Текст книги "«Криминалистический экстрасенс» Вольф Мессинг: правда и вымысел"
Автор книги: Николай Китаев
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)
В Польше Мессинг – иначе и быть не могло, – вращался среди самых сливок аристократического общества и его часто вызывал диктатор маршал Пилсудский и другие руководящие страной лица – чтобы получить компетентные советы в делах государственной важности. В 1937 году, выступая в Варшаве, он предсказал поход Гитлера на Восток, а также его гибель, после чего за ним начало охотиться гестапо и объявило за его голову премию в двести тысяч марок. В 1939 году, благодаря своим сверхъестественным способностям, он вырвался из гитлеровских застенков и очутился в Советском Союзе. Там он начал выступать, а в 1940 году, как раз когда он был в Гомеле, Сталин, узнав о его прибытии в СССР, послал за ним – не сорок ли тысяч? – курьеров. С тех пор Мессинг становится в Кремле своим человеком и часто встречается с гением всех времен и наро-дов.
Ко всему этому стоит добавить, что Михвас иностранных языков не знал, на Западе никогда не был и специфика тамошней политической и общественной жизни была ему неизвестна, правдоподобно же фантазировать он не сумел. Все произведение было состряпано в стиле, «как это себе представляет маленький Вася». Читателей Михвас, по-видимому, считал идиотами, которые примут все за чистую монету; о редакторах советской печати он был такого же мнения. Чтобы придать «воспоминаниям» Мессинга вес, Михвас нашпиговал их псевдонаучными вставками из своих же брошюр. Этим должно было быть создано впечатление, что автор воспоминаний глубоко ученый человек и знает, что говорит, когда рассуждает о психологии, психоанализе, магнетизме, гипнозе, оккультизме… Это также, что не менее важно, увеличивало количество печатных листов.
Отдельные главы и отрывки «воспоминаний» Мессинга начали публиковать журналы «Смена», «Спутник», «Байкал», «Ставрополье» и газеты «Литературная Россия», «Московский комсомолец», «Правда Востока» и другие. А выпускаемый большим тиражом – что-то около трехсот тысяч – популярный журнал «Наука и религия» напечатал эти «воспоминания» в пяти громадных отрывках.
В 1965 году издательство «Советская Россия» объявило, что в 1966 году «воспоминания» выйдут громадным тиражом. Но вдруг произошла осечка. Многим была очевидна «липа» «воспоминаний». Знали в Москве и о кабальном договоре ясновидца с журналистом – но кому было до этого дело? Вмешались те, на кого никак не указывал, не намекал даже многоопытный Михвас, но кто, как надо полагать, всегда вроде бы стоял за спиной Вольфа Мессинга. Это не более, чем предположение, но характерно, что – как мне рассказывали люди, хорошо это дело знавшие – запрет на книгу и на дальнейшие публикации «воспоминаний» был решительный и никаких аргументов не приводилось.
Таинственность этой акции, как мы увидим, добавила таинственности и самому Вольфу Мессингу и значительности его биографии.
Конечно, больше всех был огорчен Мих. Вас. Хвастунов: главный гонорар так и не дался в руки.
Но вдруг литературный подкидыш Михваса, казалось бы посрамленный и сведенный на нет, налился соками и зажил новой жизнью, сверкая и переливаясь выдумками своего папы. Усугубляло этот сюрприз обстоятельство, что произошло это не в Советском Союзе, где общественность лишена возможности свободно и критически во всем разбираться, а потому есть где, казалось бы, развернуться и святой простоте и глубокому невежеству. Произошло это на просвещенном и скептическом Западе, где очень и очень многие уверены, что их-то на мякине не проведешь.
Началось это так.
В середине шестидесятых годов специалисты ряда институтов на Западе, в особенности в США, заговорили о том, что советское правительство уделяет все больше внимания парапсихологии, главным образом телепатии, с помощью которой оно намерено со временем наладить связь с экипажами подводных лодок, выполняющих специальные задания, а также с космонавтами на орбите. Кроме того, КГБ с помощью телепатии якобы стремился когда-то осуществить свою заветную мечту: научиться читать мысли политических противников, диссидентов, раскрывать агентов иностранных разведок…
В определенных западных кругах среди любителей сильных метафизических ощущений резко возрос интерес к испытаниям, производимым якобы в этой области в Советском Союзе. И вот, надеясь, что им удастся «вложить персты», две ученые дамы, Шейли Острендер и Линн Шредер, сотрудницы Американского общества психологических исследований, в 1967 году отправились в Москву для участия в конгрессе, посвященном парапсихологическим исследованиям. Они очень надеялись выяснить, какими методами коммунисты проникают в парапсихологические тайники.
Результаты этой поездки можно найти в объемистой книге «ПСИ – научное исследование и практическое использование сверхчувственных сил духа и души за Железным занавесом». В этом «эпохальном» произведении, вышедшем в 1970 году в издательстве «Бентем Бук», к 1980 году выдержавшему пятнадцать тиражей и переведенному на многие языки, наиболее весомая, четвертая, глава – совсем как в пресловутом сталинском «Кратком курсе истории ВКП(б)» – целиком посвящена Вольфу Мессингу. Озаглавлена она: «Вольф Мессинг, медиум, с которым экспериментировал Сталин».
Эту главу авторши почти дословно заполнили переводом комикса Михваса в варианте, напечатанном в журнале «Наука и религия». Подлинность описанной там биографии Мессинга для пытливых дам – вне всяких сомнений. Гарантию же этого они усматривают в том, что, несмотря на политическую цензуру и на то, что официальная линия журнала – атеистическая, журнал эту вещь, тем не менее, опубликовал. Правда-истина преодолела все препоны! Авторш приводят в восторг самые дикие выдумки Хвастунова. В поисках желаемых результатов американские дамы провели несколько разговоров со своими коллегами – советскими учеными, фамилии которых они почему-то предпочли не упоминать. Встречались они также с какой-то подругой одной из внучек Сталина. Их собеседники рассказывали, что по приказанию Сталина с Мессингом проводился целый ряд нигде пока не опубликованных экспериментов. Один из них состоял вот в чем: всемогущий Мессинг появился без разрешения и пропуска на сталинской даче в Кунцево, внушил охране, что он – Берия, и был тут же пропущен к диктатору.
Хотя об источниках информации не названных авторшами словоохотливых советских ученых нам ничего не известно, но мы хорошо знаем, что сам Мессинг избегал всяких интервью и высказываний, предпочитая помалкивать. Можно предположить, что какие-то обстоятельства заставили его войти в контакт с Михвасом, обещать ему 80 % гонораров и отправиться на его дачу, чтобы там прикинуться еще более косноязычным, чем он был на самом деле. Однако сама мысль о том, что Мессинг встречался со Сталиным и Берией, не лишена некоторой доли вероятности. В ней отражена суть государственного мистицизма сталинской империи. Того мистицизма, который, как мы знаем, был присущ и главарям Третьего рейха. Один мой знакомый, знаток советской действительности, как-то сказал: «Вульгарный материализм – лучшая почва для примитивной веры в потусторонние силы. Вспомним хотя бы удивительную карьеру прославленной Джуны и ее связь с Брежневым».
Большое впечатление на авторш «ПСИ» произвела беседа с заведующей конторой Интуриста в Москве. Та рассказывала о Мессинге с таким увлечением, будто речь шла об игре Святослава Рихтера или танце Галины Улановой. К концу разговора, правда, оказалось, что товарищ из Интуриста сама лично Мессинга никогда в глаза не видела. Да и видеть никак не хотела: ужасно боялась, что он тут же прочтет все ее мысли, – а она этого терпеть не может!
С пониманием отнеслись дамы и к сообщению, что Вольф Мессинг никогда не соглашался подвергаться каким-либо обследованиям – ведь для этого у него просто никогда не было времени. Оно все было занято гастрольными поездками. А кроме того, не следует забывать, что люди такого профиля и масштаба весьма эмоциональны. Поэтому заморские дамы нисколько не обиделись и не разочаровались, что им не удалось лично поговорить с телепатом. Для них было достаточно выслушать ряд восторженных о нем отзывов и получить его правдивую автобиографию в пяти номерах атеистического ежемесячника. Их добыча оказалась бесценной уже в том плане, что принесла им немалое состояние.
Их доказательство при помощи ссылки на обойденную политическую цензуру, правда, дало трещину. В завершение захватывающего рассказа им пришлось добавить: «После сообщения, что автобиография Мессинга будет выпущена издательством «Советская Россия», книга была не-ожиданно изъята, хотя надо полагать, что ее рукопись циркулирует в народе. Быть может, некоторых высокопоставленных деятелей встревожило, что будет оглашено и разоблачено слишком много «чудес». А может быть, Мессинг рассказал слишком много из жизни партийной верхушки. Не исключено, что запрещение этой публикации лишь один из признаков того, что время оттепели проходит. Насколько нам известно из ближайшего окружения Мессинга, и остальные главы этой книги отнюдь не безынтересны».
В Германии произведение американских дам было опубликовано в 1970 году издательством «Шерц» и выдержало в том же году восемь (!) тиражей. Широкая читательская общественность жаждала правды…
Но следует ли судить их так уж строго? Невероятную наивность по отношению к тому, что происходит в Советском Союзе, проявляют не только увлеченные парапсихологией дамочки, но и многие важные западные деятели, которым такой наивности проявлять не следовало бы. Удивительно то, что не менее наивными оказались некоторые проживающие на Западе вполне серьезные люди, родившиеся и выросшие в Советском Союзе. Профессор одного из университетов в Калифорнии, по национальности русский и в прошлом советский разведчик, продолжительное время занимался вопросом использования Советским Союзом парапсихологии для государственных целей. Получив информацию, что в Израиле якобы живет брат Мессинга, он направился туда, чтобы получить сведения из верного источника.
В журнале «Тайноведение» № 7 за 1983 год, выходящем в Израиле, можно прочесть, что ближайший родственник Мессинга «…хорошо помнит неоднократные вызовы брата из гостиницы «Москва», где тот жил, в КГБ и в Кремль; о боязни брата что-либо рассказывать об этих контак-тах; о запугивании брата со стороны КГБ угрозами на случай, если он что-либо расскажет посторонним об этих контактах».
Заинтересованный появлением неизвестных мне подробностей биографии моего героя, я разыскал этого человека. Оказалось, что он не брат, а однофамилец Мессинга и никогда в Горе Кальвария не был. Однако он считает себя если уж не родным, то двоюродным братом: по его мнению, все Мессинги из Польши должны быть родичами. Увы, вспомнил я, – такого же мнения был следователь Иванов, пытавшийся пришить Вольфу родство с расстрелянным Станиславом Мессингом!
Израильский «брат» признался, что, будучи в Москве, пытался сойтись с Вольфом поближе, – но тот с ним даже говорить не захотел. А на мой вопрос – откуда же он так хорошо знает о контактах Вольфа с КГБ и Кремлём, он удивленно ответил: – Вы что, «ПСИ» не читали?
* * *
Меня всегда поражает и огорчает, что никто, даже люди, в иных случаях готовые скрупулезно и подробно изучать предмет, не пытаются проверить подробности биографии столь знаменитого сына Горы Кальвария. Ведь до перехода в Советский Союз Мессинг сорок лет прожил на Западе и, если верить Михвасу и пересказу его опуса в «ПСИ», был всемирно известен уже в двадцатых-тридцатых годах нашего столетия. Должны же были сохраниться хоть какие-нибудь отклики в прессе того времени? Ведь о других ясновидящих и прорицателях тогда, как и сегодня, писалось немало статей, а бульварная пресса посвящала и посвящает им нередко первые полосы. Ну, могут сказать, что с Пилсудским Мессинг встречался тайно. Но неужели не поместили бы ни строки о выступлениях, где его индуктором был якобы не кто иной, как Махатма Ганди?
В поисках материалов я обратился в Гору Кальвария. Но, увы, из четырех тысяч моих земляков, которых гитлеровцы там захватили, они убили всех – чудом спаслись лишь двое.
Один из них, Феликс Карпман, помнил только, как он мальчишкой, с ватагой другой сорванцов, приставал на улице к Вольфу, вопя «Мессинг, Мессинг, погадай!».
Другой, ушедший от немцев в партизаны Генрих Прайс, мой ровесник, знал Мессинга лучше. Он запомнился ему как тихий, никому не мешавший человек с ухватками старого холостяка, одевавшийся как франт, чтобы создать видимость, как, мол, ему хорошо живется. О жизни и славе Мессинга в Советском Союзе Прайс никогда ничего не слыхал.
Сразу после войны из сибирской ссылки в Польшу вернулись двоюродные братья Вольфа, Йосек и Лейзе Мессинги. Они, как я уже сказал, жили в такой глуши, до которой слава их родича не докатилась, и ничего о нем тоже не знали. Из Польши они вскоре уехали в Бруклин. Сам Вольф Мессинг в Гору Кальвария никогда не писал и оттуда о нем никто не справлялся.
Основатель местного музея и летописец Горы Кальвария, отставной директор гимназии Эдвард Махроцкий, написал мне:
«Ни в отделе записей актов гражданского состояния, ни в списках учеников местных школ я нигде имени Вольфа Мессинга не нашел. Но тем не менее, моя жена и я хорошо помним одно его интересное и удачное выступление в нашем городе. Он дал тогда сеанс гипноза и телепатии. После войны я никогда ничего о нем не слышал».
Польский писатель, автор научно-популярных книг, он же председатель Общества обнаружения подпочвенных вод, Лех Эмфазы Стефанский из Варшавы в соавторстве с Михаилом Комаром выпустил в 1983 году книгу «От магии до психотроники». Разбирая всякие «сверхъестественные явления», авторы пишут обо всех известных польских медиумах нашего времени. Вольф Мессинг в их книге упоминается один – единственный раз в следующем контексте: «Теофик Дадашев, студент университета в Баку, считается после смерти Вольфа Мессинга в 1974 году, лучшим в мире приемником телепатии».
На мой запрос, почему он уделил так мало места своему столь славному земляку, Стефанский, родившийся в 1928 году, ответил, что ввиду своего возраста до войны слышать о Мессинге не мог, а после войны он в Польше никогда не встречал какого бы то ни было упоминания о нем. Только от меня он вообще узнал, что Мессинг родился под Варшавой [Góra Kalwaria] и до 1939 года жил в Польше. Произведения Хвастунова Стефанский не читал.
Получается, что на Западе лишь читатели «ПСИ» да некоторые эмигранты из СССР знают, что был на свете такой Мессинг.
* * *
Странным образом во всем, что прикасается к феномену Вольфа Мессинга, трагическое шагает в обнимку со смешным, предлагая на выбор: хочешь – плачь, хочешь – смейся до слез.
Жила в Москве скромная журналистка Татьяна Лунгина. Случилось так, что она подружилась, почти сроднилась с Вольфом Мессингом, искренне в него поверила, как в «человека не только необычайной судьбы, но и загадочной души, с мистическими всплесками, до сих пор окутанными ореолом таинственности и легендами».
«В течение двадцати лет, – пишет она, – я, чья жизнь проходила бок о бок с жизнью Мессинга, вела скрупулезные записи всех мельчайших обстоятельств жизни, самых мимолетных впечатлении, хоть как-то относящихся к жизни Вольфа Григорьевича… Ведь не секрет, что его знали многие сотни людей во всем мире… Восторженные и правдивые рассказы, передававшиеся из уст в уста, постепенно обрастали фантастическими выдумками и превращались в россказни… Очистить образ и историю жизни Вольфа Григорьевича от таких домыслов и было одной из задач этой книги».
Книга, о которой говорит госпожа Лунгина, написана ею после смерти Мессинга и после того, как она в конце семидесятых годов эмигрировала в США. Там госпожа Лунгина, послушав совета друзей, решила «создать эффектный и броский бестселлер».
Однако для бестселлера двадцатилетних скрупулезных записей оказалось маловато, и автор – очевидно, чтобы наилучшим образом очистить образ и историю жизни Вольфа Григорьевича – решила обогатить собственный текст, вставив в него чужой: все то же немеркнущей славы сочинение Михваса, который к тому времени тоже окончил свой жизненный путь. Ни словом не упоминая о подлинном авторе, госпожа Лунгина придала сочинению Михваса лишь несколько иную форму, форму личных рассказов Мессинга.
Итак: во время отдыха у моря он вдруг разражался многочасовыми монологами о чудесах, сопутствовавших его жизни, о путешествиях по всему миру, о встречах со знаменитыми людьми нашей эпохи. Монолог свой он сопровождал длинными научными рассуждениями…
А его слушательница все это потом записывала слово в слово. Задача не из легких, если учесть, что, как признает госпожа Лунгина, «Вольфа Мессинга было трудно понимать. Русским он владел неважно, а потому приходилось напрягать внимание, чтобы пробиваться сквозь языковую неразбериху».
Кстати, ни Хвастунову, ни госпоже Лунгиной не пришло в голову узнать у Мессинга, на каких языках он объяснялся с мировыми знаменитостями, – ну, например, с тем же Махатмой Ганди. По-польски? Или на идиш?
Ценой больших усилий и жертв удалось автору накопить средства и найти русское издательство, готовое опубликовать книгу. В конце концов она вышла – и оставалось только ждать восторженных отзывов и договоров на иностранные переводы.
Но получилось все, как в известном анекдоте о русской семье, которая прибыла в США без знания языка и, не умея разобрать что к чему, долгое время питалась консервами для кошек и собак.
Так и достойная сожаления госпожа Лунгина, несколько освоившись в США, вдруг узнала о существовании «ПСИ», о ее громадных успехах и о том, что ученые дамы Острендер и Шредер немеркнущей славы сочинение Михваса вставили в свой текст за двенадцать лет до нее!
Скрепя сердце, пришлось дописать, – но не в книге, которая, по-видимому, уже была отпечатана, а на последней странице обложки:
«Часть записок Т.Лунгиной послужила в свое время основой автобиографического очерка Мессинга, опубликованного в журнале «Наука и религия» и использованного затем в четвертой главе знаменитой книги…» Далее следовали выходные данные «ПСИ».
Однако несмотря на все ее, мягко говоря, недостатки, книга Т.Лунгиной «Вольф Мессинг человек-загадка» несколько пополняет наши знания о Мессинге. Правда, загадок она не отгадывает, а лишь их усугубляет и наводит на размышления: кому все-таки нужен был феномен Вольфа Мессинга? И почему, при внешней благосклонности к нему властей, телепата на самом деле – если верить его приятельнице держали в черном теле?
Госпожа Лунгина рассказывает, что в 1944 году закоренелый старый холостяк Вольф Мессинг женился. Якобы однажды, прямо после выступления, за кулисы явилась, судя по имеющимся фотографиям, немолодая, грузная бой-баба – Аида Михайловна Рапопорт. С места в карьер она разбранила манеру чтения вступительного слова. А всего через два дня она уже сама вела программу Мессинга. Странно, если вспомнить, как трудно сходился он с людьми.
Необычайно скоро она стала его женой и непременным помощником. Мастер избавился от одиночества, но вряд ли он обрел спокойствие. У подарившего Красной Армии два боевых самолета человека не было собственной квартиры и молодоженам разрешили снять номер в столичной гостинице «Москва». Там они и прожили четыре года – втроем: после снятия блокады с Ленинграда к ним вселилась чудом уцелевшая и тяжело больная сестра Аиды, Ираида Михайловна, которая до самой своей смерти осложняла жизнь Мессингу, даже после того как он овдовел.
Мессингам выделили квартиру только в 1948 году. Если действительно, – как пишет Т.Лунгина, – «по личному распоряжению Сталина», то нельзя не прийти в крайнее удивление. Мы знаем, что если Сталин шел на такой шаг, то он, заботясь о создании вокруг себя легенды как о добром и щедром вожде, не скупился. Достаточно вспомнить его жест по отношению к вундеркинду-скрипачу Бусе Гольдштейну. Квартира же всесоюзной славы телепата и миллионщика, удостоившегося личной благодарности вождя, состояла из крохотной комнаты с кухонькой. И ютились в ней – сам Мессинг, его жена, ее сестра, прикованная к креслу-кровати, да еще громадная овчарка. Когда Аида Михайловна в 1960 году смертельно заболела раком, в квартире у постели умиравшей еще постоянно находилась медицинская сестра.
Квартира была на Новопесчаной улице. Утверждение Т.Лунгиной, что это далекая окраина и что туда надо было добираться полтора часа от последней остановки метро «Белорусская», следует поставить под сомнение. По словам московских старожилов район этот фешенебельный, заселенный деятелями науки и искусства, а также высокими военными чинами; кроме того, рядом остановка метро «Сокол».
Миниатюрность квартиры Мессинга Т. Лунгина объясняет тем, что Мессинг был противником «блата», никогда пользы из своей славы не извлекал и не желал выпрашивать у государства приличного жилья. И только в 1972 году, за два года до смерти, на помощь к нему пришла одна из почитательниц, служащая Министерства культуры, и устроила ему покупку двухкомнатной квартиры на улице Герцена, на тринадцатом этаже дома для работников министерства.
Да, несмотря на миллионные прибыли, которые он ей давал, советская власть никогда к Мессингу особенно не благоволила. Скромный юбилей 65-летия, отпразднованный, когда Вольфу было уже 67 лет, одна небольшая награда, заурядное звание «заслуженного деятеля искусств РСФСР» – и это почти все. Роскошная жизнь, о которой он мечтал когда-то, выражалась лишь в золотом кольце с бриллиантом в три карата, с которым он никогда не расставался. Не была ли эта драгоценность одной из тех, что он когда-то приобрел у Калинского? Не должна ли была она ему постоянно напоминать – вовсе не о роскоши, а: будь осторожен, вокруг недруги?
«Ни разу не было и разговора, чтобы съездить хотя бы по туристической путевке в Болгарию или на прежнюю родину – Польшу, которую он помнил и любил до последних дней», – сообщает Т.Лунгина и добавляет две фразы, первая из которых – хвастуновская, а вторая скорее всего верная: «И это казалось особенно странным, если учесть, что первые сорок лет жизни он провел в непрерывных заморских путешествиях. Не исключено, что ключи от тайны держались на Лубянке».
Подтверждает это предположение и то, что, когда в начале семидесятых годов евреям разрешили эмигрировать из Советского Союза, Мессинг, по свидетельству его биографа, «…глядя в пол, тихо и размеренно произнес фразу: что же касается меня, то меня скорее, уберут, чем выпустят».
Когда он серьезно заболел эндартериитом, кровь не поступала в нужном количестве к нижним конечностям, – ему не разрешили вызвать из США бригаду известного доктора Майкла Дебеки, который в 1972 году успешно оперировал по такому же поводу президента Академии наук Келдыша, хотя Мессинг хотел оплатить расходы сам, сколько бы это ни стоило.
При описании имущества после смерти в квартире Мессинга обнаружены сберегательные книжки на общую сумму чуть больше миллиона рублей, не считая процентов, не взятых за последние 10–15 лет. Его друзья якобы никогда не смогли водрузить на его могиле памятник мешало им в этом якобы Министерство культуры, ибо, как пишет госпожа Лунгина, «…кто-то упорно стремился наложить вето на самую память о нем».
Чем же Мессинг не угодил советской власти, кто так в нем разочаровался, чьи расчеты он не оправдал?
У меня почему-то упорно не выходит из головы место из книги госпожи Лунгиной, где она восторженно рассказывает о том, как Мессинг в первые послевоенные годы познакомился «…с одной замечательной личностью, сложной душевной конституции, изломанной судьбы». Речь идет о графе Алексее Игнатьеве.
Из старинного рода графов Игнатьевых произошло немало крупных государственных деятелей, из которых, вероятно, наиболее значителен Николай Павлович, русский посол в Константинополе, участвовавший в подготовке Сан-Стефанского мирного договора, завершившего в 1878 году русско-турецкую войну и обеспечившего Болгарии, Боснии и Герцеговине автономию, а Сербии, Черногории и Румынии – независимость. Граф Алексей Игнатьев, о котором идет речь у госпожи Лунгиной, родился в 1877 году в семье генерала, командира кавалергардского полка, генерал-губернатора Иркутска, а затем Киева, где он был убит социалистом-революционером. Сын окончил привилегированное училище – Пажеский корпус и Академию генерального штаба. В русско-японскую войну был адъютантом главнокомандующего Куропаткина. Во время первой мировой войны – представителем русской ставки при главной квартире. Одним словом – служил России и поддерживал честь своего рода.
Его «сложная душевная конституция», изломавшая его судьбу, обнаружилась в 1924 году, когда он сдал советским представителям во Франции все хранившиеся у него документы и значительные казенные суммы, за что был принят в советское гражданство и на работу в советское торгпредство. В 1937 году он переехал в Москву.
Но в то время как репатриировавшийся в Советский Союз другой представитель древнего русского рода, всемирно известный критик и литературовед князь Святополк-Мирский в том же 1937 году погиб в сибирском лагере, граф Алексей Игнатьев получил великолепную квартиру в центре Москвы, – по словам госпожи Лунгиной, на Старой площади, – открыл литературный салон и написал мемуары, выпущенные отдельной книгой в 1959 году, через пять лет после смерти автора. Название ее широко известно: «Пятьдесят лет в строю». Не менее известна и хохма, которую добавляют к этому названию: «…и ни одного дня в бою». Есть и другая, еще более злая переделка: «Пятьдесят лет в струю»… В 1943 году графа Игнатьева произвели в генерал-лейтенанты. За какие именно заслуги? Этого никто из простых смертных не знал.
Вольф Мессинг, как пишет госпожа Лунгина, считал, что у него с графом много общего, хотя бы «скитания по житейским дорогам». Он часто посещал генеральскую квартиру и беседовал подолгу с хозяином, «великолепным собеседником, умевшим и слушать, и рассказывать». О чем могли часами говорить сиятельный, владеющий всеми европейскими языками утонченный граф и полуграмотный и косноязычный фокусник из местечка Гора Кальвария, – одному Богу известно.
А впрочем, может быть, не только Богу. Какой-то свет проливает на эту курьезную связь выявленное во время хрущевской оттепели обстоятельство: Игнатьев был засекреченным высоким чином КГБ, а его квартира – явочным пунктом для избранных агентов.
Я допускаю, что жизнь заставила Вольфа Мессинга быть шарлатаном, что она заставила его подписать определенные обязательства и давать сведения известным органам. Но хочу верить, что продаться окончательно, выполнять гнусные задания, опуститься до уровня провокатора – не позволила совесть. Не в этом ли кроется причина недовольства им советской власти?
В завершение своей книги госпожа Лунгина пишет:
«Быть может, на Западе сейчас уже находится кто-то, кому могла быть известна хоть какая-то крупица тайны Мессинга, лежащей в одной из папок с грифом «Совершенно секретно».
Я льщу себя надеждой, что мне, по мере моих возможностей, удалось хоть отчасти раскрыть эту тайну.
Конечно, много к этому мог бы прибавить Абрам Калинский. Но он сидит где-то далеко…и вряд ли заинтересован в раскрытии правды о своем славном прошлом.
Тех же, кто так и не может понять, как вообще могло возникнуть такое явление, как феномен Вольфа Мессинга, я отсылаю к книге Вильгельма Губиша «Ясновидцы, шарлатаны, демагоги». Тридцать лет автор исследовал и разоблачал трюки всяких ясновидцев и эстрадных телепатов. Чтобы показать, как человеческие массы охотно верят невероятному, он несколько тысяч раз выступал в роли телепата, чтобы затем настроить людей критически и предостеречь их. Выступал он перед публикой, состоящей из врачей, юристов, педагогов, студентов, доцентов… И опросы, произведенные после его выступлений – до того, как он раскрывал трюки – показали, что около девяноста процентов зрителей было твердо убеждено, что он на самом деле ясновидец.
Автор предисловия к книге Губиша, известный психолог профессор И. Виттман, пишет:
«Если бы он (Губиш – И. Ш.) стал ясновидцем-профессионалом, ему было бы нетрудно нажить себе большое состояние с помощью шарлатанства. Но он предпочел тяжелый и неблагодарный путь раскрытия правды о том, что всякого рода «маги» своим успехом обязаны только великому доверию людей. Люди стремятся быть обманутыми – сознательно или подсознательно».
* * *
Вольф Мессинг мистифицировал людей сознательно – без этого не мог бы существовать жанр, в котором он работал. Пройдоха Михвас замахнулся шире – из славы Мессинга стараясь извлечь для себя немалую выгоду. Однако измышления Михваса придали славе Мессинга политический оттенок: всемирно известный ясновидец отказался, мол, от буржуазного Запада и стал пламенным советским патриотом. Он, де, хотя и мог бы снова покорять все столицы мира, но не хотел покидать свою новую родину, Советский Союз! Как поется в примитивной песенке, состряпанной для советских моряков: «А я остаюся с тобою, родная навеки страна! Не нужен мне берег турецкий и Африка мне не нужна!»
Этот обычный прием советской пропаганды загадок в себе не таит. Загадка, и немалая, в том, почему определенные круги на Западе приняли версию Михваса, не пытаясь даже проверить достоверность подброшенных им сказок, что было бы совсем не трудно. Не пора ли авторам и издателям «ПСИ» извиниться за то, что они годами вводили и вводят читателей в заблуждение? Если же, цитируя вранье Михваса, они знали, что это вранье, – то какие таинственные цели они при этом преследовали?
* * *
Я уже собирался завершить мое повествование о встрече с Вольфом Мессингом и робкую попытку анализа его загадки и феномена, как дело неожиданно обернулось новой стороной. Вследствие «перестройки» нескольким моим хорошим знакомым, которых я не видал уже много лет, удалось побывать на Западе. Поскольку я знал, что они имели какое-то отношение к Мессингу, мне было интересно поговорить с ними о моем герое. Тем более что, как уже было сказано, после совместного пребывания в ташкентской тюрьме я его больше не встречал, а только читал, что о нем писали.
Беседы с моими знакомыми, любезно согласившимися ознакомиться с рукописью, оказались для меня весьма полезными и пролили новый свет на личность Мессинга. Как оказалось, мне было неизвестно, что он до конца жизни испытывал чувство страшного одиночества. В своей тюрем-ной исповеди он несколько раз намекал, что во время гастрольных поездок его одолевало это чувство, но я не знал, что с годами, – несмотря на успех и все возрастающую славу, – оно все усугублялось.
«Он всегда казался мне маленьким человечком и главное впечатление от него – запуганность и униженность, – сказал мне многоопытный, знающий людей, человек. – Мессинг как будто всю жизнь умирал от страха. Сейчас, когда я узнал, что с ним проделали в Ташкенте, мне легче понять причину этого. От одиночества он пытался избавиться поздним супружеством, оттуда и согласие на обременительное сосуществование со свояченицей. Он был рад и сиделке и даже собаке, чтобы только не оставаться наедине с самим собою».