355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Николай Грибачев » Огни в тумане » Текст книги (страница 1)
Огни в тумане
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 23:12

Текст книги "Огни в тумане"


Автор книги: Николай Грибачев



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

НИКОЛАЙ ГРИБАЧЕВ.
ОГНИ В ТУМАНЕ.
Повесть

Известный поэт, лауреат Ленинской и Государственной премий Николай Грибачев в годы Великой Отечественной войны командовал отдельным саперным батальоном, затем некоторое время работал во фронтовой печати. Тогда и была написана им и опубликована в армейской газете эта приключенческая повесть «Огни в тумане».

Глава первая.
ИДЕЯ ГЕНЕРАЛА МЮЛЛЕРА

Человек, сидевший в потертом коричневом кресле, по габаритам напоминавшем полуторную кровать, был похож на императора Вильгельма усами, на Гинденбурга седым ежиком и на Германа Геринга одутловатостью и мясистым угреватым носом. Казалось, природа лепила это лицо сразу по различным образцам, не решаясь ни одному отдать предпочтение, и завершила свой труд маленькими серыми глазками, мутноватыми от старости и бессонницы.

Вероятно, в час победы генерал Мюллер мог бы выглядеть импозантно, на военном параде – внушительно: «Старый боевой конь». Но пора, когда он мог выглядеть браво и в полевых условиях, для него давно минула. Время как бы начинало лепить его заново, но делало это спустя рукава, злоупотребляя тусклыми красками и то снимая лишний материал, в результате чего образовывались морщины на лбу и у рта, то нашлепывая его без нужды в виде складок на подбородке и отечных мешков у глаз. Но еще хуже, что та же самая работа делалась и изнутри – обратный путь от Волги до Вислы, с глазами на затылке, перебалтывал все его представления не только о военном искусстве, но и о мире, в котором он жил. Он был достаточно ограничен, чтобы не сомневаться в правильности целей, поставленных Гитлером, – «жизненное пространство» на Востоке было историческим психозом немецкой политики, и фюрер, на его взгляд, стал лишь наиболее ярким выразителем подлинно немецкого духа. Но при всем том он был достаточно опытен и по-своему честен в оценке военного положения – высшая точка успеха пройдена, прошлого не вернуть, и осталось только делать все возможное для почетного выхода из игры. Он был стар, измотан, растерян и брюзглив – под стать тому предосеннему вечеру, который брел поверх землянки, пропитывая знобящей сыростью дороги и тропинки, обрывая листья садов и рощ за Вислой, между Сандомиром и Жешувом.

– Зачем вы ко мне его привели? – выговаривал он штабному обер-лейтенанту. – Что здесь, маскарад, пивнушка?

Видя недоумение, как бы застывшее во всей фигуре обер-лейтенанта, он раздражался еще больше. И было от чего. Генерал Мюллер считал, что ему вообще не везло в этой войне, что солдат ему присылают никуда не годных, участки выделяют самые трудные и опасные, а обеспечивающих средств дают меньше, чем другим. Что ему не везло и в первой войне, он уже позабыл. А что положение на других участках фронта ничуть не лучше, просто не мог представить.

К тому же положение в его дивизии в последнее время ухудшилось без видимых к тому причин. Среди солдат упорно ходили слухи, что русские готовят крупное наступление, что у них появились новые «катюши», которые одним залпом сметают целую роту и даже батальон, что замечены новые танки величиной чуть не с дом. Солдат же, который боится противника, – плохой материал для боя, он уже, фигурально выражаясь, ранен в спину. А из штаба между тем шли успокоительные сообщения, смысл которых сводился к тому, что резервы русских истощены в последнем наступлении и в крупных операциях наступила длительная пауза. Ее предписывалось использовать для совершенствования обороны и усиленной разведки.

С обороной все обстояло нормально. Дивизия копала землю так, что запах солдатского пота был вполне ощутим даже в армейских тылах. А с разведкой получалось плохо. Русские намертво закрыли свой передний край, и все попытки взять «языка» или хотя бы проникнуть в их расположение кончались крахом. Даром ели хлеб и наблюдатели – днем всякое движение по ту сторону фронта прекращалось, и в стереотрубах блестела лоснившаяся на ветру предосенняя трава да изредка маячил одинокий солдат. Правда, оперативники дивизии, хотя и с понятной осторожностью, разбавляли сухие сводки водичкой собственной фантазии, однако это не избавляло генерала Мюллера от упреков со стороны высшего начальства. В конце концов и оно, высшее начальство, стало осознавать серьезность положения и решило принять особые меры – в дивизию прислали специально тренированного для работы в неприятельском тылу разведчика и радиста в сопровождении капитана абвера Касселя.

Весьма вероятно, что разведчик, который называл себя баронетом Дессеном, готовился на более крупные роли с дальним прицелом. Но сейчас, когда судьба немецкой армии висела на волоске и от русских можно было ожидать нового сокрушительного удара, было важно знать, что происходит в их дивизионных и армейских тылах.

От заброски разведчика по воздуху пришлось отказаться: мало того что самолет неизбежно попадет под огонь зениток, приземление с парашютом в расположении войск противника ничего, кроме провала, сулить не может. Поэтому решено было перебросить его при подходящем случае прямо через передний край. Но такого подходящего случая не выпадало вот уже целую неделю. Сам баронет Дессен, впечатления героической личности отнюдь не производивший – за ним уже числились загулы и деликатные похождения во втором эшелоне, – при разговоре с генералом в присутствии капитана Касселя говорил:

– Меня готовили для работы в глубоких тылах, а вы хотите бросить меня прямо на окопы русских. Я ведь не танк!

Генерал Мюллер понимал, что разведчик в известной степени прав: много ли толку, если он сразу же сложит свою голову? Вот если бы заварилась какая-нибудь каша...

И вдруг этот глупый маскарад!

Час назад генералу Мюллеру позвонили из полка и сообщили, что захвачен русский разведчик. Он даже разволновался – такая удача! – и приказал немедленно доставить его в штаб. И вдруг к нему приводят баронета Дессена! На нем русская форма, вплоть до шапки со звездой, правая щека залита подсыхающей кровью, перепачкана в грязи, но... но высокое искусство грима известно уже на протяжении веков. Допустим, ему тоже интересно посмотреть на таланты этого титулованного шпиона, но штаб дивизии – не место для постановки глупой комедии с переодеванием.

– Вы, обер-лейтенант, – брюзжит Мюллер, – понесете заслуженное наказание. А вам, баронет, следовало бы заняться более достойным вашей миссии делом.

– Прошу прощения, господин генерал, – растерянно твердит обер-лейтенант, – это русский пленный...

– Значит, вас тоже одурачили. Как вы оказались в полку, Дессен? Для чего?

– Он не понимает, господин генерал... Это была русская разведка, они убили у нас четырех солдат и утащили унтера Фогеля.

– Что-о? – переспрашивает генерал, впиваясь кабаньими глазками в лицо обер-лейтенанта. – Этого еще не хватало!

– Так точно, господин генерал.

– Но как вы могли его захватить, если группа ушла?

– Он отбился от своих, был контужен и лежал без памяти...

Мюллер размышляет. С одной стороны, он готов поклясться, что перед ним баронет Дессен, но, с другой стороны, как же пропавший унтер? Да, впрочем, и черт с ним, с унтером. Если только это не маскарад, а правда, он согласен каждый день производить такой обмен, тем более что в штабе армии удача несомненно будет отмечена... Мюллер берет со стола лампу и подносит ее к лицу пленного. Да, теперь ясно – полусвет у порога ввел его в заблуждение, это конечно же не Дессен. Плотнее фигура, свежее лицо, пристальнее взгляд. И тем не менее несомненное сходство в каких-то неуловимых чертах лица, росте, цвете волос.

– Хорошо, – с облегчением вздыхает Мюллер. – Очень хорошо.

Мюллер снова садится в кресло, и думы, одна другой грустнее, проносятся в голове, мешая сосредоточиться. Давно ли он влюбленными глазами встречал императора в Тиргартене и мечтал о парадах, победах, славе? И вот в громах пушек проходит его молодость. Он возвращается с фронта под траурными заголовками газет, возвещающими поражение, и революционная волна сметает в небытие императора... Давно ли в пивной Мюнстера на Вильгельм-штрассе он вместе с друзьями избивал социалистов и коммунистов и орал «Германия превыше всего»? И вот армии, прибойная волна которых докатилась до Москвы и. Волги, отползают назад... Были парады, но нет закрепленных побед, были ордена, но нет славы. Военная удача отвернулась от германской армии. Боже мой, боже мой! И от каких случайностей иногда зависит удача... Вот если бы этот пленный рассказал все, что знает о русских, может быть... Но станет ли он говорить? А он в самом деле сильно похож на этого баронета... Черт возьми, а почему бы не использовать это сходство, не послать одного вместо другого?

– Документы пленного? – спрашивает он у обер-лейтенанта.

– Не обнаружено.

– Фамилия? – обращается он к пленному. Мюллер немного знает русский язык еще с прошлой войны и не прочь щегольнуть этим при случае.

– Не помню... В голове шумит.

– Где документы?

– Документы в части остаются... Всякому военному известно.

– Из какой части?

– Запамятовал... На числа у меня память тугая, еще учительница в школе говорила. Стихи могу почитать, это помню, а цифры забыл.

– А может, вспомнишь?

– Нет уж, чего не помню, того не помню.

Пальцы у генерала Мюллера сжимаются в кулак и разжимаются. Подумать, совсем молодой, молокосос, еще жить, наверное, хочется до умопомрачения, а бравирует. Конечно, многого он не знает, птица не велика, но мала капля, да из капель море рождается.

– Обыскать! – приказывает Мюллер.

– Уже обыскали.

– Повторить!

Пленный стоит спокойно. Выворачиваются один за другим карманы, на пол сыплются табачные крошки, пакетик папиросной бумаги и – ничего больше. И вдруг пленный вздрагивает: солдат обнаруживает нечто за подкладкой ватника, быстрым движением рвет материю и достает треугольник письма. Пленный бросается за ним, но получает удар по затылку и валится на руки солдата. Когда он приходит в себя, генерал Мюллер стоит напротив, держит письмо и смотрит пленному прямо в глаза:

– Быков Павел Севастьянович?

– Я?

– Именно.

– А кто это сказал?

– Вот письмо.

– От девушки? Так это она одному моему товарищу пишет, а я забыл передать. Он в госпитале...

– Э, полно! – усмехается генерал. – Как это называется – любимый девушка подводил? Хе-хе... Любимый девушка подводит и солдат, и королей!

– Отдайте письмо, там ничего нет для вас.

– Как сказать! – улыбается генерал. – Любимый девушка не будет оплакивать любимый человек, мы ей пошлем вместо тебя другого, очень похожий... Любовь слепа, не разберет!

Наступает пауза. Пленный в упор смотрит на генерала, словно решает надолго запомнить его облик. Генерал Мюллер обдумывает психологическую комбинацию.

– Любовь – великое, прекрасное чувство, – говорит он. – Это больше, чем отечество, жизнь, – все. Ради любимой женщины рыцари древности умирали на поединках, короли отрекались от корон... Так вот, я сохраню вам жизнь, а вы ответите на мои вопросы. После войны вы вернетесь к любимой девушке... Или вы будете молчать, и тогда погибнете сами и погубите вашу девушку, понятно?

– Непонятно.

– Мы прикажем ее убрать.

– Руки не коротки?

– Почему же? Адрес у нас есть, а разведка умеет работать. Отдается приказание прямо по радио, и ваша девушка исчезает.

– Отдавайте такое приказание поскорее, времени у вас мало.

– Наступать собираетесь, что ли?

– Да нет... вообще.

– Если «вообще», то, пожалуй, сейчас и отдадим... Зачем откладывать? Вы увидите, что мы, немцы, – люди действия... Касселя и Дессена ко мне!

Быкову разрешают сесть на стул у двери, и он, опершись головой на руку, думает свою невеселую думу. Обер-лейтенант по знаку генерала уходит в соседнюю комнату и через некоторое время возвращается вместе с высоким сухопарым капитаном и Дессеном. Он тоже в кирзовых сапогах, ватнике и ушанке – приготовился. Быков и Дессен с удивлением смотрят друг на друга, словно каждый видит собственное отражение в мутном потрескавшемся зеркале. Чувство беспомощной злобы душит Быкова. Переводя взгляд с генерала на шпиона, он все больше начинает понимать, в какую скверную историю его затянуло.

– Видите? – говорит генерал Мюллер. – Сказано – сделано. Понимаете теперь, что это значит? Будете говорить?

– Да нечего мне...

– Хорошо... Убрать.

– За письмом... вернусь! – обещает с порога Быков. Обещает, сам в это не веря, в запальчивости и на всякий случай. Из чувства победоносности, превосходства, которое все глубже пронизывало нашу армию на пути от Волги до Вислы. Так весенняя трава, даже когда на нее обрушивается крутой заморозок, продолжает сверкать зеленью, и если погибает, то и погибает сразу, без перевоплощений цвета...

Оставались вдвоем с Касселем, генерал спрашивает:

– Ну, и что же?

– Поскольку ничего иного нет, и это идея.

– Полагаете, что есть шанс?

– Некоторый... Мы все равно собирались посылать этого баронета, только под видом поляка. Но это лучше. С вашего позволения, я снесусь со своим начальством...

Когда Кассель уходит, генерал Мюллер некоторое время продолжает сидеть в той же самой позе, барабаня пальцами по краю стола – верный признак недовольства собой. Идея с переодеванием, которая поначалу казалась ему находкой, теперь потускнела, и если внутренне он еще не отказался от нее, так лишь потому, что надо же действовать так или иначе! Гораздо хуже то, что он, генерал и командир дивизии, слишком увлекся всем этим. Ну, он мог, да и то при особых обстоятельствах, присутствовать при допросе пленного, – вообще-то для того есть специалисты, – мог задавать вопросы, но сочинять при этом всякие истории детективного пошиба, да еще с угрозами в отношении какой-то там девчонки... Нервы, нервы! Но что делать?

Глава вторая.
ШАГ ВО ТЬМУ

Утром генерал Мюллер приглашает на конфиденциальный завтрак капитана Касселя и баронета Дессена. Операция, собственно, уже разрешена и в основных чертах согласована, к тому же она вся целиком на ответственности капитана Касселя. Но генералу, поскольку он считает себя ее автором, хочется еще разок потолковать о деталях. Кассель посмеивается про себя: «Кудахчет, как курица, которая снесла яйцо. А цыпленка выводить мне». У баронета настроение клюквенно-розоватое извне и кислое изнутри.

– Ваш отец, насколько мне известно, немецкий барон, состоявший в прошлую войну на русской службе? – спрашивает его генерал.

– Да... Но мой отец оказал значительные услуги отечеству... фатерлянду, – уточняет Дессен. Ему не нравится такое вступление. Все и всегда тычут ему в лицо русским прошлым, но разве он отвечает за отца, который пытался выслужиться и перед русским императором, и перед кайзером Вильгельмом?

– Это даже лучше, – снисходительно замечает генерал. – Учитывая наши задачи... Кстати, у вашего отца было где-то в России имение?

– В Смоленской губернии.

Мюллер смотрит на треугольник письма. Там, внизу, стоит понятное даже в русской транскрипции слово «Смоленск». «Да они к тому же земляки! – думает Мюллер о Быкове и Дессене. – Возможно, в жилах этого барончика течет гораздо больше славянской крови, чем он того хотел бы... может быть, вот этой самой, быковской!» Игривые мысли вызывают у генерала как бы беспричинную улыбку, но он гасит ее и словно вскользь замечает:

– Наши занимали эти места.

– Да. И я там был некоторое время.

– Восстанавливали имение?

– Нет, просто приехал посмотреть... Какое там имение в этой неразберихе!

– Отступление?

– Да. Ведь там сражались и вы, генерал?

– Гм... Немного... Собственно, я попал туда к тому времени, когда мы уже выравнивали линию фронта...

Мюллеру не нравятся намеки баронета на его ретирады, но он не его подчиненный, оборвать его нельзя, и генерал переводит разговор на особенности предстоящего задания:

– Этот Быков для нас – в некотором роде находка. Вы, баронет, наверняка отлично сыграете его роль.

– Вы уверены?

– Совершенно... Такое родство типажа!

– Для той цели, которая ставится, вполне достаточно. Конечно, не двойники – они бывают только в романах и кинофильмах, – но чудес ожидать нечего и... некогда. Русские эмоциональны, падки на дешевую романтику, а тут ее более чем достаточно: вы были в трудной переделке, лежали контуженным в воронке, голодный бродили по лесам и оврагам, наблюдали наши зверства в отношении поляков, видели подход танков... Можете говорить что угодно, нас от этого не убудет!.. Следовательно, выглядите вы несколько иначе, чем обычно. Или еще лучше – вы ранены, устраиваетесь в госпиталь. Работать там удобно: раненые попадают с различных участков фронта, знают многое, госпитальная обстановка располагает к откровенности... Знаете, я сам в прошлую войну дважды лежал там, так чего мы только не болтали!

– Но, господин генерал, я не ранен!

– Да, да, жаль... То есть я хотел сказать, что это самый замечательный и безопасный план, но что делать, если так... Во всяком случае, мы все должны действовать, действовать! Положение Германии обязывает к жертвам.

– Знаю, но...

– Что «но»? Риск? Так мы все и всегда рискуем на фронте. Кто не обладает достаточной волей и не способен на риск, тот годен лишь на роль раба. В этой войне компромиссов не будет – мы или они, они или мы.

– Конечно, господин генерал.

– Представьте себе только, – не унимается Мюллер, воображение которого опять все более разыгрывается, – представьте, что мы проиграли... хотя, конечно, это чистая фантастика... и вы под началом колхозников возите навоз в своем бывшем поместье. А? Но нет и нет, сталь немецкого характера не иступилась, и меч возмездия высоко занесен рукой фюрера...

Генерал курит, не затягиваясь, и говорит, говорит. «Болтливый попугай», – думает о нем Дессен.

– Документов у пленного так и не нашли? – спрашивает он.

– Только письмо. Но это уже много – имя, отчество, фамилия, номер полевой почты.

– С такими данными задержат на первом же контрольном пункте. А что дал дополнительный допрос?

– Ничего, – кратко отвечает Кассель. – Ничего,

– Кто допрашивал?

– Лейтенант Гартман.

– Это, говорят, мастер своего дела, – замечает генерал. – Но русские такие фанатики... К тому же мы не можем переходить известной грани, пленного затребовали в штаб армии. Можно полагать, что из него кое-что выжмут, но ждать нам некогда... И вы там, баронет, не увлекайтесь второстепенными деталями, вроде складов, баз. Наша авиация экономит мощь для будущих ударов, сейчас бомбить не станет, я думаю... Главное для нас – количество войск, местонахождение, передислокация, концентрация техники...

– Баронет уже имеет инструкции, – сухо прерывает генерала капитан Кассель. – Вы получите необходимые сведения, генерал.

Генерала коробит тон капитана, но он по долгому опыту знает, что с такими людьми связываться не стоит, ничего, кроме неприятностей, на этом не наживешь. Поэтому он принимает добродушный, «отеческий» вид и чокается рюмкой вина с Касселем и Дессеном:

– Удачи вам, господа, удачи! Мои войска сделают все, чтобы ее обеспечить...

Ночь, сырая, мглистая ночь. Ничего не видно и не слышно, будто земля совершенно опустошена и последние жители забрались в пещеры. А наверху остались только темнота, ветер и дождь да за каждым кустом какое-нибудь стальное дуло, высматривающее жертву. Группа идет молча. Впереди два солдата, затем Дессен и Кассель. Наконец солдаты останавливаются.

– Мы у переднего края, – говорит Кассель. – Отсюда пойдете одни... Точнее, поползете. Держите прямо на северо-восток. Как я уже говорил, отыщите Яна, сообщите ему пароль и прикажите доставить донесение. Он местный, я с ним работал всего двадцать дней назад. Можете у него укрыться, но без крайней нужды не рекомендую...

Тьма, тьма, тьма. Только свист колючей проволоки и мертвый свет ракеты вдалеке справа. Так вот она, линия огня, передний край, о котором пишут все газеты мира, как о вулкане, где день и ночь ворочается лава, льется кровь, слышны стоны раненых и яростные крики сражавшихся!.. Ничего – ни огня, ни света, ни криков и стонов, только ветер, дождь и тьма, как внезапно расступившаяся чернильная вода горного провала. У Дессена бегут по спине мурашки, словно ему и впрямь предстоит шагнуть в пропасть. Ему кажется, что было бы легче, если бы был огонь и свет. Преодолевая мутную волну страха, он делает шаг, второй... И вдруг действительно, словно вызванный его горячечным воображением, мелькает свет, поблизости рвутся русские снаряды, и кажется, над самым ухом гремит выстрел. Резкая боль толкает его в плечо, и он летит вперед, во тьму, беспомощно простирая руки...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю