Текст книги "Хроники тридцатилетней войны (СИ)"

Автор книги: Николай Васильев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Васильев Николай Федорович
Хроники тридцатилетней войны (полный вариант)

Хроники тридцатилетней войны

Николай Васильев

Глава первая. Финал старого самца

Санаторный срок, настоятельно рекомендованный недавно прооперированному профессору М-ского университета, доктору исторических наук Долгинову Алексею Михайловичу, подходил к концу, чему он, откровенно говоря, радовался. Нет, предписанные ему процедуры были эффективны и каждая по-своему вливала бодрость в исхудавшее за двухмесячное лежание на больничной койке немолодое тело. Однако после дневных процедур начинались "процедуры" вечерние, которые значительно снижали достигнутый терапевтический эффект. Много раз Алексей Михайлович клял себя за решение поселиться в двухместном номере, с компаньоном – "во избежание скуки". И подгадал: компаньон попался ему контактный и энергичный. Назвался этот 50-летний мужичок Борисом, категорически скрывая свое отчество ("меня никто еще по отчеству не зовет!"), потом объявил, что вечерний отдых в санатории должен быть активным и выставил на стол бутылку грузинского коньяка. Алексей Михайлович с сомнением хмыкнул, но пригубив первую рюмку, был приятно удивлен: почти как памятный ему с советских времен "Варцихе"! Приметливый Борис заулыбался ("Во-от! Мне в магазин его прямо из Грузии поставляют!") и начал рассказывать о себе, любимом. Первый флакон прикончили на середине этого рассказа (живого и довольно занимательного), и Боря извлек откуда-то его двойник. Профессор выставил протестующе ладонь, но сдался-таки под водопадом слов. В итоге едва заставил себя раздеться перед нырком в постель.

Вечер второй отличался от первого только тем, что в перерыве между двумя бутылками того же конька (его запас оказался у Бори феноменальным!) кореша сыграли с десяток партий в бильярд. На третий вечер Боря привел в номер еще двух мужичков и уговорил Алексея Михайловича расписать "пулю" – с непременным распитием того же прекрасного напитка. Префом закончился и четвертый вечер.... И пятый....

Вечером шестого дня профессор категорически отказался от сидения в номере и двинул поначалу в бассейн. Днями он в нем уже плавал (в порядке обязательной процедуры), но вечером зашел впервые. В раздевалке он не без удовольствия осмотрел в зеркале свое длинное, похудевшее тело, потом скривился на лысину и подувядшую физиономию и, вздохнув ("Когда успел так постареть?"), вышел к бассейну. Тот был красиво подсвечен лампами, но посетителями не богат: два пузатых старичка поочередно плюхались в него со стенки, а в другом конце неспешно плавали три женщины лет за 50 – смутно ему знакомые, довольно симпатичные, но, увы, полноватые (качество, которое Алексей Михайлович совсем не любил в женщинах – и в молодости и особенно теперь, в пожилых годах). Нырнув с торца, он прошел эффектно половину дорожки кролем, но быстро запыхавшись, перешел на неспешный брасс. Проплывая мимо троицы женщин, окинул их взглядом (все три пристально его рассматривали), остался при прежнем мнении на их счет и повернул обратно. Доплыв до старичков, вылез на борт, посидел некоторое время в шезлонге, осознал всю скуку этого сидения и пошел под душ.

Вернувшись в номер, Алексей Михайлович переоделся в ансамбль из черной шелковой рубашки и черных же вельветовых джинсов (еле отбившись от приглашений картежников и выпивох) и двинул в танцевальный зал, где ежевечерне звучала музыка. Но был тотчас разочарован: в зале танцевали лишь две пары (одна женская), да на стульях сидело еще около десятка женщин. Формат их был все тот же: полноватые и возрастные. Взгляды женщин оборотились к застывшему в дверях довольно интересному мужчине, но тот постоял совсем недолго и пустился прочь. Куда? В бильярдную, больше некуда. Благо, что в ней оказалась пара игроков, с которыми и удалось скоротать вечер. Так что в следующие вечера пришлось вернуться в компанию к Борису.

Вдруг в субботу все в санатории переменилось: на два дня в него были запущены совершенно здоровые и преимущественно молодые люди с целью активного отдыха! По коридорам и парковым дорожкам забегали дети, а уж бассейн ими просто кишел. Мало отставали от них папы и мамы, а также пока бездетная молодежь. Алексей Михайлович тоже пошел погулять (в субботу лечебных процедур почти не было), с удовольствием вглядываясь в молодые женские фигурки и лица. Как вдруг за одним из поворотов аллеи он столкнулся лицом к лицу с аспиранткой своей кафедры, Лилечкой Заблоцкой!

– Лиля! – воскликнул, улыбаясь, профессор. – Ты какими здесь судьбами?

– Решила Вас навестить, Алексей Михайлович, – заулыбалась в свою очередь Лиля (стройная кареглазая брюнетка 28 лет, на которой взгляд завкафедры всегда непроизвольно останавливался). – Вы ведь запретили нам навещать Вас в больнице? Вот мы с Милой (сзади Лили притулилась еще одна молодая сотрудница кафедры, менее взрачная) и нагрянули в этот санаторий – пока Вы из него не уехали....

– В самом деле? Вы шутите, конечно. Но я рад вас видеть. Здесь, правда, не так уж весело....

– Это нас здесь не было! К тому же руководство санатория уверило, что по случаю выходных дней здесь будут организованы Малые олимпийские игры, в которых смогут участвовать только разнополые пары. Соответственно, я прошу Вас, Алексей Михайлович, взять меня к себе в пару. А Милочка за нас поболеет....

– Олимпийские игры? То есть надо будет бегать, прыгать, что-то метать и бросать? Я Вас категорически во всем подведу....

– Не волнуйтесь. Бегать и прыгать будем в мешках, бросать баскетбольный мяч в корзину, плаваете Вы здесь каждый день, наловчились поди? Будут еще стрелялки пейнтбольные и борьба пара на пару – тут я постараюсь нашу команду вытащить.... К тому же главное не победа, а участие, а еще главнее, что мы будем проделывать это вместе. Правда?

При этих словах Алексей Михайлович вгляделся в хитро прищуренные Лилины глазки, и ему показалось, что в их глубине кроется некий иной, затаенный смысл. Позвоночник его враз оцепенел, во рту пересохло, и он еле сумел вымолвить: – Согласен, Лилечка.

Посмотреть на потешные соревнования пар собрались почти все пациенты и гости санатория. Криков и смеха было полно, но самим участникам было не до смеха. Всем очень хотелось победить, и потому розыгрыш каждого вида был полон борьбы и страсти. Дождавшись своей очереди в беге (оба участника в одном мешке), профессор предложил аспирантке схимичить и бежать ему одному – взвалив ее на плечо с наказом держать крепко края мешка. Трудно сказать, получила ли их пара преимущество по времени, но падений они избежали и оказались в итоге третьими. Это место они удержали и после бросков мяча в корзину: Лиля бросала не ахти, зато у Алексея Михайловича, игравшего в студенчестве в баскетбол за сборную института, сохранился хорошо поставленный «крюк», благодаря чему он занял первое место. Не подвел он и в плавании, но кроль вымотал его до крайности. Лиля, как и обещала, отлично отстрелялась в пейнтбол (хватило очков на двоих) и победила свою соперницу в борьбе – зато профессор вновь был «в мыле», так и не сумев одолеть более молодого брюхана. Все же третье место осталось за ними.

– Ура! – возликовала Лиля. – Это же медаль, пусть и бронзовая, пусть потешная! Алексей Михайлович, Вы мой герой и я обязуюсь Вас вознаградить. Как – сама придумаю, но после дискотеки. Вы ведь составите мне компанию на танцполе?

– Если отдышусь, Лилечка. Что-то у меня сердце закололо....

– Так, от болей в сердце я знаю древнеиндийскую мудру, – безапелляционно заявила Лиля. – Ставьте указательный палец на основание большого пальца, а концы большого, среднего и безымянного соединяете в щепоть. То же на второй руке. Минуты через 3 или 5 боль должна исчезнуть, ждите. Ждите, ждите.... Ну как, прошло?

– И в самом деле прошло, Лилечка! – удивленно констатировал профессор. – Вот это чудеса....

– Не чудеса, а напрасно утраченное древнее знание о человеке, – сказала Лиля. – Пользуйтесь теперь, действует лучше валидола и нитроглицерина.

На дискотеке было в этот раз полно танцующих. Какое-то время Лиля и Алексей Михайлович подражали общему стилю (поднятые вверх руки при суетливом движении ногами), но потом Лиля подошла к диджею (вызвался быть им самостийно) и уговорила его объявить эксклюзивный танец – под дискету, которую ему подсунула.

– Внимание! – заговорил диджей. – Для любителей старины сейчас прозвучит рок энд рол! Предлагаю всем очистить танцпол и посмотреть, как танцевали наши предки!

Лиля же подошла к профессору и сказала: – Ну, Алексей Михайлович, покажите им класс, а я Вам попробую соответствовать. Вы ведь все еще помните?

– Смерти Вы моей хотите, Лиля, – ужаснулся профессор. – Я не танцевал рок лет двадцать!

– Это же совсем недавно. Ну, музыка пошла, берите меня за руку и крутите!

Из музыкального центра, действительно, понеслась в зал рвано-ритмичная американская музыка 50-х годов, под которую ноги Алексея Михайловича сами пошли в дерганый пляс, а руки потянули Лилю на себя, потом влево, вправо, за спину и вдруг выдернули ее из-под раздвинутых вовремя ног, перевернули и заставили напрыгнуть на поясницу, опрокинули деву к полу, вернули к груди и, оттолкнув от нее, вернули на танцпол. Потом полностью податливая Лиля перекатывалась через спину своего неистового партнера, вращалась юлой в кольце его рук и плясала, плясала, плясала.... Большая часть этого танца прошла под плеск аплодисментов. Но вот танец закончился и Лиля, взглянув в счастливое, но измученное лицо Алексея Михайловича, потянула его к выходу из зала и дальше, дальше, дальше – пока не остановилась у своего номера. Быстро открыв ключом дверь, она втянула желанного мужчину в темную комнату и, прижав к стенке, впилась губами в его уста. Дальше она не говорила ни слова, а лишь проворно освобождала его от одежд и укладывала в постель. Затем сбросила все с себя и прямо-таки с урчанием стала вновь целовать его лицо и тело. Когда же ощутила подъем соответствующей части мужского тела, то разом оказалась в позе всадницы и начала активные поступательно-возвратные движения....

Тут стоит, пожалуй, уведомить читателя о характере хирургической операции, произведенной Алексею Михайловичу. Ему успешно удалили аденому простаты, но предупредили, что сексуальные контакты в продолжение месяца нежелательны. Впрочем, месяц был уже на исходе, да и, судя по значительной эрекции, секс уже вернулся в профессорское бытие. Ах, Лилечка, какой подарок ты мне сделала, страстью зажгла, к полноценной жизни вернула! Боже мой, какое счастье, какой прилив чувств! А-а-а!

Но вдруг профессор, только что переживший сильнейший оргазм, упал на грудь своей прелестницы и перестал слышать и видеть, чувствовать и дышать. Ошеломленная, несчастная Лиля бросилась искать дежурного врача, нашла его, но тот лишь констатировал смерть от обширного инсульта.

Глава вторая. Реинкарнация

Куда же устремляется душа, покинувшая тело на пике любви? Оптимист скажет, что в рай, пессимист отправит в ад, а скучный реалист потребует сначала обнаружить эту душу в пределах тела. Хитромудрые индусы настаивают на реинкарнации душ в тела различных животных и даже в людей (интернет полнится "документальными" воспоминаниями о прошлых жизнях). А современные фантасты недавно как с цепи сорвались и стали переселять души в людей разнообразных прошлых эпох – делая иногда оговорки об их функционировании в параллельных мирах Земли.

Так что же произошло с душой негаданного эротомана Алексея Михайловича? Она ощутила себя в сознании и теле молодого мужчины, только что воспрявшего ото сна посреди обширной старинной кровати с балдахином. Инстинкт подсказал молодцу, что в его организме что-то не в порядке. Особенно донимала голова, в которой уже роились совершенно непривычные мысли и эмоции.

– Was ist mit mir Los? (Что это со мной?) – вопросил мысленно мужчина по-немецки.

– Meine Seele hat sich zu dir niedergelassen (К тебе подселилась моя душа) – ответил тоже мысленно и тоже по-немецки быстро сориентировавшийся профессор, в числе многочисленных достоинств которого было также владение основными европейскими языками.

– Чья душа? – возопил в страхе реципиент. – Ты демон?!

– Нет, всего лишь твой отдаленный потомок. Я только что умер, и Богу было угодно поместить мою душу и разум в тебя. Не переживай, я легко уживаюсь с толковыми людьми.

– Мне не нужен никакой подселенец! – продолжал паниковать молодой человек. – Изыди, сатана!

– Неужели ты из тех, до кого истина доходит лишь после неоднократных повторений? Нас совместил вместе Бог, который к тебе явно благоволит – иначе зачем ему было награждать молодого пентюха развитым зрелым разумом, наполненным невероятными для вашего времени знаниями? Но уточним: какой сейчас идет год от рождества Христа?

– Тысяча шестьсот девятнадцатый, – буркнул реципиент.

– И мы с тобой находимся где?

– В Гейдельберге, – с той же миной дополнил мужчина.

– Ага, – быстро сориентировался историк. – То есть в столице Пфальца, которым ныне правит курфюрст Фридрих Пятый со своей английской женушкой Элизабет Стюарт. Или они уже отбыли в Богемию, на коронование?

– Нет, хотя письменное предложение из Праги поступило.... – подтвердил сквозь зубы терпила.

– И, наконец, еще вопрос: как тебя звать-величать?

– Кристиан, сын фюрста Анхальт-Бернбургского....

– Чудесно! – враз вспомнил этот исторический персонаж Алексей Михайлович. – Ты уже ведешь свой подробный дневник?

– Откуда Вы знаете о дневнике? Я его никому не показываю....

– Напоминаю: я твой потомок и этот дневник объемом в 17 тысяч страниц в свое время проштудировал. Тем ты и остался знаменит в истории Дойчланда....

– И больше ничем? – не удержался от вопроса молодой человек.

– Ну-у, ты вскоре будешь храбро биться во главе своего полка с имперскими войсками под Прагой, но они вас все же опрокинут. Придется бежать к себе в Бернбург и выпрашивать прощения у императора Фердинанда. Потом ты женишься, а после смерти отца станешь править Анхальт-Бернбургом и отбивать атаки все тех же имперцев.... Но это случится только в том случае, если мы с тобой будем сидеть сложа руки и полагаться на волю судьбы. Только я думаю, что Бог не зря подселил к тебе мою душу: нет, он надеется, что мы сможем повернуть колесо истории в другую колею. Очень уж долгой и кровавой стала начавшаяся в 1618 г битва католиков и протестантов в пределах Священной Римской империи ....

Спустя час Кристиан фон Бернбург (в компании с Алексеем Долгиновым) прохаживался по большому залу Гейдельбергского замка среди многих других дворян в ожидании утреннего выхода курфюрста Пфальца и его амбициозной жены. Наконец с небольшого балкончика прозвучали серебряные звуки двух горнов, и высокие двери государевых покоев отворились, явив взорам присутствующих владетельную чету. Они стояли на пороге зала статные, молодые (по 23 года), улыбающиеся, в бархатных одеждах темно-синих тонов и с неизменными в ту эпоху обширными кружевными воротниками. Парикам они предпочли собственные волосы: почти черные, вьющиеся у Фридриха и рыжеватые у Элизабет. У обоих венценосцев были выразительные, «живые» глаза: у него зеленоватые, у нее серые. Его лицо было классических пропорций, которое почти не портили традиционные для 17 века усишки и козлиная бородка. В ее обличии бросался в глаза длинный, фирменный для Стюартов нос – но белый овал лица, яркие губы, лукавые глаза, брови в разлет легко компенсировали этот недостаток. О ее телосложении судить было трудно, так как она была в очередной раз беременна и уже на значительном месяце, но свой живот носила с большим достоинством.

Владетели Пфальца слаженно двинулись внутрь зала, милостиво кивая своим вассалам налево и направо, одаривая их улыбками и нигде не задерживаясь, пока не достигли невысокого сдвоенного трона в противоположном конце зала, где и упокоили свои попетты. Здесь к курфюрсту тотчас приблизился сановитый аристократ лет пятидесяти и стал ему что-то тихо говорить.

– Похож на тебя, – машинально отметил Долгинов.

– Немудрено, это мой отец, канцлер Пфальца, – с ноткой гордости рек Кристиан.

– Вот черт, я ведь про него много читал, мог бы и сам догадаться, – подосадовал подселенец.

– Только чертыхаться всуе не надо, мы не на поле боя, – сделал замечание реципиент.

– Я же не вслух богохульствую, – послал примирительную мысль профессор.

– Богохульствовать и мысленно не стоит! – дожал его малек.

– Ладно, скажи лучше, чего ради здесь собралось столько дворян?

– Сегодня состоится очередной суд курфюрста.

Глава третья. Курфюрстов суд.

Через некоторое время зал преобразился: слуги внесли в него длинный стол и кресла для членов суда, а также стулья для всех присутствующих дворян и дворянок. Наконец герольд объявил слушание первого дела, в котором речь пошла об имущественном споре двух соседних баронств. Алексей Михайлович исправно пытался вникать в аргументы сторон, но вскоре в них запутался. Зато судьи, переговорив между собой, присудили одному из баронов некий луг, а второму отдали пристань на реке. Курфюрст одобрил решение кивком головы, и бароны пошли восвояси, покачивая головами, но, кажется, вполне удовлетворенные.

Дело второе вообще оказалось формальным, поскольку касалось вступления в наследство некоего риттера (рыцаря) в связи со смертью отца. Других претендентов на это наследство не оказалось, поэтому судьи проставили печать на документ, а курфюрст положил руку на плечо новоиспеченного рыцаря и тот занял место в зале среди других дворян.

Зато третье дело резко подняло градус интереса в зале: в нем граф Гуго фон Эрлих обвинил свою падчерицу Сюзанну фон Эттинген в прелюбодеянии и требовал наказать ее (и ее совратителя) по законам Каролины. Этот громогласный аристократ пятидесяти лет сразу стал Алексею Михайловичу отвратителен, в чем с ним согласился и Кристиан. Обвиняемую (скромно одетую симпатичную девушку лет шестнадцати) им очень захотелось защитить. Ее "соблазнителя" на суде не было ("он в бегах", пояснил залу один из судей), зато присутствовали два свидетеля со стороны опекуна: его кастелян и командир его "кригсгефольге" (дружины).

По словам истца в один из вечеров командир дружины, проходя мимо комнаты фреляйн Сюзанны, услышал в ней какие-то подозрительные звуки. Он поспешил сообщить об этом кастеляну, а тот – графу, после чего все трое ввалились в ту комнату и увидели прыгающего в окно недавно нанятого на службу риттера фон Баха, а в постели под одеялом – Сюзанну в одной ночной рубашке.

– Об одном жалею! – сказал в заключении своей речи Гуго фон Эрлих, – Что я не успел схватить этого негодяя и пронзить обоих прелюбодеев шпагой – как я проделал это 10 лет назад, когда застал "на горячем" мать этой шлюхи. Действительно, яблоко от яблони недалеко катится! Но надеюсь, что высокий суд все-таки лишит жизни ту, что я опекал в течение 10 лет и которая меня в "благодарность" невыносимо оскорбила.

Защитное слово Сюзанны фон Эттинген (из графского рода Швабии) фактически не состоялось: она начала было что-то говорить, но залилась слезами. Судьи стали перешептываться и перебрасывать друг другу какие-то бумаги.

– Я знаю, как ей помочь – инициировал мысль Алексей Михайлович. – Подойди к своему отцу и попроси наедине тебя выслушать.

– Вы так уверены в успехе? Прелюбодеев у нас никогда еще не оправдывали....

– Уверен. Иди, не теряй времени!

Кристиан пробрался за спинами зрителей почти к трону и, улучив момент, помаячил рукой отцу. Тот нахмурился, но подошел к сыну.

– Этот негодяй лжет, – заявил с ходу дублер Кристиана. – Похоже, что и жену свою он сгубил и падчерицу губит из корыстных соображений. Наверняка у жены было богатое приданое, которое с окончанием опеки над девушкой он может потерять. Поэтому он мог сам подстроить оба свидания с дамами, чтобы всех переколоть. Разве не похоже на правду?

– Что за бред? Впрочем, до свадьбы Гуго действительно был небогат, а приданое позволило ему жить на широкую ногу. Верно и то, что свадьба приемной "дочери" уведет остатки того приданого к ее мужу.... Неужели можно быть таким злодеем?

– Его свидетели, конечно, пристрастны, но если их допросить конфиденциально, то могут обнаружиться несоответствия в их показаниях: по поводу одежд Сюзанны и этого риттера, наличия у него шпаги, обуви и так далее. Куда он кстати выпрыгнул? Или все-таки спустился по веревочной лестнице? Ну, а будет разнобой в показаниях, изменится и отношение судей к этому делу. Добьем же мы их требованием осмотра Сюзанны повивальной бабкой – если обнаружится, что она еще девушка, то и факта прелюбодеяния не будет. Помоги свершиться правосудию, отец!

– Хм, ты меня почти убедил. Дело действительно темное. Хорошо, я приму меры....

Наградой "дуалисту" явилось полное оправдание обвиняемой (после получаса допросов кастеляна и вояки и пятиминутного медицинского освидетельствования девы), а также обещание судей вернуться к двойному убийству 10-летней давности, совершенному графом фон Эрлихом. В довершение ко всему Сюзанна вывалила на судей признание о попытке опекуна принудить ее к замужеству с ним, которое она с негодованием отвергла – и получила взамен тот самый фарс с прелюбодеянием.

– Что же произошло у Вас с фон Бахом? – спросила ее курфюрстина.

– Он осмелился целовать мои руки, – засмущалась Сюзанна. – И я подумала, что этого достаточно для признания меня прелюбодейкой....

– Это очень похоже на библейскую историю о Сусанне и двух вожделевших ее старцах, – с улыбкой добавил канцлер. – Если бы не мудрое разбирательство пророка Даниила, быть бы ей казненной.

– Да, Ваше очередное вмешательство, Кристиан, в работу моего суда не позволило свершиться жуткой ошибке, – улыбнулся и курфюрст.

– Ihr Freund! (Ваше сиятельство!) В этот раз инициативу проявил мой повзрослевший сын. Я действовал по его подсказкам.

– Как там сказал этот фон Эрлих? Яблоко от яблони недалеко падает? Иногда даже негодяй может выразиться очень точно. Поздравляю Вас с таким талантливым сыном, фон Анхальт-Бернбург!

– Можно и мне высказать похвалу, мой повелитель? – спросила, улыбаясь, Элизабет. – Подойдите ко мне, молодой фон Бернбург.

Кристиан, сердце которого зачастило ("Ты что, неровно дышишь к курфюрстине?" – подивился подселенец), поднялся со стула, подошел к трону и со всем возможным изяществом поклонился первой красавице (так ему казалось) Пфальца.

– Я решила взять милую Сюзанну к себе во фрейлины, – сообщила ему доверительно Дама. – И потому очень Вас благодарю за то, что Вы первым распознали ее непорочную чистоту и сохранили ее для меня. Отныне и Вы будете ходить у меня в любимчиках. Вы рады?

– Очень рад, Ваше сиятельство. Очень (добавил уже Алексей Михайлович).

– А Вы куртуазны, Кристиан, – чуть удивилась уроженка Шотландии. – Я тронута. Можете идти.

Глава четвертая. Сводничество.

Через несколько дней Алексей Михайлович вполне освоился и в новом теле и в новом времени. Шел конец сентября, который в средней части долины Рейна традиционно был еще теплым. Понукаемый подселенцем Кристиан вышел на плац, простирающийся перед Гейдельбергским замком, и, опираясь на парапет, по-новому оглядел лежащий внизу город: море красных черепичных крыш (реже серых сланцевых) над двух-трех– и четырехэтажными аккуратными домами, несколько церквей со стреловидными кирхами (где-то среди них затерялся и знаменитый университет), ладный каменный мост через неширокий Неккар и крутой зеленый отрог за ним. Оборотившись к замку, он с не меньшим удовольствием осмотрел его нарядный трехэтажный фасад (Фридрихбау) с просторными застекленными окнами ("Ох и посыплются они, когда враги подступят к замку со своими мушкетами и пушками!" – посожалел профессор), затем более древние и глухие стены замка с пятью башнями по углам ("Тут можно будет какое-то время пообороняться" – продолжил он).

– Когда это случится? – горько спросил Кристиан.

– Через три года. Если мы с тобой не подсуетимся и не сможем помочь Фридриху и обожаемой тобой Элизабет.

– Что я должен делать?

– Пока пойдем в сады. По такой погоде где-то там мы должны повстречать курфюрстину с ее фрейлинами. Думаю, мимо тебя она не пройдет....

Сады в "английском стиле" были разбиты с десяток лет назад восточнее левого крыла замка, на той же горной террасе, занимая не менее 10 гектаров. В самой дальней части садов был устроен кольцевой лабиринт, а рядом с ним росло множество нарочито хаотичных куп высоких кустарников, за которыми было легко прятаться желаюшим "пошалить" дамам и кавалерам. Элизабет Стюарт обосновалась на скамейке как раз в центре этого иррегулярного уголка сада и с покровительственной улыбкой наблюдала за игравшими в прятки фрейлинами. Кристиан, заметивший издалека пару фрейлин, вышел все-таки на местоположение курфюрстины неожиданно и замер как вкопанный.

– Ба, так это милый Кристиан к нам в компанию пожаловал, – чуть насмешливо отреагировала Дама. – Но по дороге сюда Вы, видимо, лишились языка и способны лишь буравить меня глазами?

– Простите меня, Ваша светлость, – еще более смутился Кристиан, но подпихнутый изнутри попаданцем, продолжил: – "Глаза – зеркало души" – сказал кто-то из мудрецов прошлого. А Ваша душа столь прекрасна, что я готов неотрывно смотреть в глубину Ваших глаз – ощущая при этом, что таю, таю и таю как лед под весенним солнцем....

– Вы что же, влюблены в меня, Кристиан? Это любовь сделала Вас таким красноречивым?

– Если Вы гневаетесь, я тотчас замолчу и удалюсь с Ваших глаз....

– И будете в этом удалении плакать? Пожалуй, еще постойте здесь и тайте дальше. Впрочем, дайте мне лучше Ваши руки: по своему опыту я знаю, что пожатья рук больше способны рассказать о чувствах мужчины. О-о! Да они у Вас просто пылают! А теперь и моя кровь всколыхнулась и резво побежала по всему телу! Бедный мальчик! Как мне Вас жаль: иметь такой пыл и не иметь возможности его утолить.... Или Вы готовы овладеть мной на седьмом месяце беременности? Не сверкайте так глазами, я пошутила....

– Я не смею думать о плотской любви с Вами.... Вы алтарь, на который я молюсь....

– Сейчас мы проверим, как Ваши мысли сочетаются с Вашим пылом. Сюзан!! Девушки, позовите сюда Сюзанну!

Наконец из-за кустарниковых куп показалась Сюзанна в окружении двух подруг и Кристиан (вместе с Алексеем Михайловичем) оторопел: она за эти дни чудо как похорошела, забыв, видимо, свои горькие дни и впустив в жизнь радости бытия. Впрочем, при виде Кристиана ее оживленное лицо внезапно сильно покраснело, а резвые движения стали вдруг скованными. Потупив глаза, она приблизилась к курфюрстине и сделала книксен.

– Что глазки опустила, резвушка? – спросила с доброй усмешкой Дама. – Это Кристиан тебя так напугал? Подай мне твои руки.... В меру горячие. А теперь соедини свои руки с руками Кристиана. Постойте так, а я посмотрю.... Что я вижу: вы стали похожи на две распускающиеся красные-красные розы! Теперь что угодно мне говорите, но Вы явно друг к другу неравнодушны. Идите пока, Сюзан и вы, девушки....

Оставшись с фон Бернбургом вновь наедине, Элизабет сказала:

– Что ж, Кристиан, я рада, что смогла найти себе замену в Вашем сердце.

– Это не так, Ваша светлость.... – заикнулся все еще пунцовый молодец, но Дама его перебила:

– Этот вопрос мы с Вами закрыли. Предоставьте мне идти предначертанным путем и лучше подумайте о своем будущем. Вам уже двадцать лет, кровь в Ваших жилах, как я убедилась, бурлит и не дело продолжать лишать себя радостей любви. Почему бы Вам не жениться? К примеру, мы с Фридрихом поженились в 17 лет и ничуть об этом не жалеем. Я понимаю, что Ваш статус фюрста предписывает взять в жены дочь князя или герцога, но в среде европейской аристократии достаточно случаев, когда князья брали в жены и графских дочерей – особенно если их приданое оказывалось значительным. Так вот, судя по тому, как идет следствие по вновь открытому делу графа фон Эрлиха, ему не миновать смертной казни. А поскольку детей собственных он так и не заимел, то все его имущество по закону должно отойти приемной дочери, то есть Сюзанне. Притом у первого мужа ее матери, рано погибшего графа фон Эттингена, умер недавно единственный бездетный сын и имущество этого рода тоже перейдет к Сюзанне – так что она вскоре окажется очень богатой, завидной невестой. Стоит также вспомнить, что по матери она принадлежит к графскому роду фон Кауниц из Силезии, а этот род там очень влиятелен. Не отвечайте мне сейчас ничего, но устремите свои мысли в нужном направлении. Обещаете подумать?

– Обещаю, Ваша светлость,– вяловато сказал Кристиан.

– Я добавлю, что спокойного времени у нас осталось очень немного. Это секрет, но Вам я его доверю: в октябре весь наш двор отправится в Прагу, так как мой Фридрих практически согласился стать королем Богемии. Если в эти дни Вы будете искать встреч с Сюзанной, то я не стану чинить Вам препятствий. Ну а в Праге на всех нас навалится слишком много дел. На этом пока прощайте, пылкий юноша, – хохотнула Элизабет и махнула рукой в сторону замка.

На обратной дороге Кристиан и Алексей Михайлович вступили во внутричерепную дискуссию.

– Как она меня отбрила! – посетовал фон Бернбург.

– И правильно сделала, – проворчал профессор. – Упорствовать дальше в этой дури миннезингерской смешно. О земных радостях надо думать, а не фимиамами на алтаре себя охмурять.

– Сердцу не прикажешь! – упорствовал Кристиан.

– А ты попробуй! Разве Дама была неправа, когда подметила обоюдное волнение во время соединения рук с Сюзанной?

– Это от нее исходил сильный ток крови!

– И он тотчас породил волну чувств в крови твоей! Не спорь, я сам это ощутил....

– Не хочу даже спорить. Постойте, Вы ведь очень многое о моей жизни знаете.... Скажите, когда я женюсь и на ком?

– Дай бог памяти.... Году, пожалуй, в 1625, сосватают тебе дочь герцога Шлезвиг-Гольштейна, которая родит очень много детей. Но! Большинство из них будут иметь слабое здоровье и поумирают. В живых останется не более пяти, из поздненьких.

– Вы это не сейчас придумали?

– Лгать близкому человеку можно только в крайних случаях. А ближе тебя у меня никого нет и не будет.

– Ладно, прошу прощения. А эта Сюзанна.... Она кажется очень здоровенькой....

– Мне тоже так показалось. А еще кажется, она в тебя уже влюблена.

– Вот влюбчивая какая: то риттера этого привечала, а теперь ко мне оборотилась....

– Все по законам природы: будучи под гнетом этого гада, потянулась к приличному молодому человеку; узнав, что на суде от смерти спас ее ты, воспылала признательностью к тебе. А то, что ты оказался еще симпатичным и знатным, превратило эту признательность в любовь. Так что, отвергнем Сюзанну в угоду женитьбе через 6 лет на худосочной герцогине? Или угодим будущей королеве Богемии, приняв сейчас из ее рук в жены богатую и здоровехонькую графиню?