Текст книги "Огни в тумане"
Автор книги: Николай Грибачев
Жанры:
Шпионские детективы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 5 страниц)
Глава двенадцатая.
СКОЛЬКО У НАС БЫКОВЫХ?
Накануне этого дня в монастыре случилось событие.
В полдень, едва Быков успел съесть свою похлебку, в подземную тюрьму спустился монах и позвал его наверх. Ничего хорошего не ожидая от предстоящего разговора, Быков готовился к сложным дебатам, но начальник штаба с улыбкой пошел ему навстречу и подал руку:
– Поздравляю, братец... Ты свободен и можешь идти. Если нужно, дадим провожатого. Только вот куда идти?
– Что случилось? – спросил удивленный Быков, подозревая какой-то подвох. – Связались с Красной Армией?
– Нет... Ты же не назвал номера части, и откуда мы знаем, кому сообщить? Но почему ты не сказал ничего о встрече с девушкой?
– Какой девушкой?
– Олей...
– Я боялся ее выдать, да и опасался, что все равно не поверите. Так она вам сообщила?
– Конечно... Ее обязанность – сообщать о всем новом. Добровольная, впрочем, обязанность... Ну, желаю счастливого пути, и передавайте там привет нашим, скажите: мы сделаем все, что нужно. Да зайдите в соседнюю комнату, там ждет Оля, хочет попрощаться...
Поздно вечером монах вывел все еще одетого в немецкую шинель Быкова из леса, повторил советы относительно маршрута. Павел шел почти до рассвета, а следующий день пересидел в глубокой промоине на дне оврага, густо поросшего кустарником. Сырость пробирала до костей, но выбора не было. Во второй половине следующей ночи он достиг переднего края и без помех добрался до заграждений, пролез под колючую проволоку и, щупая ножом землю, пополз по минному полю. Он был уже у края его, когда началась перестрелка, позади вспыхнул свет, его подняло с земли и отшвырнуло в сторону. Падения он не слышал – над ним сомкнулась тьма...
Открыв глаза, он снова закрыл их, пытаясь сообразить, где он и как сюда попал. Он помнил, что лежал на минном поле, что начался обстрел... Как же он попал в землянку? И к кому? Он повернул голову и в свете утра различил фигуру молоденького солдата в ватнике. Значит, он у своих.
– Эй ты, приятель, – окликнул его Быков. – Где я?
– Часовому не велено разговаривать... У, фриц!
– Часовой... гм! Что же ты караулишь?
– Помалкивай, фашист, тебя и караулю!
Часовой, видно по всему, был новичок и, как всякий новичок, неумело важничал и смешно петушился.
– Это откуда ж ты взял, что я фашист? – спросил Быков. – Может быть, у тебя в голове не все в порядке, а комиссия не доглядела и послала на войну? Я самый настоящий русский...
– Молчать!
– Ах ты чижик!.. Ну, тогда зови кого-либо из командиров.
Часовой помялся, но, по-видимому, он не имел инструкций на случай пробуждения пленного и потому крикнул за дверь, чтобы позвали младшего лейтенанта.
– Товарищ младший лейтенант, фашист опамятовался! – доложил он, когда пришел командир.
– Товарищ младший лейтенант, – обратился Быков, – скажите этому юному герою, чтобы он не ругался. Я не немец, а русский.
– Интересно, – сказал младший лейтенант, – интересно, прямо как в кино.
– Что ж тут интересного? Моя фамилия – Быков.
– Интересно, – ехидно продолжал младший лейтенант. – Что-то на этом участке мы все Быковых встречаем. Недавно вот тоже пришел один, в плечо ранен, Быков его фамилия. Ну хорошо, того мы знаем. А теперь вот еще один... Ганс Эрман. Чисто русская фамилия, ничего не скажешь!
Тут только вспомнил Быков, что он не успел из-за контузии ни снять шинели, ни даже выбросить документов, которые ему на всякий случай отдали в монастыре. Было ясно, что все разговоры здесь напрасны.
– Тогда ведите меня к вашему старшему командиру.
– А ты не учи...
Состояние у Быкова было прескверное, даже в родной роте его признали бы не сразу: так было изменено опухолью и синяками лицо. Кроме того, попав к своим, он с лихорадочной поспешностью старался поскорее выбраться на свободу, проявлял нетерпение, даже грозил, а это только наводило на лишние подозрения.
Однако вскоре Быкова отправили в штаб. Майор контрразведки, не перебивая, выслушал повествование Быкова и сказал:
– Что ж, иногда и более запутанные истории бывают... Предположим, я вам верю, но нужны факты. Личное мнение – это всего лишь личное мнение. Придется вам посидеть здесь, а я кое-что выясню.
Три с лишним часа, которые Быков провел в штабе, показались ему вечностью. Он слышал, как сменились часовые у двери, слышал, как кто-то громко кричал, разговаривая по телефону.
И вот вернулся майор.
– Как вы думаете, сколько вас, Быковых, имеется на нашем участке? Не догадаетесь? Только в госпиталях восемь.
– У нас половина деревни Быковых, – сказал разведчик, – а деревня на три версты.
– Во всяком случае, в одном из госпиталей обнаружен Быков Павел Севастьянович, и мы едем туда... Очной ставки не боитесь? – Майор пристально посмотрел ему в глаза.
– Мое дело верное, – ответил разведчик.
– Тогда поехали.
Возле госпиталя стояла полуторка, а у стены с нетерпеливым видом покуривали два солдата. Когда открылась дверца «эмки» и вслед за майором вышел Быков, солдаты переглянулись, отделились от стены и подошли поближе, пристально всматриваясь.
– Пашка! – раздался их дружный вопль.
– Узнали? – сказал майор.
– Ну, нашего Быкова доктора могут наново перекроить и перешить, а мы все равно узнаем!.. Только мы думали, наш Пашка в госпитале лежит и скучает, а он, оказывается, как генерал, на легковой машине раскатывает... Крылов, беги скажи лейтенанту Елихову, что Быков тут, а то он его в госпитале ищет!
– Отставить! – скомандовал майор. – Об этом я позабочусь сам, а вы пока тут потолкуйте.
Уходя, он кивнул своему шоферу. Тот расстегнул шинель и поправил пистолет...
– Да он только что был тут, в коридоре, – Говорила Аня Маленькая Елихову. – Девушка к нему приезжала, не знаю уж, что у них там было, вышла она такая сердитая – прямо ужас. И как это только можно злиться на ранбольных? Совершенно не понимаю таких людей!..
– Нету в коридоре, я сразу узнал бы.
– Он же похудел, а потом этот халат.
– Все равно узнал бы... И вы подавайте нам Быкова, а бюрократизмом не занимайтесь.
– И что это за наказание такое, – вздохнула Аня. – Все ходят, все требуют, будто тут клуб, и все уговорились свидания назначать. Ладно, ладно уж, поищу.
Но уйти Аня не успела. Вошел майор.
– Здравствуйте. Доктор есть? Или начальник?
– А зачем вам? – струхнула Аня. – Если вы проверять или по жалобе ранбольных, тогда я позову врача.
– Ни то, ни другое, мне нужно видеть раненого Быкова.
– Ах, Быкова! Странное дело, с самого утра к нему сегодня приезжают. Сначала девушка, потом вот этот товарищ, потом вы... Подождите минутку, сейчас поищу.
– А вы кто? – спросил майор.
– Из его роты, – ответил Елихов.
– А, это весьма кстати.
Вернулась Аня:
– Оказывается, ваш Быков лежит в палате... С девушкой поссорился, теперь переживает, а нам лишние хлопоты. Ох уж эти мне влюбленные ранбольные! Я сказала, что вы все приехали. Он так разволновался, побледнел даже...
Аня подошла к двери палаты:
– Только я прошу лишнего шума не поднимать, поскольку это нервирует моих ранбольных...
Она распахнула дверь в палату. Койка Быкова была пуста...
Глава тринадцатая.
ПЯТЬ ПОТЕРЯННЫХ МИНУТ
– Кто вы такой? Почему назвались Быковым? – крикнула Женя, и Дессен сразу обмяк, внутренне осел, словно на него взвалили непосильную тяжесть.
– Кто же я еще? – сказал он устало. – Я действительно Быков.
– Из какой части?
– Из дивизионной разведки.
– А как вас зовут?
– Вячеслав... Вячеслав Алексеевич Быков.
– Тогда вы не тот Быков, который мне нужен. Очевидно, произошла ошибка, путаница, – сказала уже спокойно Женя. – Тоська эта никогда не разберется толком, ей бы только трещать... Ну, с ней разговор будет особый, а теперь бывайте здоровы. Мой Быков – Павел Севастьянович и совсем из другой части. Совпадение фамилий. А жениха зачем изображали?
– Мне сказали, что пришла невеста, и красивая. Кто же откажется!
– Ладно уж, выздоравливайте, – улыбнулась Женя. – Да чужих невест не ловите, свою заводите... – И уже в дверях: – А подыгрываться под других не рекомендую, актер из вас все равно никудышный, даже в самодеятельность не возьмут. Пока!..
Дессену страстно захотелось помолиться и возблагодарить бога за то, что все столь благополучно окончилось.
Он уже начинал теряться среди этих неожиданностей и решил переждать еще день-два и бежать, бежать. «Черт их разберет, этих русских, – думал он, – сплошь какие-то родственники, однофамильцы, друзья... Хорошо раньше было разведчикам – возили на самолетах, устраивали надежно, да и фронт все время двигался на восток, можно было подождать своих. А теперь прозеваешь, начнется русское наступление – и пропадешь тут ни за что».
Обессилевший, перенервничавший Дессен вернулся в палату и молча повалился на койку. Он хотел отдохнуть и собраться с мыслями, но его окликнул Семен:
– Слышь, Быков, за такую дивчину пропасть не жалко... Хороша! А мне вот, знаешь, не везет на любовь...
– Отстань.
– Ты не злись, я понимаю – какое же это свидание? Только сердце растревожишь, поговорить толком некогда – здравствуйте-прощайте... Но, брат, ничего не поделаешь – война. Вот покончим, уж поблаженствуете, от зависти помереть можно, ей-богу!
– Ну и помирай.
– Да ты не злись, тут у меня и важные дела накопились. Понимаешь, вроде политическая история одна происходит.
– А что?
– Да вот сижу я после встречи с тобой на крылечке, размышляю: отчего это всем девушки встречаются красивые, а мне не везет в таком сугубо личном вопросе... Сижу, значит, и предаюсь мыслям, а ко мне подходят двое цивильных и докладывают... Как ты думаешь, о чем?
– Да перестанешь ты тянуть?
– Ни за что не догадаешься, брат! Хоть и разведчик... Говорят, пошли мы в рощу дрова собирать и увидели такую мину... а может, и не мину, а только что-то такое...
– Ну?
– Смехота, конечно, цивильная публика... Это они рацию за мину приняли. Остроумцы, а? Ну, я сказал старшине, тот мигом обернулся. Шустрый хлопец.
– Принес?
– Принес.
– Ну и что?
– А я вот соображаю: чего это она там валяется? Землянка там, знаешь ли, а около нее рация...
– Исправная?
– Проверял я, что ли? – обиделся Семен. – Главное – бдительности нам не хватает, землянка рядом с нами, радиостанция, а нам хоть бы хны... А вдруг там какой шпион работал? Тиу-тиу-тиу – и доложил все, что надо, куда следует...
Сначала, взвинченный неожиданностями этого дня, Дессен растерялся, хотя рация никак не могла быть связана с ним. Подумал: «А не Ян ли?» – но тут же отбросил эту мысль: слишком это было бы примитивно и нелепо. И сказал по возможности спокойно:
– Не наше дело... Наше дело лечиться, мы раненые. А там есть кому разобраться без нас.
– Вот так загнул! – удивился Семен. – А еще знаменитый разведчик. Не иначе, при контузии тебя здорово стукнуло.
– Ну, может быть, немцы бросили рацию, отступая. Может, она уже заржавела давно... Я спать хочу.
– Прямо гляжу и удивляюсь, как ты можешь спокойно спать, когда кругом такие штуки творятся. Тем более что болтунов у нас хватает...
– Вот именно! Ты – первый, – в раздражении от того, что его не оставляют в покое, не дают собраться с мыслями, шипит Дессен. – Самый первый!..
– Я? Ты с ума сошел! – искренне изумляется Семен.
– Ты... Мелешь про все на свете и вот даже отдохнуть не даешь.
– Так это же среди своих! – не успокаивается Семен. – Среди своих нельзя, что ли? Они и так сами все знают... А то наклепал черт те что! Умный, думал я, мужик этот Быков, и вот тебе – гляди...
Неизвестно, как далеко зашел бы спор, но тут вошла Аня, и Семен, заслышав ее шаги, вовремя юркнул под одеяло.
– Вы уже тут, Быков? – удивилась девушка. – Господи, наказание мне с вами... Опять приехали какие-то товарищи из разведроты и один майор, а у вас тут бумажки и мусор разный. Это все вы! – обернулась она к койке Семена, но оттуда слышалось только тихое дыхание.
Аня обошла палату, поставила на место стакан на столике, передвинула графин с водой. В коридоре ее задержала дежурная. Прошло минут пять, пока она вернулась к майору.
Когда Аня вышла, Дессен быстро сбросил одеяло, надел халат и вышел.
– Хороший все-таки парень, – сказал, высовываясь из-под одеяла, Семен. – Ишь как переволновался за друзей, сам навстречу побежал. И про бдительность это он правильно, много у нас еще болтунов...
Неизвестно, что сказал бы Семен, узнав, что рация была и в самом деле неисправная, брошенная при отступлении.
Возвратилась Аня.
– Вот он, ваш Быков, – сказала она, распахнув дверь и показывая на койку Быкова... И осеклась: койка была пуста.
– Товарищ майор, – заговорила Аня, волнуясь, – честное слово, товарищ майор, только что был... Я не нарочно... Очень уж недисциплинированные ранбольные...
Майор усмехнулся:
– Я так и предполагал... Обычная история!
– Это вы про меня, товарищ майор? – упавшим голосом спросила Аня.
– Нет, это я вообще... Ну, сержант, пошли, здесь нам больше делать нечего...
– Как же, товарищ майор, а Быков?
– Быков там, возле машины...
Глава четырнадцатая, и последняя.
А ГДЕ МОЙ ГЕНЕРАЛ?
Генерал Мюллер с самого утра находился в хорошем расположении духа – ему доложили, что на рассвете был задержан в расположении войск и доставлен в штаб некий перебежчик «от Януша». Правда, сам генерал его не видел и с ним не разговаривал, так как перебежчиком целиком занялся Кассель, но он не сомневался, что дела пошли на лад. Поэтому, когда к нему зашел капитан Кассель, генерал встретил его как долгожданного гостя, тем более что за это время между ними установились довольно дружественные в пределах субординации отношения.
– Поздравляю, капитан! – улыбался генерал. – Кажется, мы поймали сегодня птицу, на хвосте которой есть любопытные новости.
– Да, новости есть.
– Ну-ка, капитан, раскошеливайтесь...
– Только в общих чертах, господин генерал, только в общих... Донесение я должен зашифровать и передать по инстанции. Этим как раз и занимается сейчас мой радист. А вам доверительно могу сказать, что вы можете спать относительно спокойно: с той стороны вас тревожить пока не собираются. Только пока...
– Так и это удача, капитан! За это время мы здесь обрастем железобетоном и накопим резервы. Ради такой новости я прикажу сейчас открыть бутылку французского коньяка. Кажется, это последняя из специального запаса.
– Это будет слишком крупным авансом, господин генерал. Я пока совсем не утверждаю, что сведения окончательны – их еще перепроверят, сравнят с другими. Не только мы с вами пытаемся узнать, что происходит по ту сторону...
– Ладно, пусть так. И все же – за приятную новость!..
Капитан Кассель в делах питейных никогда не любил излишеств, но и никогда не отказывался от рюмки-другой, особенно если при этом можно было хорошо поесть. Но на этот раз он не выказал удовлетворения, и в его глазах, обычно бесстрастных, проступала озабоченность.
– Не все у нас так гладко, господин генерал, как может показаться с первого взгляда. Дессену в силу различных обстоятельств пришлось бежать из госпиталя. Теперь ему придется туго. Утешительная сторона: сочтут, что сбежал он от страха перед особым отделом – кто побывал в плену, тому у них остается только одна дорога – под пулю или в Сибирь. Это значит, что Дессена расстреляют, как Быкова, а не как Дессена, если попадется. Огорчительная сторона: его будут разыскивать как дезертира и предателя, – значит, очень хорошо будут разыскивать. Шансов мало. Впрочем, он свою долю пользы уже принес.
– Надеюсь все же, что он сумеет укрыться.
– Возможно.
– Пришел же этот Януш... от Януша... или как там на вашем языке?
– Важно не то, как, а то, что... Это все равно что, испытывая жажду, ловить ртом дождевые капли. И наконец, весьма неприятно и тревожно исчезновение подлинного Быкова. Мое начальство полагает, что конвоирование было организовано недостаточно серьезно.
– Ваше начальство, очевидно, считает, что для конвоирования одного безоружного человека я должен был отозвать роту с передовой? – обиделся генерал. – Всем известно, что на станции, когда там находился конвой, взорвалось не менее сорока авиабомб, а затем эшелон с боеприпасами. Так что от станции осталась только кирпичная крошка. Я, например, полагаю, что Быков и его конвоиры уже прибыли в пределы всевышнего и оттуда бесстрастно наблюдают за нашей суетой.
– А если Быков бежал? И ушел к своим?
– Невозможно.
– В катавасии, именуемой войной, все возможно.
– Это было бы плохо.
– Это значило бы, что Дессену конец. И так далее...
Французский коньяк так и не был откупорен. Настроение у генерала Мюллера, несмотря на успокоительные сообщения, пошло вниз. Но днем после совещания в армейском штабе оно снова двинулось на повышение. Там подтвердили, что крупных приготовлений к наступлению со стороны противника не замечается, что дивизии в то же время дадут свежее пополнение и, возможно, усилят ее боевые порядки двумя артиллерийскими полками. Об истории с конвоем и вовсе не было ничего сказано. Очевидно, и пленного, и сопровождающих списали на бомбежку. Генерал Мюллер был вполне удовлетворен и по пути в свой штаб наказывал адъютанту:
– Там при комендатуре этот... ну, ночной перебежчик. Вероятно, он и сейчас еще отсыпается после своих похождений. Покормите его как следует, я думаю, капитан Кассель не будет возражать, постарайтесь разговориться и держите уши открытыми...
Пообедал перебежчик с аппетитом, даже от шнапса не отказался, но от всех наводящих вопросов ловко увертывался, подсовывая вместо ответов анекдоты и веселые куплеты, чем окончательно расположил к себе генеральского повара. В заключение он попросил снабдить его пропуском до пристанционного поселка, чтобы повидать родственников. Пропуск с разрешения Касселя был выдан с поручением проследить, что там за родственники.
Из штаба перебежчик вышел, пошатываясь и горланя песни. Солдаты посмеивались ему вслед, и притом не без зависти – повезло человеку, вон как насосался! Миновав несколько постов, он перестал пошатываться, походка его приобрела твердость и уверенность. Уже начинали спускаться ранние предосенние сумерки, когда показался разбитый станционный поселок и городок за ним – бесформенные холмы кирпича и темное скопище домов без единого огонька. Но перебежчик не умилился при виде цели, к которой стремился, не ускорил шага, а поступил совсем неожиданно: свернул через кустарник к лесу...
Генерал Мюллер лег спать удовлетворенным. Он не слишком разбирался в политике, но военное дело на немецкий манер знал. Он был убежден: если в условиях бездействия противника шлют подкрепления и пополнения, то это хороший признак. Во всяком случае, это свидетельствовало, по крайней мере, о том, что, во-первых, его способностям доверяют и что, во-вторых, положение на фронте снова обретает устойчивость. Кроме того, за последние несколько дней хорошо поработала пропаганда, внушая каждому солдату, что в случае попытки сдаться в плен русским его ожидает виселица или пожизненная каторга, а при побеге в тыл – трибунал и расстрел за трусость. Таким образом, по мнению генерала, каждый солдат его дивизии превращался в крепость, которая погибнет, но не сдастся. И это ко всему тому, что за немецким солдатом вообще давным-давно утвердилась слава дисциплинированного и упорного бойца.
Спальня генерала помещалась в каменном подвале дома – на случай внезапных ночных бомбежек русских «кукурузников», которые, используя темные ночи, летали по немецким тылам почти на бреющем полете. Большого ущерба они нанести не могли, бомбы у них маленькие, но жалили настойчиво, словно осы, часто лишая сна и отдыха чуть не всю дивизию. И ничего с ними не поделать. Зенитки при такой высоте бесполезны, сами самолетики на фоне темного неба не видны, а от стрельбы по звуку толку мало, но зато можно получить гостинец на голову...
Шел третий час ночи. Сунув правую руку под подушку и натянув до подбородка одеяло – привычка едва не с детских лет, – генерал Мюллер тихонько посапывал. Шел пятый час, не шевельнувшись и не повернувшись с боку на бок, генерал продолжал спать глубоким сном, как хорошо поработавший человек. Шел шестой час, когда зазвонил телефон. Генерал почти автоматически протянул руку к телефонной трубке и тут же услышал гул артиллерийской пальбы, и сон сразу соскочил с него. Командир головного полка докладывал о начавшейся артподготовке русских:
– Они мешают землю с небом.
– Прошу без поэзии!
– Внизу, в долине, еще туман, но мы видим огни, много огней... Их пехота начинает атаку.
Не по летам быстро одевшись, генерал поднялся наверх, где уже находился начальник штаба.
– Ну?
– Пока трудно понять, что происходит. Помните, так же было дней двенадцать назад: артогонь, пулеметная трескотня – и никакой серьезной атаки.
Шел седьмой час, начало рассветать. Телефоны трещали как бешеные:
– Русские прорываются!..
И вдруг мембрана, еще теплая, только что наполненная голосами, шорохами и тресками, онемела. Генерал подул в нее, повертел в руках, проследил шнур до розетки – все на месте.
– Что там на узле связи, заснули? – крикнул генерал Мюллер в раздражении, но ему не успели ответить: перед домом грохнули взрывы, послышался топот ног, истошные крики. По комнатам прошел ветер.
В дверях стояли русские солдаты. Один из них, светловолосый и сероглазый, с царапиной на щеке – к подбородку уже сползали капли крови, – улыбнулся:
– Гутен морген, генерал! Привет от Павла Быкова. Приготовьте его письмишко, он скоро пожалует в гости самолично...
– А Дессен? – плохо соображая, спросил генерал.
– Дессен? А черт его знает вашего Дессена... Он там, наверное, где ему положено быть...
Впрочем, если бы генералу и рассказали о баронете, это его мало утешило бы: он узнал бы, что Дессен был пойман в парке госпиталя, что сначала он отпирался и нес околесицу, потом раскис и просил вспомнить заслуги его отца, воевавшего в прошлую войну на стороне русских; что затем под диктовку майора написал донесение, сообщил адрес Януша и пароль; что шпион Януш уже два дня назад был взят русской контрразведкой, а «от него» перешел фронт и принес «донесение» Мариам Ямпольский, разведчик из партизанской группы в монастыре: он сообщил советскому командованию позывные группы, а на обратном пути согласился выполнить «небольшое поручение». А партизанская группа вместе с разведчиками из роты капитана Омельченко и нанесла удар по штабу...
Наверху послышался рев и гул, генерал поднял голову:
– Что это?
– Наши танки.
– Ваши?
– Несомненно. Можете считать, что у вас уже нет дивизии, генерал.
– Какая ошибка! – пробормотал генерал. – Какая ужасная ошибка...
Разведчик засмеялся:
– Не переживайте, генерал, не вы один в таком положении. А ошибка сделана не сегодня и не вчера, вы сделали ее, начиная войну... Вот и придется нам топать в Берлин, учить вас не ошибаться...
Туман редел, все больше светало, и мощные фары на танках, которые то включались на мгновение, слепя противника, то гасли, делая ночь еще чернее и порождая панику, были уже не нужны. И когда Павел Быков, находившийся в танковом десанте, спрыгнул около бывшего штаба немецкой дивизии, он нашел там только советских часовых, которые охраняли штабное имущество.
– А где мой генерал? – засмеялся Быков.
– Это который тут правил? За ним уже назад, в тыл надо... Да ты на Берлин жми, там их, фашистских генералов, и тебе и нам хватит. Давай-давай, а то к шапочному разбору попадешь. Давай!..
1945-1946 гг.