилья, нам совершенно чужд. Внутренний порядок в Древней Индии держался на строгой иерархии, на вершине ее стоял царь со своими советниками. Затем шли касты, строго-настрого отделенные друг от друга, а их организация, их архетипы во многом соответствовали представлениям и практике древних индийских астрологов. Каждая из каст в сравнении с другой имела свои особые преимущества. Исполнение своих предопределенных обязанностей для членов касты служило залогом вознесения на небо и слияния с бесконечным (parabrahman). Стоило только нарушить этот порядок вещей, и весь мир обрекался на гибель в последующей неразберихе. Далее, в том индийском сочинении говорилось, что человек должен предаваться удовольствиям (kama), не вступая при этом в конфликт с нравственностью (dharma) и пользой (artha); не должен он быть лишен и радостей жизни. Если человек позволял себе излишество хотя бы в одном из этих трех аспектов, – удовольствие, нравственность, польза, – тем самым он вредит себе и прочим двум аспектам. И все же превыше всего польза, ибо «Артхашастра» писалась в основном для царя и правящей касты. На вопрос, должны ли учитываться моральные соображения, когда принимается то или иное решение, автор «Артхашастры» отвечает: что полезно (царю), тому и следует отдавать предпочтение (перед dharma и kama)».

Тут Гиммлер начал длинный монолог на заданную тему и пришел к заключению, прямо противоположному тому, что излагалось в «Артхашастре», чем очень меня удивил. Я знал, что «Артхашастра» не налагает никаких обязательств на царя по отношению к своему народу. Несколько глав в том сочинении посвящались организации и работе тщательно продуманной внутренней шпионской сети. И вот Гиммлер в своих высказываниях о Каутилье, чье сочинение он тщательно изучил, объявил, что использовать подобную шпионскую сеть в отношении германской нации было бы непристойно и недостойно.

Невероятно было такое слышать от человека, создавшего изощреннейшую, бдительную машину слежки, которая работала с фанатичной энергией. Но то были подлинные слова, сказанные шефом секретной полиции, одним из столпов национал-социалистической партии. Хотя сама партия – движение массовое, но состоит она из отдельных клеточек, которые постоянно отмирают и возрождаются. И каждый отдельно взятый член партии становился «важным звеном национал-социалистического сообщества», а это, в свою очередь, означает, что любой член партии шпионит за всяким другим членом партии. Шпионство в национал-социалистическом движении было всеобщим, всеобъемлющим, начиналось оно с какого-нибудь ничтожного чинуши, а замыкалось на главе гестапо, Генрихе Гиммлере. Действуя по поручению Гитлера, Гиммлер разработал методы современного террора, с его помощью построил разветвленную систему, важнейшим фактором которой стало шпионство. За чтобы ни брались национал-социалисты, предпочтение отдавалось обману. Ложь и блефу них были в почете. Процветала безнравственность, ибо она естественна для людей, прибегающих к террору. Иногда безнравственность демонстративно провозглашалась, но чаще служила прикрытием какого-то заговора.

Гиммлер использовал типично нацистский прием, превознося высокие идеалы и ценности, к которым ни он, ни его подручные не имели ни малейшего отношения. Все национал-социалистические акции предпринимались в защиту священных, божественных и, следовательно, высоконравственных предначертаний. В тот день в Бергвальде, в кругу своих последователей, веривших каждому его слову, Гиммлер, расправив грудь, с возмущением осудил уловки и коварство, провозглашенные Каутильей в «Артхашастре».

Этот лицемер, фанатичный приверженец расовых законов и национал-социализма, был воплощением жестокости и звериной сущности гитлеровского режима. Гиммлер считал себя добропорядочным, не имея понятия, что это значит, он считал себя честным, хотя, душой и телом служа национал-социализму, вырос на коварстве. Его эсэсовские методы стали символом тотально аморального правительства нацистов. Эти методы были рассчитаны на худшие человеческие качества: жестокость, мстительность, зависть, алчность, воровство, ложь и обман. Он методично насаждал их в Германии, отчего разложение нации пошло такими темпами, что перенос этой смертельной заразы на самих зачинщиков можно было считать лишь вопросом времени. В своем монологе Гиммлер преподносил беспринципные акции СС как «святые подвиги» во имя «тысячелетнего рейха».

Максимы Каутильи в его «Артхашастре» предназначались для индийского князька, чьи владения граничили с землями таких же удельных князьков. В подобных государствах внутренний порядок поддерживался силами, хотя и независимыми от правителя, но они действительно его поддерживали, как и правитель поддерживал их. Вот почему «польза» (artha) ценилась столь высоко. Князь (или правящая каста) пеклись об одном – как бы удержать в руках власть. Следовательно, политические проблемы при таком правлении сводились к одному вопросу: какс помощью пряника усладить жизнь своих друзей и как с помощью кнута наказать своих врагов?

«Для нас политика – это народное государство в полном смысле этого слова, – заявил Гиммлер. – Это предполагает устранение всех сил, за исключением тех, что служат единой созидательной идее. На тех же принципах мы строим отношения с другими странами, хотя наши дипломаты это искусно скрывают. Следовательно, нас заботит не личность, а народ, нас привлекает не просто сила, а сила как средство для воплощения нравственной идеи».

Подобно всем нацистским бонзам Гиммлер боялся публичных дискуссий, а потому избегал прямых вопросов, пока мы не остались с ним наедине. В присутствии своих лейтенантов, секретаря и подчиненных он говорил напыщенно и грозно, требовал изъявления восторгов к «монументальнейшей идее, какую когда-либо знал мир». Он говорил трескучие фразы, сулил светлое будущее, вещал о великой божественной миссии фюрера по отношению к простому народу. По всему было видно, что присутствующие весьма восприимчивы к его речам. Гиммлер же использовал те самые пропагандистские трюки, что пускались в ход в 1933-м, даже в 1920-егоды, когда они буквально завораживали слушателей.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю