Текст книги "Хроники тридцатилетней войны (СИ)"

Автор книги: Николай Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

– Соблазнительно, – стал нашептывать Алекс. – Надо разведать обстановку и готовность миланцев к свержению испанского ига. Но прозондировать и туринское направление: вдруг враги готовы к решительному штурму?

Через неделю по каналу Тичинелло к Милану под вечер подошла вереница барж. Первая баржа остановилась у башни, перекрывающей канал, и ее небольшая команда приготовилась к обычному досмотру груза.

– Что везешь, Петруччо? – обратился начальник дозора к знакомому капитану.

– Муку из Новары.

– Что, во всех баржах?

– Во всех.

– Это хорошо. Значит, в этом году голода в городе не будет. Ну, открой трюм....

Матрос по знаку капитана открыл крышку люка на палубе баржи, сразу под которой виднелись крутобокие мешки с мукой.

– Полная баржа, – удовлетворенно констатировал дозорный. – Можешь следовать в Навилью.

Час спустя все баржи сгрудились в акватории речного порта Милана, известного под именем Навилья. Петруччо переговорил с начальником порта, собрал матросов с барж, и они отправились гульнуть в припортовой таверне, оставив баржи на ночевку. Когда ночная мгла совсем сгустилась, внутри барж начались трансформации: поддоны с мешками, подпиравшие люки, были отодвинуты и наружу стали выбираться бойцы егерского богемского полка. А из переулков порта им навстречу стали выходить патриоты Италии, которых лазутчики смогли ранее найти в Милане (несколько десятков). По команде полковника Черни одна рота егерей отправилась назад, брать под свой контроль западные ворота Милана (не только водные, но и сухопутные), а другие роты рассыпались на плутонги и двинулись во главе с этими патриотами по адресам испанских офицеров и прочих ответственных лиц. Кое-где на улицах им попадались патрули ночной стражи, которые чаще всего удавалось нейтрализовать, но в паре случаев произошла потасовка со стрельбой – и ничего, никто в городе особо не переполошился.

Утром к Новарским воротам Милана подошел драгунский богемский полк – во главе с графом Крайиржем, рядом с которым рысил и фельдмаршал фон Анхальт. Ворота готовно открылись, и бравые драгуны проследовали до Пьяцца дель Дуомо с ее грандиозным готическим собором. Впрочем, Кристиан и Крайирж прошли в здесь же расположенную ратушу, где егерями за ночь были собраны все испанские офицеры и чиновники числом около двухсот.

Сеньоры! – обратился к испанцам Кристиан. – Довожу до вашего сведения, что Миланское губернаторство находится с сегодняшнего дня под юрисдикцией короля Богемии в лице меня, фельдмаршала фон Анхальта и моих офицеров. В дальнейшем оно будет, видимо, передано в управление герцогу Пьемонта и Савойи Карлу Эммануэлю. Вам предоставляется право покинуть Милан вместе с семьями.

Переждав поднявшийся в зале ропот, Кристиан повысил голос:

– Есть и другой вариант вашей судьбы: остаться здесь и помогать готовить управляющих чиновников для города из итальянцев, населяющих Милан. Выбирайте, сеньоры. Мне же сказать вам больше нечего.

– Но где наш губернатор, герцог де Фериа?

– По данным моей разведки сражается под стенами Турина. Если же он попытается вернуться в Милан, то, вероятно, ляжет под его стенами....

Глава тридцать девятая. Конец губернатора Милана

Гомес Суарес де Фигероа, герцог де Фериа, полагавший себя еще вчера правителем Миланского губернаторства, мчался во главе сводного конного корпуса (кирасиры и рейтары) численностью около 6 тысяч от Турина в сторону Новары. Его пехота (6 терций по 1500 бойцов) двигалась следом, но сильно отставала, а в тылу колонны мощные битюги тянули 10 пушек весом по полторы тонны. Командующий осадой Турина герцог де Сантильяна просил губернатора "покончить сначала совместно с Карлом Эммануилом, всего через неделю!", но де Фериа уже бредил реконкистой Милана и ждать семь дней не пожелал.

Перемахнув по мостам и бродам речки Малоне и Орко, кавалькада выскочила к реке Аосте, за которой на склоне долины виднелся городок Салуджа. Первый полк рейтар миновал мост и втянулся в городок, за ним стали переправляться кирасиры, среди которых ехала карета с губернатором. Вдруг раздался мощный взрыв, и обломки моста вместе каретой взлетели на воздух! Сразу после этого из кустов, густо покрывающих правый берег реки и острова ниже бывшего моста, началась плотная стрельба из мушкетов, и через несколько минут вся дорога к переправе оказалась завалена бьющимися в агонии конями и погребенными под ними всадниками. Уцелевшие кирасиры, сломя голову, помчались назад, на соединение с основными силами корпуса, но их настигли кирасиры фон Лобковица (лежавшие до поры в засаде) и пустили в ход смертоносные палаши. Ворвавшись на плечах противника в основную колонну, богемцы разметали и второй кирасирский полк, а затем повернули "все вдруг" назад и помчались под прикрытие своих стрелков. За ними увязались было рейтары и часть испанских кирасир, но нарвавшись на густой рой пуль, подкрепленный картечью из 8 полковых пушек, умчались прочь. Головной рейтарский полк выскочил из узких улочек городка, получил свою порцию пуль и картечи и утек обратно под защиту домов.

Гусары, пустившиеся на поиски противника в западном направлении, обнаружили, что остатки испанской кавалерии соединились с пехотой в городе Чивассо при устье реки Орко, но попыток выйти из города пока не предпринимают.

– Советуются офицерики, – резюмировал Алекс. – Губернатор уже на небесах и подтолкнуть их к активности не может, впереди какой-то очень зубастый враг, а сзади большая толпа своих – не повернуть ли назад, к Турину?

– Может, перекрыть им дорогу на Турин? – предложил Кристиан.

– У нас маловато сил. Полк мушкетеров сторожит Новару, егеря и драгуны сидят в Милане, кирасиры с гусарами для преграды не годятся, а наши два полка мушкетеров вместе с пушками сидят в 15 км от Чивассо. Да и не сдержат они такую массу пехоты и конницы....

– А если совершить налет на их артиллерию, которая еще не подошла к Малоне?

– Вот это можно. Сажаем полк стрельцов к кирасирам и рысим к Чивассо, но обойдем его с севера, переправимся через Орко и пойдем на перехват пушечной колонны. Здесь же останется еще один полк, гусары и артиллерия – для отгона рейтар и случайных отрядов их хватит....

Пушки и льнувший к ним обоз застряли в узком междуречье Малоне-Орко, где дорога была участками подболочена. Однако они были под охраной целой терции, солдаты которой развели под вечер многочисленные костры по всему периметру стоянки.

– Идеальная ситуация для ночного обстрела и атаки, – хохотнул Алекс. – Мы их видим, а они нас нет! Чем еще хорош ночной бой: когда атакованным становится очень страшно, у них появляется сильный соблазн сбежать в спасительную темноту, то есть дезертировать. Но, может, я зря оговариваю противника, может вот эти испанцы все отчаянные смельчаки и драчуны? Пока не проверишь, не узнаешь. Выдвигай, Кристиан, мушкетеров к кострам с севера, не доходя метров 300 и начинай, пожалуй....

Через 10 минут после начала обильного обстрела лагеря ни одного живого испанца вблизи костров не осталось (костры продолжали гореть, так как при попытках их потушить все смельчаки оказались убиты или ранены) – кто-то отполз за возы или пушки (и стрелял из-за них в темноту), а кто-то и сбежал? Вдруг из этой страшной темноты раздался многоголосый вой, а потом ему на смену явился очень зычный (из рупора) голос:

– Молитесь, жалкие душонки! Мы – воинство Сатаны! Сейчас вы услышите топот наших копыт и содрогнетесь! Слышите?!

В тылу позиции мушкетеров начался топот, который все нарастал и нарастал – и вот на испанский лагерь налетели с разных сторон кирасиры, быстро довершив разгром и бегство его защитников. Еще через полчаса стволы пушек были разорваны избыточными зарядами пороха, мушкетеры заняли свои места сзади кирасиров, и летучий отряд двинулся в обратный путь, обозначенный гусарскими патрулями. Ночевали богемские рейнджеры уже в Салудже, из которой гусары и мушкетеры изгнали предварительно рейтар. Ну, а к вечеру вернулись в свой опорный пункт, Новару.

Глава сороковая. Кальвинист, убеждающий архиепископа

В ноябре Кристиан, убедившись (по данным разведки) в способности туринского гарнизона держать осаду и отражать штурмы, стал мотаться между Новарой и Миланом и налаживать в них итальянское самоуправление, а также создавать национальные вооруженные силы. Опираться ему приходилось, конечно, на дворянство, а использовать разнообразных ремесленников. Впрочем, многие итальянские аристократы скомпрометировали себя сотрудничеством с испанскими захватчиками (немудрено за 90 лет оккупации!) и потому их следовало привлекать к власти очень избирательно. За образец Алекс предложил взять Венецианскую республику, где многие сотни лет не было единоличного правителя, а всеми делами руководил совет из аристократов (дожей).

В Новаре подобрать несколько кандидатов в дожи (числом пять) не составило труда, поскольку здесь жило не более десяти знатных итальянских семейств. Не то в Милане, где таких семейств было уже под сотню. С кого начать?

– Надо идти к архиепископу, – предложил Алекс.

– Что?! Я, кальвинист, должен идти к идолопоклоннику?

– Какой ты уже кальвинист, Кристиан? Грехами обвешан как елка шишками, да и в церковь почти не заглядываешь....

– Не заглядываю потому, что с тобой связался, ярым безбожником!

– А ты вообрази себя не безбожником, а богоискателем, отрицающим существующие конфессии по причине их явного несовершенства. Но надежда в тебе еще живет....

– С кем я о Боге разговариваю!

– Короче, Крис, кардинал Федерико Борромео – самый авторитетный среди миланских аристократов. Поладим с ним – приструним и других.

– Ладно, иду в собор....

Резиденция архиепископа Миланского находилась в тыловой части готического Дуоме и более походила на кабинет министра, а не религиозного деятеля. Впрочем, Борромео принял нынешнего правителя города в традиционном кардинальском одеянии: красной мантии до пола и такой же шапочке. Войдя в кабинет, где кроме кардинала (лет под 60, высокого седоволосого, осанистого) присутствовал еще молодой человек в темной рясе, Кристиан сдержанно поклонился, но к руке, протянутой для традиционного поцелуя, не подошел.

– Для чего правителю Милана понадобилась аудиенция у служителя католической церкви? – спросил цепко кардинал.

– Я скажу Вам об этом, монсиньор, после того как мы действительно окажемся наедине, – скупо ответил фон Анхальт и сел в кресло в ответ на молчаливое приглашение.

Кардинал кивнул молодцу, и тот выскользнул в дверь, ведущую во внутренние покои.

– Надеюсь, он не будет подслушивать? – спросил Кристиан. – Наша беседа может повернуться так, что Вам, защищая себя, придется наушника утопить или удавить.

Потом чуть улыбнулся, смягчая угрозу, и продолжил:

– Из курса истории мне помнится, что жители Милана до испанской оккупации и до узурпации власти герцогами Торриани, Висконти и Сфорца имели самоуправление – подобное тому, что имеется сейчас в Венецианской республике. Это так?

– Было такое время в истории Милана, – подтвердил кардинал. – Но с той коммуны прошло около 400 лет. К тому же самоуправление привело к войне гвельфов против гиббелинов. И только герцоги смогли обуздать народные массы.

– Власть герцога над Миланом была бы сейчас уместна, но только итальянского герцога. Иначе миланцы, да и неаполитанцы с сицилийцами совсем испанизируются – вплоть до забвения своего языка.

– Мы, итальянские служители церкви, не дадим этого сделать, – веско сказал кардинал.

– Позволю напомнить Вам, что в Италии раньше жили римляне, говорившие на латинском языке. Вы, служители церкви, упорно его поддерживаете (слава вам!), только современные итальянцы говорят по-другому. Но еще более разительный пример представляет Египет, жители которого говорят и пишут исключительно на языке своих завоевателей, арабов. А ведь когда-то они писали иероглифами и говорили на своем, ныне забытом языке....

– Откуда у Вас эти сведения, про Египет?

– О его великой истории писали греки Геродот и Аристотель, а также римляне Страбон и Плиний. И есть много упоминаний в Ветхом завете. Что же касается экспансии Испании, то совсем недавно она поглотила обширную Португальскую империю и пытается испанизировать ее жителей. А здесь, в Милане, вы разве не ощутили ее давления?

– Нам удавалось жить мирно, – кисловато сказал архиепископ.

– То есть испанцы не заселяли постепенно Милан и не забирали себе важные чиновничьи должности?

– Их здесь живет не так много, – с той же миной ответил кардинал. – Правда, должности они почти все прибрали и доход с них имели немалый.

– И значительную часть налогов с итальянских крестьян и ремесленников губернатор отправлял в Испанию?

– Да.

– Тогда это похоже на мирную жизнь овец и пастухов, которые их доят, стригут, пользуют, коли охота, и затем колют на мясо. И долго вы собирались так жить? Не отвечайте, это вопрос риторический. Но могу пообещать: сейчас у вас появился шанс взять власть в стране в свои, итальянские руки. Я этому буду всемерно способствовать. Дело за малым: найти энергичных и умелых патриотов, которые будут обеспечивать процветание всех слоев миланского общества и защищать его от внешних посягательств. И мне кажется, что именно Вы, монсиньор, знаете таких людей.

Кардинал поднял голову и впервые посмотрел в глаза собеседника открыто. Удовлетворившись увиденным, он спросил:

– Востра синьориа (Ваше сиятельство), принципе фон Анхальт! Но как долго Вы лично намереваетесь пробыть в Милане?

– Вероятно, эту зиму и часть весны – до разворачивания военных действий в Пьемонте. Но я привык действовать быстро и потому считаю, что это большой срок. За это время гарантирую, что подготовлю из миланских добровольцев достаточно умелых солдат. Было бы желание у них, а главное у вас, нобилей.

– Хорошо, я начну переговоры с нужными людьми, – пообещал Федерико Борромео. – Но все мы будем ждать создания дееспособной армии Милана. Будет надежная защита – появится и желание к самоорганизации. В самом деле, чем венецианцы лучше нас?

Глава сорок первая. Полуэффективные инициативы

В начале декабря 1623 г обильные дожди вызвали мощный паводок в верховьях р. По, который вынудил испано-генуэзские войска прекратить осаду Турина: как осаждать, если прерван подвоз боеприпасов и продовольствия, а все поля и траншеи вокруг города затопило? А в конце декабря Ломбардию стал засыпать снег. Сначала он за день стаивал, но за ночь вновь накапливался, выхолаживая землю и воздух и, в конце концов, образовал сплошной покров. В Милане замерзли каналы, по льду которых стали кататься на чем попало предприимчивые мальчишки. Итальянские добровольцы, заселившие казармы испанских солдат, с утра занимались расчисткой от снега учебного плаца, а потом по командам богемских унтеров начинали бегать по нему, ходить вприсядку "гусиным шагом", растягиваться, бороться и т.д., а после обеда осваивать холодное и огнестрельное оружие. Алекс предусмотрительно предложил не давать им модифицированных мушкетов и соответствующих пуль, а обходиться колесцовыми, но учить по прусской методе 18 века, благодаря которой скорострельность достигала 5 выстрелов в минуту (с применением бумажных патронов, воронкообразных запальных отверстий, железных шомполов и, конечно, четких однообразных команд по заряжанию ружей). Ну, пять не пять, но 3-4 выстрела в минуту у итальянцев стало получаться. К этим ружьям были приделаны держатели для штыков, благодаря чему мушкетеры могли противостоять в рукопашной схватке пикинерам да и от кавалерийской атаки отбиться. Впрочем, пикинеры в каждом батальоне остались в соотношении 1:4 – штык все-таки не пика, коротковат для первого столкновения.

Кавалеристов готовили по методам, принятым в богемской армии, причем тоже ввели вместо общепринятых рейтар драгун. Миланские оружейники как всегда оказались на высоте и выковали для кирасир отличные бригантины, шлемы и сбалансированные палаши. Кондиционных коней для кирасир искали по всем поместьям и сумели-таки набрать на два полка. Рысаков для гусар набралось на полк – ну и достаточно. Драгун тоже набрали один полк, хотя для них проблема с конями не стояла. В кавалеристы охотно шли и дворяне и купеческие дети. Теперь они рьяно рыхлили снег в окрестностях города, отрабатывая управление конями и маневрирование строем. А драгуны еще и меткую (по возможности) стрельбу.

Впрочем, Кристиан непосредственно с новобранцами не занимался (наладил процесс и ладно), уделяя больше времени контактам с местной знатью. Однажды при очередном посещении палаццо Борромео, где жил новоявленный полковник итальянских кирасиров Джулио Чезаре Борромео со своей женой Джованной Чези (герцогиней ди Чери) и тремя малыми детьми, он увидел в их обществе симпатичного темноволосого дворянина лет сорока, которого Джованна представила своим кузеном Федерико, приехавшим из Рима погостить.

– Черт побери! – беззвучно воскликнул профессор Долгинов. – Да ведь это основатель итальянской академии наук деи Линчеи, то есть рысьеглазых!

– Твое восклицание означает, что ты сейчас в него вцепишься? – стоически спросил Кристиан. – И я буду изображать из себя великого ученого?

– Можешь не изображать, просто озвучивай мои мысли, и тогда Федерико, подметив несоответствие мимики и слов, сочтет тебя самым большим на свете оригиналом. Впрочем, начнем....

Кристиан поклонился римлянину с большим почтением и произнес:

– Так Вы тот самый Федерико Чези, который с группой ученых создал первую в Европе Академию наук? Слухи о ней дошли и до нашей Богемии – когда в число академиков был включен астроном и механик Галилей....

Федерико поклонился в ответ и сказал:

– Я поражен Вашей осведомленности, синьор. Про нашу Академию знают даже не во всех государствах Италии. Мы опубликовали пока лишь несколько статей и в этом году как раз работу Галилея "Пробирщик"....

– Чему же она посвящена?

– Он исследует в ней природу комет, но, главное, пропагандирует скрупулезные, взвешенные методы исследований любых природных явлений – то, чего пока нет совсем у наших так называемых ученых....

– Совершенно с ним согласен. Но к какому же выводу Галилей пришел по поводу комет?

– Он полагает, что это особые искажения атмосферы, вызывающие у нас оптические иллюзии.

– Вроде миражей?

– Можно, наверное, и с ними сравнить....

– Вот тут с великим астрономом не хочется соглашаться – кометы больше похожи на реальные небесные тела.

– Мне тоже так казалось, но с Галилеем очень трудно спорить, – сказал с улыбкой Чези.

– Если я не ошибаюсь, – ответил улыбкой Кристиан, – именно Вы, Федерико, предложили назвать небесную трубу Галилея телескопом?

– Да, – еще больше разулыбался Чези. – Ведь "теле" по-гречески означает "далеко", а "скоп" – "смотреть". Галилей посчитал это название удачным.

– Но линзы в трубе можно поменять местами и тогда, наверно, можно будет разглядывать очень мелкие предметы?

– Это Галилей тоже проделал (еще в 1609 г) и назвал такую трубу оччиолино. Она увеличивает мелкие предметы в 9 раз.

– Маловато, – огорчился немецкий принц. – Вот если бы раз в 100.... Но для этого надо, вероятно, научиться вытачивать очень мелкие двояковыпуклые линзы....

– Зачем нужно такое увеличение?

– Ну, например, для того, чтобы посмотреть, что за воду мы пьем. Вдруг в ней полно очень мелких и вредных для здоровья организмов? В болотной воде такая мелочь точно есть, сам видел, а в речной?

– Ну, тогда, пожалуй.... – произнес академик.

– Или возьмем каплю крови больного человека – например, зараженного чумой. Неужели она будет как у здорового? А если в ней обнаружатся чумные частицы? Тогда можно их поискать на предполагаемых переносчиках, которых поголовно истреблять....

– Во время чумы принято истреблять собак и кошек....

– А надо бы и крыс с мышами! У нас в Пфальце жители уверены, что чумные частицы есть на блохах, а те как раз размножаются на грызунах. А еще ими же установлено, что после кипячения простыней с постели больного и его одежд ими можно пользоваться без опаски. Помогает от заболевания чумой долгое лежание в горячей воде или баня с горячим паром. Ну, а для исцеления заболевших можно попробовать натирать их разболтанной в вине белой минеральной солью из термальных источников. В Италии таких источников ведь много?

– Есть в Тоскане, Риме, Неаполе, Сицилии и на Липарских островах.... Неужели эта соль поможет?

– Соль из терм Изара (это около Мюнхена) помогает....

– Это очень важные сведения, – сказал Федерико Чези.– Пятьдесят лет назад в Венеции от чумы погибло много людей.

– Двадцать лет назад она была в Лондоне, – добавил Кристиан , – а в этом году вспыхнула в Амстердаме. Никто не гарантирован от этой внезапной беды....

– Что за античумную пропаганду ты сейчас вел? – спросил Кристиан Алекса на обратной дороге в палаццо бывшего губернатора, которое занял по праву.

– Через 6 лет чума обрушится на Ломбардию снова, – сказал мрачновато Алекс. – Вот и готовлю умных людей хоть как-то к ее обузданию.

– Но что это за чудодейственная соль? В Изарских источниках такой точно нет!

– В отложениях вулканических терм всегда присутствует борная кислота в виде минерала сассолина. Эта кислота обладает противобактериальным действием – слабым, конечно, но все-таки. Вдруг и правда нам, бедолагам, поможет....

Глава сорок вторая. Влюбленный Нью-Шекспир

Визиты богемского кондотьера в палаццо Борромео имели под собой подоплеку, и опять тому виной оказалась паталогическая влюбчивость Алекса. В этом большом доме кроме Джулио и Джованны жила еще одна взрослая патрицианка: девица 22 лет по имени Беатриче. Как выявили клевреты Кристиана, она была рождена в преступной связи кардинала Федерико с некой дамой, которая вскоре умерла. Кардинал уже тогда отличался сердобольностью и потому упросил своего брата Ренато взять дочь на воспитание в семью. Когда Ренато умер, то опека над 7-летней Беатриче перешла к его 18-летнему сыну Джулио, приходящемуся девочке кузеном.

Вопреки своему зависимому положению, у подвижной с детства и любознательной Беатриче выработался независимый характер, который проявлялся в ее речи: быстрой, насмешливой, временами язвительной. Она легко ухватывала суть любого разговора и вскоре, презрев субординацию, вклинивалась в него, рассыпая четкие вопросы, меткие замечания и делая заключительный, часто нелицеприятный вывод. И хоть черты лица ее были совершенны, талия узка и гибка, переходя выше и ниже в соразмерные выпуклости, к 22 годам Беатриче умудрилась отпугнуть всех женихов. (То, что она бастард, женихи знали, но знали и то, что кардинал может завещать ей все свое состояние).

Алекс же, глядя на нее, не переставал умиляться:

– Ее словно тоже перенесли из моей эпохи, Кристиан. Ах, какая девочка! Какая женщина!

– Полная противоположность моей Сюзанне, – мрачно констатировал Кристиан. – И вот эту говорящую змею ты заставишь меня соблазнять?

– Я пока не решил, – унял его страхи партнер. – Жизнь покажет.

– То есть мы будем сюда таскаться, пока ты не скажешь "Будем брать"? А каким предлогом замотивировать наши визиты?

– Уже придумал, – парировал профессор. – Мы будем репетировать пьесу Шекспира "Много шума из ничего". Беатриче будто срисована оттуда, ну а тебе придется стать Бенедиктом.

– Час от часу не легче! Зачем нам это?!

– Великолепные пьесы Шекспира (ты это не будешь отрицать?) известны пока только в Англии. Кому-то надо продвигать их на континент? Вот с Милана и начнем. Глядишь, зима незаметно пройдет, Беатриче сможем обуздать и публика к театру высококлассному потянется – а то все глазеет на кривляния Панталоне и Арлекино....

– Тогда, может, поставим трагедию? Мне "Гамлет" очень понравился....

– Эта пьеса о чужеземцах, а "Много шума..." – пьеса очень итальянская, веселая. И мы можем перенести действие в Милан. Из испанцев же оставим только негодяя Хуана. Не спорь, соглашайся.

– А где мы других актеров возьмем?

– Надо уговорить Джулио и Джованну, иначе никак. Ему дадим роль Клавдио, а ей – Геро. Джованна хоть родила троих детей, но выглядит очень молодо. И скромна как Геро.

– Там еще больше десятка ролей....

– Пригласим итальянских офицеров, а прислужниц Геро сыграют ее служанки. Саму же пьесу разыграем в галерее палаццо, а зрителей соберем во внутреннем дворе – туда войдет человек триста.

– Но пьесу надо еще перевести на итальянский язык!

– Что ж, посижу, поупираюсь. Ты можешь пока помечтать о чем-нибудь....

– До чего ты упрям, человек из будущего. Как асфальтовый каток....

– Ха-ха! Нахватался у меня образов....

Когда Кристиан появился-таки в палаццо Борромео, к нему первой из господ выскочила Беатриче:

– Где Вы изволили пропадать, синьор Анхальт? Гоняли по снегу своих солдат?

– А вот и нет, синьорита Беатриче, – улыбнулась пропажа. – Решил вас очень-очень удивить. Все эти дни я переводил веселую комедию английского драматурга Шекспира "Molto Rumore Per Nulla" и теперь предлагаю нам разучить ее и сыграть перед публикой.

– Нам – это мне, Вам и кому еще?

– Джулио и Джованне, их слугам и моим итальянским офицерам.

– А Джулио об этом знает?

– Я ему расскажу, а Вы убедите. Или Вам не по душе моя затея?

– Очень по душе! Но хотелось бы все-таки эту пьесу прочесть....

– Всенепременно, синьорита. А с Джованной проблем Вы не предвидите?

– Ей тоже скучно, как и мне. И она еще не успела превратиться в матрону. Да вот сами у нее спросите....

Тут в гостиную вошла Джованна (миниатюрная, милая, домашняя) и рассказ Кристиана пошел по второму кругу – но задумка его была одобрена. Уговаривать Джулио пообещали обе дамы.

В итоге многочисленных переговоров все роли были розданы и доморощенные актеры стали их разучивать. Больше всего текста было у Беатриче и Кристиана, но они учили его в охотку, часто совместно и много при этом улыбались, взращивая взаимную приязнь. Потом пошли групповые репетиции, где все путались, а Кристиан, режиссируя сцены, злился. Злился, но вида не показывал (Алекс бы его заел). Хорошо хоть с декорациями и костюмами проблем не было – изображали практически современность. Постепенно сцены стали "вытанцовываться", а у актеров, осознавших это, появился интерес.

На общей репетиции вновь все пошло кувырком: надо было четко распределить массу актеров (более 20) и осуществлять контроль времени. Понадобился внешний режиссер, не участвующий в спектакле. Им стал сам кардинал Борромео, пришедший взглянуть на необыкновенную затею своей родни и странного кондотьера из Богемии. А в конце февраля состоялась репетиция генеральная, которой кардинал руководил уже с полным знанием дела.

– Что ж, – сказал он по ее завершении, – Нестыковок еще много, но спектакль получился. Я даже получил от него удовольствие. Будем через день представлять. Сбор публики я обеспечу.

Глава сорок третья. Представление началось

Первого марта 1624 г днем во дворе палаццо Борромео собрались самые изысканные жители Милана, но преимущественно молодые. Над этим скопищем людей (числом под 400) стоял ровный гул голосов. Взоры всех были обращены к галерее второго этажа, пока пустой. Но вот на нее вышел Ведущий, поднял руку, унимая голоса и начал пояснительный текст:

– Мы представляем на ваш суд свой спектакль по пьесе английского драматурга Вильяма Шекспира, которая называется "Много шума из ничего". В угоду миланцам место действия пьесы изменено на город Новару, хорошо вам известный. Время действия отнесено нами к походам Франческо Сфорца, то есть лет на 80 назад. Итак, войска Франческо одержали очередную победу и движутся на отдых в Новару. А вот перед вами граф Новары по имени Леонато, его дочь Геро и племянница Беатриче, а также гонец, прибывший от Сфорца.

Леонато берет из рук гонца письмо, читает и спрашивает:

– Из этого письма следует, что капитан-генерал прибудет вечером к нам в Новару?

Гонец: – Я оставил его милях в трех отсюда.

Леонато: – Сколько дворян вы потеряли в сражении?

Гонец: – Немного, а из знати – никого.

Леонато: – Победа является двойной, когда победители возвращаются без потерь. В письме говорится, что в битве особо отличился флорентиец по имени Клавдио. В Новаре живет его дядя, которого такая весть обрадует.

Беатриче: – Скажите, а синьор Фехтовальщик тоже возвращается?

Гонец: – В нашем войске я такого не знаю....

Геро: – Кузина имеет в виду синьора Бенедикта из Милана

Гонец: – А, наш весельчак! Он у нас заговоренный....

Беатриче: – Скажите, а много он на этой войне убил людей и съел? То есть много ли он убил? Потому что съесть убитых обещала я....

Леонато: – Право, племянница, ты слишком нападаешь на синьора Бенедикта. Он доблестный воин....

Беатриче: – Да, когда бывает с дамами; а каков он с кавалерами?

Леонато: – Не принимайте, сударь, всерьез выходок племянницы. Между ней и Бенедиктом идет шуточная война: стоит им сойтись, как начинается переброска остротами....

Беатриче: – А кто теперь его приятель? У него ведь каждый месяц новый названный братец....

Гонец: – Он чаще всего бывает в обществе того самого Клавдио.

Беатриче: – О господи! Он ведь хуже чумы! ППомоги Боже благородному Клавдио! Если он заразится Бенедиктом, леченье обойдется ему в тысячу дукатов.

Леонато: – Ну, племянница, как бы тебе не сойти с ума: ты ведь больше всех с Бенедиктом время проводишь....

Гонец: – А вот и капитан-генерал!

На галерею входит молодой еще Франческо Сфорца в сопровождении дона Хуана, Бенедикта и Клавдио.

Франческо: – Леонато! Вы встречаете нас на балконе, причиняя себе беспокойство....

Леонато: – Синьор капитан-генерал! С Вами в мой дом беспокойство никогда не приходит. Ведь когда оно исчезает – остается облегчение, а когда Вы меня покидаете – остается огорчение.

Франческо: – И все же Вы слишком охотно берете на себя заботы. А это, вероятно, Ваша дочь?

Леонато: – Ее мать не раз мне это говорила.

Бенедикт: – А Вы разве сомневались в этом, спрашивая у жены?

Леонато: – Нет, синьор Бенедикт, ведь Вы тогда были еще ребенком

Франческо: – Получайте плюху, Бенедикт. Но право, синьорита, Вы очень походите лицом на этого достойнейшего мужчину.

Бенедикт: – Хоть синьор Леонато и отец Геро, но я уверен, что она ни за что не согласилась бы иметь его голову на своих плечах.

Беатриче: – Удивляюсь, как это Вам охота все время болтать, синьор Бенедикт, когда на Вас никто не обращает внимания.

Бенедикт: – Как, милейшая Шпилька, Вы разве здесь?

Беатриче: – Где еще быть Шпильке, если не рядом с таким удобным предметом для уколов, как Вы, синьор?

Бенедикт: – Вот для того, чтобы уберечься от женских уколов, я не люблю ни одной женщины, хотя многие из них склоняли меня к любви.

Беатриче: – В этом я похожа на Вас: для меня приятнее слушать, как собака лает на ворон, чем как мужчина клянется мне в любви.