Текст книги "По ту сторону спорта"

Автор книги: Николай Долгополов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

Бесчеловечная игра калечит не только физически, но и морально. Большинство игроков со временем превращаются в наркоманов. Нормальному, пусть и очень крепкому, человеку не по силам выдержать соперничества с напичканными всякого рода возбудителями и потому на всё готовыми врагами. Лошадиные дозы особо предпочитаемых возбуждающих препаратов амфетаминов проглатываются за два-три часа до воскресной игры. Приведу описание состояния бывших подопечных из профессионального клуба «Сантьяго Чарджерс», сделанное американским доктором Арнольдом Мэнделлом в книге «Кошмарные сны»: «Некоторые становятся шумными. Ищут повод для ссор и споров. Другие замыкаются в себе. Сидят с отсутствующими взглядами. Иные начинают метаться по раздевалке…»

И разве может традиционная молитва перед игрой заглушить страх или настроить футболистов на мирный лад: «Не обижай ближнего своего…» Как бы не так! «Игрок, не принявший дозы наркотиков, впадает на поле в панику, – вспоминает писатель Питер Джент, пять лет выступавший в клубе „Даллас Каубойз“. – Бороться на равных с находящимися под воздействием амфетамина смешно: сомнут и растопчут. Играть в профессиональный футбол, не накачавшись наркотиками, нельзя. Степень насилия в игре достигла наивысшего предела». Ветеранам бывает свойственно недовольство и брюзжание. Но свидетельство экс-профи о наивысшей степени насилия подкрепляется длиннейшим перечнем травм, занесённым в игровой реестр футболистов. Рекордсмен из рекордсменов – защитник «Окленд Райдерс» Джим Отто. Девять раз ему оперировали колено. Врачи зарегистрировали переломы локтя, челюсти, пальцев, шейных позвонков… А бедный нос Джимми – его ломали десять раз.

Нет в мире игры грубее американского футбола – вот твёрдый вывод учёных университета Оттавы. Профессиональный футболист рискует получить травму в любой момент и на каждом участке поля. Ситуации, возникающие в игре, непредсказуемы. Самые тонкие и хитроумные замыслы срываются под мощным напором наглотавшихся наркотиков. Чаще всего страдают защитники. Их спортивная карьера длится в среднем немногим более трёх лет.

Относительно лёгкое для такой игры защитное снаряжение не уберегает гладиаторов XX века от травм. Они неизбежны. Век футболиста короток. Слава – недолговечна. Жестокость, олицетворением которой являются сами футболисты, неотступно идёт по их следу. Редкому игроку, избежавшему соблазна глотнуть перед матчем амфетаминов, удаётся выйти на поле, не приняв обезболивающих средств – по существу, тех же наркотиков.

Менеджеры «давят» на травмированных, заставляя принимать заглушающие боль лекарства. Футболисты лишены даже права испытывать страдания во время кровавого представления. В результате – безумная, не признающая осторожности бесшабашность и новые увечья. Эту демонстрацию хорошего футбола при помощи химии уже знакомый нам Питер Джент окрестил «нацизмом».

Футбольные благодетели трогательно заботятся о пополнении и без того крутых доходов коллег-миллионеров, торгующих наркотической отравой. Игроку нужно три месяца, чтобы после окончания сезона успокоиться, прийти в себя, забыть о таблетках. Некоторым, вышедшим из игры целыми и невредимыми, не хватает для этого и всей оставшейся жизни. Пристрастившись к одурманивающему зелью, они до конца дней остаются наркоманами.

Допинг, травматизм, насилие – зловещие спутники профессионального американского футбола. И, как уверены футбольные дельцы, его непременные атрибуты. С бульдожьей хваткой охраняются они от посягательств инакомыслящих, например, группы докторов из США. Медики осмелились заявить, что наркотики – главная причина неоправданного насилия в футболе. Предложение ввести антидопинговый контроль – это хоть как-то помешает распространению наркомании и уменьшит число травм – вызвало бурный гнев наживающихся на игре бизнесменов. Избранный метод атаки был неожидан и явно позаимствован из арсенала рейгановской администрации. Врачей обвинили в посягательстве на святая святых американского общества – права человека. Контроль за уносящим здоровье допингом объявили вмешательством в личную жизнь игрока и нарушением слобод и гарантий, дарованных конституцией Соединённых Штатов. Пресса поддержала радетелей конституционных прав и законов. Ошельмованным и преданным публичной анафеме медикам быстренько заткнули рот.

К предложению канадских учёных футбольным мультимиллионерам прислушаться, казалось бы, стоило. Исследователи из Оттавы попытались втолковать: строгое судейство, незначительные изменения правил и усовершенствование защитных доспехов значительно снизят количество травм. Меньше увечий у ведущих игроков – интересней игра. Логично? Но руководители Канадской футбольной лиги не то что не ответили специалистам – и выслушать их не соизволили.

Суть этих необъяснимых на первый взгляд поступков точно определил западноевропейский психолог Георг Зибер: «Профессиональный спорт – занятие, которое в большой мере живёт борьбой и агрессивностью своих исполнителей. Если исключить данные факторы, то это имело бы фатальные последствия для дела».

Увечья, переломы, драки, чинимые обезумевшими от наркотиков, призваны, по мысли делающих футбольную политику, подогреть интерес к матчам. Умелое потакание низменным страстишкам части публики приносит в конечном итоге определяющий продукт капиталистического общества – денежную прибыль. Попытки внушить обратное обладателям миллионных банковских счетов обречены на провал. Куда там бедным докторам и учёным, если и американский конгрессмен Ричард Моттл бессильно опустил руки – его законопроект о борьбе с насилием в профессиональном спорте не был принят к рассмотрению в юридической комиссии палаты представителей конгресса США. А между тем республиканец из штата Огайо, может, того и не сознавая, тонко вскрыл классовую сущность профессионального американского спорта. Он верно рассудил, что находящиеся в полном и безоговорочном подчинении хозяев игроки лишь послушно выполняют волю работодателей. Надо строго штрафовать, привлекать к уголовной ответственности провинившихся на спортивной площадке. Но эта половинчатая мера не решит проблемы. И Ричард Моттл предпринял шаг, к которому реакционеры прилепили опасный в сегодняшней Америке ярлык – «революционный». По предложению конгрессмена, ответственность, причём уголовную, за безобразное поведение нанятых спортсменов обязаны нести и лица, провоцирующие их на неспортивные поступки – а именно: руководители и хозяева клубов. Власть вершащие признали законопроект Моттла «нелепым».

Но полной нелепицей выглядел отнюдь не законопроект конгрессмена. Абсурдно представить: совершившие преступление выносят приговор… прокурору. Именно так поступили с Моттлом. Суд над ним руководители юридической комиссии призвали вершить представителей четырёх профессиональных спортивных лиг, в том числе и футбольной. Понятно, каким было решение рассматривавших законопроект – окончательным и обжалованию не подлежащим.

Наивно думать, будто юридическая комиссия отмахнулась от настырного просителя Моттла из-за личной неприязни или чрезвычайной занятости её досточтимых членов. Вопрос отношения столпов общества к творимому в профессиональном спорте беззаконию глубже и сложнее, чем кажется при беглом рассмотрении. Забудем о сегодняшней американской статистике, услужливо выдающей по хозяйскому хлопку одностороннюю и потому не всегда объективную информацию.

Не поленимся обратиться к другому регистратору цифр и событий – истории. Долгие годы американский футбол с его грубостью и хамством был этаким пасынком судьбы, дрожащим за существование. В девяностые годы века минувшего он чудом удержался на поверхности. По стране от побережья до побережья прокатилась волна демонстраций. Требовали запретить игру-побоище или, по крайней мере, исключить её из программ студенческих состязаний. Звезда американского футбола должна была закатиться и в первое десятилетие века двадцатого. Президент США Теодор Рузвельт в отличие от нынешних членов юридической комиссии конгресса самолично взялся за наведение порядка в футболе. Вызвав к себе тренеров лучших университетских команд, он пригрозил запретить жестокое развлечение. Тренеры поклялись: с вандализмом будет покончено. И, сегодня с этим не поспоришь, данного президенту обещания не сдержали. В шестидесятых годах американский футбол выбился из состояния тихого прозябания. Вначале соперничество с бейсболом выглядело обречённой на провал утопией. Помогло – мы уже знаем, по каким причинам и соображениям, – телевидение: и второстепенные матчи транслировались после середины семидесятых на всю страну. Игра заполнила экран, оттеснив конкурентов, чьи позиции ещё недавно виделись непоколебимо неприступными. Обывателя, наподобие подопытного кролика, приучали к футболу и только футболу. В 1961 году 21 процент опрошенных признал эту игру интереснейшей и несравненной. За бейсбол проголосовали 34 процента. В 1971-м бейсбол был повержен: 36 процентов отдали предпочтение футболу. В наши дни разрыв неуклонно увеличивается. Нация впадает в патетический восторг, будто загипнотизированная переживает у телевизоров и поклоняется игре как новой, обязательной для всех религии.

Мы видели, какими неспортивными методами заставили замолчать американских врачей, протестовавших против наркотиков, – обвинили в неблагонадёжности. Как втоптали в грязь законопроект, призванный обуздать грубость. Делающие политику могли бы утихомирить, унять нездоровые страсти на футбольном поле и вокруг него. Никаким бы владельцам клубов не устоять под напором администрации, вдруг пожелай она проявить несвойственную честность и принципиальность. Но «вдруг» в большой политике не бывает. Футбол олицетворяет жестокость, которой заражено больное американское общество. Поэтому на внутреннем рынке игра пользуется небывалым спросом. Политические, а не спортивные обозреватели с тревогой констатируют; «Насилие в США пошло по восходящей». Но кого за это винить? Извращённое толкование общепринятых понятий принимает карикатурные формы. Официальным решением муниципалитета города Кеннессо штата Джорджия любой житель, не имеющий при себе и не хранящий дома огнестрельного оружия, признаётся преступником. Кара за миролюбие – двухмесячное тюремное заключение и штраф 200 долларов.

Да, насилие – символ американской действительности и в жизни и в спорте. Оно поощряется, и дело тут не только в прибылях, выкачиваемых из зрителей околоспортивными бизнесменами. Один из политических деятелей США прямо признал на предвыборном митинге: «Я считаю, что состязание, на котором толпа идентифицирует себя с командой, за которую она болеет, имеет для народа позитивное значение. В аплодисментах, в вое, в свисте, в аффектации и в происходящем на поле проявляется агрессивное начало нации». Эта циничная откровенность прямо перекликается с высказыванием печально известного фашистского «идеолога» Карла Дима. Отъявленный нацист любил повторять: «Война – по преимуществу спорт».

В сценарии фильма об американском профессиональном футболе «Сорок из Северного Далласа» есть такие слова: «Агрессивность футбола – синоним нашей растущей социальной слабости. По воскресеньям они подсовывают эту игру миллионам и вещают – вот путь к успеху. Затопчи эту сволочь. Если нужно – убей гада. И тогда ты выиграешь, тебя объявят чемпионом, вручат чек и соблаговолят пригласить сняться в рекламном ролике, где ты прославишь королей бритвенных приборов». Монолог, написанный сценаристом Питером Джентом, произносит герой фильма – звезда клуба «Сорок из Северного Далласа». И это примечательно.

Знакомые американцы втолковывали: игра не нравится, но героизмом настоящих парней-футболистов не восхищаться нельзя. Мне же мужество подобного рода непонятно. Оно сомнительно ибо гибельно для других. В редчайшие моменты, когда футболист получает мяч после вбрасывания, игра приобретает логичность и некоторую суровую красоту. Но иллюзия логичности длится несколько секунд, вдребезги разбиваясь вместе с игроками под натиском несдерживаемой жестокости. И до недавних пор обвинительный монолог футболу и всему американскому профессиональному спорту, прозвучавший из уст вымышленной звезды, казался таким же вымыслом, как и название несуществующей команды из несуществующего города. Нашпигованные деньгами, славой и наркотиками, футболисты радовали богачей из Национальной футбольной лиги полнейшей политической апатией и верноподданническим послушанием.

Однако действительность заставила раскрыть глаза и футболистов-профессионалов. Немыслимый рост прибылей одних и немногих и катастрофическое падение уровня жизни практически всех остальных. Безудержная гонка вооружений и невиданное в США сокращение ассигнований на социальные нужды невольно вывели спортивных профи из состояния вечной полудрёмы. Ассоциация игроков НФЛ неожиданно для владельцев-благодетелей возобновила членство в профсоюзе. Профессионалы действуют достаточно профессионально и в профсоюзных делах. Защитник команды «Тампа Бэй Баканиарс» Дьюи Селмэн произнёс гневную речь на митинге рабочих. В поддержку прав металлистов-сталелитейщиков выступили по телевидению Дэйв Браун из «Сиэтл Сихокс» и футболисты популярнейшего клуба «Вашингтон Редскинс» Том Флик и Фил Кассел. Участвовали в этих передачах и другие знаменитые игроки.

Смутьянов пожурили за экстравагантные капризы. Но капризы здесь были ни при чём. Прошло время, и профсоюз игроков НФЛ предпринял ещё более активные и решительные действия. Перед началом сезона в знак солидарности с бастующими муниципальными служащими футболисты «Миннесоты Викингс» покинули тренировочный лагерь и вступили в ряды пикетчиков. Протестуя против экономической политики Рейгана, 25 игроков и тренеров «Вашингтон Редскинс» и «Балтимор Колтс» прошли с десятками тысяч демонстрантов по улицам Вашингтона.

Владельцы клубов забили тревогу. Бунт футбольных гладиаторов? Нет, пока подготовка к бунту, принимающая политическую окраску. В докладе, обнародованном исполнительным директором Ассоциации игроков НФЛ Эдом Гарвеем и поддержанном его коллегами, решительно требуется покончить с расистскими методами комплектования команд. За двадцать лет лишь 20 темнокожих футболистов получили право стать помощниками тренеров после завершения спортивной карьеры. Недопустимо мало – считают Гарвей и его друзья. Ассоциация выступает и за пересмотр невыгодного для игроков контракта с руководителями НФЛ, требуя хотя бы равного – 50 на 50 распределения доходов.

Футбольный профсоюз ещё молод. Он только набирает опыт, силу. И если борьба за свои права будет вестись с такой же дерзостью, как на футбольном поле…

АНГЛИЧАНЕ, выпустившие эту игру в свет, как злого джинна из бутылки, от американского футбола открещиваются. В стране Альбиона в него регулярно играют только сотрудники посольства США. Битвы заокеанских футболистов транслируются по телевидению нечасто. И то мерзкие сцены насилия сознательно и неукоснительно из киноплёнки вырезаются.

К сожалению, это похвальное неприятие жестокости в профессиональном спорте коснулось лишь американского футбола с его чересчур замаранной репутацией. «Никаких раундов, перерывов и ограничений во времени – борьба до конца, до нокаута». Рекламы, призванные леденить душу или вызывать усмешку, в изобилии появляются поблизости от спортивных залов английских городов. Зайти? Может, не случайно бои профессиональных боксёров и схватки борцов собирают сотни любителей острых ощущений? Но происходящее иногда на залитых светом прожекторов аренах к настоящему спорту отношения не имеет.

Тяжело переваливаясь, по специально для него сколоченной лестнице на ринг прославленного в спортивных репортажах зала «Уэмбли» поднимается раскормленный до бесформенности двухметровый верзила. На странного покроя трико надпись – «Большой папа». Сегодня, как и всегда, он выступает перед галдящей толпой в роли силача добряка, борющегося с бездушным забиякой по прозвищу Гигантская копна. Начинается полукомическое-полусадистское шоу, на которое приглашаются взрослые и дети.

Не собираюсь занимать внимание описанием боя. В нём дозволено применять приёмы, запрещённые и в американском футболе. Длился поединок около шести минут, а на первой Гигантская копна смеха ради нокаутирует… рефери. Победу одержал Большой папа, вышвырнувший противника с ринга. Семитысячная толпа – в ней были и подростки – плюс девять миллионов английских телезрителей приветствовали любимца и чемпиона.

Что это – игра? Жестокое, но развлечение? Если бы… Наблюдая за дракой, вы выпускаете накопившийся в вас пар. Изливаете злобу на сборщиков налогов, цеховых мастеров, уличных регулировщиков. Вы делаете наконец то, на что не решаетесь в реальной жизни. Так рекламируют побоище на ринге его устроители.

Подальше от реальности – в этом заключается несложная, однако опасная и тонко продуманная философия, которую стоящие у власти навязывают миллионам сограждан. Пусть люди бессмысленно убивают время, наблюдая за толкотнёй на ринге, чем выходят на улицы Лондона или Ливерпуля и требуют не уважения – терпимого отношения к тем, у кого кожа потемнее, чем у пэров из палаты лордов. Смотри, как отделывает Копну несравненный Большой папа и не вздумай вспомнить недобрым словом министра внутренних дел Уайтлоу, отдавшего распоряжение полиции использовать против демонстрантов бронемашины, водомёты, пластиковые пули, слезоточивый газ. Поддерживай громил-спортсменов и не задумывайся о трагедиях в ольстерском блоке «эйч». И не стремись понять, почему три миллиона твоих соотечественников потеряли работу.

Теперь ещё об одной мрачной стороне беспринципного принципа «держать толпу подальше от реальной жизни». Ничто в мире не может существовать само по себе. Всплески фальшивых страстей, бушующих на спортивной арене, докатываются до зрителей, особенно юных. Неустоявшаяся детская психика, понятная впечатлительность, стремление подражать героям или антигероям… И вот после увиденного в том же «Уэмбли» в душе появляется и крепнет подленькая мораль: сильному всё можно, он всегда прав. А чем я хуже? И появляются на улицах степенной и некогда благовоспитанной матушки Англии 14–16-летние бритоголовые парни, держащие в страхе цветных. Их оружие – ножи, кастеты, велосипедные цепи. Философия – жестокость и кромешная душевная пустота.

Чем отличаются они от Гигантской копны? Разве тем, что Копна проделывает свои трюки публично и за деньги, а безмозглые юнцы бесплатно, чтобы поразвлечься. Вспомним: фашистский гитлерюгенд тоже начинал с избиения на улицах случайных прохожих.

…Но вернёмся ещё раз на ринг «Уэмбли». Кто они – два кулачных бойца, доводящих публику до нездорового экстаза? Большому папе за пятьдесят. Бывший металлист из Йоркшира и отец семерых детей, он отрабатывает представление только из-за одного – денег. Деньги – это единственное, что интересует и Копну. Этот вообще не гнушается никаким заработком. Ездит с партнёрами и в расистскую Южную Африку, от поездок в которую отказываются все, у кого осталось чувство гражданской совести. Видно, «подвиги» на ринге отбили у Копны остатки элементарной порядочности.

Да, ничто не проходит бесследно. Одурманивание при помощи профессионального спорта – это тоже приём, который используют, и успешно, правящие в мире эксплуатации и наживы.

Игра идёт всерьёз

Как мы летели в Колорадо

Это осознают и в Соединённых Штатах: миф о непобедимости американских спортсменов развенчан. Есть в мире спортивные державы, и посильнее. Советский Союз и Германская Демократическая Республика опередили былых лидеров. Пришёл неприятный черёд признать поражение и пуститься в погоню. Преследование организовано тщательно и обдуманно. Я убедился в этом, побывав в олимпийском тренировочном центре национальных команд США в Колорадо-Спрингсе, где по приглашению американского Студенческого спортивного совета тренировались советские спортсмены.

Перелёт через океан всегда труден и утомителен. Неважно, летишь ли ты в Мексику, Канаду или США в первый или в двадцать первый раз – легче не становится. Комфортабельно-бесшумный Ил-62М, милые девушки-бортпроводницы и невидимые миру повара всячески стараются скрасить жизнь пассажира. Но почти любого, удобно устроившегося в мягком кресле, на протяжении доброго десятка лётных часов настойчиво гложет назойливая мыслишка: «Скорей, скорей бы долететь».

Наконец посадка в тихом и знакомом Гандере на Нью-Фаундлендских островах. Повсюду канадские кленовые листья – и натуральные, и смотрящие на тебя в упор с ярких плакатов. Короткая передышка для уставших пассажиров и заправка для неутомимого лайнера. Последнее усилие, несколько часов в воздухе, и под традиционные в таких случаях аплодисменты пассажиров «Ил» мягко приземляется в нью-йоркском аэропорту Кеннеди.

Аэропорт необъятно огромен. То, что сюда прилетает несметное количество пассажиров, мы поняли сразу. Забитый людьми зал прибытия. Длиннющие очереди к немногочисленным таможенникам. Толпы у стоек выдачи багажа. Здесь нам пришлось потолкаться особенно долго.

Мы примирились. Роются в вещах, и ничего страшного: запретного не везём, бояться нечего. Скукотищу дотошливого таможенного контроля нарушила бойкая Тима – волейболистка Люба Тимофеева. Таможенник беспощадно вытряхивал из багажа любые съестные припасы. Домашних пирожков, яблочек, конфеток, сложенных в кулёчки заботливыми мамами и жёнами, в Америке нам было не отведать. «Статья такая-то, пункт такой-то, – вяло бубнил себе под нос таможенник. – Ввоз в Штаты запрещён», – и летели куда-то вниз пирожки с картофелем. Тима везла стратегически опасный товар – солёные грибки. Банку хлебосольная Любаша скормила нам ещё в самолёте. Вторую оставила на потом: «Съедим, когда по дому соскучимся». Таможенник о Тиминых планах не подозревал.

– Грибы, – с некоторым удивлением констатировал наш новый знакомый.

– Белые, – подтвердила Тимофеева не без гордости. – Один к одному.

– Статья такая-то… Ввоз в США за… – привычно забубнил таможенник, опуская банку куда-то вниз, в темноту. Раз – и грибы перекочевали из лап таможенника в тимофеевские железные волейбольные пальцы:

– Это что? – От природы красивая Любаша во гневе была ещё прекрасней. – Мама с сестрой под Загорском неделю собирали: «Возьми с собой в Америку, ребят угостишь». А он – выбрасывать. Вы, что ли, собирали? Это наше, русское.

– Мисс, ввоз за… – Ошарашенный таможенник с усилием обретал дар речи после непонятной, но гневной и на слух убедительной тирады.

– Ноу мисс – миссис, – присочинила Тимофеева и перенесла сумку через стойку. Банку грибов мы открыли уже перед отлётом из США в Денвере,

Итак, одна половина делегации тоскливо отвечала на бесконечные вопросы придирчивых таможенников. Другая пребывала в томительном ожидании чемоданов. На просьбы помочь разыскать спортивные сумки шериф со звездой цедил, чавкая резинкой: «Не придёт через два часа – пойдёте вон туда, заявите о пропаже». Мне вдруг показалось, что этот неотёсанный малый и родился с чьюинг-гамом во рту. Приблизительно в том же духе – пренебрежительно, равнодушно, грубо – вели себя по отношению к нам и прочие служащие аэропорта, вести которым таким странным образом не полагалось просто по долгу службы. Чего-чего, а хвалёного сервиса заметно почему-то не было. Скорее полное отсутствие всякого внимания и граничащее с невежеством безразличие.

Сумки в конце концов нашлись. Но расставание с аэропортом затянулось. Шесть часов ожиданий и нервов, волнений и ненужной траты нужного времени. Женские студенческие сборные по волейболу и баскетболу и мужчин-ватерполистов хозяева не встречали.

В начале семидесятых я, тогда студент Московского иняза, проходил языковую практику в Протокольном отделе Спорткомитета СССР. Представляю, какой разнос устроили бы подчинённым за подобный промах руководители Протокола. Не встретить несколько десятков гостей из США? Невозможно.

Не знаю, чем бы кончилось великое ожидание, если бы не советский вице-консул. Он помог девочкам-баскетболисткам получить «о'кэй» на билеты в Рено, где их ждал тренировочный турнир. Отыскал в невероятном автомобильном водовороте подвернувшийся под руку автобус и отправил команду баскетболисток в другой аэропорт. Потом мы при помощи того же вице-консула связались с кем-то из Студенческого спортивного совета. Этот кто-то бодро заверил по телефону: скоро за вами приедут и отвезут в гостиницу.

Стоя в грязном закутке аэропорта, мы успели ещё раз перезнакомиться друг с другом. Вдоволь надышаться отравленным выхлопными газами воздухом. Наслушаться на несколько лет вперёд трелей несмолкающих полицейских свистков. «Скоро» тянулось невероятно долго. Бойкая девица, прибывшая наконец с автобусом, на ходу сочинила нелепейшее объяснение: «Вы же нам писали, что прилетаете рейсом авиакомпании „Эйр Марокко“».

Водитель автобуса был суров и несправедлив, прямо заявил: «Деньги вперёд, иначе не повезу». А когда мы попросили его хоть немного показать Нью-Йорк, уставился на нас в тупом недоумении: «Это не моё дело. И смотреть тут не на что».

Час мы гнали через город-махину в полном молчании. Нью-Йорк так и прошёл для нас стороной. И в памяти остался как серый, холодный, очень высокий и страшно бездушный. Город в этом, конечно, не виноват. Но и нас винить не за что.

И опять вспоминаю Москву. Вряд ли какая-нибудь иностранная спортивная делегация не воспользовалась бы любезным приглашением совершить экскурсию по столице. Что ж, у каждого свои порядки. И беспорядки тоже свои.

Утром мы провели час в очереди. Новенький компьютер, приданный в распоряжение портье, капризничал, барахлил, выдавал какую-то несусветную чушь и никак не хотел принимать от нашей делегации бешеные деньги за ночь, проведённую в не самом лучшем на свете отеле.

– У нас всё настолько компьютизировано, что даже слишком, – жаловался чернокожий портье, наблюдая за безрезультатными попытками машины перемножить два двузначных числа. – Компьютеры иногда выходят из строя, и тогда…

Что происходит «тогда», мы поняли: еле успели на рейс Нью-Йорк – Чикаго – Колорадо-Спрингс.

Переживая в очереди, я получил «добрый» совет от портье:

– Когда в следующий раз надумаешь приехать в Нью-Йорк, поменяй заранее деньги на чеки.

– Это почему? – не понял я.

– Тут долго с такой пачкой бумаг не проходишь. Пристукнут, – охотно пояснил симпатичный негр.

Мы успели к рейсу в нью-йоркский аэропорт Ла Гардия. В США, где все торопятся и спешат, не давая себе и другим ни минуты передышки, аэропорт – это целый город. У каждой авиакомпании, а их в Соединённых Штатах немало, своя стоянка с бьющим в глаза названием, свой, одетый в специальную форму, персонал. В просторных зданиях из стекла и бетона полно ресторанов, закусочных, баров, магазинов. Рядом тучи автобусов и минибусов, стаи разноцветных такси. Аэропорт Ла Гардия забит тысячами людей, многие из которых хотя и постоянно живут в США, но по-английски практически не говорят.

Наш «Боинг-727» начал было разгоняться, затем вдруг вернулся к ангару компании «Трэвел Уорлд Эйрлайнз». «Устраним маленькую неисправность в моей кабине и в путь, – успокоил пилот. – Это займёт минут 30, не больше». Капитан корабля Джон Коул сдержал слово. В воздухе он постоянно обращался через микрофон к пассажирам. Шутил, знакомил со стюардессами. В Чикаго, где «боинг» присоединился к длиннющей очереди самолётов, ожидающих разрешения на взлёт, Коул объяснил: «Не задержись мы в Нью-Йорке, всё было бы по-другому. Но обещаю – потерянное время нагоним в воздухе». И не подвёл.

Я не случайно подробно рассказываю о наших полётах и перелётах. Каждому большому спортсмену приходится сейчас колесить по свету в поисках борьбы, соперников, соревнований. Но не каждый быстро привыкает к этим нелёгким путешествиям. Смена климата и часовых поясов, привычных условий и окружающей обстановки, внимание или, наоборот, полное невнимание со стороны хозяев – всё это, бесспорно, влияет и на физическое, и на психологическое состояние атлета. Пролетев по маршруту Москва – Гандер – Нью-Йорк – Чикаго – Колорадо, я могу, как мне кажется, безошибочно объяснить, почему же наша хоккейная или баскетбольная команда, которая действительно посильнее соперника, уступила ему в первом матче турне с полуразгромным счётом.

Не открываю никаких Америк. Но об этих истинах, пусть и прописных, забывать нельзя. Тем более что в 1984 году Игры XXIII летней Олимпиады принимает далёкий Лос-Анджелес. В Колорадо-Спрингсе к этой встрече готовились в десять раз активнее, чем во всех городах США, вместе взятых.