Текст книги "Пико – Хрустальное Горлышко (Сказка)"

Автор книги: Николай Космин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Николай Космин
ПИКО – ХРУСТАЛЬНОЕ ГОРЛЫШКО
Сказка

Для детей Земли от семи до семидесяти семи лет.

Обращение к детям, а также к мамам, папам, бабушкам и дедушкам

Книга, которую вы только что открыли на первой странице, расскажет вам о необыкновенных приключениях маленького дрозденка по имени Пико – Хрустальное Горлышко, чье крохотное сердце вмещает столько Доброты, что способно изменять лики стран и континентов. После такого многообещающего заявления мне понятно ваше желание поскорее отправиться в королевство Врунглупию, родину нашего удивительного героя. Но прежде позвольте поведать вам предысторию появления этих чудесных повествований и представить истинного автора книги. Ибо принадлежит она, увы, не моему перу. Что же касается моего участия, то оно заключается в простом пересказе услышанного, что является, на мой взгляд, не чем иным, как Божьей милостью. Именно по Божьей милости я имел честь свести знакомство с выдающимся ученым мужем, знатоком оккультных наук, летописцем, путешественником, ботаником… знания которого превышают объемы многих энциклопедий. Господин магистр и есть подлинный автор историй о Пико.

Так вот! Однажды, в обычный сентябрьский день я вышел из дому, чтобы отнести в прачечную белье. Представьте себе мое изумление, когда, открыв двери прачечной, я увидел, что это вовсе не то заведение, услугами которого я пользуюсь вот уже добрый десяток лет. Перед моими глазами предстал… Что бы вы думали? Самый что ни на есть магазин птиц! На жердочках – в маленьких и больших клетках, умащивая свои душки, – на разные голоса упоительно заливались певчие птицы. Кого здесь только не было!? И красноголовые щеглы, и веселые чижики с раздувающимися зелеными грудками, и испанские тембрадос, и чопорные немецкие роллеры, всех и не перечислить! А напротив певцов, внутри подвешенных к потолку колец, важно восседали сенегальские попугаи. Они, словно зрители на концерте, что-то одобрительно выкрикивали на чужом для меня языке.

Вдруг, откуда ни возьмись, точно из-под земли, вынырнул продавец – лысый и чрезмерно вежливый человек во фраке. Он поднял вверх руку в белоснежном манжете и, странное дело, все птицы разом умолкли. И я не могу с уверенностью сказать, что в его руке не было дирижерской палочки.

– О-о-о! Мы знали, дорогой Николай Николаевич, что ваше великодушие позволит переступить обиду, связанную с задержкой заказа, – заявил продавец бархатным голоском, обращаясь ко мне. Его дружелюбный жест явно приглашал меня войти в помещение. – Но все ваши волнения теперь позади… – продолжал он, закатывая свои фиалковые глаза, что помешало ему приметить, как я трижды ущипнул себя за ухо. – Сейчас я сниму платок и вы увидите, какой это великолепный экземпляр!

Только теперь я обратил внимание на небольшой деревянный подиум, на котором в одиночестве, в центре зала, стояла птичья клетка. Она была покрыта черным с золотыми кистями платком.

– Вот он! – воскликнул лысый продавец с непонятным энтузиазмом и ловко смахнул платок с верха клетки.

В клетке, нахохлившись, на замшелом пенечке сидел певчий дрозд. Ах! Каким же надменным взглядом он окинул меня! Какое презрение к продавцу угадывалось в извороте его маленькой головы! Я бы нисколько не удивился, если бы на этой голове вдруг обнаружилась золотая королевская корона. И, забегая вперед, скажу, что это мое первое впечатление вскоре было подтверждено самим виновником моих размышлений.

– По-моему, он никудышный певец, – пробормотал я, обходя клетку, как бы прикидывая, а стоит ли «этот экземпляр», – так выразился продавец, – тех денег, которые, возможно, с меня потребуют.

– Что вы? Что вы? – всплеснул своими сухими ладошками господин во фраке. – Вы лицезреете настоящего маэстро!

Он щелкнул пальцами и дрозд тотчас встрепенулся и запел. Надо сказать, что в первую минуту меня неприятно поразил этот мгновенный переход от презрения к нескрываемой подобострастности, с которой пернатый вельможа поспешил выполнить приказ. Но когда я услышал его божественный тенор и что именно дрозд взялся исполнить, мое огорчение растаяло как дым, и я был вынужден признать справедливость слов господина во фраке.

Гениальная птица пела не что иное, как пасторальную серенаду из оперы Моцарта «Асканий в Альбе»! Сложнейшую партию редко исполняемого произведения. Да! Передо мной был настоящий маэстро!

– Довольно, довольно, – прервал через некоторое время певца лысый господин и, повернув свою мумиевидную голову ко мне, спросил: – Так как, уважаемый, берете?

– Беру! – отвергая всякие сомнения, сказал я продавцу. – Сколько я вам должен за эту чудесную птицу?

– Не извольте беспокоиться. Та сумма, которую вы уплатили в прошлый раз, когда оформляли заказ, вполне нас устраивает…

– Но… – я хотел было объяснить чудаковатому незнакомцу, что я прежде никогда не бывал в его магазине и, стало быть, не мог оформлять заказ, как наткнулся на предостерегающий взгляд несомненно владеющего ситуацией маэстро.

– Как же, как же! Вам, очевидно, не понравилась конструкция клетки, – воспринял по-своему мое молчание услужливый господин и, напихав в щеки «хохотушки», рассыпался комплиментами. – Какая изысканная требовательность! Какая прелестная утонченность, простите за грубое слово, палача! Ведь вы купили дрозда, чтобы сделать из него чучело, и, казалось бы, чтобы доставить его домой, подойдет любая клеть! О! Я ошибался! Вы эстет! Я просто в восхищении!

Предположения этого подозрительно льстивого продавца весьма озадачили, и лишь молчаливые указания моего друга, какового я уже видел в маэстро, уберегли меня от опрометчивых заявлений.

– Что ж, ваша правда, – сказал я, любуясь своим хладнокровием и снимая клетку с подиума. – Моя привередливость известна всем. Позвольте откланяться…

– Вот и ладненько. Рад, чрезвычайно рад был оказать услугу столь искусному изготовителю чучел. Мое почтение. В любое время мой магазин открыт для вас, – залепетал, благоговейно жмурясь, словоохотливый продавец, и я с облегчением шагнул в двери.

– Ну, а теперь пришла пора объясниться, – сказал я, сгорая от любопытства, когда через десять минут переступил порог квартиры и, поставив на журнальный столик клетку, откинулся в кресле, готовясь выслушать попавшего, в чем я был совершенно уверен, в беду маэстро. И тут я получил щелчок по носу.

– Мне не хотелось бы унизиться до столь малоприятного замечания, молодой человек, но я обязан напомнить вам, что бестактно требовать у визави каких-либо объяснений, не представившись, – высокомерно заявил неблагодарный дрозд, прохаживаясь по дну клетки омерзительно спокойной походкой.

– Ради Бога извините, дорогой маэстро, – сказал я, стараясь скрыть смущение, и, встав и по-старомодному склонив голову, представился: – Николай Николаевич. Историк.

Дрозд раскрыл клюв и снова его закрыл, желая, очевидно, в полной мере насладиться моим покаянием.

– Что ж, я сокращу церемонию, насколько это возможно, – наконец произнес он с неописуемым достоинством и назвал незнакомое мне имя. Одни только звуки, из которых оно слагалось, поселили в моей душе священный трепет.

Отпахнув веерное крыло в сторону, удивительная птица присела в глубоком реверансе, а затем последовал длинный перечень званий и титулов: магистр, составитель труда «История Правдалии, достославного дроздиного королевства», наследный принц, эрцгерцог земли южной Правдалии, граф Мифельбургский и прочее, прочее, прочее…

В тот же миг у ног дрозда открылся маленький саквояжик, и из его недр, разворачивая тяжелые складки пурпурной ткани, как живая, сама собой поднялась и облекла птицу величественная мантия магистра, точно так же покинула саквояж и увенчала голову принца голубая квадратная шапочка ученого с короткой, свисающей к клюву, кисточкой. Все произошло столь быстро, что я отказывался верить собственным глазам.

– Но как же тогда понимать ваше выдающееся искусство вокала?! – воскликнул я, пораженный титулами дрозда и его сказочным облачением.

– Ах, коллега! В прежние времена занятия вокалом были непременным условием светского воспитания, – печально ответил дрозд, и этот его искренний ответ более всего убедил меня в том, что мне пора преклонить колено перед Его Высочеством.

– Мои родители остановили свой выбор на Римской маэстории, где мне посчастливилось обучаться у знаменитого тенора господина Мезарио, – продолжал дрозд с задумчивым видом. – Но так уж случилось: домой вернуться мне не довелось. О, моя милая Правдалия! Моя несчастная страна! Увижу ль я тебя свободной от глупости?

Последние слова Его Высочество произнес так, как произносят заклинания, и я, ничего еще до конца не понимая из того, что услышал, вдруг ясно ощутил, что за всем этим кроется великая трагедия дроздиного государства.

– Вы угадали, – словно читая мои мысли, сказал высокородный дрозд. Расправив мантию, он по-королевски прямо присел на пенек и в его темных глазах блеснули слезы. – Незадолго до моего возвращения из Рима в Италию пришли ужасные вести. Злой волшебник Рыжелис заколдовал народ Правдалии. Могучая страна дроздов стала именоваться Врунглупией, потому что жители славного королевства превратились в глупцов и вралей. С того прискорбного времени почти сто лет я прожил на чужбине, надеясь на чудо.

И оно явилось! И теперь, когда, благодаря случаю, вы спасли меня от верной гибели, я надеюсь завершить свой главный труд и дописать многотомный фолиант, называемый «История Правдалии, достославного дроздиного королевства».

– Ваше Высочество! Позвольте обеспокоить вас вопросом? – обратился я к примолкнувшему дрозду и, получив царственное соизволение, спросил: – Не кажется ли вам, ученому, носящему звание магистра, нелепостью ставить рядом историю и чудо? О каком чуде вы упомянули?

– Нет, не кажется! – тотчас ответил, принимая вызов, который я бросил его учености, облаченный в пурпур магистр. – В истории народов очень даже часто случаются чудеса. Я же имел в виду рождение в королевстве Врунглупии дрозденка Пико.

– Не понимаю, как рождение какого-то Пико может изменить историю?

– О! Это особый дрозденок! Он родился умным и не способным врать. Ему предначертано расшифровать криптограмму золотой скрижали и расколдовать дроздиный народ.

Дрозденок Пико, криптограмма, золотая скрижаль, заколдованное королевство и, наконец, сам магистр, произнесший эти таинственные слова, прочно овладели моими мыслями. Кроме того, мне не давал покоя продавец птиц, его магазин, который он исхитрился открыть в прачечной. Кто же он, этот лысый господин? И как магистр оказался в России? Кто пожелал сделать из него чучело? Все эти вопросы водопадом обрушились на мой смятенный ум.

– Продавец птиц один из многочисленных слуг злого волшебника, – услышал я спокойный голос магистра и вздрогнул. Этот высокородный дрозд ко всему прочему владел телепатией! – Лысый господин гонялся за мной по всем странам, куда заносила меня судьба, и настиг в России, когда я совершил оплошность. Я нашел пристанище у заведующей прачечной. У нее было доброе лицо, но злое сердце. Так я раскрыл свое местопребывание.

– Но почему он, этот мнимый продавец, отдал вас мне с таким необычайным радушием? – резонно спросил я у магистра, все еще не постигая смысл событий, произошедших в колдовском магазине.

– Это просто. Вас спутали с другим человеком.

– С кем же? Я ничего не понимаю.

– С человеком, который изготавливает чучела птиц для музеев.

– Не может быть!

Я взглянул на своего собеседника, и мне показалось, что в его маленьких печальных глазах мелькнуло сомнение в моих умственных способностях.

– Ну что вы? – возразил мне магистр. – Ваши вопросы, уважаемый коллега, обладают достаточной логикой, чтобы признать у человека, их произносящего, ум подлинного ученого.

Черт возьми! Я никак не мог привыкнуть к способностям дрозда читать мысли.

– Нет-нет! Я мысли не читаю. Я их слышу, – поправил магистр и этим своим обескураживающим заявлением поверг меня в оцепенение. Хорошенькое дельце! Птицы слышат мысли людей!

Между тем комнату затопили сумерки, и я, самоуверенно надеясь заполучить рассказ о дрозденке Пико, решил было зажечь свечи, как вдруг внутри клетки затеплился мягкий розовый свет. Я увидел потрясающее зрелище! Магистр распахнул пурпурную мантию и, как настоящий чародей, неведомым образом наливая свет в чашечки китайских фонариков, которые он держал перед собой на вытянутых крылышках, творил то ли фокусы, то ли настоящее волшебство. Откуда-то сверху к его неподвижным ногам слетел легкий, как перышко, крохотный персидский ковер, следом опустилась на пол сверкающая бархатом софа, а над ней с той же неспешностью взметнулась и зависла тонкая кисея белого, как снег, балдахина. Рядом с софой, у изголовья, там, где пенились пухом подушечки, возник удерживаемый смарагдовой стойкой искусной работы кальян – сложный курительный прибор, предмет поклонения восточных шейхов. Затаив дыхание, я следил за таинственными превращениями. На моих глазах свершались чудеса – выросли и оплели дальнюю стенку клетки виноградные лозы, залучились и заиграли огоньками алмазные гроздья, чистым золотом ослепили взгляд трепещущие листья с серебряными прожилками, а на кисее балдахина проступили небесные звезды. Магистр прикрепил фонарики к лозам и повернулся ко мне. Теперь на нем был долгополый атласный халат, расшитый арабской вязью. Квадратную шапочку ученого сменила сиреневая феска – головной убор, похожий на перевернутое вверх дном ведерко, а на лапках, вместо туфелек, появились алые башмачки. Их острые носки загибались, как стебли цветов, а на кончиках висели игрушечные колокольчики. Магистр сделал шаг и они зазвенели очаровательно нежным звуком.

– Милостивый государь, – торжественно произнес магистр, обращаясь ко мне со свойственным ему величием. – Ваше желание будет исполнено. Вы достойны посвящения в тайну заколдованного королевства, ибо ваше сердце открыто для любви и добродетели. Вам будет оказана величайшая честь первому из людей услышать истории о Пико – Хрустальном Горлышке, маленьком дрозденке, чье имя освятил легендарный подвиг. Волшебный кальян поможет мне обрести прозрачную память, а вам раскрыть глаз воображения. Каждая выкуренная мной трубка вместит одну драгоценную историю о Пико. Так наберитесь же терпения и внимайте.

Звенящими шажками магистр приблизился к софе. Взмах крыла – и из трубки пыхнул сизый дымок. Тотчас подушечки распустились белыми лилиями, и в это уютное ложе, проплыв по воздуху, бережно опустилось тело магистра. В стеклянной колбе кальяна, в лазурной воде, опережая друг друга, побежали оранжевые пузырьки. Мне показалось, что пол моей комнаты, как луг, зацвел душистыми травами – все пространство вокруг меня будто напоили тысячами ароматов, и я увидел, да, я увидел то, о чем рассказывал поющий голос летописца, наследного принца, эрцгерцога земли южной Правдалии, графа Мифельбургского, составителя фолианта «История Правдалии, достославного дроздиного королевства».

Первая трубка магистра, повествующая о рождении Пико

А увидел я невиданной красоты дворец из белого камня. Увидел и ахнул – сказка, а не дворец!

«Как это возможно, чтобы в обыкновенном лесу в зарослях папоротника скрывались все эти башенки, галереи, фронтоны и арки? – восклицал я про себя, разглядывая белокаменное чудо. – Ах! Какие замечательные скульптурки кузнечиков, пчелок и комариков украшают стены дворца! А часы? Кто придумал такие славные солнечные часы, расположив их на большом куполе цитадели? И как сияют в лунном свете витражи?! Нет надобности в освещении! Видно, как днем!»

– Шесть веков тому назад мой знаменитый предок привел свой народ в еловые северные леса, – начал свой рассказ магистр, когда я смог привести чувства в порядок. – В короткое время талантами и трудами умельцев был возведен дворец, который вы изволите видеть. Вокруг него встал в полной красе величественный город с прямыми, как стрелы проспектами и улицами, со светлыми домами, сложенными из ручейных камешек и ракушек, с ягодными висячими садами. И назывался сей город королевством Правдалия. Пять веков граждане славного королевства жили счастливо, пока не объявился в лесах злой волшебник Рыжелис. Теперь жители Врунглупии влачат жалкое существование в глиняных домиках. Внутри они темные, без окон, а снаружи заросли мхом. Улицы Врунглупии кривые и грязные, лишь площадь перед дворцом и сам дворец хранят былое великолепие.

В эту минуту на одной из башенок дворца сверкнул огонь и грохнул выстрел. С листьев папоротника так и посыпалась серебряным дождем роса.

– Это выстрелила старинная пушка. Она оповестила врунглупцев о том, что король Пищурх отошел ко сну. Конечно, глупость несусветная палить из пушки в ночной час, зато каждый раз король видит себя во сне победителем всех войн, – сказал магистр и после этих слов уже ничто не тревожило его повествование.

Не так давно, на берегу ручья, где в глиняном домике жила семья королевских дровосеков, в такую же лунную ночь, как эта, разломив веснушчатую скорлупу кругленького яичка, появился на свет божий крохотный дрозденок, которого родители назвали ласковым именем Пико. Они сплели из ивовых прутиков колыбельку, подвесили ее на веревочках к потолку, положили в нее своего первенца и целыми днями не отходили от колыбельки, радуясь рождению сына. Прошел месяц, и отец впервые вышел с сыном на прогулку. Во дворе, прямо за порогом, росло множество цветов: синие колокольчики, фиалки, васильки, из травы выглядывали бледно-пурпурные листочки душицы, цвели заманиха и левкой, но Пико приглянулась белая ромашка. Она росла в стороне от других цветов и выглядела очень одинокой.

– Ой! Ты кто? – спросил Пико, подбежав к ромашке.

– Я ромашка, – ответила она, удивленно рассматривая дрозденка.

– Как ты мне нравишься! – воскликнул дрозденок и закричал: – Папа, папа! Посмотри, какая красивая ромашка живет на нашем дворе! Какие у нее беленькие лепесточки. Какие они нежные. Ой! Какой у нее упругий стебелек! Вот здорово, что у нас живет такой хорошенький цветочек!

Конечно, в глубине души, отец маленького Пико считал ромашку чудным цветком, но, подчиняясь законам Врунглупии, сказал:

– Разве это цветок? Приглядись повнимательней, ты ошибся. У ромашки отвратительно черные лепестки, стебель мягкий, перекусить клювом его ничего не стоит. Поэтому можно смело утверждать, что это самый обыкновенный сорняк. А настоящие цветы растут у нас на огороде.

Он взял под крылышко Пико и по дорожке, посыпанной желтым песком, повел его за дом, где у самого ручья были разбиты грядки с овощами.

– Вот эти пузатики оранжевые называются свеклой, – привычно соврал отец Пико, указывая сыну на капустный качан. – Свеклу едят в любом виде. Она славно хрустит! А голубые шарики, которые растут рядом на кустиках – это помидоры! Из них получается манная каша.

– Какой же ты смешной, папа! – перебил Пико отца. – Разве цветы едят?

– Ишь! А для чего же они еще нужны?

– Цветы растут для того, чтобы ими могли любоваться, – сам не зная почему он так говорит, сказал Пико. – А еще из цветов можно собрать букет и подарить маме.

Отец погладил крошку по головке и они пошли на дальний край огорода, где мама Пико сидела на грядке с огурцами и плакала в маленькое ведерко.

– Наш сын совсем умненьким уродился. Ничего не понимает, – печально сказал ей супруг. – Если так дальше пойдет, нас ждет невеселая жизнь.

– Ой! Мамочка! А почему ты плачешь? – спросил у мамы Пико.

– Потому что огурчики поливают слезками, сынок, – ответила она и еще пуще прежнего взялась плакать.

– Но ведь можно наносить воды из ручья!

– Да. Совсем он у нас умненький, – сказала мама Пико своему супругу, согласившись с его мнением. Затем стала объяснять сынишке. – Когда огурчики поливают слезками, они вырастают солененькими. А соленые цветы очень вкусные. Кроме того, учитывая, что мы замечательно бедные дрозды, выходит большая экономия соли.

– А вот и неправда! Что же вы все врете и врете? Огурцы вырастают свежими и никакие они не цветы, а обычные овощи, – сказал на это дрозденок и, рассердившись, отвернулся в сторону.

Родители Пико страшно испугались, ведь говорить правду считалось тяжким преступлением, того и гляди нагрянут свирепые эбэганы – сыщики короля Пищурха. Не мешкая, отец Пико схватил своего умного сына в охапку и отнес в дом, а дома строго-настрого запретил ему выходить из горницы, пока не поглупеет.

Весь оставшийся день Пико молчал, а вечером, когда отец сел читать газету, не утерпел, и вопросы так и посыпались из него.

– Папа, а почему в нашей горнице нет окон? К нам бы солнышко в гости заходило, ты бы глазки не портил, читал бы при дневном свете…

– При лучине слова лучше понимаются, – соврал отец.

– А зачем взрослым дроздам читать газеты? – не унимался Пико.

– В газетах печатают интересные врали.

– А для чего нужно знать врали, если они не рассказывают о том, что случается на самом деле? – тут же спросил любознательный дрозденок.

– Вот уж пристал! – закричал отец в сердцах. – Нам, дроздам, врали нужны для того, чтобы научиться глупостям!

– Ах, папа! Ну какой же ты у меня несмышленый, – сказал Пико и засмеялся. – Ведь ничего глупее нельзя придумать, чем учиться глупости!

А мама дрозденка горестно вздохнула… Что-то будет, если сын не поглупеет?

В конце-концов для Пико вечер закончился печальным событием. Его папа поступил с ним так, как поступают все взрослые: он отправил дрозденка в угол стоять на одной ножке.

– Будешь стоять, пока не пообещаешь, что никогда больше не станешь говорить правду и задавать умные вопросы, – сказал отец. Он был уверен, что рано или поздно Пико попросит прощения. Но не тут-то было! Всю долгую ночь простоял дрозденок на одной ножке, а прощения так и не попросил. Маленький Пико думал о том, что если он научится вранью и станет глупым, то ромашка, у которой такой нежный голосок и с которой ему так хочется подружиться, превратится в сорняк, а обыкновенные овощи станут цветами и мама приготовит из них салат. И никто, никто маме не подарит букет из настоящих цветов.

«Нет, ни за что я не буду лгать и глупеть, завтра же скажу моей милой ромашке, что папа ужасный враль, что она вовсе не сорняк, а самый прекрасный цветок на свете, у которого, как ни у кого, такая ослепительно солнечная улыбка!» – решил для себя Пико и, сменив уставшую ножку, стал терпеливо дожидаться утра. Но утром случилась страшная несправедливость – родители, видя упорство сына, испугались пуще прежнего и, уходя на работу, заперли снаружи дверь на огромный замок.

Ничего иного дрозденку не оставалось, как отыскать узенькую щелку в двери и любоваться ромашкой издали. Ах! Как же ему хотелось погладить ее лепесточки, ее замечательную желтую шапочку, ее тонкий упругий стебелек! Как было бы хорошо подружиться с ее многочисленными друзьями! Она отнюдь не одинока! Сколько же у доброй ромашки друзей?! Первым к ней пожаловал полосатый шмель, он добродушно гудел, похлопывая себя по бокам слюдяными крылышками и смешно топорщил усы, затем прилетела красная божья коровка, чтобы поделиться лесными новостями, прогнать злую тлю, которая больно щипала листья ромашки, а потом с мохнатой ели на прозрачной ниточке спустился изумрудный паучок, из трав прискакал рыжий кузнечик, погостила стайка бабочек, и со всеми славная ромашка была приветливой и ласковой, только маленького Пико, запертого в доме, она не могла одарить своей солнечной улыбкой.

Прошло много дней, а там и осень пришла. Родители по-прежнему перед тем, как уйти, вешали на дверь замок, и Пико, глядя в щелочку, видел как ромашка каждый день роняет на землю по одному белому лепестку. Когда же ветер, сломав стебель цветка, унес последний, опечаленный дрозденок забился в угол, и в его сердце надолго поселилось горе, ведь он не знал, что с приходом весны, под теплым солнышком, вновь оживет его подружка и вновь улыбнется миру. Ему казалось, что ромашка погибла из-за него, ведь он так и не сказал ей, что никакой она не сорняк, а самый прекрасный цветок на свете.

Целых две недели бедный дрозденок не мог ни пить ни есть, он едва не умер. Растерявшиеся родители теперь наперебой упрашивали Пико хоть часок погулять во дворе и дали слово, что никогда, никогда больше не станут вешать на двери злополучный замок. Они даже разрешили сыну шепотом сказать немножечко правды, но все эти заманчивые предложения разбивались о горестное молчание Пико – лежа в колыбели, свесив на тонкой шейке голову, Пико лишь грустно вздыхал, и из его полных тоски глаз так и сыпались на пол крупные, как вишни, слезы. И вот однажды, когда силы покинули дрозденка и его накрыл пуховым одеялом добрый дядюшка Сон, он вдруг увидел, как над его колыбелькой склонилась живая ромашка.

– Не печалься, дружок! – сказала она, заглядывая Пико в лицо. – Я всегда знала, что я – полевой цветок. Мне жаль дроздов, и я на них ничуть не обижаюсь. Ведь глупость дроздов делает их такими беззащитными, они и вправду не понимают, что если ручей назвать пустыней, то от этого он не перестанет журчать по камешкам и не наполнится песком вместо воды. Конечно, несправедливое слово может ранить кого угодно, но должна тебе сказать, что, к счастью, растения умеют защитить себя от этой напасти. Выздоравливай поскорее, малыш. Тебе предстоит совершить много славных дел и мы еще не раз с тобой повстречаемся.

После этих замечательных слов ромашка обняла своими белоснежными лепестками горячую голову Пико и нежно поцеловала ее.

Надо ли говорить, что, проснувшись, дрозденок немедленно выздоровел, чем несказанно обрадовал родителей. К тому же выздоровление Пико было как нельзя кстати. Дело в том, что каждую осень в определенный день жители Врунглупии отмечали Праздник Прекрасной Глупости. Торжество проходило на огромной площади перед королевским дворцом, и каждый дрозд в этот день мог увидеть и услышать самые выдающиеся глупости королевства. Пико выздоровел за три дня до этого события, и родители дрозденка очень надеялись, что на празднике их сын непременно поглупеет. Ведь любому дрозду известно, как сильна общая глупость, она столь заразительна, что распоследний неумеха не устоит и вместе со всеми обязательно прокричит какую-нибудь хорошую глупость. А ведь стоит только начать! Как раз из неумех и получаются самые знаменитые глупцы королевства. А раз так, то чем Пико хуже других? Нет, нет, их сын ничуть не хуже других! И Праздник Прекрасной Глупости это подтвердит! Рассуждая таким образом, родители дрозденка в предвкушении своего счастья чуть ли не танцевали. У них было только одно единственное желание – скорей бы, скорей наступил Праздник Прекрасной-Глупости.

Магистр умолк, и я, взглянув на потухшую трубку кальяна, понял, что первая история о дрозденке Пико окончена. Сам магистр уже был на ногах и с любопытством посматривал в мою сторону.

– Что ж! – вздохнул я, покидая на время домик Пико, куда перенес меня чудесный рассказчик. – Скажу откровенно. Мне очень понравился маленький герой вашего повествования. Но, признаюсь, мне отчего-то грустно и тревожно. По всему видно, что, кроме ума, Бог наградил кроху добрым сердцем. У нас, у людей, добрый человек никогда не бывает счастлив. Более того, добрый человек, многоуважаемый магистр, кроме насмешек ничего иного у окружающих не вызывает и нередко принимается за простофилю.

– Ах, сударь! Прискорбно слышать! – с видимым огорчением воскликнул магистр. Звеня колокольчиками своих удивительных башмачков, он сделал несколько шажков и продолжил. – Да, в вашем мире почему-то принято считать доброго человека дураком. Но, сударь, разве вы не допускаете мысли, что это одно из самых глубоких заблуждений? И заметьте – заблуждений взрослых людей. Потому что любое дитя, будь то мальчик либо девочка, с удовольствием вам объяснит, что возможность поделиться с другими игрушкой, книжкой, или плиткой шоколада делает их немножко, но счастливее и, представьте – умнее. Это так просто!

– Милый магистр! Ваша наблюдательность не знает границ. Вы, конечно, в который раз оказались правы. Но вот что странно! Все люди когда-то были детьми. Отчего же то, что было в детстве таким простым и понятным, во взрослой жизни становится недоступным для ума и сердца? Нельзя же в самом-то деле полагать, что ребенок мудрее взрослого человека!

– Как? – сложив на груди крылышки, разочарованно, так мне показалось, протянул магистр. – Уж вам-то, сударь, стыдно подвергать испытаниям на прочность столь очевидную истину. Ну, конечно, конечно, дети мудрее взрослых!

– С вами трудно спорить. Однако мне не терпится услышать следующую историю о Пико. Не будете ли вы так любезны, многоуважаемый магистр, пойти навстречу моему скромному желанию и разжечь вашу изумительную во всех смыслах трубку?

– Извольте, – довольно сухо сказал магистр, отступая и отвешивая поклон, и я, не успев как следует обдумать ставшее очевидным нарушение с моей стороны этикета, тотчас оказался перед дворцом короля Пищурха.