Текст книги "Томас Пейн"

Автор книги: Николай Гольдберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)

5. СНОВА В АМЕРИКЕ. ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

За пятнадцать лет, которые Пейн не был в Соединенных Штатах, положение в стране существенно изменилось.

В республике вполне определилось господство капитала, и революционно-демократические идеалы, которым правящие круги начали изменять уже в ходе войны, были в большой мере преданы забвению. В обстановке борьбы прогрессивных и реакционных сил, группировавшихся вокруг двух партий – республиканской и федералистской, приезд

Пейна не мог пройти незамеченным. Крупные собственники и их партия федералистов встретили Пейна с откровенной враждебностью. Его радикальные философские и политические идеи противоречили их взглядам и убеждениям. Чтобы подорвать авторитет Пейна в массах, их газеты писали о нем как о «лжеце, пьянице, неверующем» (цит. по 75, стр. 309), критиковали Джефферсона за посланное им Пейну приглашение вернуться в Америку. От Пейна отвернулись даже старые друзья. Врач и философ Бенджамин Раш был настолько шокирован «Веком разума», что не пожелал с Пейном встретиться. Пейна не принял давний знакомый полковник Роджерс (см. 75, стр. 319). Джон Адамс говорил о Пейне как о «ничего не стоящем человеке» (цит. по 75, стр. 311). Сэмюэль Адамс, также революционный деятель, просил Пейна больше не писать трудов о «неверии» (64, стр. 125).

По-иному встретили Пейна сторонники Джефферсона – республиканцы и прогрессивные группы американских деистов. Они нашли в нем боевого пропагандиста своих идей.

В республиканской газете «Нэйшнл интеллидженсер» Пейн опубликовал восемь писем «К гражданам Соединенных Штатов», в которых поддерживал политику Джефферсона, отстаивал демократические институты, резко выступал против федералистов и обвинял их в том, что они рассматривают «правительство как выгодную монополию», что они пытаются вернуть США к наследственной монархии, что они запугивают народ вымыслами о грозящем Америке внутреннем заговоре и французском вторжении.

Политические и социальные взгляды Пейна возмущали господствующие в Америке буржуазно-плантаторские круги. Особенно опасными для них были его призывы к уничтожению неравенства в собственности, с которыми он выступал в своей работе «Аграрная справедливость», известной в США. Как пишет Фонер, Пейн хотя и не шел в этом вопросе так далеко, как бабувисты, но «объективно оправдывал восстание с целью уничтожения социального неравенства в отношении собственности» (57, стр. XXXIX).

Свои антиклерикальные взгляды, в которых раскрывались идеи «Века разума», Пейн высказывал в деистических изданиях «Храм разума» и «Перспектива или обозрение нравственного мира». В последнем журнале, издававшемся известным американским деистом Элиху Пальмером (1746–1806), Пейн в 1804 г. опубликовал статьи: «О слове „религия“», «Вавилонская башня», «Каин и Авель», «О религии деизма и ее сравнение с христианской религией», «К членам общества, называющим себя „Миссионерским обществом“», «О Ветхом и Новом завете» и др.

В 1807 г. Пейн публикует в США изданный еще ранее во Франции «Опыт о сне» и «Исследование мест Нового завета, цитируемых из Ветхого завета и называемых пророчеством об Иисусе Христе».

Наконец Пейн пишет работы, материал которых предназначался для третьей части «Века разума» и которые увидели свет лишь после смерти автора: «Происхождение франкмасонства», написанное в 1805 г., было опубликовано в 1818 г. и «Предопределение», где осуждалось кальвинистское учение о предопределении, написанное незадолго до смерти и напечатанное в 1820 г.

Понятно, что «богохульные» статьи Пейна, и особенно известный повсюду в Америке «Век разума», вызвали в реакционных и ханжеских кругах ненависть и злобу. Особенно неистовствовали церковные круги. Проповедники грозили верующим адскими муками за чтение «Века разума», а имя Пейна ставили в ряд с дьяволом. Усердствовали религиозные фанатики: в Трентоне хозяин дилижанса, узнав Пейна и опасаясь, что гнев господний поразит лошадей молнией, отобрал у Пейна билет и просил отойти от лошадей. В 1806 г. в Нью-Рошели, где жил Пейн, ему было отказано в праве участвовать в выборах.

В довершение политических и моральных невзгод, которыми была полна жизнь Пейна в Соединенных Штатах, куда он так стремился, еще недавно прославляя их как убежище для всякого свободомыслящего, частные дела этого бескорыстного, честного и гуманного человека складывались далеко не удачно. Последние годы, как, впрочем, почти всю жизнь, Пейн бедствовал. Его многочисленные труды, публиковавшиеся огромными тиражами в Европе и в Америке, во многих странах принесли автору всемирную славу и никакого дохода. Пейн как-то подсчитал, что, если бы «Здравый смысл» продавался по обычной цене, его доход составлял бы в одной Пенсильвании 1000 фунтов в день. Но он сам заботился, чтобы его книги были по своей цене доступными беднякам. Так, например, он был недоволен, что первое издание «Прав человека» было напечатано в одном томе с «Размышлениями» Бёрка и «высокая цена не позволила большинству людей купить книгу» (цит. по 45, стр. 160), поэтому он сразу же предпринял дешевое издание «для выгоды и информации бедных, по цене тридцать шиллингов за сотню» (цит. по 45, стр. 160).

Отвечая своим политическим противникам и богословам и как бы подводя итог своей нелегкой жизни и нелегкого труда, Пейн незадолго до смерти писал в филадельфийской «Авроре»: «Побуждением и целью всех моих политических работ, начиная со „Здравого смысла“, моей первой опубликованной работы, было избавить человека от тирании лживых систем и лживых принципов правительства, дать ему возможность стать свободным и учредить правительство для себя. При каждом действии, предпринятом ради этой цели, я подвергал себя опасности в Европе и в Америке. Побуждением и целью всех моих публикаций по религиозным вопросам, начиная с первой части „Века разума“, было привести человека к разуму, который бог дал ему, внушить ему великие принципы божественной нравственности, справедливости, милосердия и благожелательного расположения ко всем людям и творениям; возвысить в нем дух веры и утешения в творце, не скованный сказками и выдумками книг, какими бы изобретенными названиями они ни назывались» (17, т. II, стр. 1480).

Пейн, гонимый врагами и клеветниками, порочащими его, готов был покинуть США, но для этого у него не было сил.

Последние два года он часто болел и был по существу инвалидом. И все же его по-прежнему видели за столом, читающим книги, газеты или пишущим. С февраля 1809 г. за ним требовался постоянный уход, он все более слабел и не мог подниматься. Прикованный к постели и забытый былыми друзьями, Пейн был рад всякому посетившему его. За два с половиной месяца до смерти Пейн просил квакерскую общину разрешения быть захороненным на ее кладбище. В просьбе ему было отказано. 5 июня находившийся у умирающего врач Мэнли спросил его, верит ли он в то, что Иисус Христос был сыном божьим. Пейн ответил: «Я не хочу верить в это». Утром 8 июня 1809 г. Пейна не стало. На похоронах великого мыслителя было лишь несколько ближайших друзей, не оставлявших его в последние дни.

Но и после смерти Пейн не обрел покоя. Английский журналист Уильям Коббет, когда-то относившийся к Пейну враждебно, а затем восторгавшийся им, решил захоронить останки мыслителя на его родине и воздвигнуть ему памятник. В 1819 г. он вырыл из могилы останки Пейна и отправил их в Англию. Но средств для реализации своего плана он не собрал. Останки Пейна сначала хранились у него в доме, потом находились у разных лиц, пока следы их не затерялись.

Глава вторая
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОЕ УЧЕНИЕ

Мировоззрение Пейна сложилось под влиянием учений передовых английских и французских мыслителей. Пейн был образованным человеком с широким кругозором, и в своих сочинениях и переписке он упоминает авторов социологических, политических и экономических теорий того времени. Мы встречаем там имена Гроция и Спинозы, Локка и А. Смита, Монтескье и Руссо, Вольтера, Рейналя, Тюрго, Кенэ и др. Однако, оценивая мировоззрение Пейна, его вклад в понимание общественного развития, нужно не только учесть связь его идей с учением того или иного мыслителя, но прежде всего иметь в виду, что его теории рождались в классовых боях, активным участником которых он был. Оригинальность идей Пейна и формы, в которой он их выражал, определяется осмыслением усвоенных им социальнополитических учений в условиях революционного движения Америки и Европы.

Учение Пейна об обществе и государстве, о революциях, о войне и мире и о других социальных, экономических и политических явлениях в основном изложено в крупнейших его трудах: «Здравый смысл», «Права человека» и «Аграрная справедливость». Эти труды он создавал в различных условиях: первый – накануне войны американских колоний за независимость от Англии, второй – в разгар французской революции, третий – в обстановке укрепления буржуазного строя во Франции после революции. Естественно, что социально-политические концепции Пейна не оставались неизменными. В них находили отражение события, очевидцем и участником которых он был. В них по существу рассматривался опыт буржуазных революций XVIII в.

Во всех своих суждениях Пейн оставался сыном своего века – века Просвещения и революций.

1. ОБ ОБЩЕСТВЕ И ГОСУДАРСТВЕ

С самого начала литературной и политической деятельности Пейна в центре внимания его, как и других просветителей XVIII в., была проблема общества и государства, их происхождения, функций, взаимоотношений. В условиях революционного освобождения американских колоний от полуфеодальной Англии, пытавшейся сохранить в Америке феодальные институты, и назревания кризиса феодальных порядков в Европе вопрос о том, каким будет новый общественный строй, был вполне естественным. В отличие от авторов, смешавших понятия «общество» и «государство», Пейн понимал, что общество и государство (или, по Пейну, правительство, – эти два понятия он четко не разграничивал) не тождественны друг другу, что «это вещи не только разные, но и разного происхождения» (18, стр. 21). Общее между ними лишь то, что они возникли «естественным путем» и, следовательно, теологические объяснения их как явлений, управляемых богом, лишены всяких оснований. Будучи деистом, Пейн трактовал бога как первопричину, первотолчок природы и общества, которые, однажды возникнув, развиваются на основе своих собственных принципов (законов). Между обществом и государством есть существенное различие, поскольку первое предшествует второму. Первое – причина, второе – следствие.

В «Здравом смысле» Пейн объясняет возникновение общества тем, что человеку трудно жить в одиночестве, принимая во внимание как материальные условия его существования, так и особенности его психики. «Сила одного человека настолько не соответствует его потребностям… что он вскоре будет вынужден искать помощи и облегчения у другого, который в свою очередь нуждается в том же» (18, стр. 22). Эту мысль Пейн подчеркивает неоднократно. Во второй части «Прав человека» он пишет: «Обоюдная зависимость [человека от человека] и взаимная заинтересованность человека в человеке и всех частей цивилизованного общества друг в друге создают ту великую связующую цепь, которая держит их вместе» (17, т. I, стр. 357).

Пейн приходил к выводу, что нужда людей в совместном трудовом процессе заставляет их сплотиться в общество.

Прогрессивные мысли Пейна о том, что реальные жизненные потребности людей являются фактором, ведущим к образованию социальных связей между ними, что общество, как и природа, развивается по своим собственным законам, без божественного вмешательства, составляют материалистический элемент его социологических воззрений.

Пейн, однако, не выделяет трудовую деятельность в качестве базиса социальной жизни человека. В ней он видит лишь один из многих факторов общественного развития. Не менее важным признается стремление к постоянному общению, возникающее из неприспособленности человека к одиночеству. Люди «в состоянии естественной свободы… прежде всего помыслят об обществе», – писал он (18, стр. 22).

Пейн, объясняя причины существования общества, доходит до необоснованного утверждения о свойственной человеку от природы «системе социальных склонностей», которые также побуждают его к объединению в общество. Природа «не только заставляет людей [объединяться] в общество из-за различных нужд, которые могут быть удовлетворены взаимной помощью друг другу, но она вложила в человека систему социальных склонностей, которые хотя и не необходимы для его существования, но необходимы для его счастья» (17, т. I, стр. 357). Пейн не доходит до понимания того, что сама психическая жизнь людей объясняется материальным бытием как явление общественно обусловленное. Пейн искренне верит, что действительная причина общественного развития заключается в истинных, а не лживых мнениях людей, в человеческом разуме. Пейн, как и другие буржуазные просветители, его современники, в основном идеалистически объясняет явления общественной жизни.

Признавая объективный характер законов развития природы и общества, он не понял специфического различия между ними. Находясь под властью механистических представлений, он ошибочно отождествлял их. Он считал, что законы общества есть законы природы. Законы ремесла и торговли, касаются ли они связей между отдельными личностями или нациями, есть законы взаимного интереса. Их выполняют, следуя естественному интересу сторон поступать так, а не из-за каких-либо формальных законов, которые может вводить правительство. В результате понимания общественных закономерностей как естественных неизбежна была идеализация Пейном современных ему буржуазных отношений.

Социологическое учение Пейна основано на теории естественного права, выдвинутой идеологами восходящей буржуазии. Он защищает единство человеческого рода и, следовательно, равенство прав людей: «…я хочу сказать… что все люди по роду своему едины и, стало быть, все они рождаются равными и имеют равные естественные права, как если бы потомство обеспечивалось сотворением вместо размножения» (18, стр. 203).

Под естественными правами Пейн подразумевает такие, «которые принадлежат человеку по праву его существования. Сюда относятся все интеллектуальные права, или права духа, а равно и право личности добиваться своего благоденствия и счастья, поскольку это не ущемляет естественных прав других» (18, стр. 204). Естественные права, как мы увидим далее, составляют, по Пейну, основу права гражданского.

Согласно Пейну, человеческое общество существует в двух состояниях: естественном (или общественном) и гражданском (или цивилизованном). Последнее отличается от первого наличием в нем государства. Под естественным состоянием Пейн подразумевает первобытнообщинный строй, указывая на современный ему пример: «…естественное и примитивное состояние человека… мы встречаем у индейцев Северной Америки» (18, стр. 381).

По концепции Пейна, обществу свойствен исторический прогресс. Пейн утверждал, что возврата к прошлому нет: «Перейти от естественного состояния к цивилизованному можно всегда, но никогда нельзя перейти от цивилизованного состояния к естественному» (18, стр. 381). Такой переход от высшей к более низшей ступени общественно-экономического развития невозможен. Идея прогресса, выдвигавшаяся буржуазными просветителями, в условиях борьбы против феодального строя имела революционный смысл.

Пейн сознавал, что развитие общества состоит в переходе хозяйства от примитивных к более высоким уровням через последовательные стадии – охоты, скотоводства, земледелия (см. 18, стр. 383). В свою очередь эти последние способствуют росту населения. Развитие общества, пишет Пейн, происходит «благодаря обработке земли, ремеслу и наукам» (18, стр. 382). Преимущества развитого, цивилизованного общества по сравнению с естественным состоянием «проистекают из сельского хозяйства, ремесел, наук и промышленности» (18, стр. 381). Что же является движущей силой прогресса общества? По мнению Пейна, в основе прогресса лежит общий интерес – стремление людей к выгоде. Именно поэтому, как справедливо было замечено исследователями, в своих памфлетах Пейн неизменно конкретно указывает, какую выгоду извлекут различные слои общества из предлагаемого им плана, будь то политического («Здравый смысл») или экономического («Аграрная справедливость») (см. 25, стр. 173). Классовую сущность принципа интереса раскрыли Маркс и Энгельс, которые в «Немецкой идеологии» писали, что эта теория «есть исторически правомерная философская иллюзия насчет поднимавшейся тогда… буржуазии, чью жажду эксплуатации еще можно было изображать как жажду полного развития индивидов в условиях общения, освобожденного от старых феодальных пут» (5, стр. 410–411). В силу своей классовой ограниченности Пейн оставался в плену этой иллюзии.

Пейн, конечно, видел, что в обществе существуют богатые и бедные. Он с возмущением писал о социальном неравенстве, с присущей ему прямотой и откровенностью говорил от имени бедноты, выступал против нищеты, против такого порядка цивилизации, который «так же несправедлив по своей сущности, как и страшен по своим последствиям» (18, стр. 392). Пейн, однако, был убежден, что с ликвидацией феодальных тиранических режимов, деспотических правительств, с победой Свободы восторжествуют Разум и Добродетель и все пороки цивилизованного общества исчезнут.

В типичном для буржуазной просветительной идеологии духе Пейн писал в «Здравом смысле»: «Поскольку все люди от природы равны по происхождению, равенство это могло быть нарушено лишь впоследствии, различия между богатыми и бедными можно понять и не прибегая к таким неприятным и неблагозвучным словам, как угнетение и алчность. Угнетение часто является следствием, но редко или почти никогда – средством достижения богатства. И хотя скупость предохраняет человека от нужды, она обычно делает его слишком робким, чтобы стать богатым» (18, стр. 26). Так Пейн рассуждал на заре буржуазных революций, впоследствии он к этому добавил свои утопические планы ликвидации социальной несправедливости, но и тогда он не вышел по существу за пределы установившегося в конце XVIII в. господства буржуазии, не осознал всей глубины и непримиримости противоречий между капиталистами-предпринимателями и рабочими. В этих условиях он ратовал за то, чтобы, «не нанося ущерба никому» (18, стр. 391), «как ради защиты собственности, так и ради справедливости и гуманности создать систему, которая бы, предохраняя одну часть общества от нищеты, оберегала другую от разграбления» (18, стр. 393).

Пейн в «Правах человека» предлагает коренным образом улучшить положение бедняков путем введения справедливого налогообложения и использования поступлений от налогов в интересах бедноты. Его социальная программа борьбы с нищетой включает установление пенсий старым и больным, устройство общественных мастерских, обучение и воспитание детей – словом, социально-культурные меры, способные, по его мнению, излечить общество от язв безработицы, невежества и нищеты. В «Аграрной справедливости» он предлагал образовать в этих же целях «национальный фонд», создаваемый из добровольных поступлений, но прежде всего из поступлений от того, что останется после смерти владельца собственности за вычетом из нее части, «равной по ценности естественному наследству, которое та поглотила» (18, стр. 385). Эти поступления происходят только после смерти владельца собственности, когда «завещатель ничего не отдает, получатель ничего не платит» (18, стр. 385).

По мнению Пейна, богатство и нищета – явления не вечные. Они – нарушение естественного права людей: «…нищета – это явление, порожденное так называемым цивилизованным образом жизни, и в естественном состоянии не существует» (18, стр. 381). Пейн борется против неравенства в распространении богатств, нарушающего естественное право, и постоянно повторяет: защищая дело обездоленных, «я добиваюсь не милости, а права, не щедрости, а справедливости» (18, стр. 389).

В чем же видел Пейн причину обогащения одних и обнищания других? Под влиянием физиократов и высоко ценимого им Адама Смита Пейн исследовал сферу производства, а не обращения, с тем чтобы отыскать действительный источник возникновения богатства. В «Аграрной справедливости» он писал: «…накопление движимой собственности является во многих случаях следствием слишком малой платы за труд, который создал эту собственность, вследствие чего рабочего ждет ужасная старость, а предприниматель купается в роскоши» (18, стр. 392). Но Пейн не развил это важное суждение. Более того, он высказывал сомнение, добавляя: «Быть может, нельзя точно соразмерить цену труда с доставляемой им прибылью» (18, стр. 392).

Дальше отмеченной здесь догадки Пейн не пошел. Его учение, как и другие домарксистские экономические теории, не смогло объяснить сущность капиталистического способа производства, противоречия классовых интересов в эксплуататорском обществе.

Заслуживают внимания рассуждения Пейна о собственности. Буржуазные авторы (Дорфман и др.) изображают его сторонником мнения о вечности частной собственности, они приписывают ему признание права собственности естественным, утверждают, будто он защищал собственность от посягательства народных масс и будто план его сводился к передаче одной части собственности народу в целях спасения другой. Фальсификаторский характер этих утверждений вскрыт историками-марксистами за рубежом и в нашей стране.

В действительности Пейн различал «собственность» на естественные права, на свободу, «собственность» народа на конституцию и движимую и недвижимую собственность. Последние два вида собственности не являются вечными и естественными (см. 32, стр. 19–20).

Пейн в «Аграрной справедливости» показывает, как, по его мнению, возникла частная собственность. Земля в ее естественном, необработанном состоянии являлась общей собственностью человеческого рода, но так как, будучи обработанной, она может прокормить больше людей, чем в необработанном состоянии, то вместе с обработкой земли и возникает идея земельной собственности. Собственности не было ни на стадии охоты, ни на стадии скотоводства. Она возникает только с началом земледелия. «Первоначально не могло быть такого явления, как земельная собственность. Не человеком создана земля, и, хотя он и имел естественное право занять ее, у него не было права закрепить как свою собственность навеки какую бы то ни было ее часть. Точно так же не создатель земли открыл земельную контору, выпустившую первые документы на ввод во владение. Откуда же тогда возникла идея земельной собственности?» (18, стр. 383).

Пейн излагает свою концепцию происхождения и функций государства, исходя из теорий гражданских прав человека и общественного договора, имеющих открыто антифеодальную направленность.

Человек, вступая в общество, сохраняет свои естественные права, однако в новом своем состоянии он не всегда в силах воспользоваться теми правами, которые касаются его безопасности и защиты, и поэтому некоторые свои естественные права он отдает как бы в общий фонд общества как его член. Общество существует не для ограничения прав личности, а, напротив, для лучшего обеспечения этих прав. Пейн писал: «Несохраняемые естественные права суть все те, осуществление которых не вполне во власти человека, хотя само право присуще ему от природы. Он просто не может ими воспользоваться. Человек, например, наделен от природы правом быть судьей в своем собственном деле; и, поскольку речь идет о праве духа, он им никогда не поступается; но что ему за польза судить, если у него нет силы исправлять? По этой причине он отдает свое право обществу, частью которого он является, и отдает силе общества предпочтение перед своей собственной силой. Общество ничего не дарит ему. Каждый человек – собственник в своем обществе и по праву пользуется его капиталом» (18, стр. 205).

Из этих рассуждений Пейна следует, что гражданская власть не может и не должна посягать на естественные права человека, поскольку «безопасность является подлинным назначением и целью правительственной власти» (18, стр. 21). Пейн идеализировал естественное состояние человека. Согласно Пейну, «правительство, подобно одеждам, означает утраченное целомудрие: царские дворцы воздвигнуты на развалинах райских беседок» (18, стр. 21). В рассуждениях Пейна сквозит мысль об исторической неизбежности возникновения государства, которую он объясняет тем, что общество вынуждено иметь законодателя, поскольку, как пишет Пейн, веления совести людей не всегда ясны, определенны и беспрекословно выполняются. Вследствие «неспособности добродетели управлять миром» (18, стр. 23) сама жизнь требует возникновения государства. В результате у людей возникает идея общественного договора, посредством которого люди и могут осуществить свои гражданские права.

Буржуазные теоретики общественного договора XVIII в. черпали свои идеи из учения Гоббса о государстве. Гоббс, уподоблявший государство библейскому чудовищу Левиафану, писал, что «государство есть единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как сочтет необходимым для их мира и общей защиты»,и выделял при этом три типа власти: монархию, аристократию и демократию, из которых первая, по его мнению, наилучшая. Пейн, как и Руссо, решительно отстаивает революционно-демократическое понимание общественного договора. Отмечая, что нельзя ставить следствие раньше причины, т. е. государство до человека, что государство имеет историческую, а не теологическую природу, Пейн пишет: «…сами индивиды, каждый в соответствии со своим личным и суверенным правом, вступили в договор друг с другом для образования правительства; и это единственный способ, каким имеют право создаваться правительства, и единственная основа, на которой они вправе существовать» (там же, стр. 206–207). Государство, по Пейну, – это собственность всего общества, а не отдельного человека или семьи, и поэтому «суверенитет как предмет права принадлежит только нации, а не какому-нибудь отдельному лицу. У нации всегда есть присущее ей неотъемлемое право уничтожить любую форму правления, которую она найдет неподходящей, и учредить такую, которая соответствует ее интересу, характеру и счастью. Каждый гражданин причастен суверенитету и, как таковой, может не признавать никакого личного подчинения, он может подчиняться только законам» (17, т. I, стр. 341).

По идее народного суверенитета, которую отстаивал Пейн, источником и обладателем полноты власти является народ. Эта идея в XVIII в. была сильным оружием буржуазии в ее борьбе против монархических сословных порядков и за утверждение своей политической власти. Современные же идеологи империализма пытаются изобразить господство монополий и банкиров в США как «претворение в жизнь» этой идеи Пейна и других радикальных просветителей. Д. Менг, искажая историческую истину, пишет: «Пейн не был безошибочным предсказателем. Однако в более широком смысле время подтвердило его веру в необходимость сохранения народного контроля над правительством вообще. Соединенные Штаты Америки с удивительным упорством придерживались этого принципа народного суверенитета» (цит. по 37, стр. 250).

Пейновская теория происхождения государственной власти носит идеалистический характер. По мнению Пейна, есть три источника этой власти: суеверие, сила и, наконец, «общие интересы общества и общие права человека» (18, стр. 206). Из этих источников соответственно возникают власти, существо которых просветитель определяет как господство духовенства, господство завоевателей и господство разума. Пейн ратует за последнее, за свой идеал – буржуазно-демократическую республику, которая возникает естественным путем «из недр общества или из общественного договора» (18, стр. 205).

Рассуждения Пейна об источниках государственной власти показывают, что он, как и его современники, не в силах был распознать действительные социально-экономические причины возникновения государства, но его рассуждения служили теоретической базой для антифеодальной борьбы против монархической власти и в сокрушении «старых порядков» они сыграли огромную роль.

В эпоху Просвещения и буржуазных революций XVIII в. Пейн был решительным и последовательным борцом против монархии и за республику. В этом отношении Пейну уступали и Вольтер, и Монтескье, и Дидро, и другие великие просветители, так или иначе готовые пойти на компромисс с монархией, с просвещенным абсолютизмом. Сам Пейн объяснял эту нерешительность условиями деспотического режима абсолютизма, в которых приходилось творить французским философам– предвестникам революции (см. 18, стр. 228).

На протяжении всей своей деятельности при всяком возможном случае Пейн повторяет, что он открытый враг монархии, и в особенности монархии наследственной. Он приводит сильные аргументы, находит яркие характеристики, убийственно обличающие антинародный характер монархической власти. В «Здравом смысле», в разделе «О монархии и престолонаследии», Пейн писал: «Зло монархии мы дополнили злом престолонаследия, и если первое есть ущерб и унижение для нас самих, то второе, будучи возведенным в закон, есть оскорбление и обман потомства. Ибо все люди по происхождению равны, и ни у кого не может быть прирожденного права дать своей семье преимущество перед всеми другими, и хотя сам человек мог заслужить известную долю почестей от своих современников, однако его потомки могут быть вовсе не достойны наследовать их. Одним из самых сильных естественных доказательств нелепости прав престолонаследия является то, что их не одобряет природа, иначе она так часто не обращала бы их в насмешку, преподнося человеку осла вместо льва» (18, стр. 29–30). Во времена полного господства монархий, в самом начале американской войны за независимость и еще до того, как произошла французская революция, Пейн на весь мир открыто провозглашал: «Один честный человек дороже для общества и для господа, чем все коронованные негодяи, когда-либо жившие на земле» (18, стр. 33).

В разгар французской революции Пейн писал в «Правах человека», что монархия всегда казалась ему глупой вещью.

Монархическому и аристократическому способу правления Пейн противопоставляет представительную систему правления в виде республики. Эти два способа правления имеют совершенно противоположные исходные принципы: первый – невежество, второй – разум. Пейн отдает предпочтение представительной системе правления в виде республики, наилучший пример которой «по духу и практике» он видел в тогдашних Соединенных Штатах Америки. Во второй части «Прав человека» он так раскрывает существо этой власти: «Республиканское правление – не что иное, как правление, учреждаемое и осуществляемое в общественных интересах, как индивидуальных, так и коллективных. Оно не необходимо связывается какой-либо особой формой, но наиболее естественно ассоциирующейся с ней является представительная форма» (17, т. I, стр. 370).