Текст книги "Пылающие бездны"
Автор книги: Николай Муханов
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
– Я не заметил ни одного радиофона или люксографа общественного пользования, – продолжал Гени.
– Чем вы это объясняете, мой друг?
– Право, затрудняюсь ответить…
– Я отвечу и не ошибусь: все аппараты сняты по случаю войны. Как видите, предосторожность не лишняя.
Ученый давно уже вертел в руках миниатюрный приборчик, прикрепленный к капюшону.
– Меня занимает назначение этой безделушки. Прибор, безусловно, связан с переговорами на расстоянии, однако, идея пользования им от меня ускользает. Важно уяснить принцип, а тогда…
Уже некоторое время внимание пленников привлекала небольшая одноместная гондола, следовавшая за ними по пятам, в некотором отдалении.
– Вы обратили внимание на это подозрительное явление, дитя мое?
– Да, учитель. Я давно наблюдаю за лодкой, не решаясь вам сказать.
– Было бы очень некстати познакомиться с политической разведкой Марса, – проворчал ученый. – Остановимся и пропустим любопытного вперед.
Гондола пленников замедлила ход и почти совсем остановилась.
Преследующая лодочка повторила их маневр и оставалась несколько мгновений неподвижной, затем, очевидно, приняв какое-то решение, начала быстро приближаться.
В лодочке сидела одинокая фигура. Поровнявшись с пленниками, фигура откинула с головы капюшон, сверкнули золотистые кудри.
Гени вздрогнул. Сердце его учащенно забилось.
В лодке сидела внучка Нооме, с лицом бронзовой богини и с лихорадочно сверкающими глазами.
– Привет вам, наши далекие гости, – сказала девушка.
– Привет и счастье тебе, милая девушка, – ответил Роне, узнавший девушку, отечески мягко улыбаясь ей.
– Я заметила, наши гости сбились с дороги и решилась придти на помощь им. Или у гостей имеются свои намерения, которые не могут меня касаться?
Гени восторженно смотрел в глубокие, как бездна, глаза девушки.
– Нет, нет! – воскликнул он. – Вы явились во-время, как гений-спаситель. Мы действительно не знаем куда направиться.
В первый раз в присутствии детей Земли бронзовая статуя улыбнулась.
– Я это угадала. Не могу объяснить, каким образом…
Девушка смутилась и опустила глаза. Легкая краска волнения выступила сквозь нежно-бронзовый загар лица.
Гени и даже старик Роне невольно залюбовались милым смущением этого очаровательного существа.
Целая буря никогда неиспытанного восторга бушевала в груди Гени Оро-Моска. Он смутно чувствовал, что его душа, сердце, все существо безраздельно принадлежит этому беспомощному ребенку, такому далекому от него и его мира, и в то же время такому близкому и родному, такому безконечно дорогому.
– Куда желали бы направиться наши почтенные гости? – оправившись от смущения, спросила девушка и, подняв на них немного грустные глаза, с очаровательной наивностью добавила:
– Надеюсь, я не кажусь слишком навязчивой? Я такая глупая…
– Вы – сама мудрость, милая девушка, – сказал растроганный, неизвестно почему, старик. – Вы читаете в наших мыслях. И кроме всего, вами нельзя не любоваться, – шутливо заключил он.
Девушка несмело подняла глаза на Гени, как бы ища в его глазах подтверждения сказанного. Тот, не в силах отвести взоров от юной марсианки, только восторженно кивал головой.
– Вы нас не выдадите, надеюсь, прелестное дитя. Может быть, вам это покажется странным, – осторожно начал старик, – но я и мой юный друг, мы хотели бы каким-нибудь способом подать своим близким весть о том, что мы находимся в безопасности, под охраной волшебницы феи.
При слове «близким» лицо Лейяниты несколько омрачилось, она снова взглянула на Гени. Тот вспомнил об измене существа, бывшего близким, о взрыве на островке Тихого океана и легкий, едва заметный вздох вырвался из его груди.
– В вашем желании я не нахожу ничего странного, оно вполне естественно. Я полагала, вы давно уже выполнили свой долг по отношению к вашим близким, – серьезно сказала Лейянита.
– Что касается меня, у меня нет никого из близких. Единственное существо, бывшее мне близким, погибло, – с грустью сказал Гени.
Ученый взглянул с состраданием на своего молодого друга и, упирая на слова, проговорил:
– Человек может иногда совершенно неожиданно найти самых близких друзей и… родных.
– Мы не знаем, каким путем снестись со своей родиной.
Девушка казалась удивленной:
– Разве при вашем платье не имеется мембраны?
– Имеется нечто, чего мой слабый старческий ум не в силах постигнуть, – с комическим ужасом ответил ученый.
Девушка улыбнулась.
– Наши гости должны будут подняться наверх и включиться в ближайший приемник. В пределах планеты можно и отсюда переговариваться, а аппараты дальнего пользования два дня как сняты. Если мы поднимемся на поверхность по люку, это будет быстрее.
Девушка выпорхнула на террасу канала и весело крикнула:
– Мне так хорошо, что хочется петь! А когда мне чего-нибудь хочется, я немедленно привожу это в исполнение! Эойя!..
Звонкая, чарующая трель прокатилась по туннелю, стократ повторенная отдаленным эхо.
– Я люблю петь на этих каналах. Мне все кажется, что где-то далеко откликаются мои бесчисленные двойники. Эойя!.. Вот и люк.
Все трое вошли в прозрачный цилиндр, который мягко и быстро вынес их в царство золотого полумрака.
Была ночь. Бесчисленные громады стройных построек призрачно отражались в перламутровой влаге каналов, своею шириною напоминающих самые многоводные реки Земли. Вверху раскинулся бездонный золотистый купол далекого неба.
Звезды ярко белые, синие, красные, – обильно рассыпанные по золотой ткани, – ласково перемешивались друг с другом.
От каналов, обсаженных гигантскими пирамидальными деревьями с пурпурно-оранжевой листвой, веяло тонкими ароматами и бодрящей прохладой.
– Вот и приемник. Если вы хотите только слышать – поверните вот это кольцо, если и видеть – поверните два сразу.
Роне подошел к аппарату с экраном.
Лейянита, запрокинув голову назад, любовалась звездами.
Гени любовался ею.
– Я знаю, вот эта ярко-голубая звезда – ваша родина. Здравствуй, Гооройя! С тобой говорит твоя возлюбленная – Лейянита. Здравствуй! Привет тебе от Утренней Звездочки! Ха-ха-ха! Не понимаешь? Ведь, Лейянита и есть – Утренняя Звездочка!
Девушка взглянула на Гени и, переходя в грустный той, продолжала:
– Я очень, очень любила, когда по небу плыли наши Луны. Это было очень красиво. Дедушка Нооме говорит, что лун Лейянита больше не увидит. Их унес страшный злой волшебник. Правда это?
«Страшный злой волшебник» – Гени – невольно опустил глаза.
Глава одиннадцатая.
Загадочное обстоятельство.
С момента прекращения марсианами атак на Землю истекали сутки. За это время со стороны главнокомандования Земли также последовал приказ впредь до новых распоряжений оставить Марс в покое и по возможности воздерживаться от всяких столкновений в пространстве.
Обе колоссальные армии враждующих застыли в томительном бездействии. Начались перегруппировки сил и выяснение количества потерь.
Война затягивалась, а это было на руку нашим пленникам Марса. Они отлично понимали, чем была вызвана приостановка атак на Марс, но им была не ясна пассивность марсиан и их инициатива в деле невольного перемирия.
Оба пленника чувствовали, что это затишье – перед страшной бурей и напрягали всю свою изворотливость, чтобы возможно скорее вырваться из плена.
Исчерпав все возможности бегства и не остановившись ни на одной из них, Роне отважился на рискованный шаг. Он видел очевидное расположение к ним Нооме и решился было откровенно высказать ученому коллеге свои затруднения, как тот, совершенно неожиданно, предупредил намерение Роне:
– Скажите откровенно, мой славный коллега, вас не тяготит ваша вынужденная разлука с Землей?
– Поставьте себя на мое место, мудрый Нооме, и вам будет понятно мое состояние.
– Да, да, разумеется. Я так и думал…
Старик помолчал.
– Предлагая вам этот щекотливый вопрос, я имел в виду нечто, – продолжал Нооме. – Откровенно говоря, я побаиваюсь, что они там, без вашего мудрого руководства, могут хватить через край… И будет плохо, как одной, так и другой стороне. Я имею в виду исключительно интересы единой культуры и единой науки, направленных на благо всего сущего. Признаться, меня, как вероятно и вас, мой гениальный друг, всегда угнетала мысль об унизительной роли науки в деле взаимного истребления. Во имя чего? Во имя каких-то эфемерных условностей! Этого не должно быть. Если уж без войны никак нельзя обойтись, все же должно быть какое-то сдерживающее начало. Мне кажется, что мы, служители чистой науки, и должны являться этим сдерживающим началом. Позабавились немного и будет…
– Правильно ли я вас понял, великий друг? – обрадовался Роне, все еще не доверяя своей догадливости.
– Совершенно правильно. О вашем благополучном возвращении к жизни пока знают только два человека – я и Лейянита. Вы мне дадите слово повлиять в сторону прекращения ненужной борьбы, а я предоставлю вам возможность скорейшего возвращения домой.
– Вы – совершеннейшее существо! – воскликнул растроганный Роне.
Ученые враждебных миров дружески заключили друг друга в объятия.
Разговор происходил в анатомикуме. В это время Гени и Лейянита гуляли по галлереям и рассматривали фигуры в витринах, – занятие, которому они предавались с особенным рвением каждую свободную минуту.
Нооме время от времени отыскивал глазами очаровательную пару и мягко улыбаясь, покачивал головой.
Ученые условились, что с наступлением ночи, т. е. через 2 – 3 часа, небольшая, но славная машина будет ожидать пленников в уединенной галлерее № 23.
Роне поспешил поделиться своей удачей с Гени.
– Лейянита, – позвал Нооме, когда пленники удалились к себе.
– Я здесь, мой славный дедушка! – девочка подбежала и повисла на шее у старика. – Как мне хорошо, дедушка!
– Рад за тебя, Звездочка. Ты умная девочка, Лейянита, ты никому не должна говорить, что видела наших гостей живыми.
– Да, дедушка.
– Сегодня наши гости покинут нас. Они отправятся к своим близким. Об этом ты тоже ничего не знаешь.
Девушка побледнела и чтобы не упасть схватилась за край стола.
Нооме поддержал внучку и покачал головой.
– Я понял твое состояние, моя Утренняя Звездочка.
У девушки на глазах блестели слезы.
– Это необходимо, Звездочка. Вы скоро свидитесь при лучших обстоятельствах и тогда…
– Как скоро, дедушка? – с надеждой спросила Лейянита.
– Быть может, через несколько дней. Если только наши гости не забудут про нас…
– Нет, нет, я не хочу расставаться! – вырвалось у девушки.
– Ну, что же… тогда и тебе придется отправиться с ними, – грустно улыбнулся Нооме.
– А ты, милый дедушка?
– Я – старая сова. Буду одиноко доживать век в своем дупле.
– Нет, нет! Я хочу видеть тебя и… их…
– Их или его, девочка?
Лейянита не ответила, закрыв лицо руками.
* * *
Роне и Гени, незадолго до назначенного часа, в присутствии Нооме осмотрели прибывшую машину и пришли в восторг от ее достоинств.
Все вернулись вниз, в анатомикум – проститься с Лейянитой и поговорить о некоторых вещах.
Девушка сидела на краю бассейна и плакала. Сердце Гени при виде ее скорби болезненно сжалось.
– До свиданья, Лейянита… Мне очень тяжело, но мы скоро увидимся…
Девушка подняла на Гени глаза, полные слез.
Старики отвернулись, чрезвычайно внимательно рассматривая какую-то машину.
Лейянита, неожиданно для себя, порывисто вскочила на ноги и с глухим рыданием бросилась на грудь Гени.
– Мы увидимся через два-три дня… Не плачьте, Лейянита… Вы мне делаете невыносимо больно…
– Через два дня? – переспросила девушка.
– Через два или три дня. Как кончится война, – уверенно сказал Гени.
– Если через три дня Лейянита вас не увидит, Лейяниты больше не будет на свете, – просто сказала девушка.
Все отправились к машине. В галлереях стоял полумрак. Пленники взошли в санаэрожабль с прощальным приветствием.
Лейянита еле держалась на ногах, опираясь на плечо Нооме.
Прошла минута или две. Машина не трогалась. Неожиданно дверка откинулась и на галлерею поспешно выпрыгнул Гени. За ним торопливо спускался ученый.
Оба были сильно взволнованы.
– Что случилось? – спросил Нооме.
– Машина… – задыхаясь проговорил Гени, – машина… кем то приведена в полную негодность…
Лейянита радостно встрепенулась.
Нооме нахмурился и, качая головой, проговорил:
– Весьма загадочное обстоятельство…
Глава двенадцатая.
Восковой Гро Фезера.
Загадочная порча машины оттягивала бегство пленников на некоторое время, а главное – вселяла подозрение, что их пребывание у Нооме известно кому-то зоркому и враждебному.
Нооме, хотя и сам был взволнован несколько странным приключением, однако успокаивал гостей, надеясь через несколько часов получить другую машину и спрятать ее в одном из отдаленных туннелей.
Пока же ученые сидели в небольшом кабинете Нооме при анатомиуме. Ученый Марса делился с ученым Земли своими достижениями в области анабиоза.
– Вы видели, дорогой коллега, витрины у меня в анатомикуме? В большинстве, в них заключены скелеты и мумии давно вымерших животных, есть и человеческие мумии, – чрезвычайно интересные экземпляры, насчитывающие несколько десятков тысяч лет. Способ их бальзамирования нам неизвестен, этот секрет давно потерян человечеством. Об этом можно было бы пожалеть, если бы мы не обладали другим способом, более свершенным: сохранять человеческие трупы и даже живые тела, какое угодно продолжительное время, – я говорю об анабиозе. В витринах имеется несколько человеческих экземпляров из числа приговоренных к смерти, подвергнутых мною, в интересах науки, анабиотическому замораживанию. По желанию, их можно оживить в любой момент, – сейчас или через десять-двадцать лет, через одно-два столетия. Я добился некоторых успехов в направлении частичного замораживания органов человеческого тела. Например, можно моментально заморозить человеческий мозг, сердце, легкие и так далее. Это чрезвычайно важно при сложных хирургических операциях. Я делал опыты пересаживания органов одного человека другому, – даже таких важных, как сердце, – и вполне удачно. Вы подумайте, коллега, какие открываются горизонты.
– Изумительные, – искренно поддержал Роне.
– Да, если бы люди весь свой гений, расходуемый на самоистребление, направляли на пользу человечества, мы давно уже достигли бы золотого века!
Нооме неожиданно улыбнулся и даже, как будто, застыдился.
– В этих же витринах, мой гениальный друг, вы найдете и продукты моих шалостей в часы досуга. Я разумею восковые и иные модели с живых современников, – результат моих неудачных пока работ по созданию искусственного человека. Но это – между прочим. Серьезное же мое внимание обращено, главным образом, на явления анабиоза.
Нооме дружески похлопал коллегу по плечу.
– Лет через 25, дорогой Роне, в этой области наука достигнет результатов, о которых в настоящую минуту страшно подумать. На Марсе анабиозом в данное время заинтересовались многие ученые общества и коллегии, им занимаются многие отдельные лица, основная специальность которых имеет весьма мало точек соприкосновения с проблемой анабиоза. Вот, например, председатель союза… т. е., я хотел сказать, – быстро спохватился Нооме, – наш гениальный поэт Гро Фезера является одним из моих талантливейших учеников в этой области. У него даже имеется по близости моего анатомикума свой собственный кабинет, где он занимается опытами в этом направлении и ужасно ревниво охраняет результаты своих достижений.
При имени Гро Фезера Роне нахмурился. Нооме, не замечая этого, продолжал развивать свои взгляды на анабиоз.
В это время Гени и Лейянита, по обыкновению, бродили по галлереям анатомикума, не столько с целью осмотра, сколько из внутренней потребности быть вместе.
– Здесь так много, так много замечательных фигур, что нет возможности познакомиться с ними со всеми, – щебетала Лейянита. – И они каждый день прибывают. Вот, например, этой восковой фигуры я ни разу еще не видала.
Девушка остановилась перед витриной, где возвышалась фигура марсианина, одетая в современное платье.
Гени, любовавшийся точеным личиком Лейяниты, рассеянно поднял глаза на витрину и вздрогнул от неожиданности.
За стеклом, как живая, красовалась в полусвете копия с его шурина Гро Фезера. Гени даже протер глаза и внимательно уставился в знакомые черты. Сходство с живым Гро было поразительное.
– Давно здесь эта фигура, Лейянита? – взволнованно спросил Гени.
– Давно здесь эта фигура, Лейянита? – взволнованно спросил Гени.
– Вероятно, недавно, я ее вижу в первый раз.
Гени вперил глаза в спокойные черты марсианина. Один момент ему даже показалось, будто на губах восковой фигуры мелькнула, как тень, легкая усмешка.
– Поразительное сходство, – шептал Гени. – Если бы мне не было известно, что…
Оро-Моск не договорил. Он с легким криком схватился одной рукой за сердце, а другую вытянул перед собой, как бы ища точку опоры.
– Что с вами, Гени? – испуганно закричала девушка.
Но Гени уже не слыхал ее крика. Он глубоко глотнул воздуха и упал на мозаичный пол галлереи.
– Гени!.. Гени!.. – взывала девушка, пытаясь привести в чувство того, кто ей был дороже всех на свете. – Гени!.. Дедушка Нооме!.. Помоги! Спаси его!..
Девушка с воплем бросилась в кабинет ученого, вход в который находился в конце анатомикума.
Лейянита вбежала в кабинет бледная и трепещущая.
– Дедушка!.. Скорее!.. Там… Гени упал… ему дурно…
Оба ученые бросились за девушкой на галлерею.
Лейянита с быстротой ветра пронеслась через одну из галлерей и растерянно остановилась.
– Что такое, Звездочка? Где Гени? Что с ним случилось? – в недоумении спрашивали подоспевшие старики.
Лейянита безумным взглядом озиралась вокруг.
Гени нигде не было видно. Витрина, около которой они только-что разговаривали, стояла пустой.
– Объясни же, Звездочка, в чем дело? – в десятый раз спрашивал Нооме.
У Роне, в предчувствии какой-то беды, мучительно защемило сердце.
Лейянита все еще растерянно озиралась вокруг и, сжав виски руками, бессвязно роняла:
– Мы гуляли здесь… Остановились перед этой витриной… Там стояла фигура… Гени заинтересовался ею… Потом упал… Или это было не здесь?.. Нет, здесь, здесь… Вот и цветы, которые я выронила… когда побежала вниз…
Ученые изумленно переглянулись.
– Что это была за фигура? – спросил Роне.
– Это… это была статуя, одетая в платье… Или восковая фигура… Я не знаю… Она была очень похожа… на одного любимого мною поэта…
– Как имя этого поэта? – быстро спросил Роне, хватая Лейяниту за руку.
– Это – автор «Гармонии миров»… Его зовут…
– Гро Фезера! – закричал Роне. – Этого не может быть!
– Председатель Союза Ларгомерогов, – тихо прошептал Нооме. – Увы, это вполне возможно!..
Глава тринадцатая.
Падение в бездну.
Потратив на поиски следов Гени Оро-Моска несколько часов, ученые положительно стали в тупик.
Начальник боевого флота Земли как в воду канул. Однако, в виду плотности воды на Марсе и это предположение совершенно исключалось.
Лейянита была в отчаянии. Она неподвижно сидела на краю бассейна, с глазами, устремленными в одну точку, и по ее осунувшемуся личику текли безмолвные слезы.
Нооме передал Роне Оро-Беру о возобновлении войны. Марсиане с удесятеренной энергией обрушились на Землю.
Смертоносные лучи грозили смести с поверхности Земли все живое. Все наличные силы Федерации Земли уходили на отражение неприятельских атак и почти не было возможности подумать о наступлении в свою очередь.
Роне Оро-Бер, получив эти сообщения, поплотнее закутался в свой плащ и отправился к тому аппарату люксографа, с помощью которого он однажды уже переговаривался с Кэном.
Это, разумеется, было ошибкой со стороны старого ученого. Он плохо учел в высшей степени предупредительное отношение к нему Нооме и не поделился со старым марсианином откровенно своими намерениями. Поступи Роне так, безусловно Нооме предоставил бы ему возможность снестись с Землей другим путем, не удаляясь далеко от анатомикума.
Поднявшись на поверхность Марса по известному нам люку, Роне был удивлен темнотой, царившей в воздухе. Всё золотистое небо планеты было одето как бы тяжелыми тучами, причем эти тучи передвигались по различным направлениям, время от времени открывая полосы золотистых просветов.
Временами вспыхивали как бы короткие ярко-голубые молнии.
Тишина стояла усыпляющая.
Роне стал всматриваться в атмосферу и уловил в движении туч организованную планомерность.
«Это не тучи! Это – мириады воздушных машин, охраняющих планету!» – мелькнула неожиданная мысль.
Канал, на набережной которого стоял Роне, был совершенно безлюден. Вообще, все живое, как можно было предположить, предусмотрительно укрылось в недра планеты.
Ученый ощупью пробирался к люксографу, в надежде снестись с Кэном. Аппарат автоматически принимал отрывки каких-то сообщений на непонятных, условных языках. Роне был покоен, он знал, что и его условный язык никем не может быть расшифрован. Ученый мучительно вслушивался в хаос звуков, в надежде уловить хоть какую-нибудь руководящую нить. Повидимому, в воздухе кипела напряженнейшая работа.
Подавляющее большинство сообщений люксографа оставалось для Роне простым набором звуков. Он уловил всего несколько слов, смысл которых был для него понятен. Было очевидно, – люксограф фиксировал отрывки световых волн с далекой Земли: «Луна пылает… Омер Амечи… Завтра утром… Последнюю ночь… Кадастр.»…
В аппарат влился целый поток звуков самых невероятных сочетаний, в которых ученый никак не мог разобраться. Раза два или три он ясно уловил слово «Оссос» и понял, что речь идет о нем. Он знал, что «Оссос» в шифрованных сношениях военного командования Марса означает его имя.
Роне долго повторял в мембрану одно слово: «Кэн! Кэн! Кэн!»…
Звуки бушевали и ответа не было. Потеряв надежду вызвать сына, Роне хотел уже отойти от аппарата, как ясно услышал магическое слово «Ариэс?» – «Ариэс!» – радостно отозвался Оро-Бер.
– Дитя мое, это ты? – «Я, дорогой отец». – Милый Кэн, я развязываю вам руки… Я знаю положение… Предпринимайте, что найдете нужным… – «Где вы находитесь, отец?» – В полной безопасности, что бы ни случилось. По возможности, щадите…
Старый ученый не докончил. Какая-то сила далеко отбросила его от аппарата. Старик потерял равновесие и упал на рубчатую железную площадку, больно ударившись о какой-то предмет. Однако, сознание опасности вернуло ему силы. Он вскочил с ловкостью юноши и, увидев устремившуюся к нему темную рослую фигуру в плаще, ловко уклонился от нападающего и бросился бежать.
Это была бешеная погоня.
Старик бежал с изумительной скоростью, так как его организм был приспособлен к более плотной атмосфере. Его прыжки привели бы в восторг любого спортсмена Земли. Однако, эта легкость не давала ему большого преимущества перед гнавшимся за ним по пятам более грузным марсианином: вокруг стояла густая мгла и бежать приходилось наугад, тогда как глаза марсианина, от природы приспособленные к менее яркому освещению, отлично видели малейшие препятствия.
Роне несколько раз кидался в упругую влагу каналов, выкарабкивался на противоположный берег и продолжал свой бег, стараясь запутать преследующего врага тысячью мелких уловок.
Несколько раз ученый уже чувствовал прикосновение его рук к своим плечам, но каждый раз ловко ускользал, кидаясь в сторону.
Роне выбивался из сил. Ушибы, полученные от ударов о встречные препятствия болели, затрудняя бег. Почувствовав, что враг его окончательно настигает и заметив в стороне высокую круглую решетку, Роне решил перепрыгнуть через нее, в надежде, что более грузный враг не осилит этого препятствия.
Старик с ловкостью отчаяния ухватился за край решетки и перескочив через нее, очутился в каком-то круглом огороженном пространстве. Он упал. Острая боль в ноге помешала сразу подняться, чтобы продолжать бег.
Марсианин с трудом вскарабкался на решетку и после минутного колебания последовал за Роне.
Завязалась отчаянная борьба. Цепкие, сильные руки врага, все время искали горла старика, чтобы сдавить его.
В надежде подняться на ноги, Роне ухватился за какой-то выступавший рычаг и с силой рванул его.
В ту же минуту плоскость пола медленно начала принимать вертикальное положение. Из глубины послышался отдаленный глухой рев.
Марсианин дико вскрикнул, сделал попытку ухватиться за край люка, но пол уже перевернулся на стержне и обе жертвы стремительно полетели вниз.
Глава четырнадцатая.
Планета гибнет!
Следующее утро для марсиан северного полушария, где была сосредоточена культурная жизнь планеты, наступило как-то нехотя.
Жара и духота стояли невыносимые. Солнце в своем суточном движении по небу на этот раз не спешило. Едва поднявшись над горизонтом, оно – тускло-золотое – казалось, совсем остановилось.
Начало панике было положено в астрономических обсерваториях. Астрономы, разумеется, первые заметили, что во вращении планеты вокруг своей оси произошли какие-то непонятные изменения. Это вращение быстро и неуклонно замедлялось, грозя в скором времени совершенно остановиться.
Температура воздуха всего северного полушария, обращенного к солнцу, поднялась до наивысшей точки, когда-либо наблюдавшейся в экваториальном поясе, тогда как температура южного – резко упала и влага каналов покрылась льдом.
Все живое забилось вглубь планеты. Подземные города и туннели кишели миллиардами человеческих существ; они задыхались от духоты и недостатка воздуха на одной стороне планеты и почти замерзали на другой.
Солнце, пройдя четверть своего пути, неподвижно повисло на золотистом небе. Невыносимая жара неудержимо разливалась по лицу планеты. Опаловая влага внешних каналов растопилась, расширилась и с бешеным ревом устремилась по сильно наклонным плоскостям вглубь Марса. Подземные каналы, обычно такие спокойные, медлительные, превратились в грозно бушующие потоки, которые со все возрастающим ревом и грохотом неслись, по своим крутым руслам, заволакивая горячим паром все подземные гал-лереи. В подземных морях собрались колоссальные массы разжиженной воды. Гигантские насосы и турбины, расчитанные на определенный обычный приток влаги, не успевали перебрасывать стремительно прибывающих водных масс к полюсам и оба океана в скором времени грозили собраться в чреве планеты, затопить доверху весь подземный мир и похоронить там все живое.
Безумие и ужас охватили все население. Непонятность причин грозного явления усиливала всеобщую растерянность.
Начавшаяся было страшная паника, после полученной с Земли люксограммы, моментально ставшей достоянием всех, сменилась взрывом глубочайшего негодования по адресу правящего совета и, главным образом, против Союза Ларгомерогов, как виновника губительной войны.
Ультиматум Земли, переданный на разговорном языке марсиан и адресованный всему населению, был принят одновременно всеми люксоприемниками планеты; он гласил:
«Населению Марса и Совету Федерации. Судьба планеты в наших руках. Предлагаем капитулировать, выдав главных зачинщиков войны. Срок действия ультиматума истекает через шесть часов. Военный и правящий Советы Федерации Земли».
Мгновенно в недрах Марса вспыхнула революция, – стремительная, как поток и разрушительная, как буря. Грозные крики миллионных масс потрясали подземные галлереи.
«Долой войну! Долой правящий совет! Смерть ларгомерогам! Немедленный мир и выборы нового правительства!».
Колоссальные рупоры радиофонов на всех подземных площадях, на всех перекрестках, громово бросали угрожающие лозунги.
Начались массовые избиения. Все известные руководители и все уличенные рядовые члены Союза Ларгомерогов тысячами гибли от руки разъяренной толпы. Каналы были полны трупами, местами образовались заторы, начались наводнения. Недра Марса бушевали.
«Вечный мир с Землей!» – раздавались громовые крики.
«Поголовное истребление ларгомерогов!»
«Имя председателя Союза!» – неслось по всем закоулкам галлерей.
Правящий совет Марса получил от неуловимой пятерки ларгомерогов распоряжение по секретному кабелю:
«Капитулируйте, при условии невыдачи кого-либо. Совет Пяти».
Растерявшееся правительство немедленно люксографировало на Землю:
«Правительству Земли. Капитуляция принята. Во имя культуры, прекратите истребление народа. Планета гибнет! Перечислите персонально кого считаете зачинщиками. Совет Марса».
С Земли немедленно ответили:
«Подробности условий капитуляции после восстановления нормального течения жизни на Марсе. Проскрипционный список также. Подтвердите согласие».
Революция принимала небывалые размеры. Люди, подозреваемые в сочувствии войне, гибли миллионами. Массы подозреваемых сгонялись на подземные площадки и тут же испепелялись страшными истребителями.
В нижних галлереях началось наводнение.
Железное сердце Марса захлебывалось и грозило остановиться.
Правительство, не спросясь согласия Совета Пяти, немедленно люксографировало всеми находящимися в его распоряжении средствами, на всех языках и по всем направлениям:
«Правительству Земли и всему культурному человечеству. Правительство и население Марса и его колоний принимают все условия мира, могущие быть продиктованными правительством Земли. Планета гибнет! Во имя культуры, во имя права на жизнь каждого живого существа взываем о пощаде и помощи!»…
Через некоторое время, солнце медленно поползло вверх, свершая свой обычный путь по небу Марса. Невыносимая жара быстро спадала. Гигантские вентиляторы, – эти «Сеятели ветра», как их называли марсиане, – работали полным ходом, быстро уравновешивая температуру воздуха двух полушарий.
Растопленная влага каналов медленно стыла, приобретая вновь утраченную ею упругость.
К полудню миллиарды людей, покинув удушливые подземелья, высыпали на поверхность планеты.
Бешеный взрыв революции утихал, уступая место революционной планомерности. Безответственные истребления часто ни в чем неповинных людей, после избрания Революционного Совета, прекратились, – хотя отдельные эксцессы кое-где продолжались, страшные и жестокие.
Правящий Совет был арестован in corpore и подвергнут строжайшей изоляции. Начал действовать революционный суд.
Имена Совета Пяти Союза Ларгомерогов, равно и председателя Союза, остались невыясненными. Революционный Совет всю свою энергию направил на раскрытие этих лиц, однако, пока безрезультатно.
Военные действия повсеместно прекратились. Жизнь планеты постепенно входила в обычную колею.
К вечеру население любовалось редчайшим явлением: над большею частью планеты хлынул обильный, опаловый дождь, принесший с собою спасительное освежение.
Ни один марсианин не искал прикрытия, все с восторгом подставляли свои тела под этот бодрящий душ.
Беспримерная война миров кончилась на третьи сутки.
Железное сердце Марса работало слегка ускоренным темпом.
Глава пятнадцатая.
Жертва анабиоза.
Чтобы уяснить себе роль председателя Союза Ларгомерогов в последних событиях, необходимо вернуться несколько назад.