Текст книги "Всплыть на полюсе!"
Автор книги: Николай Михайловский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
5
Время от времени Геннадий возвращался к мысли, что он здесь пришелся не ко двору.
Бывая на корабле, Максимов проходил мимо, вроде не замечая, а если обращался, то коротко, только по делу, строго официальным тоном. Да и командир корабля тоже не жаловал вниманием. Капитан первого ранга Доронин принял его стоя. Критическим взглядом осмотрел Геннадия с ног до головы, спросил, где он проходил практику, на каких лодках плавал. И тут же холодным, чеканным голосом преподнес не очень-то приятное известие:
– Вам предстоит сдать экзамены на самостоятельно управление группой и на допуск к самостоятельному несению вахты.
Геннадий знал – через это не перешагнешь. И все же разбирала досада: экзамены, зачеты, курсовые работы ему осточертели еще в училище. Мечтал оторваться от учебной скамьи и почувствовать себя самостоятельным. А тут все сначала…
Вернулся домой грустный.
– Что случилось, ежик? – спросила Вера, наклонилась к нему и провела ладонью но жестким волосам.
– Разговаривал с командиром…
– Ну и что?
– Приказывает сдавать экзамены.
– Опять экзамены, ты же только кончил училище?!
– Ничего не значит. Существует порядок – сдать экзамен по устройству корабля и самостоятельному несению вахты.
– Так почему же ты расстраиваешься? Раз надо, какой может быть разговор?!
– Дело совсем не в экзамене. Понимаешь, и командир корабля, и каждый, с кем я встречаюсь, смотрят мне в глаза и будто бы хотят спросить, да не решаются: ах, вы сын того самого Кормушенко?!
Вера тихо рассмеялась:
– Чудак ты у меня. Ежик-фантазер. Вечно придумаешь что-нибудь несусветное. Ты не о том думай, что было да прошло, а о том, что будет. Тебе важно проявить себя, тут отношения Даниила Александровича с Максимовым не имеют никакого значения…
– Ты думаешь?
– Не думаю, а уверена.
Вера была тихой и незаметной, но в нужный момент, в минуты колебаний, она умела вмешаться, повернуть ход мыслей, придать своему мужу уверенности, настроить его на нужный лад. И сейчас Геннадий вдруг почувствовал облегчение, подумал: «В самом деле, может быть, она права?!»
Дни летели незаметно. Прошел месяц. Большую часть времени Геннадий проводил в штурманской рубке за работой, стараясь не мельтешить перед Дорониным и не попадаться на глаза Максимову, который часто бывал на корабле.
Но это не значит, что командир корабля забыл о существовании лейтенанта Кормушенко. Когда истек срок, Доронин с утра вызвал к себе Геннадия:
– Как ваши дела?
Геннадий сказал, что по своей штурманской специальности он готов к ответу. Северный театр ему знаком. Конечно, пока теоретически, по картам и лоциям. Что же до устройства корабля, то в училище он изучал разные типы лодок.
Доронин недовольно покачал головой:
– При чем тут училище? Вы теперь на флоте, и у вас есть возможность полазить, пощупать, узнать.
– Я ходил по кораблю, знакомился. Только, мне кажется, мало…
– Мало или много, мы сейчас узнаем. Идемте!
Доронин резко поднялся и надел фуражку.
«Везет же… – подумал Геннадий. – Надо было угодить под начало такого дотошного командира».
С виноватым видом он следовал за Дорониным, думая, как бы, чего доброго, не опозориться на глазах у матросов, работающих в отсеках.
В одном из отсеков Доронин задержался и потребовал объяснить ему схему приборов управления стрельбой.
«Счастливый билет!» – обрадовался Геннадий. Как раз на выпускном экзамене он «вытянул» эту же самую схему и ответил на «пятерку». С полным знанием дела начал он показывать устройство приборов и как они вырабатывают данные для стрельбы и синхронно посылают их на боевые посты.
С кнопок, переключателей, сигнальных лампочек он переводил взгляд на командира корабля, на его безразличное лицо и никак не мог понять, доволен он знаниями Геннадия или постоит, послушает и преподнесет какую-нибудь пилюлю…
Доронин не сделал никаких замечаний, а коротко бросил:
– Хватит! Идемте!
Они шли дальше. Доронин то и дело останавливался и требовал показать воздушные магистрали, объяснить, где, в районе каких шпангоутов, расположены балластные цистерны, и многое другое…
А когда, обойдя чуть ли не весь корабль, они вернулись в штурманскую рубку, Доронин сел на стул и спокойно подытожил:
– На «троечку» знаете, штурман.
«И на том спасибо!» – подумал Геннадий.
– А теперь потолкуем о вашей специальности.
Командир поднялся и подошел к столику с картами.
Сдерживая волнение и страх, комом подступивший к самому горлу, Геннадий говорил себе: «Ну, чего сдрейфил? Это же твоя стихия».
Не торопясь развертывал он карту северного театра, показывал фарватеры, маяки, объясняя при этом систему радионавигации. Вдруг он заметил интерес на лице командира и сразу ободрился. Уже спокойней и уверенней объяснял он характерные особенности течений в различных районах Баренцева и Карского морей, рассказывал о гидрологии морей, а в отношении ледового режима приводил новейшие данные советских дрейфующих станций.
– Довольно! – строго сказал Доронин. – Свое дело знаете много лучше…
И, точно сразу забыв об экзамене, мягко спросил:
– Кажется, адмирал Максимов с вами говорил насчет истории подледного плавания?
– Так точно, говорил.
– Ну, и что вы решили?
– Я заказал в Североморске литературу и буду этим заниматься, как только освоюсь на корабле.
– Слушайте, штурман! В таком случае вам сам бог велел стать для начала нашим корабельным историком. Правда, исторический журнал у нас ведет замполит. Вы будете его правой рукой.
Геннадий обрадовался: пожалуй, это дело по нему. И смотрел, не решаясь перебить командира, увлеченного своей идеей.
– Вы понимаете, штурман, все в жизни проходит. Люди, корабли рождаются и умирают, а написанное нами остается, продолжает жить. И передается новым поколениям моряков. Уверяю вас, придет время и нас с вами вспомнят, скажут, вот они осваивали первые советские атомоходы, совершали далекие плавания и прочее такое…
Геннадию понравилась идея, но еще больше, пожалуй, удивила его восторженность командира, все время казавшегося сухарем и службистом.
– Я еще кинолюбительством увлекаюсь, – обронил Геннадий. И точно масла в огонь подлил.
– Вот и отлично! Значит, вы будете писать историю и иллюстрировать фильмом собственного производства!
Доронин посмотрел на часы, встал, и его лицо опять приняло строгое выражение.
– Учтите, история историей, а по устройству корабля я вас еще погоняю…
С этими словами он вышел. Геннадий направился к столику, за которым над картами сидел Таланов.
– Поздравляю, вам здорово повезло, – сказал он с улыбкой. – С нашим командиром не так-то просто найти общий язык.
– Странно. Он так заинтересовался моим кинолюбительством…
– Минутное настроение… Я это на себе испытал.
6
Рано просыпался жилой городок подводников. Машины к кораблям уходили в семь утра, а незадолго до этого на улицах, при свете фонарей, точно призраки, возникали из снежной пелены фигуры в черных шинелях.
Геннадий обрадовался, издали приметив Таланова, подошел к нему и, козырнув, весело сказал:
– Метет, товарищ капитан третьего ранга. По всем правилам север…
– Что вы! Иногда за ночь снежные горы вырастают. А в общем, север не так уж страшен. Возможно, где-то на Новой Земле затеряешься, а у нас дорогу к остановке спутать нельзя. Круглые сутки горят уличные фонари. Цивилизация…
Две яркие фары осветили толпу. Геннадий с Талановым последними вошли в автобус и устроились на заднем сиденье.
Вскоре автобус плавно подошел к знакомому дому.
Процедура переодевания и выполнение всех формальностей занимала каких-нибудь десять – пятнадцать минут. И офицеры шагали к своим кораблям.
– Смотрите, какая пестрая гамма цветов, – сказал Таланов, закинув голову вверх. – Такое можно наблюдать только у нас в Заполярье.
Геннадий присмотрелся: всходило солнце, у самого горизонта небо было темно-синее, выше к зениту оно незаметно светлело и постепенно переходило в бледно-розовый цвет. Действительно, чудеса природы! Ни одному художнику не придет на ум такое фантастическое сочетание цветов.
Они подошли к кораблю. Вслед за командиром боевой части Геннадий спустился в центральный пост и первым, кого он увидел, был мичман Пчелка-Дубовик.
Комкая в руках ветошь, он рапортовал Таланову, а затем, словно желая подчеркнуть свое уважительное отношение к Кормушенко, произнес громко и раскатисто:
– Здравия желаю, товарищ лейтенант! Як здоровья, товарищ лейтенант?
Геннадия трогало участие, забота и больше всего подкупала интеллигентность этого добродушного, круглолицего, улыбчивого человека.
По утрам Геннадий с удовольствием наблюдал, как мичман, облачившись в комбинезон, командовал: «Дать давление гидравлики!» – и начинал проверку рулевого хозяйства.
Не так сложились отношения у Геннадия с другим своим подчиненным – старшиной команды штурманских электриков Василием Голубевым. Он, скрытный, замкнутый, нелюдимый, ко всем, в том числе и к Геннадию, относился с подозрением.
Хотя Геннадий знал, почему так происходит, но от этого не легче столько времени быть рядом с человеком и ничего от него не услышать, кроме служебных разговоров. Отчасти Геннадий винил себя, свою неопытность. Нужно обладать какими-то качествами, чтобы человек проникся доверием, а он прямо в лоб спрашивает: «Ну, как жизнь?» И Голубев так же отвечает: «Ничего, живем нормально».
Однажды Геннадий обратился за советом к Пчелке и услышал, что ничего в таких случаях не надо делать. Пройдет время, и все образуется. «Он привыкнет к вам, вы к нему. Через годик не узнаете Васю Голубева».
«Год – слишком долгий срок. Хорошо бы побыстрее», – подумал Геннадий. Зато на службу он не сетовал. Через несколько месяцев после прихода на корабль стать полным хозяином штурманского комплекса – это немало. А все он, Таланов, со своими причудами, странностями… Одно хорошо: ни во что не вмешивается, не сует всюду нос, не нервирует… Обычно, придя утром на корабль, выслушивает доклады подчиненных, как будто думая о чем-то другом, но в ходе разговора умеет схватить главное, даст указания, затем отпускает всех, в виде напутствия повторяя одну и ту же любимую фразу: «Время деньги, а денег нет», и больше не мельтешит перед глазами, забьется куда-нибудь в укромный уголок и читает научно-фантастические романы.
Геннадия не давит командирская опека, он принимает это с благодарностью, как знак особого доверия, и думает только о том, как бы не подвести Таланова.
Еще накануне командир корабля предупредил: скоро пойдем на зачетную стрельбу. Важное событие.
Первый раз Геннадий будет свидетелем ракетного удара. А пока надо все трижды проверить, исключить какую-либо случайность.
Геннадий привычно вошел в помещение боевого поста. Голубев, возившийся у основания прибора, поднял голову, вскочил и наспех вытер руки ветошью.
– Товарищ лейтенант, произвожу чистку блока датчиков, – доложил он и замер, вытянув руки, как всегда пугливый, настороженный.
Геннадий поздоровался:
– Ну, как дела?
– В порядке, товарищ лейтенант. Лично проверил.
– Давай посмотрим.
Геннадий за короткое время службы выработал золотое правило: свой глаз – алмаз. Все прощупает своими руками… Он нажал рычажок «питание», вспыхнули сигнальные лампочки счетно-решающих приборов, послышался мягкий шелестящий шум работающих механизмов. Вместе со штурманскими электриками он проверял навигационный комплекс, недавно установленный заводской бригадой. Геннадий забыл обо всем на свете и даже о том, что рядом стоит Василий и надо бы с ним переброситься живым словом. Сам Голубев не решался напомнить о себе.
«Оба офицеры, а какие разные, – думал он, сравнивая Кормушенко и Таланова. – Этот все может сделать, а тот – книжный человек. Аппетит большой, любит красивую жизнь».
Вспомнился недавний случай. Таланов приобрел телевизионный комбайн «Беларусь». Казалось бы, чего больше – тут и телевизор, и радиоприемник, и проигрыватель. Так нет, пришло в голову придать ему «художественное оформление»: пусть телевизионная антенна возвышается в виде маяка. Где ее такую достать? Тут он и вспомнил о Голубеве. Вспомнил потому, что Василий сам сконструировал радиоприемник с телевизором. Таланов позвал его к себе: вот, полюбуйся моей покупкой и построй антенну-маяк.
«У всех офицеров антенны куплены в магазине за десять рублей, и видимость отличная», – заикнулся было Василий, а он и слушать не хочет: «Пусть у всех будет покупная, а ты сам сделай». Спорить бесполезно. Василий пошел на берег, раздобыл журналы. Там десятки вариантов антенн. Есть схемы, страшно поглядеть – еж с колючками. За «ежа»-то и ухватился Таланов. «Такую мне и сделай». Много вечеров сидел Василий и мастерил маяк и замысловатую антенну; один тросик сплести чего стоит… Привез, установил. Появилась на экране сетка для настройки. Все, как полагается, а хозяина не устраивает: «Вот этих квадратиков сбоку почти не видно. Давай сделай яснее…» – «Это же сетка, товарищ командир», – объясняет Василий. А он сердится. «Вот ты добейся, чтобы каждая точка на ней была отчетливо видна». Пришлось переделывать антенну, убить еще несколько вечеров, и все оказалось бесполезным: изображение четкое, а эти проклятые квадратики по краям так и не прояснились…
Геннадий устал, прервал работу, сел и задумался.
– Василий, новая техника требует больше внимания. В инструкции по обслуживанию приборов придется кое-что добавить…
– Как прикажете, товарищ лейтенант.
– Я хочу знать твое мнение.
– Оно, может, и надо. А народу у нас – минимум.
– Тяжело будет – я помогу.
– Ну, с вами другое дело…
До ухода в жилой городок последнего рейсового автобуса оставалось сорок минут. Геннадий надел китель и поднялся к Таланову доложить, что новая техника, недавно поступившая с завода и установленная на корабле, требует большего ухода. Старые инструкции уже не годятся, их придется основательно переделать. Но не успел он и слова проронить, как Таланов протянул ему «Листки извещения мореплавателям».
– Геннадий Данилович, сами понимаете, поход на носу. Убедительно прошу, задержитесь и откорректируйте карты.
О том, что через несколько минут уходит автобус, а там, дома, с нетерпением ждут жена и дочь, Геннадий не посмел заикнуться.
– Есть, будет исполнено, – привычно ответил он и все же напомнил насчет инструкций, что вот-де сама жизнь требует внести в них изменения. Дескать, новая техника таит много возможностей, а инструкции отстали от жизни.
Таланов слушал рассеянно, торопливо надевая шинель.
– Вы подготовьте свои соображения, и мы завтра с утра потолкуем.
– Разрешите, я набросаю инструкции.
– Добро, делайте, что считаете нужным… С моей стороны поддержка обеспечена, – откликнулся Таланов, на ходу застегивая пуговицы, и, уже открыв дверь, добавил: – Не волнуйтесь, я позвоню дежурному, вас отправят домой на машине.
Геннадий сел к столу, расстелил карты, положил перед собой извещения. Болела шея, веки слипались, все тело ныло. Стоило больших усилий перебороть себя, заставить сосредоточиться над картами. А впереди еще прокладка…
7
Геннадий в последнее время поздно возвращался со службы, а после ужина еще сидел за книгами о полярных плаваниях. Не оставляла идея стать Нестором-летописцем. Для начала хотелось узнать по книгам историю завоевания Северного полюса. Вера видела увлеченность мужа, радовалась. Огорчало только, что он изо дня в день не высыпается. Она даже собиралась попросить Таланова, чтобы он пораньше отпускал Геннадия. Но стоило ей заикнуться об этом, как Геннадий начинал сердиться.
– Не смей и думать, мышонок. Лейтенантам везде достается. Иначе быть не может. Зато набираешься ума и опыта. А насчет отдыха и удовольствий – успеется. Вся жизнь еще впереди…
Вера поверила: может, и в самом деле нагрузка только на пользу – и отступилась. Вот и сегодня утром она не догадалась, в какое дальнее и ответственное плавание уходит муж. Он только обнял ее, заглянул в глаза и сказал: «Не беспокойся, недельки две меня не будет». Собрал вещи в маленький чемоданчик и уехал.
Сейчас он сидел за широким прокладочным столом, подбирал походные карты.
Вошел, как всегда неожиданно, Таланов, протянул руку.
– Я вижу, не укладываетесь в служебное время. Не удивляйтесь, Геннадий Данилович, все не укладываемся, все не поспеваем… Грех винить кого-нибудь… Попробуй справься с этаким хозяйством. – Он сделал широкий жест рукой в сторону отсека, уставленного шкафами навигационного комплекса.
Геннадий улыбнулся, снял пилотку, вытер потный лоб.
– У меня нет еще навыка…
– Не в этом дело, Геннадий Данилович, мы рабы техники. Понимаете, техника нас гонит вперед… Нет, предки наши лучше жили, а? Читаю «Фрегат «Палладу» и завидую дедам: ходили на парусниках, хлопот-забот не знали. «Кливер-шкоты травить!..» «Брамсели поднять!..» Или взять крейсера. Выйдешь на мостик, ветерок обдувает, прохаживаешься… А на наших чудищах… Команда «Срочное погружение» – и будь здоров на два месяца, а то и больше… Претензий предъявлять некому… Служба… Вы на меня не обращайте внимания. Вероятно, убедились, я человек весьма консервативных взглядов. Меня часто прорабатывают, а перевоспитать не могут. Может, вы за это возьметесь?
– Нет уж, увольте, товарищ капитан третьего ранга. То вы говорите насчет стандартизации жизни, нивелировки человеческой личности. Дескать, бешеная работоспособность, а не дают развернуться… Теперь сетуете на технику. Она, проклятая, во всем виновата, гонит нас в хвост и в гриву.
– Одно другому не противоречит. Если хотите знать, гонка науки и техники – это тоже своеобразный стандарт нашего времени.
Таланов обратил внимание на карты, полистал их, глянув на часы, ужаснулся: «Время деньги, а денег нет» – и поспешил к командиру корабля. Через несколько минут он вернулся с известием:
– К нам идет начальство. Интересуются комплексом. Я доложил – все в полном порядке.
Геннадий поднял голову и первый раз серьезно возразил:
– Зря вы так сказали, товарищ капитан третьего ранга. Нам еще надо кое-что отрегулировать…
Таланов сделал недовольную гримасу:
– В походе будет время, все наладится, а пока надо мудрость проявить и помалкивать. Вы не знаете наше начальство! Только заикнись, сейчас же начнутся выяснения, что случилось, по чьей вине… Надеюсь, понимаете, не в ваших интересах на первых порах службы иметь фитили от начальника…
Геннадий хотел что-то сказать, но открылась дверь, и в рубку вошел Максимов вместе с командиром корабля и флагманскими специалистами.
Таланов вытянулся и подошел к Максимову.
– Товарищ адмирал. Боевая часть один к походу готова. Командир БЧ капитан третьего ранга Таланов. – Он не мог скрыть волнения и запинался.
Максимов поздоровался с ним и с Кормушенко.
– У вас смонтирован новый комплекс. Ну как, довольны? – спросил Максимов.
– Так точно, довольны, – отчеканил Таланов.
– Идем, похвастайтесь.
Таланов с видом заботливого хозяина хотел забежать вперед. Перед ним неожиданно выросла широкая спина Максимова, который первым направился вниз. Таланову ничего другого не оставалось, как пропустить всех, и, замыкая шествие, войти в пост последним. Максимов уже просматривал пульт управления, и само собой получилось, что рядом с ним оказался командир группы лейтенант Кормушенко.
Максимов интересовался новой аппаратурой, приказал дать питание, то и дело наклонялся к приборам, сигнальным огням, спрашивал Кормушенко, что и как… Геннадий подробно объяснял и все время видел стоявшего поодаль обиженного, уязвленного командира боевой части и даже заметил, как тот кусает губы. Зато Максимов был в хорошем настроении, смеялся, шутил и, судя по всему, остался доволен и штурманским комплексом, и лейтенантом Кормушенко.
– В походе будет возможность все хорошенько проверить, а когда вернетесь, дайте в штаб флота заключение, – наказал он и со свитой удалился.
Геннадий, хоть и не чувствовал за собой никакой вины, испытывал все же некоторую неловкость. Он подошел к насупившемуся, хмурому Таланову, хотел что-то сказать, но тот резко отвернулся и стал молча подниматься в рубку. Геннадий не отставал от него.
– Товарищ командир, вы, кажется, на меня обижены, – осторожно заговорил он первым.
– Обижен – не то слово, Геннадий Данилович. Я удивлен! Просто удивлен! – Таланов старался себя сдержать, и только нервные движения рук выдавали его душевное состояние. – Есть офицеры и старше вас. Они тоже могли бы дать объяснения…
Геннадий покраснел.
– Что вы, товарищ капитан третьего ранга. Да у меня и в мыслях такого не было…
– Не знаю, было или не было, а факт остается фактом, – резко сказал Таланов и замолк, углубившись в изучение карты.
Геннадий долго не смел поднять головы.
…В поздний час по трансляции донесся как всегда чуть хрипловатый голос старпома:
– По местам стоять…
Несколько легких толчков. Винты пришли в действие, и грузная махина стала удаляться от пирса.
Впереди лютое Баренцево море, не знающее покоя, беспощадное к людям и кораблям. Сколько жизней поглотило оно, когда лодки этой же дорогой уходили навстречу врагу. Глухая ночь, шторм. Свирепая волна с разбегу налетает на корабли, перекатывается через рубку. Командир и сигнальщик привязывают себя к тумбе перископа, чтобы не оказаться за бортом, и часами стоят, мокрые, продрогшие, не выпуская из рук бинокля. И, как подобает сигнальщикам, глазами впиваются в темноту, чтобы за снежными зарядами не упустить цель…
Бывало и так. Командир радировал: «Пришли на позицию. Ведем поиск». Затем в эфире наступало долгое мучительное молчание; оно длилось неделями и месяцами. А на берегу ждали, волновались: «Ну как?..» – спрашивали друг друга. И слышали один ответ: «Не отвечают». Понимали, что все кончено, а все-таки не хотели верить, всякое придумывали, лишь бы не потерять надежду увидеть своих друзей в добром здравии.
Так со славой жили рыцари морских глубин, честно воевали и погибали, не думая о смерти.
…Походная жизнь катилась по-обычному, размеренно и вместе с тем напряженно, от вахты до вахты, с короткими промежутками, во время которых надо поесть, отдохнуть, с кем-то повидаться, что-то выяснить.
Геннадий смотрел на путевую карту: светящийся зайчик автопрокладчика будто проползал узким извилистым проливом в направлении открытого моря.
Только что прошли траверз выходного маяка.
Таланов молча сидел на разножке, наблюдая за Геннадием. Оно понятно – первая вахта. Как бы лейтенант не допустил ошибку.
Но Геннадий спокоен. Правда, на него работает сейчас весь штурманский комплекс, сообщает данные о месте корабля. Однако какие бы точные ни были машины, приборы, а без живой души не обойтись, и, вероятно, она всегда будет умнее самой совершенной техники.
Вышли в открытое море, легли на курс, и Таланов счел за благо отдохнуть.
Едва за ним закрылась дверь,, тут же показалось широкое, добродушно-улыбчивое лицо мичмана Пчелки.
– С вахты сменився, – сообщил он, – и хочу побачить, где мы идем.
Наклонившись к карте, он щурился, усталые глаза казались совсем крохотными и утопали в веках.
– Дюже быстро, – сказал он с удовлетворением и, подняв голову, уставился на Геннадия. – Що это вы у нас худеете?
– Перед походом было много работы…
Вскоре после ухода мичмана вернулся Таланов. Не мог он за полчаса выспаться, между тем вид у него был свежий, отдохнувший.
– Попил чайку, – сообщил он таким тоном, будто между ними ничего не было, – и усталость как рукой сняло. Советую и вам, Геннадий Данилович. Вы себе не представляете, какое чудо крепкий чай, да еще с кислинкой экстракта…
Неожиданная перемена удивила и отчасти обрадовала Геннадия.
– Я видел, секретарь к вам зарулил, – как бы невзначай заметил Таланов.
– Да, интересовался, где идем, посмотрел на карту и ушел.
– Вы бы ему напомнили – вахта святая святых, нельзя людей от дела отрывать.
– Я не отрывался, мы с ним говорили всего две-три минуты…
– Ну ладно, это я так, между прочим. – Таланов перевел свой взгляд на карту и воскликнул: – Ого, здорово, уже мыс прошли!
– Так точно, полный ход дали. Теперь легли на курс ноль, – доложил Геннадий и направился в гиропост.
Через сорок минут была смена вахты, и Геннадий, сделав доклад командиру, получил разрешение на отдых.
– Не забудьте выпить чайку, – дружески напомнил Таланов.
На пути встретился командир корабля и недовольно глянул на Геннадия.
– Что вы тут расхаживаете?
– Реактор хочу посмотреть, товарищ командир.
– Поспали бы лучше…
– Не беспокойтесь, товарищ командир, – проговори Геннадий и пошел дальше. Ему действительно хотелось увидеть реактор. Не на якоре – в мертвом виде, а на ходу, во время движения корабля. Открыв тяжелую массивную дверь, он очутился в коридорчике и встретил знакомого офицера.
– Привет, товарищ лейтенант, – улыбнулся тот. – Чем обязаны вашему приходу?
– Просто хочется посмотреть.
– Не боитесь?
– Чего же бояться. Служим-то вместе, на одном корабле. Только разве что нас отделяют переборки…
– Не обижайтесь. Был тут у нас один чудак. Мчался мимо реактора полным ходом. А мы крутимся вокруг него целыми днями, и ничего не случается…
Геннадий посмотрел на его круглое лицо с завидным румянцем и подумал: такую цветущую физиономию не грешно поместить на обложке журнала «Здоровье». Энергетик взял Геннадия за плечо:
– Идемте! Ничего сверхъестественного вы не увидите. Но все же…
Они вошли в отсек, большую часть которого занимал пульт управления атомной энергетической установкой. В самом деле, на первый взгляд ничего особенного, как везде: офицеры за пультом, а перед ними циферблаты, шкалы, кнопки. Но за всем этим будничным, привычным – сложный мир ядерной физики, высшей математики, электроники…
– Прошу сюда!
Энергетик подвел Геннадия к толстому смотровому стеклу, через которое опять-таки ничего особенного нельзя было увидеть. Стенки котла – и все.
– Смотрите, вот это и есть реактор. Увы, процесс распада ядра увидеть невозможно. Поверьте на слово: какие-то ничтожные граммы ядерного горючего унесут нашу махину на край света…
Геннадий поблагодарил и, вспомнив строгое лицо командира корабля, поспешил в кают-компанию.
