Текст книги "Записки актера и партизана"

Автор книги: Николай Сченснович

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Просторная землянка внутри обтянута белым парашютным шелком. Он придавал ей опрятный и даже красивый вид. Кровати тоже задернуты белыми шторками, и их совершенно не видно. По обе стороны входных дверей – два небольших окошка.

В землянке стоял большой стол, за которым писали, рассматривали карты, а иногда обедали. Было несколько табуретов и скамья. Слева возле двери находилась железная печка со стоящим на ней большим чайником, а возле нее маленькая скамеечка с ведром и кружкой. Под скамеечкой – мелко наколотые дрова. Зимой печка ставилась посреди землянки, а на лето ее отодвигали к выходу и использовали только для кипячения чая.

С правой стороны находились рация для связи с Москвой и радиоприемник. В землянку собирались слушать последние известия.

Недалеко от штаба были оборудованы землянки разведки, военно-оперативного отдела, медсанслужбы, редакция газеты. В одной из них, большей, размещалась типография с наборными кассами и ручным станком, в другой, меньшей, жил редактор Ю.Б.Драгун. Наборщики, они же и печатники, спали на рабочих местах. Целые дни, а иногда и ночи, они набирали и печатали газету, листовки. Самую большую землянку отвели комендантскому взводу. В ней, как в казарме, устроили деревянные нары с сенниками и домоткаными одеялами.

Рядом находилась столовая – длинный стол со скамейками по обеим сторонам. Тут же, за елочками, – кухня, где все получали еду в котелки и миски. Во время обеда партизаны смотрели представление, или, как его называли, "цирк".

Боец комендантского взвода Юзик Филиппов, весельчак и шутник, каким-то образом выдрессировал двух лошадей, и они, как только раздавался сигнал на обед, моментально приходили в столовую, становились в конце стола и начинали дружно отвешивать поклоны. Партизаны смеялись и давали лошадям корочки хлеба, картошку, пучки травы или сена. Это было очень веселое зрелище.

Одну из землянок называли больницей. В ней работали доктор Тайц и медсестры. Больных вообще было мало. Больше всего лечили партизан с натертыми ногами, простудными нарывами. После боев появлялись раненые, которым делали перевязки и операции. Таких укладывали в землянке на нары. Бойцов с тяжелыми ранениями отвозили на аэродром, а оттуда самолетами переправляли на Большую землю.

Чистота в больнице поддерживалась идеальная. Все стены обтянуты парашютным шелком, простыни также шелковые. Но лечь в больницу без серьезной причины или тяжелого ранения считалось позором. Поэтому все старались остаться в своих подразделениях, просили лишь позволить им приходить на перевязки.

В ведении доктора Тайца была баня с дезинфекционной камерой. После каждой поездки все отдавали на дезинфекцию верхнюю одежду и белье. Этого требовали и от временно приезжающих в лагерь.

После болота и липкой грязи я обрадовался песочку и густому, чистому сосновому лесу.

К моему приезду Ефим Данилович вызвал "артистов". Приехали девушки Ледя Карпович, Лида Коваленко, Люба Презецкая, две сестры Иванины – Валя и Маша. Прибыл баянист Вася Богуш.

Часть партизан, обслуживающих межрайпартцентр, тоже изъявила желание участвовать в самодеятельности. Это бойцы комендантского взвода Костя Карнович, Юзик Филиппов и Юра Мусаткин, работники типографии – Рязанов и Кизнер. В коллектив были зачислены Анна Степановна Ананьева, радистки Нина Большая и Нина Малая, жена начальника медсанслужбы Тайца Анна Марковна с сыном Маркушей, две санитарки Вали.

Всего в коллективе оказалось кроме баяниста 18 человек – 9 мужчин и 9 женщин. Из них никто никогда не участвовал в самодеятельности, но все умели и любили петь и танцевать.

Утром собрались все у Ефима Даниловича. Анна Степановна прочла свои произведения, я прочел свои. Программа понравилась. Решили немедленно приступать к репетициям. Анна Степановна взяла пьески, чтобы перепечатать роли, я приступил к распределению их и составлению программы.

Всех участников самодеятельности я видел впервые и роли распределял по их внешнему виду, голосовым данным и занятости в программе.

Решено было ставить "Лявониху" в белорусских костюмах, "Яблочко" – в матросских. Люба исполняла соло "Цыганочку".

Сейчас же была написана записка и послана в отряд имени Александра Невского для вызова портных со швейными машинами для шитья костюмов.

В тесной землянке под звуки баяна приступили к репетициям.

А над лагерем в это время кружил немецкий бомбардировщик, выискивая партизан. Но наши землянки были так хорошо замаскированы под молодой сосновый лесок, что за все время на лагерь не упала ни одна бомба.

В танцах участвовали почти все женщины, за исключением Нины Большой и Анны Степановны. Они вели программу.

Чем дольше я общался с людьми, тем больше открывал новые таланты. У Кизнера, например, оказался очень приятный тенор, и он с успехом пел соло. Потом выяснилось, что он еще и скрипач. Ему быстро раздобыли инструмент, и Кизнер стал готовиться к выступлению.

Мне отвели отдельную землянку, и я приступил к репетициям с артистами. Составил строгий график, напоминающий занятия в школе: участники самодеятельности как бы переходили от одного предмета к другому.

Погода установилась теплая, и вскоре мы перенесли репетиции на поляну, на свежий воздух. Репетировали целый день, с перерывами на обед и ужин, а когда темнело, собирались у Ефима Даниловича и при свете коптилки продолжали до "последних известий". Учились петь хором новый Гимн Советского Союза.

Работа продвигалась довольно быстро, несмотря на то что все были совершенно неопытные. Добиться того, что я от них требовал, помогали огромное желание, непосредственность, искренность и великолепная память. На третий день все участники знали наизусть не только свои роли, но и весь текст и искренне возмущались, если кто-либо ошибался.

Одновременно в одной из землянок портные занимались шитьем костюмов. Мне принесли настоящий новенький мундир немецкого офицера с наградами. Остальным исполнителям пришлось шить из чего придется. Кроме парашютов и коричневых мешков, в которых сбрасывался с самолетов груз, у нас ничего не было. Поэтому Муссолини щеголял в брезентовом мундире с немецкими погонами и орденами, в которых у нас недостатка не было. Для танца "Яблочко" сшили белые матроски из парашютного шелка, а для других костюмов девушки ухитрялись красить белый материал луковой шелухой и еще чем-то в разные цвета.

Самой трудной была драматическая часть. Каждый исполнитель имел по нескольку ролей, причем в различных жанрах. Тут были рассказы об успехах наших отрядов и отдельных партизан, пересыпанные цифровыми данными о спущенных под откос эшелонах, количестве убитых немцев, о налетах на вражеские гарнизоны. Анна Степановна вместе с Ниной Большой написали очень удачную пьеску в форме шаржа под названием "Германский блок".

К сожалению, у меня не осталось текста этого шаржа. Роли, розданные исполнителям, как только их выучивали наизусть, шли на завертку "козьих ножек". Тогда все знали текст настолько хорошо, что казалось, будто он не забудется никогда.

Чтобы отучить исполнителей смеяться на сцене, я решил проводить репетиции при публике. Ее у нас было предостаточно. В межрайпартцентр каждый день приезжали партизаны с донесениями, прибывали по вызову командиры и комиссары бригад и отрядов, появлялись боевые группы, возвратившиеся с заданий. Все они с удовольствием смотрели репетиции. Я не запрещал им выражать вслух свое мнение и смеяться во все горло. Так исполнители постепенно начали привыкать к "зрительному залу", и публика, живо реагирующая на все происходящее на сцене, их больше не смущала.

В пьесе "Рогулевская армия", написанной мною тоже в форме шаржа, участвовали "президент" Белоруссии Островский, "главнокомандующий" Рогуля и "армия" в составе 5 – 6 человек – один из них на костылях. Островского играл Карнович. Он выходил на сцену в черном костюме, в шляпе и больших очках. Роль Рогули исполнял Филиппов. Он был одет в домотканый костюм, обут в лапти со шпорами, на плечах большие генеральские эполеты царского времени. "Армия" состояла из босых оборванцев. Они отбивали грязными пятками такт во время прохождения церемониальным маршем перед Островским под звуки песни "Последний нонешний денечек". Вдруг вбегает человек с криком "Партизаны!", и вся "армия" вместе с "главнокомандующим" Рогулей и "президентом" Островским одним прыжком исчезает за кулисами. Когда же в полной тишине появлялась маленькая девочка – Надя Иванина – с прутиком и спокойно проходила через сцену, а со всех сторон высовывались испуганные лица "победоносной армии", публика гремела от восторга. Потом "армия" вылезала из кустов и выстраивалась вместе со своим "главнокомандующим". За бой без потерь Островский награждает Рогулю "орденом Лявонихи" 1-й степени, и вся "армия" уходит под звуки баяна с песней:

А Лявониху Адольф полюбил,

За Лявониху Германию сгубил.

Мы готовы вместе с немцем удирать,

До Берлина будем вместе фронт равнять.

Постепенно работа приближалась к концу. Портные исполнили заказы, и мы репетировали уже в новеньких костюмах.

Первую постановку, которая будет и генеральной репетицией, решили устроить 30 апреля для своих и приезжих, а основное представление назначили на 2 мая. 1 Мая торжественные собрания прошли в каждом отряде, а самое главное, что в ночь перед этим были подготовлены "концерты" для немцев на железной дороге и в других местах.

Пока шли наши репетиции, начали постройку театра. На горке в густом лесу выстроили крытый павильон со сценой. На высоких столбах закрепили легкую крышу, замаскировали сверху зеленью.

Сцену обтянули с боков парашютами, а в зрительном зале сделали длинные столы со скамейками по обе стороны. С боков между столбами оборудовали балюстрадки. Изнутри потолок обтянули белыми парашютами, свисавшими по бокам в виде портьер. Противоположную стену затянули тоже парашютом. На ней посередине нарисовали герб СССР, по бокам – портреты вождей. Украсили их зеленью, флажками, звездами. Под портретами написали лозунг "Да здравствует 1-е Мая!". Всю эту работу выполнила неизвестная мне художница из отряда имени Калинина.

Типография отпечатала красной краской пригласительные билеты. Их разослали по бригадам.

Все участники концерта получили пригласительные билеты на память.

СПЕКТАКЛЬ

Наконец наступил день генеральной репетиции. С самого утра началось волнение. Гладили костюмы, заканчивали всякие мелочи туалета.

Когда все было готово, собрались в театре и уселись за столы, украшенные свежими лесными цветами и зеленью. Ефим Данилович Гапеев произнес краткую речь. Посвятил ее текущему моменту. Затем позавтракали, и актеры отправились одеваться.

А над нашим лагерем кружил немецкий бомбардировщик, и слышались отдаленные взрывы бомб. Перед 1 Мая немцы особенно были настороже, знали, что партизаны отметят праздник боевыми делами.

Театр был полон. Присутствовали все оставшиеся в лагере бойцы комендантского взвода, партизаны из других отрядов, связные, прибывшие по делам в межрайпартцентр, работники разных служб.

Открылся занавес. Так впервые среди лесов и болот Налибокской пущи начался спектакль партизанского театра.

Самодеятельность, впрочем, была и в других отрядах, но там она предназначалась преимущественно для себя. Нашей же бригаде, как это было предусмотрено постановлением подпольного горкома партии, предстояло объехать много деревень и партизанских отрядов, дать там концерты. Предполагалось, что их просмотрят тысячи зрителей. История партизанского движения не знала еще такого.

Обстановка в это время в нашей зоне была сложная. В Новогрудке, Кореличах, Ивье, Юратишках, Лиде, Любче и многих других населенных пунктах гарнизоны усиливались. Прибывали немецкие воинские подразделения, отряды РОА, жандармерии и полиции. Активизировали свои действия легионы польских буржуазных националистов, не дававшие покоя населению уцелевших деревень. Легионеры нападали на партизан, особенно на небольшие группы.

Можно было ожидать еще одной блокады пущи.

Но актеры и зрители привыкли к боям, и программа наша прошла с успехом. Партизаны, давно не видевшие театральных представлений, под влиянием праздничного настроения и необычности обстановки всю программу сопровождали шумными возгласами одобрения и награждали исполнителей бурными аплодисментами.

После окончания спектакля все участники собрались в землянке Ефима Даниловича. Началось обсуждение. Было, конечно, отмечено много недостатков: некоторые от волнения забыли свои слова, перепутали фразы, но в общем все прошло довольно гладко.

2 мая с самого утра в лагере началось необычное движение. Собрались командно-политический состав бригад и отрядов и лучшие бойцы Лидского соединения, среди которых находились подрывники, спустившие под откос более двадцати вражеских эшелонов.

Помещение нашего театра рассчитывалось на 150 мест, но прибыло 300 человек. Усаживались кто как мог. Многие примостились в проходах, сидели и стояли на балюстрадах, держась за столбы.

Ожидали приезда Василия Ефимовича Чернышева вместе с работниками подпольного обкома партии, но они задержались из-за непролазной грязи и прибыли только ночью после окончания спектакля. Были здесь Александр Кузьмич Рыбаков – секретарь подпольного обкома комсомола, очень энергичный молодой человек, которого знали все партизаны, заведующий оргинструкторским отделом обкома партии Виктор Лукич Герасимович. Они с несколькими бойцами пробрались по бездорожью и успели на спектакль. Принесли с собой пачку первомайского номера подпольной комсомольской газеты "Молодой мститель" и раздали партизанам.

После официальной части начался спектакль. Прошел он с еще большим подъемом, чем первый. Настроение у всех присутствующих было праздничное. Все с интересом смотрели злободневную программу, рассказывавшую о боевых делах партизанских отрядов. Фамилии лучших бойцов и командиров, называвшиеся со сцены, встречали громом аплодисментов. Танцевальные номера по просьбе зрителей повторяли. Повторяли и частушки.

В антрактах публика весело разговаривала, обменивалась впечатлениями.

По окончании нашей программы начались сольные выступления всех желающих из публики. Партизаны выходили на сцену, объявлялся номер, и зрители смотрели лезгинку или русского, слушали народные песни.

Наш музыкант Вася выбился из сил, проведя трехчасовую программу. Но среди зрителей нашлась ему замена, и вскоре на лужайке под звуки баяна начались общие танцы. Необычайный успех выпал на долю наших артистов, с ними хотели танцевать все. Веселье продолжалось до поздней ночи.

На следующий день мы повторили нашу программу для работников подпольного обкома партии, всех своих, находившихся на дежурстве по охране лагеря, возвратившихся с заданий, вновь прибывших. В.Е.Чернышев поблагодарил участников концерта.

Назавтра в землянке Е.Д.Гапеева мы долго обсуждали возможность наших гастролей по партизанским районам. Ефим Данилович, выезжая по боевым и партийно-политическим делам в бригады и отряды, как правило, брал агитбригаду с собой. Предстояло выехать и в деревни, не занятые партизанами. Это было бы лучшим доказательством местному населению силы партизан. Руководство гастролями взял на себя Ефим Данилович. Несмотря на постоянную занятость партийно-политическими делами, связанными с руководством партизанским движением зоны, он придавал большое значение и агитбригаде. Тут же наметили маршрут и обязанности партизанских отрядов по приему нашей труппы, подготовке сцены, широкому оповещению местных жителей о концерте и охране нас в пути и во время выступлений. Затем Ефим Данилович объявил всем участникам, что поедем мы с постановкой по отрядам и деревням в районы Лидской и других партизанских зон области.

Так возникла постоянная труппа, которую партизаны назвали "Наш театр".

Программу нужно было обновить, чтобы она подходила для выступлений не только перед партизанами, но и перед населением.

Через несколько дней это было сделано, и мы опять приступили к репетициям.

Репетировали недолго, так как мы уже имели кое-какой опыт, да и старых номеров оставалось довольно много.

К нам пришло несколько новых исполнителей из комендантского взвода. Они были заняты в массовых сценах. Это позволило разгрузить основных актеров и сосредоточить внимание на ведущих ролях.

ПЕРВЫЙ ВЫЕЗД

Накануне вечером каждый собрал и увязал свои костюмы. Мы должны были идти пешком до Поташни, так как подводы не могли переправить через реку.

Перед тем как отправиться в путь, Гапеев собрал нас всех и сказал, что обстановка в районе, куда мы отправляемся, очень сложная, а потому все должны как следует вооружиться, получить дополнительные патроны и быть готовыми ко всяким случайностям. Ефим Данилович выдал девушкам карабины, Анне Степановне – наган, мне – маузер в деревянной кобуре и три обоймы патронов.

Утром 12 мая мы вышли. Впереди – комендантский взвод. Бойцы несли рацию, ручной движок, баян, литературу для раздачи населению, боеприпасы.

Ефим Данилович сообщил всем командирам бригад и отрядов подробный наш маршрут с тем, чтобы работа межрайпартцентра ни на минуту не прерывалась. Все боевые и оперативные донесения должны поступать туда, где мы будем в то или иное время. И радиосвязь с Москвой не должна прекращаться.

До отряда имени Невского мы шли по остаткам бывшей военной дороги 1914 года, от которой сохранились полусгнившие бревна с торчащими суками и гвоздями.

Одним из членов нашей группы был Юзик Филиппов, небольшого роста паренек с добродушной улыбкой, неистощимый шутник. Если слышался где-то заразительный смех, все знали, что там Юзик. Он хорошо пел, обладал мягким тенором. С удовольствием, без всякой просьбы, оказывал каждому всевозможную помощь. На задания всегда вызывался первым, а к нашему театру относился с восторженной влюбленностью. Его друг Костя Карнович был высокого роста, с серьезным выражением лица. Но за этой серьезностью скрывался мягкий, добродушный характер и врожденный юмор. Крепкой дружбе их можно было позавидовать.

Военную дорогу, а вернее – ее остатки, местные жители называли "царской", видимо, потому, что она была построена царским правительством. Это название давало повод для неистощимых шуток Юзика и Кости.

Вскоре мы перешли на проселок, ведущий к Поташне. И эта дорога была разъезжена партизанскими обозами, вся залита жидкой грязью. Попадались на каждом шагу глубокие ямы, заполненные водой, которые нужно обходить по бревнам.

От лагеря до Поташни считалось всего четыре километра. Но какие они трудные!

Раньше здесь прохода не было, так как через Черное озеро можно пробраться только верхом на лошади, по пояс в воде. Теперь же там проложили переходной мост – длинные тонкие бревна, скрепленные толстой проволокой. Переходили балансируя, и если нога соскальзывала с бревна, окунались с головой в воду.

От Черного озера дорога стала лучше, и мы быстро дошли до Поташни.

Река разлилась. На противоположном берегу стояло три домика с сараями это все, что осталось от деревни.

Сын одного из хозяев работал перевозчиком. С утра до позднего вечера перевозил на долбленом челноке партизан, двигавшихся туда и обратно. Одни звали его Ароном, другие – Бароном, и я догадался, что кто-то, читавший "Божественную комедию", назвал его Хароном – именем человека, перевозившего души умерших в ад. Перевозчик, впрочем, отзывался на все клички, не обижаясь и, видимо, тоже не стараясь узнать, почему его так называют.

Переправа отнимала много времени, так как в утлый челнок можно было посадить не более двух человек. Груз же и телеги перевозились по частям.

Постепенно все переправились на ту сторону и возле одной из хат расположились на отдых. Баянист начал играть. Пели хором, танцевали.

Хозяева уселись со старшими, и завязался разговор на постоянную в то время тему: что передает Совинформбюро, когда начнется наступление на нашем Белорусском фронте, когда кончится война.

Дочери хозяина, две красивые, веселые девушки, притащили к соломорезке солому и начали измельчать ее для корма лошадям. Ефим Данилович босиком, без пояса подошел к ним и стал крутить ручку. Когда мы обсушились и почистили одежду, было приказано грузиться. К этому времени подъехали подводы из бригады имени Кирова.

К вечеру вместе прибыли в деревню Барово – место стоянки бригады "Вперед". Нам отвели помещение в штабе. Сейчас же Костя и Юзик поставили возле хаты длинный шест с прикрепленной к верхушке антенной, и начала работать рация. После окончания сеанса установили громкоговоритель и местные жители слушали Москву.

Все мы были усталыми, но веселыми. Приготовили для нас ужин. Подали картошку "в мундирах", молоко, творог, масло. Места за столом было мало. Некоторым пришлось стоять, а кое-кто ел на кухне. В 21 час послышались отдаленные взрывы. Это немецкие самолеты бомбили переправу через Неман партизанский мост, устроенный на понтонах. Он находился в расположении бригады имени Дзержинского и тщательно охранялся. Немцы ни разу не могли использовать его для перехода через реку.

Назавтра мы поехали через этот мост в бригаду имени Кирова. Там был один из самых опасных районов. За Неманом у наших бригад почти каждый день происходили стычки с гитлеровцами.

Подъехали к Неману. Мост охранялся с двух сторон. Часовые проверяли всех проходящих и проезжающих. За рекой кончалась пуща, и вместо труднопроходимых дорог через болота начинались сыпучие пески. Лошади из одной беды попали в другую. Тащились медленно. День был жаркий. Но настроение у всех прекрасное. Приятно подышать сухим, здоровым воздухом.

В Барове мы встретились с другим отрядом имени Калинина, недавно пришедшим из-за линии фронта. Боевые ребята. Одеты в разнообразные костюмы, вооружены автоматами, пулеметами, самозарядными винтовками. Простых винтовок совсем мало.

Партизаны шли бодрым шагом, отпуская по нашему адресу всевозможные шутки. Сидящие на наших подводах девушки в мужских соломенных шляпах, лежащий на возу цилиндр Муссолини – все это было необычно в условиях партизанской жизни. Особенно досталось высокому бойцу, шагавшему в черной фетровой шляпе с огромным петушиным пером. Мы тоже отшучивались. В полдень добрались до деревни Кривичи, где размещался штаб бригады имени Кирова. Тут нас уже ждали. Сейчас же всех отвели в штаб, дали умыться с дороги, а затем пригласили обедать.

В большой избе были расставлены столы, покрытые скатертями, а на столах – еда. Все шумно и весело расселись. В центре – Ефим Данилович, рядом с ним – комбриг С.Ф.Васильев, комиссар бригады С.М.Кандаков и командир отряда имени Калинина. Угощали нас на славу и даже в конце обеда подали сигареты – особый шик в партизанских условиях. Их привезли из склада разгромленного немецкого гарнизона.

Потом возле дома, где обедали, собрались партизаны и почти все местные жители, и под звуки баяна начались танцы.

Среди почетных гостей присутствовали и подрывники Иван и Виктор Волчецкие, спустившие под откос не один десяток вражеских эшелонов. Иван Волчецкий, очень скромный молодой парень, рассказывал о своей работе как о самом простом и обычном деле.

Люди веселились, а в это время к штабу то и дело подъезжали конные разведчики с донесениями. Вокруг деревушки были расположены посты, охранявшие штаб бригады от внезапного нападения гитлеровцев.

– Сегодня утром, – рассказывал комиссар бригады, – до вашего приезда у нас тут было довольно жарко. На нас наступало около пятисот гитлеровцев. Несколько часов длилась перестрелка. Враг вынужден был отступить. Такие истории у нас часты. Спим не раздеваясь и даже сапоги не снимаем.

А тем временем баянист, изогнувшись в дугу, будто прислушиваясь к тому, что делается внутри баяна, с азартом и замысловатыми переборами играл фокстрот.

На ночь нас разместили в трех хатах: мужчинам отвели столовую, женщинам – домик рядом, а Ефиму Даниловичу с адъютантом, связными и радистами – штаб. Приказали не раздеваться и оружие держать под рукой.

Ночь прошла относительно спокойно, только рано утром объявили боевую тревогу – немцы обстреляли наших патрулей. В короткой перестрелке погиб один партизан. Нас не будили. Я, правда, слышал выстрелы, но не обратил внимания, – к ним все привыкли. После завтрака все пошли на сцену, чтобы прорепетировать всю программу. Погода была отличная, и настроение у всех приподнятое.

Сцена оборудована на поляне в лесу. Вокруг стояли густые сосны, рос кустарник. По бокам висели домотканые разноцветные одеяла. Их обставили невысокими мохнатыми елочками. Перед сценой на низких колодках лежало несколько рядов досок. Это – сидячие места.

Начали репетицию, а вернее – повторение текста и всех новых вставок. Из каждого отряда нам сообщили фамилии особо отличившихся бойцов и командиров. Их мы называли в живой газете.

Солнце жгло немилосердно, и мы со сцены прошли под деревья, в тень. Во время репетиции увидели выходящую из деревни похоронную процессию: впереди шла рота партизан с винтовками на плечах, за ними несли гроб, а за гробом огромная толпа местных жителей. Это хоронили убитого сегодня утром партизана. Мы прервали репетицию и молча стояли, провожая глазами гроб. Через некоторое время раздались три залпа – прощальный салют партизан своему погибшему товарищу.

Мы закончили репетицию и вернулись в штаб готовить костюмы и реквизит к спектаклю.

После обеда снова отправились на сцену. Принесли большое зеркало и укрепили его на сосне позади сцены, раздобыли уголь – единственный грим, которым подрисовывали усы, бородки, чернили брови. Девушки где-то нашли красную бумагу, свеклу и румянили себе щеки и губы.

Спектакль был назначен на 17.00, но уже за два часа до начала собралась вся деревня, потом пришли строем партизаны. Было воскресенье. Все жители оделись по-праздничному. Вокруг сцены, подняв одеяла, расположились женщины с самыми маленькими детьми. Сначала они держали их на руках, а потом, осмелев, посадили на край сцены, и во время спектакля вокруг нас ползали, пищали, плакали и ходили ребятишки, подтягиваемые иногда за рубашонку мамами.

Прямо на земле уселись партизаны вперемешку с населением. За ними еще стояла толпа зрителей. А дальше возвышались партизаны верхом на лошадях, еще выше, как на галерке, – мальчишки на деревьях.

Куда ни глянь – море голов с направленными на сцену блестящими глазами.

После краткого вступительного слова комиссара бригады начался спектакль.

Трудно передать то впечатление, какое произвел он на зрителей. При буржуазно-помещичьей Польше жители деревни не видели вообще ничего, а при Советах, как они говорили, у них не успели многого сделать, и театральное зрелище являлось новинкой.

Вначале местные жители сидели затаив дыхание и, когда было смешно, закрывали рты платками, чтобы смехом не помешать спектаклю. Аплодировать тоже не умели и не знали, когда это нужно делать. Присматривались к партизанам и постепенно осваивались с новой для них обстановкой. Скованность понемногу проходила, и уже к концу первого отделения держались так же, как и видавшие виды партизаны. Все громко смеялись и шумно аплодировали.

Программу вела Анна Степановна. Она объявляла очередные номера и подсказывала исполнителям нужные слова, если они что-либо путали.

На сцене показывали номер за номером. Вот я – дед Тарас – и Нина Большая рассказываем в стихотворной форме о том, почему Гитлер терпит поражения и какая жизнь началась с приходом немцев. Публика слушает внимательно, одобрительно кивая головами. Затем Анна Марковна читает стихотворение "Письма из плена", вызывающее слезы у тех, чьи родные увезены на каторжные работы в Германию. Нина Большая прочитала еще стихотворение "Письмо летчика", вызвавшее бурные аплодисменты. Дальше идет танец "Лявониха". Исполнители – в национальных белорусских костюмах. Танец приходится повторять на бис. Валя и Нина спели частушки. Исполнил песню Кизнер, маленькая Лида – ритмический вальс, и в заключение весь женский ансамбль в матросских костюмах – танец "Яблочко". Аплодисментам не было конца, и танец пришлось повторить.

Анна Степановна объявляет десятиминутный перерыв. Первое отделение окончилось.

Во время перерыва публика не расходится, боясь потерять свои места. Все курят и громко делятся впечатлениями.

Начинается второе отделение – лубок, высмеивающий германский блок.

На сцену выходит Гитлер, которого играл я, и заявляет, что благодаря эластичному выравниванию фронта победа обеспечена. Ведущий – Нина Большая, сидящая в костюме клоуна на авансцене, подтрунивает над ним, но Гитлер не сдается и уверяет, что он победит, так как у него есть верные союзники.

Начинается выход союзников. Вот появляется Кизнер в роли Муссолини и поет песню "То не ветер ветку клонит", жалуясь на свою горькую судьбу. За ним – Люба, представляя Японию, Валя Серебрякова – Финляндию и Ледя Карпович – Румынию. Они исполняют куплеты на мотив "Водовоза". После острой полемики выясняется полная безнадежность положения фашистской Германии, и Гитлер поет заключительные куплеты на мотив "Давай пожмем друг другу руки", после чего все союзники удаляются со сцены под дружный хохот и аплодисменты публики. Нина Большая затем выгоняет метлой Гитлера и подметает после него сцену. Заключительные куплеты Гитлера приходится повторить.

Опять объявляется антракт на 15 минут. В публике веселый смех. Все обсуждают виденное и от души рады позорному изгнанию Гитлера со сцены.

Третье отделение посвящается партизанской борьбе. На сцене появляются гитлеровцы, ведущие крестьянина в оборванной одежде в "белорусскую армию". Они встревожены, боятся партизан и дрожат за свою шкуру. Крестьянин потихоньку исчезает. Появляются партизаны. Гитлеровцы падают на колени и просят пощады. Командир перечисляет все их преступления, о которых присутствующие на спектакле хорошо знают, и задает вопрос:

– Что будем с ними делать?

Не дождавшись ответа партизан со сцены, зрители грозно кричат:

– Расстрелять! – и громко аплодируют, когда гитлеровцев уводят.

Дальше артисты рассказывают о делах партизан: взорванных мостах, спущенных под откос эшелонах, разгромленных гарнизонах.

В заключение ставится комедия-шарж "Рогулевская армия", которую по требованию публики повторяем всю сначала. Затем выходит весь коллектив с красными флагами, портретами руководителей партии и правительства, и спектакль заканчивается.

Публика нехотя расходится. Исполнители усталые, но довольные. Владельцы берут свои одеяла, реквизит, зеркало, табуреты и направляются в деревню, на ходу вспоминая лучшие места программы и весело обсуждая все виденное.

Интереснее всего то, что зрители под впечатлением концерта рассказывают нам все, что происходило на сцене, забывая, что мы были действующими лицами этих номеров.