Текст книги "По ту сторону спорта"

Автор книги: Николай Долгополов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)

Это и обозлило бейсболистов. На их стороне была справедливость и популярность. Иначе бы не прорваться спортсменам к микрофонам теле– и радиостудий и на газетные полосы, предвкушавших скандалы, сенсации и, как следствие, расширение своей аудитории. «Мы не хотели бастовать, нас на это толкнули, – объясняли руководители Ассоциации игроков. – Какие бы суммы мы ни зарабатывали, боссы гребут в десятки крат больше. Если бы, например, бейсболист Дэви Винфельд не приносил доходов, мультимиллионер-судовладелец Джордж Стайнбреннер вкладывал бы капитал не в него, а в строительство новых корабликов. Когда мы заикаемся о справедливом распределении денег, которые мы и зарабатываем, нас бьют по рукам». Ведущий игрок-профессионал Питер Роуз иронически вопрошал: «Вы слышали о бейсболисте, держащем револьвер у виска своего хозяина? И я тоже нет. Мы стремимся быть свободными в поисках лучшей работы. Эта свобода гарантирована нам конституцией США».

Последнее утверждение звучит наивно. Свобода требовать лучших условий работы обернулась для авиадиспетчеров массовым увольнением. Они оказались выброшенными на улицу с личной президентской санкции. Спортивную бейсбольную элиту так примитивно не укротишь. Штрейкбрехеров, к любезным услугам которых прибегала администрация Рейгана, на бейсбольное поле не выпустишь. Но и силы бейсбольных профи были не безграничны. Спортсменам не выплачивали зарплаты – только тут они потеряли 13–14 миллионов долларов. Ещё больше страдали не имеющие отложенных на чёрный день сбережений рабочие и контролёры стадионов, обслуживающий персонал… Да и некоторые не первой величины звёзды почувствовали необходимость потуже затянуть непривычные к такого рода операциям пояса. В неполные тридцать Ричард Хебнер из «Детройт Тайгерс» научился лишь игре в бейсбол. Владельцы клубов на уступки не соглашались, и тогда на помощь спортивному профи пришёл его отец. Тоже профессионал, только – могильщик: пристроил сына работать на кладбище. Вдвоём рыть могилы веселее. А что было делать?

Итак, публика требовала привычных зрелищ. Министр Донован усердствовал, заминая нежелательный для администрации «эпизод». Игроки устали. И хозяева пошли на частичный компромисс. «Сомневаюсь, чтобы они захотели теперь лишний раз испытывать, насколько мы сплочены», – язвительно заметил после заключения соглашения о перемирии представитель Ассоциации игроков Дуг Дечинсес из Балтимора. Бейсболисты США получили хорошие навыки борьбы за экономические права и преподали неплохой урок зарвавшимся хозяевам. Какие выводы сделают из случившегося обе стороны? Ответ даст время.

Бичуя наживающихся на бейсболе, ни в коем случае не будем забывать о приятном и немаловажном. Игра популярна не по прихоти бизнесменов, увеличивающих за её счёт собственные счета – банковские. И не ради их меркантильной выгоды приходят на трибуны и переживают у телевизоров миллионы болельщиков. Искренне посочувствуем неплохо обеспеченным и всё равно абсолютно бесправным бейсбольным профи. Осуждая насаженные в спортивной среде неспортивные нравы, вспомним, что живут игроки в мире, где главным критерием остаётся неважно какой ценой и какими средствами добываемая прибыль. Забастовка летом 1981 года – признак первого робкого пробуждения классового самосознания, тупо дремавшего десятилетиями под убаюкивающий шелест подбрасываемых долларовых купюр. Бейсбол прекрасен сам по себе. Сюжет игры постоянно меняется. Она динамична. Восхищает и захватывает филигранное, доведённое до совершенства мастерство исполнителей. В этом – причина любви к бейсболу.

Пример Кубы подтверждает: бейсбол – это игра народа и для народа. Боюсь ошибиться, но, по-моему, в Советском Союзе официальных бейсбольных матчей не проводилось. Студенты Московского государственного центрального института физкультуры сыграли однажды показательную встречу. Вероятно, увидим и мы захватывающие, пока поверьте на слово, поединки бейсболистов. Членам советской делегации на XI Всемирном фестивале молодёжи и студентов 1978 года бейсбол в кубинском исполнении понравился. Интересно, что распространённый у нас теперь бадминтон был продемонстрирован в Москве именно на Всемирном фестивале молодёжи и студентов 1957 года. Не будем загадывать. Возможно, и бейсбол придётся по душе советским спортсменам и болельщикам.

НЕ РИСКНУ сказать того же о гольфе – спортивном увлечении, популярном по обе стороны океана. Уж очень он монотонен. Шутят, что в него можно играть целую вечность и не доиграть до конца. Вечность не вечность, но продолжается матч часами. Однажды в Торонто мы пошли на хоккей. Перед этим смотрели телетрансляцию турнира по гольфу. Вернулись из «Торонто Мейпл Гарденс», поужинали, включили телевизор – и вновь знакомая картинка: те же игроки и тот же турнир. Позволить себе роскошь заняться гольфом имеет право лишь обладающий уймой свободного времени. Но с другой стороны, быть членом какого-нибудь закрытого аристократического клуба и не уметь держать клюшку – неприлично. Это подтверждает моё, признаю – субъективное, мнение о гольфе, как об игре для узкого круга.

За соревнованиями приятно наблюдать минут 10–15. Радует уставший от городских видов глаз необъятная лужайка с аккуратно подстриженным, неправдоподобно зелёным газоном. Живописны игроки – холёные, со вкусом одетые, подтянутые. Задача перед ними нелёгкая: загнать маленький мячик диаметром в 41–43 миллиметра в каждую из восемнадцати лунок, вырытых на поле длиной от 4572 до 6400 метров. Расстояние между лунками – самое разнообразное. Помахивая клюшкой, напоминающей хоккейную, спортсмен стремится затратить поменьше ударов, чтобы попасть мячом в лунку, и таким образом стать победителем.

Четверть часа боления – и очарование игры незаметно исчезает. Надоедают однообразные движения примеривающихся к удару игроков. Раздражает медленное течение матча. Гольф не захватывает. Хоть в него и играют один на один, и командами – двое на двое, – он сугубо индивидуален. На широченном лугу для игры могли бы уместиться с десяток других спортивных площадок. Тяжело содержать газон в идеальном состоянии. Любой каприз погоды – и у спортсменов появляется масса хлопот, например, в дождь в гольф особенно не поиграешь.

Не сыграть и если не найдётся денег на солидный взнос в гольф-клуб. Игра по-прежнему остаётся забавой для привилегированных. А кое-где, например в густонаселённой Японии, и хотели бы сразиться в гольф, да мешает нехватка земли. Японцы со свойственной им практичностью нашли выход и из этого безвыходного положения. Используют открытые волейбольные и баскетбольные площадки, загоняя мяч не в 18 – в пять-шесть лунок.

Настоящий, не японский, гольф отнимает массу времени. Это поняли и англичане, придумавшие игру в незапамятные, даже историками толком не установленные века. В 1457 году гольф запретили королевским указом. Вельможам строжайше повелевалось заняться стрельбой из лука, а развлечение, на которое придворные тратили по четыре часа ежедневно, предавалось анафеме. Тридцатью тремя годами раньше подобная кара постигла и футбол. Запрет на гольф отменили уже в начале XVI века, а в середине XVIII – естественно, в Британии – состоялся первый официальный турнир мастеров этой игры.

Итак, футбол и гольф благополучно пережили высочайшие запреты. И не случайно. В гольфе, бесспорно, есть немало привлекательного. Игра доступна практически каждому здоровому человеку. Чтобы помахать клюшкой, не обязательно быть классным атлетом и заядлым спортсменом-физкультурником. Играют в неё люди всех возрастов – от школьников до пенсионеров. В канадском городе Этоубико, я видел, как, передвигаясь по газону в колясках, старенькие инвалиды ловко подъезжали к мячику и наносили прицельный удар миниатюрной клюшкой. Пожелавшему испробовать твёрдость своей руки и меткость глаза не требуется никакой специальной подготовки. Нужны (простите, я всё о том же) терпение и время. Нет партнёра? И не надо! Сосчитайте сами сделанные вами удары и сравните их с результатом, показанным на этом поле профессиональными игроками. И разве не доставит удовольствия побегать по траве, отключившись на несколько часов от домашних, рабочих и прочих забот. В Великобритании у гольфа два миллиона преданных поклонников, в Северной Америке – 10. Лично у меня состязания по гольфу интереса не вызвали. Мне кажется, в эту игру лучше играть самому, чем наблюдать за ней по телевидению. В Канаде, США, Англии она собирает полные трибуны. Розыгрыш Кубка мира транслируется на многие страны. Имена сильнейших профессиональных спортсменов: американцев Джека Никлауса и Арнольда Палмера, англичанина Тони Джеклина – известны болельщикам не хуже имён хоккейных и футбольных знаменитостей.

Но аристократический характер игры не изжил себя. Нет-нет да и проявится знатная родословная, кичащаяся своей голубой кровью и незыблемостью устаревших традиций. Организация Объединённых Наций рекомендовала спортсменам всех стран и народов не поддерживать контактов с расистами ЮАР. Об этой рекомендации хорошо известно руководителям международных спортивных федераций. Решением МОК государство, в котором процветает апартеид, отстранено от участия в международном олимпийском движении. А в состязаниях по некоторым неолимпийским дисциплинам спортсмены Южной Африки стартуют и по сей день. Среди них, к сожалению, и гольф. Южноафриканец Гарри Плэйер колесит по свету, собирая призы на всевозможных турнирах и прославляя страну расизма. Эти вояжи наверняка выгодны Плэйеру и пекущимся о поддержании расистского спортивного престижа. А вот гольфу они популярности явно не прибавляют…

К СОРЕВНОВАНИЯМ по травяным лыжам – дисциплине, как вы понимаете, тоже не олимпийской, спортсмены ЮАР не допускаются. Комитеты по лыжам на траве входят в состав национальных лыжных федераций. Те, в свою очередь, объединены в Международную федерацию лыжного спорта, которая одной из первых отвернулась от расистов.

Пожалуй, в длинном ряду спортивных дисциплин травяные лыжи занимают место где-то в самом конце дальнего фланга. Они ещё не вышли из детского возраста, но почитателей приобретают быстро. В 1967 году фабрикант из западногерманского города Штутгарта герр Кайзер для личного интереса прикрепил к нижнему жёлобу бракованных, чересчур коротких лыж нейлоновую ленту с круглыми пластиковыми роликами шириной четыре сантиметра. На этой необычной конструкции можно было лихо съезжать с невысоких, покрытых травой горок. Автор и сам не ожидал, что новинка пойдёт, понравится. Опытную партию запатентованного изобретения раскупили мгновенно. В ФРГ и соседних с нею странах снега выпадает мало, а покататься на лыжах хочется. Ездить на дорогие швейцарские горные курорты по карману редко кому. И как приятно, когда лыжный сезон продолжается круглый год.

Разворотливый Кайзер в считанные недели наладил выпуск невиданной, но пользующейся спросом продукции. Лыжи были ещё больше укорочены и не превышали иногда длины подошвы обыкновенного ботинка. Так легче удержаться, не потерять равновесия. Эту модель и покупали новички. Спортсмены поопытнее предпочитают иную разновидность – длиной до 75–80 сантиметров. И обувь надевают соответствующую – горнолыжную, чтобы при падениях – а они случаются нередко – избежать травм колена. В мае 1970-го организовали международные состязания. Травяные лыжи благополучно добрались до соседних с ФРГ Австрии и Швейцарии, Англии и Франции, Италии и… Австралии.

В первый и пока последний раз я увидел травелыжника (термин мой собственный) в швейцарском городке Давосе. В почти пустом старинном фуникулёре мы поднимались высоко в горы, на верхушках которых белел среди зелени лугов и черноты скал талый июльский снег. Курорт отдыхал от зимних метелей и потока туристов-горнолыжников. Выйдя из фуникулёра, мы почувствовали себя полноправными альпинистами. Путь к пику преграждала табличка. Остроумные швейцарцы на пяти языках предлагали: «Преодолейте эти последние метры по снегу самостоятельно, без нашего фуникулёра. Вернувшись домой, вы с полным основанием расскажете, что покорили одну из высочайших вершин горного Давоса». Мы вняли совету и, спотыкаясь в тёмно-бурых сугробах, пробрались к вершине. Самолюбие разыгралось. Вниз, в Давос, спускались тоже пешком.

На тропинке и встретили травелыжников. Трое разговорчивых французов студентов денег на поездку в сверхдорогой зимой Давос не накопили. И отправились в путешествие летом, прихватив травяные лыжи. По словам ребят, горнолыжную технику они осваивали на уроках в специальной школе. Но на траве сложных поворотов не сделаешь, скорости не наберёшь. Зато лыжи скользят по зелени легко и без усилий. Французы падали и смеялись: ушибиться, упав в мягкую траву, невозможно. Травелыжники ненамного опередили нас, спускавшихся с горы на своих двоих. Но удовольствия, радости получили гораздо больше.

Я рассказал о пяти неизвестных, пока не распространённых в нашей стране дисциплинах: женском водном поло, игре с булавами, бейсболе, гольфе и травяных лыжах.

Одни непривычные спортивные увлечения родились недавно, другие известны уже века. У нас в стране национальные виды спорта в большом почёте, по ним проводятся массовые соревнования, присваиваются разряды и даже звания мастеров спорта: борьба куреш, чидаоба, гонки на оленьих упряжках… Случается, что некоторые вновь изобретённые виды спорта за кратчайший срок становятся популярными во всём мире. Вспомните: виндсёрфинг, виндгляйдер, прыжки на батуте… И уже не важно, где родилось это увлечение, а важно, что оно стало общим достоянием. Пусть канадским называют хоккей с шайбой – наша ледовая дружина неизменно побеждает в крупнейших турнирах. Пусть русским зовётся хоккей с мячом – у него сегодня много поклонников в Швеции, Норвегии, Финляндии. Пусть их будет больше, спортивных новинок, соединяющих людей.

Страх в цене

Плохих игр, как и плохих от рождения людей, не бывает. Состязания превращаются в жестокие и вызывающие низменные чувства зрелища, конечно, не по вине непосредственных исполнителей – обычно людей смелых и незаурядных, но талантом делать деньги не обладающих. Капитал за них преспокойно наживают предприниматели, вкладывающие доллары и прочую валюту в бесстрашных спортивных каскадёров. В кино, например, гибель трюкача чревата для режиссёра крупными осложнениями. В мире же профессионального спорта смерть или рана гладиатора – дополнительная и бесплатная реклама для содержателя аттракциона, где на входные билеты введена наценка за бренность недорого стоящей человеческой жизни.

Храню и лелею редко надеваемую старенькую выцветшую маечку с полинявшим сюжетом – в горной расщелине над синим морем парит в воздухе одинокая фигурка. На майке, почему-то с ярлыком «Сделано в Швеции», окольцовывающая рисунок надпись: «Акапулько, прыгуны горы Кебрада».

Эх, Акапулько, Акапулько, мексиканский городок на песчаном берегу Тихого океана, куда слетаются отдыхать, купаться и загорать со всего Американского континента. Публика собирается обеспеченная – большинство из США, хотя самые богатые предпочитают пышную Флориду и аристократические Гавайи. В Акапулько еда и услуги обходятся сравнительно недорого, а солнце бесплатно палит круглый год.

Со сборной СССР по прыжкам в воду мы путешествовали тогда – 40 часов лёта с бесчисленными посадками и пересадками, сменой самолётов – по маршруту Канада – Мексика – США. Названия стран сократили и назвали турне «Канамекс». В тот раз «Мекс» – Мексика – случайно выпало на Акапулько. Первое впечатление – раскрашенные радугой дельтапланы в голубом небе. Неизвестно чего больше – их или машин на ведущем в город шоссе. Серебрящийся песком пляж – прямо под окнами скромного отеля «Посада дель Соль». Непривычно очутиться в лениво развлекающемся городишке после напряжённого московского ритма и прыжкового турнира в канадском Торонто, кипящем энергией и деловитостью.

Нам объяснили: вы попали «не в сезон». Полупустые отели и пустые рестораны, пустынные пляжи… Вечерами гуляя по улицам с тренерами, ныне покойным Гердом Александровичем Буровым и Борисом Павловичем Клинченко, мы боялись присесть на скамейку. Стеснительный Клинченко испуганно шептал: «Не надо, не надо. В гостинице насидимся». А мы с Буровым покатывались со смеху: знакомство с Акапулько началось забавно. Сели отдохнуть в парке и были в мгновение ока окружены громкоголосым хором певцов-марьячес, пропевшем серенаду в честь зардевшегося Бориса Павловича. Подхватились с места и заскочили в ресторан напротив. Откровенно спавшие в полном отсутствии посетителей оркестранты вскочили будто пожарники при возгласе «Горит!», и зазвучал нежданный туш. Рванулись из дверей и были «пойманы» владельцем соседнего пивного бара. От него уже не ушли: ловкач буквально всунул в руки по кружке, и мы продегустировали изделие мексиканских пивоваров. Загорали на пляже, и любознательный прыгун в воду Саша Косенков занялся рассматриванием безделушек, которые притащил бродячий торговец. Непростительный, как выяснилось, поступок спортсмена Косенкова послужил сигналом к атаке. Мы попали в окружение – сувениры тащили чемоданами. «Саня, покупай, – выкрикнул не раз бывавший в подобных переделках Буров. – Иначе не отпустят». Косенков полез в карман и вызвал перепалку среди служителей свободной торговли: у кого будет покупать белобрысый европеец. Косенков с перепугу приобрёл какое-то произведение народного искусства. Это и послужило основанием на снятие осады: нам было позволено спастись полупозорным бегством. «И ещё свистят», – злился Саша, прижимая завёрнутую в газету покупку. «Нечего прицениваться ко всякой ерунде», – на ходу советовал я. И был не так уж и не прав: при рассмотрении в отеле произведение вдруг приняло вид обыкновенной, отшлифованной морем деревяшки.

«Не сезон», – вздыхали в нашей пустующей гостинице. «Сплошные убытки», – с хрипом выдыхал хозяин ресторанчика, где мы обедали в гордом одиночестве. «Сейчас-сейчас», – неторопливо обслуживали нас догадливые официанты. Понимали – от спортсменов, питающихся за счёт организаторов турнира, чаевых, естественно, не дождаться. Городок, как завалившийся на зиму в берлогу медвежонок, пребывал в ожидании лучших времён и богатых гостей.

Только в ресторане на горе Кебрада жизнь по-прежнему била ключом. Здесь лихо игнорировали межсезонье, приносившие в Акапулько безработицу. Человек, построивший ресторан «Эль Мирадор» прямо на горе, не прогадал. Я старался сосчитать, сколько же открытых террас и застеклённых, освещённых розовым светом залов в этом пищеблоке-гиганте. И сбился со счёта – девять? Двенадцать? Днём тут тихо. Официанты, одетые в белую униформу, напоминающую парадную форму морских офицеров, томятся от зноя и скуки. Вечерами сюда, за город, стекается и съезжается шумная, весёлая и разноязыкая толпа туристов. Быть в Акапулько и не увидеть игроков со смертью, прыгающих со скал высотою в десятиэтажный дом? Да это неприлично! Предвкушение диковинного зрелища не отражается на аппетите. Не рекой – океаном – льётся лучистое мексиканское вино. Столы ломятся от диковинных блюд. Заметно сгибаясь под тяжестью широченных подносов, снуют между забитыми столиками жонглёры-официанты. Поблёскивает золотом утопленное во льдах серебряных ведёрок шампанское. Гулять так гулять: наступает час «пик».

Густеют, дыбятся на смотровых площадках толпы, не дотянувшие до ресторана, стоящие пониже на жизненной лестнице и, как следствие, здесь, на горе. Идёт борьба и толкотня, венец которой – место поближе к перилам. Мы попали в общество почётных фотографов. Мало кто не прихватил кино– и просто камеру. Отовсюду несутся выкрики, смех. Чудится мне или они действительно неестественны, нервозны? Хлеб отведан. Теперь зрелищ! Зрелищ!

В девять вечера у возбуждённой публики хватает такта оборвать на полуслоге нетрезвые шутки. «Эль Мирадор» тревожно замирает. Прожекторы освещают лестницу, ведущую вниз, к океану. На ней появляются трое мужчин. Они – прыгуны, и ради них пришли туристы. Рискуя снизить накал повествования, позволю заметить: вид у тройки не такой точёно-элегантный, как у моих друзей-спортсменов – прыгунов в воду.

Двумя отвесными выступами гора Кебрада уходит метров на сто в океан. Между выступами – скалистое, не залитое водой ущелье. Девять часов – время прилива, и накатывающаяся океанская волна на какие-то минуты заполняет неширокую полоску меж скалами. С высоты 38 метров в неё летят бесстрашные мексиканцы.

Выглянула луна, и я принялся рассматривать старую знакомую. Странное ощущение нашёптывало: луна да и всё остальное – искусственные, фальшивые. Но хлопнула пробка от шампанского, и вернулась реальность. Луна была настоящей. И тройка ребят, готовых рисковать, тоже была настоящей и пока живой-невредимой. Лунный свет, усиленный тремя прожекторами, падал на вершину, выхватывая, как кусок из тьмы, лик святой мадонны Гваделупской. Почему именно она покровительствует прыгунам из Акапулько? Боюсь, ответа мне уже не узнать. Трое истово молятся на коленях, вымаливая счастливый ли прыжок, здоровье ли, деньги… Согласен, картинка чересчур театральная. Но представьте вой пенящихся океанских волн, мрачные скалы и три одинокие фигурки у подножия бездны. Все ждут от прыгунов диковинного зрелища, если хотите, чуда схватки со смертью, и они умело настраивают и себя и других на это чудо, которое должно завершиться обязательной победой.

Раздражающий звук гонга несётся откуда-то из «Эль Мирадора». Он обрывает молитву: хватит, пора за дело. И так на кухне остывают сотни заказов. Прыгуны ставят свечи к мадонне. Три крохотных живых огонька, три горящие надежды. Три жизни, поставленные на бесстрастную карту.

Жевать прекратили ненасытные, пить – и опьяневшие. Внимание: прыгуны пожимают друг другу руки, приветствуют зрителей, один вспрыгивает на высокую белую тумбочку. Отсюда ему видно, как приближаются к ущелью чёрные волны. Кто-то невидимый, но такой незаменимо-необходимый, снизу подаёт прыгуну условный знак: волна идёт, она близко и вот-вот заполнит ущелье. Слишком долгое ожидание подобно гибели. Ещё миг ждёт смельчак самой большой волны и прыгает. В момент прыжка видно подсвечиваемое прожектором каменистое дно. За те четыре с половиной секунды, что длится полёт, в ущелье с могучей силой врывается бурлящая и кипящая вода. Тут нужны точность, бесстрашие, выдержка. Прыгни на мгновение раньше – и прощай, весёлое Акапулько. Необычна траектория полёта. Вначале парение на метра четыре вперёд – как при прыжке в длину. И только потом – «ласточкой» вниз. По ресторану проносится нечто вроде сдерживаемого «а-а-а-ах!»

Прыгун вошёл в воду, как и положено на соревнованиях: абсолютно вертикально, ноги не разведены, брызг – минимум. Не осудили бы его, не выполни он этих строгих прыжковых заповедей. Да кто здесь понимал толк в сложном и благородном искусстве полётов над водой? Гости ждали щекочущего нервишки поединка, чтобы потом, когда всё закончится, с удовольствием провозгласить тост в честь трюкача или, наоборот, проглотить стаканчик за его забвенную память. Неизвестно, что лучше. Если, не дай – или дай? – бог, случится и произойдёт, будет о чём рассказать папе в Нью-Йорке и бабушке в Калифорнии.

Стоп-стоп. Умерю порыв разыгравшейся фантазии. Были в тот вечер на открытой веранде «Эль Мирадора» и знающие истинную цену совершённому. Для не очень разбирающихся в малопопулярных прыжках в воду имена чемпионов Олимпийских игр, мира, Европы и прочих крупнейших состязаний прозвучат пустым звуком. Для почитателей они – живая история красивейшего вида спорта. «Они» – это итальянцы Клаус Дибиаси и Франко Каньотто, наши Ирина Калинина, Александр Косенков, Николай Михайлин, шведка Ульрика Кнапе, американцы Джаннет Чандлер, Фил Боггс, Синтия Портер… Спортивные звёзды смотрели под ночным мексиканским небом на звёзд представления, называющегося «Клифф дайвинг» (ныряние со скал). Спортсмены волновались, нервничали, кусок не лез в горло. Как по команде отданный приказ: «Бутылочку кока-колы, плиз» – вызвал молчаливое осуждение недоумевающих официантов. Чемпионка Олимпиады в прыжках с десятиметровой вышки – как трогательно-безопасна, игрушечна казалась эта вышка по сравнению с 38-метровой высотой, – Ульрика Кнапе беззвучно молилась вместе с мексиканскими каскадёрами. Капитан ВВС США в отставке, трёхкратный победитель мировых первенств и олимпийский чемпион Фил Боггс незаметно для себя приговаривал: «Нужна, чёрт подери, страховка. Сразу после прыжка страховка, чёрт вас подери». Пожелания Фила, высказанные в не совсем джентльменской форме, чётко выполнялись. Действительно, после прыжка стоящие внизу мальчишки быстро ныряют в ущелье. Даже при набегающей волне глубина здесь метров пять – не больше. Прыгнувший со скалы может при входе в воду оцарапаться об острые камни, удариться о дно… Предусмотрительный экс-лётчик нюхом почуял и эту опасность. Публика – уверен – о ней и не догадывалась.

…Благополучно выбрался из воды третий мексиканец, и наш столик облегчённо рассмеялся шутке серебряного призёра мирового первенства Коли Михайлина: «Герд Саныч, ваша очередь прыгать». Главный тренер сборной Буров, чтобы успокоить разнервничавшихся перед представлением ребят, на полном серьёзе убеждал нас, будто дважды на спор прыгал со скалы.

Ресторан снова оживает, наполняется говором и смехом, перекрывающим и шум океанского прибоя. Скромные бутылочки коки допиты, и созвездие чемпионов, не сговариваясь, но дружно, мчится вниз, к обыгравшим смерть. Мы скачем по бесконечным лестницам, а я переживаю, что не запомню реплик, которыми ребята перебрасываются на интернациональном английском.

Ульрика Кнапе: «Я едва не разрыдалась. Зрелище не для моих бедных нервов».

Ирина Калинина: «Какая же я трусиха по сравнению с этими парнями».

Клаус Дибиаси: «Техника примитивна. Вход в воду – приличный. Бесстрашие – выше всех похвал».

Николай Михайлин: «Травмы неизбежны. Годам к сорока ни у кого здоровья не останется. Моя бы воля – запретил бы прыгать!»

Но воля была не Колина. Чья? Напишу: хозяев ресторана «Эль Мирадор» и управителей туристических агентств, несущихся с ними в одной упряжке, запряжённой бедными прыгунами.

В том – не нашем – мире, где живут представления дающие и представление вкушающие, продажа своего ума, тела, мускулов или, как у прыгунов, бесстрашия запрограммирована. Сливки несправедливого, по-капиталистически безжалостного общества нещадно выжимают всё возможное и невозможное из попавших в их липкие и загребущие руки. В твёрдой зависимости от степени способностей и размера приносимой прибыли эксплуатируемым подкидывается кость. Она бывает сладкой и, смотря по обстоятельствам, даже с корочкой вкусного белого мяса. Но всегда остаётся костью, которой снисходительный хозяин поощряет верного пса.

Итак, мы добежали наконец до нижней лестницы. И прыгуны-спортсмены расцеловались с прыгунами-смертниками. На горе Кебрада, как выяснилось, знали о визите чемпионов и, вопреки обычаю, выставили на прыжки нечто вроде сборной. Её признанным, разве только не избранным, капитаном был крепкий, коренастый и уже не молодой Игнасио Санчес, а по-простому – Чоколатте – Шоколадка. Прозвище, догадаться нетрудно, получено за идентичный с шоколадом цвет кожи. Чоколатте – трёхкратный чемпион мира по прыжкам среди профессионалов. Любопытно, но факт: никто из спортсменов о таком первенстве не слышал. Шоколадка был слегка уязвлён, пока знаменитый и известный мексиканцу, тоже трёхкратный, только олимпийский, чемпион Клаус Дибиаси не сделал приятного для жителей Кебрады признания:

– Ни за какие деньги мира со скалы не прыгнул бы.

– Это многие так говорят, – почему-то с радостью закивал Шоколадка. – А потом ничего, прыгают. – И ветеран игры с судьбой рассказал свою историю. После неё вопрос «Чья же воля?» задавать наивно.

Шоколадка родился у подножия Кебрады. Он умел считать до пяти и не решается сказать наверняка, сколько же у него было братьев и сестёр. К бедности привыкли. Она была неизбежна, как вечерние океанские приливы. Единственное бесплатное, потому и доступное развлечение – плескание в воде – использовалось на полную катушку. Днями напролёт плавали, ныряли, задержав дыхание, сидели под водой. А самый храбрый и отважный на Кебраде парень – Роберто Рамирес однажды ночью на спор прыгнул в ущелье с 38-метровой скалы. Легенда ли это? Похоже. Но Шоколадка, пребывавший в 1935 году в трёхлетнем возрасте, божится, что помнит первый ночной прыжок. Десятка два туристов, отравлявших здоровье алкоголем в баре неподалёку, поощрили Роберто горстью брошенных в ущелье и тотчас же выловленных мальчишками монет.

С этого и берёт отсчёт история прыгунов горы Кебрада. Ныряли группами и в одиночку, днём во время прилива и ночью. Дрались в кровь за мизерные, подбрасываемые туристами крохи. Шли кланом на клан, компанией на компанию. Право на дарящий кусок хлеба прыжок доказывали тяжёлыми и не скучающими без дела кулаками. Ресторан процветал. Об источниках процветания того не скажешь.

Распри и драки не утихали до 1947 года. Дату Шоколадка запомнил накрепко. В 1947-м все прыгуны Кебрады собрались на горе и, хотя белые флаги не вывешивали, заключили перемирие. Кто-то умный и уважаемый, по молодости Шоколадка не запомнил кто, держал необычную для тех далёких лет речь. Он внушал соплеменникам, что бесконечные споры и раздоры выгодны кому угодно, но не им. Тогда и создали необычную организацию, название которой выведено в моём блокноте твёрдой рукой обучившегося грамоте Шоколадки: «Клуб прыгунов в воду Кебрады, Акапулько, Мексика».

В клубе 32 человека – все местные. Младшему 15, старейшине – 50. Юные прыгают со скал пониже, остальные – с 38-метровой. Они, и только они, имеют право подниматься на площадку у «Эль Мирадора». Никаких чужаков, но и никаких ссор и стычек между своими. Сезон в Акапулько длится шесть месяцев. На эти полгода приходится наибольшее количество прыжков и, естественно, заработанных песо. Разбившись на тройки, 12 прыгунов совершают три рискованных полёта в 13 часов и трижды вечером. Сутки риска на два дня отдыха. Ресторан и туристические агентства пытались было выставлять другие условия. Сплотившиеся прыгуны настояли на этих. Не бог весть что, но сносная жизнь обеспечена. Вот она, сладкая косточка, – во сто крат лучше, чем безработица. А безработных в городе хватает. И когда нет сезона… Спортсмены закивали головами, искренне посочувствовали. И только «Эль Мирадор», спасибо прыгунам, всё равно полон-полнёхонек.

– Вы застрахованы? – Американская деловитость и предусмотрительность не покидает Фила Боггса.